Текст книги "Принц и инспектор Вест"

– Настоящая королева, правда? – прошептал Джонсон.

Роджер заметил, что сам улыбается.

Но скоро перестал: в зал вошли Уайттекер и Джанет, и Уайттекер совершил чудо, отыскав два места. Они не видели Роджера, но он видел, что едва они сели, как рука Боба заиграла на спинке стула Джанет и раз или два задержалась на ее плече. Было бы, конечно, смешно и странно требовать, чтобы он не делал этого.

Девушка начала петь, и в зал полились кристально чистые звуки.

С первой же минуты все замерли, даже официанты не двигались; никто не трогал стаканы и чашки, никто не двигал стульями и не прикуривал сигареты. Восхищение преобразило лица собравшихся, а девушка пела; ее манера была совершенно естественна, без всякого позирования или наигранности. С таким голосом она достойна была петь в «Ла Скала».

Она спела три песни. Роджер не знал ни одной из них и не понимал ни слова, но это не имело никакого значения. Пока она пела, Роджер забыл и о Джанет, и об игривой руке Уайттекера, и о Барнетте, и об испуганной девушке там, в отеле, и даже об итальянце, ради которого пришел сюда. Ничего не существовало, кроме этого голоса.

До тех пор, пока она не кончила петь.

Когда голос девушки смолк, воцарилась тишина, а затем стены содрогнулись от овации и криков восторга.

Теперь Роджер опять увидел руку Уайттекера, уверенно устроившуюся на плече Джанет. Наклонившись, он что-то нашептывал ей, и их лица были совсем рядом. Джанет слегка покачала головой.

«Проклятый мерзавец…»

– Красавец, – зашептал сержант Джонсон, забывшись, – вон тот парень, который был с Барнеттом.

Роджер отвел взгляд от Джанет и Уайттекера, чтобы разглядеть итальянца, пробиравшегося сквозь толпу. Два официанта заметили его и немедленно поспешили на помощь. Он сел за маленький столик, по-видимому специально зарезервированный для него. Аплодисменты не смолкали, и девушка стояла со сложенными руками, улыбаясь, как маленький ребенок, довольный тем, что хорошо прочитал стишок.

– Вы уверены, что это тот самый человек? – спросил Роджер.

– Абсолютно, сэр.

– Вы думаете, мы сможем последовать за ним?

– Мы можем попытаться, – сказал Джонсон. – Где-то поблизости должен быть запаркован его здоровенный автомобиль. Всегда можно определить, когда у этих людей есть деньги. Слишком он молод.

Роджер кивнул головой.

Ему хотелось получше рассмотреть итальянца, и было неприятно, что его взгляд все время невольно обращался к Джанет и Уайттекеру. Самым неприятным было то, что он сам устроил их тет-а-тет. Только сейчас он разглядел в Уайттекере те неприятные черты, которые раньше не замечал: чрезмерное легкомыслие или трусость, которую он проявил тогда со змеей (хотя можно ли укорять за это человека?), или его откровенное признание, что он мог бы втереться в друзья к Энн Пеглер, но не сделал этого лишь из-за того, что боялся потерять благосклонность Северини. На все это в отдельности находились вполне убедительные объяснения, но если собрать все вместе, да еще добавить его руку, которая то скользила по волосам Джанет, то гладила ее плечи, то неудивительно, что Уайттекер совсем низко пал в его глазах.

«Ладно, забудь это и не будь дураком!» – подумал Роджер.

Итальянец выглядел лет на тридцать пять. Его оливковая кожа была очень гладкой, даже какой-то слегка припудренной – обычно такая бывает у всех хорошо одетых людей. Но, по-видимому, на ней все же скоро проступит черная щетина. Он казался не интересным, а просто прилизанным, с довольно длинным крючковатым носом, пухлыми губами и круглым подбородком, который можно было назвать слабовольным. Он слушал девушку, приоткрыв рот и закрыв глаза, так что можно было подумать, что он дремлет.

– Я вот что скажу вам, сэр, – проговорил Джонсон после долгого раздумья. – Проще всего было бы спросить, не может ли он сам ответить на некоторые вопросы, касающиеся Барнетта. Мы быстро определили бы, говорит ли он правду – мой итальянский меня не подведет. Кстати, однажды я слышал, как он разговаривал с одной английской парой и, если не считать небольшого акцента, его английский был на таком же уровне, как ваш или мой. Попробуйте, сэр, ведь если мы его упустим, мы можем потом пожалеть, что не сделали попытку зацепить его.

– Прежде всего попытайтесь выяснить, не знают ли официанты его имени и откуда он прибыл.

– О’кей, сэр. – Джонсон согласился, но было очевидно, что он не одобряет такой подход.

Он поговорил с официантом, который кивал головой, обещая навести справки. Девушка опять начала петь, и публика замерла. Лишь пальцы Уайттекера продолжали двигаться.

Песня закончилась.

На этот раз девушка ушла со сцены и скрылась за дверью. Казалось, никогда и нигде зал не взрывался такими горячими аплодисментами, как здесь сейчас. Девушка была не просто хороша, она была изумительна. И придет, конечно, время, когда она…

«Проклятый Уайттекер!»

Подошедший человек тронул Джонсона за плечо и что-то прошептал ему на ухо. У Джонсона округлились глаза, а; толстые губы изобразили «О». Затем он наклонился к Роджеру и тихо проговорил:

– В гостинице неприятное происшествие, сэр. Муччи убили, когда он пытался скрыться от полиции. Северини просит вас, сэр, вернуться. Хотите, чтобы я остался и выяснил, кто этот малый?

9. ГИОРГИО ПАРЕЛЛИ

Роджеру надо была быстро решить: пойти с этим, одетым в штатское посланцем Северини в отель и выяснить, что произошло с Энн Пеглер, или отдать предпочтение своему основному заданию. Надо сказать, что думать ему очень мешала рука Уайттекера, с вопиющей бесцеремонностью лежавшая на плече у Джанет. В этот момент Уайттекер убрал ее и доставил тем самым Роджеру кратковременное облегчение.

Итальянец, за которым наблюдал Роджер, расплатился с официантом, и тот зашел за его спину, готовый отодвинуть стул, как только посетитель встанет. Люди, толпившиеся позади столиков, начали расходиться, официанты забегали с заказами, сделанными еще до того, как девушка начала петь, а посетители стали шумно обсуждать концерт.

– Что вы сказали, сэр? – Джонсон отлично знал, что Роджер не произнес ни слова.

Роджер посмотрел на итальянца.

– Попросите посланца передать Северини, что я ненадолго задержусь, – сказал Роджер.

– Хорошо, сэр.

Подозрительный итальянец прошел мимо Роджера на расстоянии вытянутой руки. Роджер и Джонсон последовали за ним. Быстрым и уверенным шагом он шел в направлении собора мимо пустых лавок и кафе с освещенными окнами. Кафе опустели; лишь одно, расположенное у площади, было залито светом и наполнено веселым шумом и музыкой. Под арками колоннады ярко горели огни, но за ними уже царила ночь. Освещенный со всех сторон, кафедральный собор одиноко сверкал в бархатной темноте.

– Один официант сказал мне, что знает английскую пару, с которой ужинал этот парень в ту ночь, – сказал Джонсон. – Их звали Коррисонами. Женщина – настоящая красавица, а он занимается нефтяным бизнесом. Большой делец.

– Нефть – это серьезно, – задумчиво проговорил Роджер.

– Так точно, сэр. Поводом для приезда принца сюда послужила большая сделка по нефти, не так ли?

Итальянец пересекал площадь.

Роджер и Джонсон следовали за ним, отставая на несколько ярдов. Дважды он оглянулся, а затем изменил тактику: достигнув противоположной стороны площади, он задержался у тротуара, пропуская мотоцикл, и оглянулся назад. Слишком нервно? Но любой человек, преследуемый двумя массивными фигурами, вел бы себя так же. Итальянец поставил ногу на тротуар и еще раз резко обернулся. Бледный свет падал на его гладкое лицо и темные глаза.

– Чего вы хотите? – спросил он по-итальянски.

Джонсон ответил по-итальянски, его речь лилась свободным потоком и даже звучала музыкально, что было совершенно неожиданно при его раскрасневшейся толстой физиономии.

Итальянец, по-видимому, почувствовал облегчение.

– Я хорошо говорю по-английски, – обратился он к Роджеру и вопросительно посмотрел на него. – Это верно, что вы полицейский из Скотленд-Ярда?

– Да. – Роджер сунул руку в карман. – Моя карточка…

– Вы же не станете обманывать? – спросил итальянец, но посмотрел на нее. – Я не знаю, чем могу вам помочь, но… Зачем мы здесь стоим? Мы можем поговорить в моей машине. Или, если вы предпочитаете, в кафе.

– Вы не подвезете нас в отель «Муччи»? – спросил Роджер.

– Если вы этого хотите. Моя машина там, – человек указал на темную улочку по другую сторону собора.

– Вот что, сэр, – произнес Джонсон с озабоченным видом, – я оставлю вас здесь, а у меня есть еще одно дело.

Он незаметно подмигнул Роджеру, и тот понял, что Джонсон имеет в виду: он возьмет такси и поедет за машиной итальянца.

«Серьезный человек Джонсон!»

– Хорошо, займитесь своими делами, встретимся в отеле.

– Да, сэр, – сказал Джонсон и ушел.

– Признаюсь, я ничего этого не понимаю, – произнес итальянец, когда они пересекали дорогу, – но меня успокаивает одно немаловажное обстоятельство – моя совесть абсолютно чиста. – Его натянутая улыбка свидетельствовала о том, что, возможно, не так уж она и чиста. – Там под фонарем зеленый автомобиль.

Это была большая сверкающая американская машина: «бьюик» или «кадиллак». Итальянец открыл дверцу и встал рядом, пропуская Роджера. Он не спешил, и Джонсон успел взять такси со стоянки на площади и последовать за ними.

Сиденья были мягкими и удобными, мотор работал бесшумно.

– Меня зовут Гиоргио Парелли, – сказал итальянец. – Я из Генуи и в Милане нахожусь уже несколько дней по делам. Я не знаю, каким образом наши пути пересеклись.

– В понедельник вы ужинали с тремя англичанами. Это были мистер Барнетт и мистер и миссис Коррисон.

Итальянец окинул его острым испытующим взглядом:

– Да, это было. Мистер и миссис Коррисон и с ними их друг. Я забыл его имя. Я полагаю, вы также не очень хорошо помните, мистер Вест. Чета Коррисонов не могла бы…

– Меня больше интересует их друг, – прервал его Роджер. – Вы хорошо его помните?

Итальянец пожал плечами:

– Настолько, насколько может помнить человек, видевший его час или два. Он меня не интересовал. У него было какое-то дело к Коррисонам, но я не знаю, какого рода. Я получал удовольствие, будучи хозяином, оказывая им внимание, но он на меня не произвел большого впечатления. Кроме… – Они огибали угол возле полицейского на постаменте, и итальянец улыбнулся. – Кроме того, что он обладал прекрасным аппетитом. Мне он показался худым и голодным человеком. Он что, совершил какое-то преступление?

– Вы что, не знаете, что он убит? – прямо спросил Роджер.

Парелли был поражен. Они миновали полицейского, проехали мимо «Ла Скала» и повернули к отелю «Муччи». Здесь было гораздо спокойнее, чем у кафедрального собора. Машина почти бесшумно скользила по дороге и мягко покачивалась на ухабах.

– Итак, это был тот англичанин, которого убили. Барнетт. Нет, я не знал. Я читал в газетах, это верно, но по фотографии я его не узнал, – сказал Парелли. – Я понимаю ваше желание знать, где он был до нашей встречи, но помочь вам ничем не могу, мистер Вест.

– Где можно найти Коррисонов?

– Сейчас они в Лондоне. Они вылетели туда вчера вечером.

– Вы можете дать мне их лондонский адрес?

– Конечно. В любом случае вы можете сами это узнать, поскольку вам же известно, что они останавливались в отеле «Виктор Эммануил». Но я уверен, что они тоже ничего не знают.

– Ваши друзья Коррисоны не говорили с вами о Барнетте?

– Ни слова. Он был их другом, а может быть, просто знакомым, которого они встретили в Милане и которого хотели пригласить на ужин. Для них это создавало некоторые затруднения, поскольку они были моими гостями, но для меня, конечно, это был пустяк. Что касается Барнетта, он говорил очень мало, но ел много и ушел очень поздно.

– Он ушел один?

– Он распрощался с Коррисонами у их отеля. Я предложил подбросить его, но он сказал, что это рядом и он пройдется пешком. Так что Коррисоны пошли к себе, а он – к себе. Я о нем больше не думал.

– Не было каких-либо разговоров о пленке?

– Я не слышал. – Ответ прозвучал мгновенно.

– Вы не видели, чтобы он передавал что-нибудь Коррисонам?

– Коррисонам? Нет, не видел. Дайте подумать. Мистер и миссис Коррисон и я ожидали в ресторане прихода этого человека: он опоздал на десять минут. Мистер Коррисон оставил нас во время ужина на несколько минут, но этот человек, как его имя?..

– Барнетт.

– Он не оставался наедине с мистером Коррисоном, – заявил Парелли. – И я могу сказать с полной уверенностью, что не видел, чтобы он что-либо передавал Марку Коррисону или его жене. Я могу еще что-нибудь сделать для вас, мистер Вест? – Парелли всем своим видом показывал, что устал от расспросов.

Роджер задумчиво произнес:

– Я не думаю. Дайте мне, пожалуйста, лондонский адрес Коррисонов и ваш адрес в Милане и Генуе: это может понадобиться. Начальник местной полиции, вероятно, захочет встретиться с вами, но сейчас это не обязательно.

Они подъезжали к отелю, у главного подъезда которого было множество машин, собралась небольшая толпа и стоял фургон.

– Я готов в любое время посетить начальника полиции, – заверил Парелли. – Коррисоны живут в Лондоне на Марлинг-сквер, семь, в Майфер.

Это не просто Майфер, это один из немногих районов Лондона, все еще заселенных миллионерами, где коммерция еще не отвоевала жилые здания под офисы, за исключением одного, где находилась лондонская штаб-квартира гигантской нефтяной компании, которая заключила сказочную сделку с принцем Асиром и Джардией, сделку, аналогичную той, которую заключил принц с Италией.

Роджер вспомнил это имя – Коррисон, вспомнил он и о том влиянии, которое оно имело в Англии. Марк Коррисон – глава английской компании «Ангито», спокойный, скромный финансист, сделавший состояние на мировых рынках, особенно в сфере нефтяного бизнеса; его женитьба на лондонской модельерше произвела сенсацию год назад или около того.

У него были обширные интересы. Он участвовал во многих крупных сделках, владел пакетом акций «Рэмп ньюспейперс» – газетной группы, контролировавшей «Глоб» и другие национальные ежедневные газеты. Ему принадлежали театры, ночные клубы, рестораны; в самых разнообразных сферах деятельности он считался, что называется «денежным мешком».

– Этот ваш мистер Коррисон является главой «Ангито»? – спросил Роджер.

– Да, мистер Вест, – ответил Парелли. – Я имею честь представлять мистера Коррисона в Северной Италии. А здесь я находился в связи с приемом принца Асира. И Коррисоны приехали сюда для этого. Но для вас эти подробности могут быть неинтересны. Именно в связи с этим обстоятельством я встретился с начальником полиции и, естественно, буду рад встретиться с ним еще раз.

Ему не пришлось долго ждать.

Они вышли из машины и направились к отелю, в это время два санитара вынесли оттуда на носилках прикрытое белой простыней тело человека. Роджер вспомнил, как этот, лежащий сейчас на носилках, человек важно прошествовал через гостиничный дворик, напугав до смерти Энн Пеглер.

Северини с надменным видом шел позади носилок.

– Что случилось? – спросил Парелли. – Я слышал, что на принца сегодня было нападение. Это так?

– Да, – сказал Роджер.

Он подошел к фургону, в то время как санитары задвигали внутрь тело, а Северини наблюдал за ними с каменным лицом. «Почему он решил сопровождать тело?» Около машины собирались люди, и полиция старалась держать их на расстоянии. Целые семьи и ребятишки – обитатели улиц наблюдали за всем с захватывающим интересом, который всегда вызывает смерть.

Был ли там во время покушения карлик?

А может быть, ребенок?

Карлик Марко отошел от толпы, собравшейся около отеля «Муччи», вместе с группой ребятишек, многие из которых были выше него ростом. Спустя некоторое время он сел в трамвай, шедший в старую часть города. Там он вышел и зашагал по темным узким улочкам, где люди все еще сидели около низеньких дверей и открытых окон, наслаждаясь ночной прохладой. Дышалось здесь значительно труднее, чем на широких улицах или более открытых местах. Добравшись до дома в конце улицы Роса, он вошел в низкую дверь и начал медленно подниматься по каменной лестнице, пока не достиг верхнего этажа. Здесь горел тусклый свет, и около открытого окна сидели две женщины – одна старая, другая молодая. Они смотрели на темную улицу, где еще била ключом жизнь.

Карлик прошел через комнату, едва взглянув на женщин. В следующей комнате у открытого окна в инвалидной коляске сидел старик с трубкой в желтых зубах и слезящимися глазами.

– Ты пришел поздно, Марко, – сказал он хриплым голосом. – Но это неважно. Скажи мне, что тебе передал Витторио Муччи.

Карлик стоял прямо перед ним.

– Ему теперь больше нечего сказать, – ответил он, – потому что полицейские пришли допрашивать его. Меня там не было, но Муччи пытался убежать, полицейские стреляли в него, и он был убит. – Карлик перекрестился, то же сделал и старик. – Но у меня есть кое-какие новости, – тихо продолжал Марко. – Теперь известно, что пакет, вероятно с пленками, отправлен в Англию. У Барнетта были бланки для адреса, один он испортил и выбросил. Муччи узнал об этом и нашел его.

Марко достал из кармана смятый листок и протянул его старику. На нем значилось: мисс Гризельда Барнетт, III, Бинг-Меншнз, Лондон, СВ 3. Большая клякса залила слово «Англия» и запачкала несколько других слов.

Старик медленно спросил:

– Как ты достанешь теперь этот пакет, Марко?

– Я поеду в Англию, – сказал карлик. – С твоего разрешения, Зара.

Старик прикрыл глаза жилистой рукой, словно хотел защитить их от света. Затем он долгим взглядом посмотрел в лицо карлику. Марко, не дрогнув, спокойно встретил этот взгляд.

– Я не понимаю тебя, Марко, – произнес старик. – Ты поедешь в Англию? Это верно, что ты говоришь по-английски, верно, что ты там провел целый год; правда, уже давно. Но как ты поедешь туда сейчас? У тебя столько денег, что ты сможешь потратить их на такую поездку?

– Да, денег достаточно, – ответил Марко.

– Откуда?

– Среди членов Братства, которое ты создал давным-давно, есть много богатых людей. Не беспокойся, Зара.

Он повернулся и вышел.

Старик долго сидел, устремив в пространство невидящий взгляд, словно доискивался правды, которую ему не сказал карлик.

10. ТРЕВОГА

Глаза Северини сверкнули, когда он перевел взгляд с Роджера на Гиоргио Парелли. От Северини исходил сильный запах бренди, он без конца потирал руки.

– Синьор Парелли, – сказал он. – Я был бы признателен вам, если бы вы навестили меня завтра утром. Лучше предварительно позвоните, чтобы договориться о подходящем времени.

– Хорошо, я сделаю это, – пообещал Парелли.

– Весьма вам благодарен. – Северини наклонил голову, давая понять, что разговор окончен. Пока ему удавалось контролировать все свои действия. – Джино, – обратился он к стоящему рядом с ним человеку, – проводи синьора Парелли к его машине.

– Доброй ночи, – сказал Роджер.

– Рад был познакомиться с вами, – ответил Парелли, пожал ему руку и пошел с Джино к машине.

Роджер, тут же забывший о нем, медленно повернулся к Северини. Улыбка на лице начальника полиции была очень странной – свирепой и насмешливой одновременно.

– У вас была очень удачная ночь, инспектор.

Роджер заставил себя улыбнуться.

– Иногда это бывает.

– Хотел бы, чтобы и у меня было так же, – сказал Северини. – Все время, что я занимаюсь этим делом, у меня ощущение, будто кто-то бросает мне в глаза песок. Мелкий горячий песок, от которого я никак не могу избавиться. Покрасневшие глаза, казалось, подтверждали его слова. – И что в результате? Естественно, я ослеп. Я не вижу очевидных вещей, хотя мне на них указывают. Возьмите, например, сегодняшнюю ночь. Вы говорите мне о Муччи и советуете проследить за ним. Я не соглашаюсь. Я советуюсь с шефом, и он тоже не соглашается. Я иду к Муччи, чтобы поговорить с ним, но его предупреждают. При попытке к бегству в него стреляют, и рана оказывается смертельной. – Северини нервно перекрестился. – Возможно, в дальнейшем я буду следовать вашим советам. – Он начал разговор довольно спокойно, но теперь прямо-таки осатанел. – У нас был Муччи, кого можно было заставить объяснить многое! А теперь?! Что мы можем делать теперь? У Муччи была сотня знакомых, которых можно было бы допросить. Не друзей, людей, которые могли помочь ему в чем угодно. У него был племянник в зоопарке, который сказал нам, что достал змею для Муччи. Зачем? Он клянется, что не знает. Я еще кое-что скажу вам: у него был кузен даже в моем заведении и… Но я слишком много болтаю, прошу прощения. Как вы отыскали Парелли?

– Просто удача, – сказал Роджер. – Джонсон видел его с Барнеттом.

Северини закрыл глаза.

Они поднялись на третий этаж и оказались в комнате, где утром находился убийца и где сейчас хозяйничала полиция. Северини медленно направился к окну.

– Если я не слепой, я многое должен увидеть. Какого роста должен быть человек, чтобы стрелять отсюда? Я пытался стрелять сидя и убедился, что точность попадания незначительна. Стрелять с колена – глупо, если можно это делать стоя. Только ребенок мог стрелять отсюда. Ребенок или карлик. И вы уже советовали мне поискать подобное существо. Но мы должны быть уверены. Инспектор, не могли бы вы помочь мне в небольшой реконструкции? Возьмите двоих моих людей и расположите их там, где стояли вы и принц сегодня утром. Мы сделаем заметки на окне, произведем выстрелы под этим углом и выясним, куда попала пуля. Эта информация будет полезна; не так ли?

– Ну, конечно, я вам помогу.

Реконструкция заняла полчаса, и они закончили за полночь. Все это время Роджера не покидала мысль о Джанет. Смотрел ли он на голую стену или в лицо сослуживцев Северини – он видел две головы: Джанет с ее вьющимися пышными волосами и Боба с белокурыми кудряшками и маленькой лысинкой на затылке. И руку Уайттекера, скользящую по волосам Джанет.

Что случилось с ним? Он ревнует Джанет?

Эти мысли мешали ему сосредоточиться на работе, и он решил собраться.

Сейчас он знал уже значительно больше: у Коррисонов могла быть пленка или пленки. Барнетт мог оставить их в туалете или в отеле «Виктор Эммануил» для Коррисонов – это нужно проверить. Либо он мог передать их кому-нибудь другому или просто отправить в Англию по почте. Теперь, когда стало известно о Коррисонах, можно было быстро получить информацию о Барнетте в Англии. Выяснение его личности могло бы очень помочь.

Роджер заказал разговор со Скотленд-Ярдом. В этом ему помог бодрый оператор, знающий английский. Вернувшись в свою комнату, он стал ждать звонка. Чтобы отвлечься от мыслей о Джанет и Уайттекере, Роджер занялся изучением результатов реконструкции, которую провел Северини. Он пользовался пневматическим пистолетом и пластиковыми пулями, оставлявшими небольшой след и не причинявшими ущерба. Ни одна из тех, что были нацелены на Асира или то место, где принц стоял, не коснулась поврежденной части большого встроенного шкафа. Но одна пуля, выпущенная в середину окна – не в Роджера или принца, стоявших по бокам, – угодила прямо в середину поврежденного настоящей пулей места. Можно было предположить, что карлик сильно волновался и выстрелил с испуга, когда в комнате задвигались люди.

«А где же была Джанет?»

Зазвонил телефон, и этот звук взбудоражил его: он прекрасно знал, что это звонок из Лондона, но где-то в глубине души теплилась сумасшедшая надежда, что звонит Джанет. А зачем ей звонить? Бодрый оператор сообщил, что Скотленд-Ярд на проводе. Роджер ответил: «Грацие», услышал восхищенный возглас, а затем – усталый голос суперинтенданта Меррита, который, как было известно Роджеру, в этом месяце дежурил в ночную смену. По мнению сослуживцев, Меррит был примитивным человеком, лишенным всякого воображения, во многом он напоминал Джонсона.

– Привет, Красавец, что за шум? Не знаешь, куда девать деньги?

Роджер постарался настроиться на сердечный тон.

– Постарайся сначала немного послушать, прежде чем начинать болтовню, – ответил Роджер и представил себе ухмылку на крупном лице Меррита. – Если ты так устал, найди кого-нибудь, чтобы записать то, что я скажу. Мы узнали кое-что по поводу парня, который называл себя Барнеттом. Он ужинал в Милане в понедельник вечером с мистером и миссис Марк Коррисон. Это нефтяная компания «Ангито ойл». Предположительно, он их друг. Выясни, что они знают о нем. Сделаешь?

– У них много денег?

– Куча. И еще, Меррит, – запомни это, – возможно, Барнетт был убит, потому что был свидетелем другого убийства и заснял его на кинопленку. Есть, по-видимому, и другие, более ранние пленки. Убийцы разыскивают эти пленки, а они могут быть у Коррисонов. Не считай меня слишком осторожным, но сделай так, чтобы Коррисоны, если пленки у них, поняли нависшую над ними опасность. Особенно, если они их проявили и просмотрели.

– Минутку, – сказал Меррит. Последовала короткая пауза и затем: – О’кей. Вопрос в том, зачем Барнетт отдал эти пленки Коррисонам?

– Его я уже не могу спросить, – сказал Роджер.

– Что-то ты сегодня такой высокомерный! – воскликнул Меррит. – Что-нибудь еще нам подбросишь, грея свою задницу под итальянским солнцем? Сегодня во второй половине дня была дьявольская буря. Похоже, жара теперь спадет, и могу сказать, что я об этом не жалею.

Он замолчал.

– Я обо всем сообщу в докладе, который передам по телеграфу или пришлю авиапочтой, – сказал Роджер.

– О’кей. Я скажу помощнику командира, что ты был так добр, что справился о нем. Ну хорошо, а как там Джанет?

– О, прекрасно проводит время.

– И все за счет налогоплательщиков, – пробормотал Меррит. – Мне кажется, я должен сообщить об этом в «Манчестер гардиан». О’кей, Красавец, пока!

Роджер медленно положил трубку, немного посидел, а затем встал и подошел к двери. Было уже очень поздно – начало третьего. Те первые неоправданные приступы самолюбия уже не вызывали в нем злости, зашевелилось что-то более серьезное. Сейчас он начал беспокоиться по-настоящему. Джанет не стала бы по своей воле задерживаться так долго, не предупредив его. Уайттекер мог, конечно, разгуляться, но не до такой степени.

Роджер спустился на лифте. Внизу в холле сидели два полицейских в форме. Здесь же находился дежурный портье. Все они расположились вокруг стола и играли в карты. Увидев Роджера, они вскочили, но он жестом показал, что они могут продолжать игру. Вращающиеся двери были закрыты, но боковые не были заперты; портье подбежал, чтобы помочь Роджеру, но опоздал.

– Спасибо, – сказал инспектор и вышел на улицу. Три мотоцикла проехали мимо, оглушив его грохотом. Свет фар приближавшегося автомобиля ритмично покачивался вверх и вниз. Автомобиль свернул ко входу во дворик и остановился, тихо урчал мотор. Уличные фонари, фары машин и мотоциклов отражались на рельсах трамвая. Несколько человек направлялись к отелю. Люди двигались и по другой стороне улицы, что была ближе к зоопарку. Соединив руки и склонив друг к другу головы, шла пара: они явно обитали в другом измерении.

Роджеру встретилась семья: быстрый в движениях коротышка-отец, тащивший в каждой руке по ребенку, возбужденная девушка с малышом на руках и мать, которая несла одного ребенка на руках, а другого вела за руку. И это в такой поздний час! Все они странно спешили и не смотрели на отель. Их шаги разносились далеко вокруг.

Они завернули за угол.

На мгновение широкая улица опустела. Перед глазами Роджера стояло лицо Джанет: она стояла у окна во двор и смотрела на него. Но не так, как на Асира, а с каким-то глубоким чувством. Сейчас он уже не злился: его охватило чувство глубокого беспокойства.

Было половина третьего.

Он подождет до трех, и тогда…

Что еще он мог сделать – только позвонить Северини?

Без четверти три он почувствовал, что больше не может выносить такое напряжение, перестал шагать по улице и поспешил в отель. Он так быстро ворвался в вестибюль, что напугал троицу игроков. Поднявшись в номер, он подбежал к телефону, снял трубку и замер, уставившись на окно, рядом с которым Джанет сегодня разговаривала с принцем Асиром. Без сомнения, это был один из самых замечательных моментов в ее жизни.

– Алло?

– Начальника полиции, пожалуйста, синьора Северини.

– Си, синьор.

Северини, конечно, спит. Это были те немногие часы, когда он мог позволить себе расслабиться, и у него, без сомнения, будет не очень хорошее настроение, когда его разбудят. Но, вероятно, потребуется вечность, чтобы разбудить его. Сразу его все равно не дадут; сначала соединят с дежурным, который постарается куда-нибудь отфутболить Роджера; а почему бы и нет? Если бы он мог найти кого-нибудь, кто говорит по-английски…

– Это Северини, – отрывисто произнес Северини. – Это вы, Вест?

– Прошу прощения, что беспокою вас, – сказал Роджер. Он был удивлен и безумно рад, что Северини оказался за своим столом и настроен дружелюбно. – Теперь ваша очередь смеяться надо мной. Я ужасно обеспокоен. Моя жена ушла поужинать с Уайттекером из «Глоба». Какой-то ресторан на крыше около кафедрального собора. И они еще не вернулись.

– Что вы сказали?

– Они… не… вернулись.

– В такое время? – воскликнул Северини. Это восклицание еще больше подстегнуло беспокойство Роджера. – Они не сказали, что будут поздно?

– Нет, я ожидал их около двенадцати часов.

– Везде все закрывается вскоре после полуночи, кроме погребков-притонов, – быстро произнес Северини. – Хорошо, Вест, я сделаю запрос сейчас же. Приходите сюда или мне позвонить вам?

– Если вы не возражаете, я подойду к вам.

Глаза у Северини были красные.

Он был не в своем кабинете, а в большой комнате на первом этаже, которая несколько напоминала информационный отдел Скотленд-Ярда. На одной стене висели карты Милана, а на другой – таблицы, около которых стоял полицейский в серой форме и передвигал фишки, обозначавшие патрульные машины. Шесть полицейских сидели у телефонов и двое у радиотелефона. Комнату заполнял шум голосов, и все, находившееся здесь, отличались мрачным и сосредоточенным видом.

– Ну, Вест, – рука Северини легла на плечо инспектора, – я не думаю, что нам придется долго ждать известий. Мы выяснили, что, выйдя из ресторана «Каспери», находящегося на крыше, они сели в такси. Они опоздали туда, потому что заслушались певицу в кафе. Сейчас мы разыскиваем шофера такси и ждем сообщений от полиции и других людей, которые могли их видеть потом. Это не будет долго. – Бледные нервные пальцы стали твердыми. – Не беспокойтесь, мы найдем ее, – Теперь, когда у него появилось новое дело, которое не было для него дополнительной нагрузкой, Северини казался более уверенными спокойным.

– Этого газетчика Уайттекера вы знаете хорошо?

– Не очень, но у него хорошая репутация в Лондоне.

– И недавно приобретенная здесь в отношении женщин, – сухо произнес Северини. – Могу сказать вам, не так уж много вещей проходит мимо нас. Уайттекер, как и многие другие, был хорошим журналистом. Возможно, несколько ленивым и надоедливым, но в меру. Он хорошо знает Милан и другие районы Италии. Но несколько месяцев назад он переменился. Он начал бродить по притонам. Дважды к нам поступали жалобы о том, что он напивался в тех местах, которые ваш Джонсон называет нереспектабельными, связывался он и с уличными девками. Он тратит значительно больше денег, чем зарабатывает. Когда мне доложили об этом, что я мог сказать? Как вы говорите – пусть жена беспокоится.