Текст книги "Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2"

Глава 45

Черная Роза недовольна услугами Одри. – Донна Хайвер желает заменить Лору в программе «Обеды на колесах». – День рождения: декламация стихов домашнего сочинения, опусы Мендельсона и немного рок-н-ролла в исполнении счастливого мистера Палмера. – Лиланд объясняет причины своего хорошего настроения, но доктор Хайвер имеет на этот счет особое мнение. – Донна и Мэдлин пытаются судить о литературных способностях Гариэтт, но разговор сводится к эротике, как и всегда, когда две девушки остаются наедине. – Может ли забеременеть последовательная лесбиянка? У Гариэтт готов ответ на этот вопрос. – Как не веселились гости, им приходится расходиться по домам.

Управляющая казино «Одноглазый валет» черноволосая Блэкки лежала на невысокой, обитой бархатом кушетке. Две девушки поглаживали ее ноги, ласкали шею, руки и грудь. Блэкки прикрыла глаза. На ее лице блуждала довольная усмешка.

Раздался короткий негромкий стук в дверь. – Входи! – едва приоткрыв губы, сказала Блэкки.

Дверь распахнулась, и мужчина пропустил перед собой Одри Хорн.

Девушка была в коротеньком черном платьице, которое облегало ее фигуру.

Одри спокойно прошла на середину комнаты и остановилась перед Блэкки.

Плечистый вышибала в официальном костюме и при галстуке остановился у двери и скрестил на груди руки. Он был готов повиноваться любому приказанию управляющей казино. Достаточно было Блэкки только моргнуть глазом или кивнуть головой, как этот верзила тут же, не задумываясь, бросится исполнять ее приказ. Ему неплохо платили, и он был доволен своей жизнью и поэтому беспрекословно подчинялся каждому слову Блэкки.

Одри Хорн неуверенно переминалась с ноги на ногу, но избрала тактику нападения. Она недовольно скривила пухлые губки и громко сказала: – Кто этот человек? – девушка ткнула пальцем в грудь вышибалы. – Почему он без моего разрешения ворвался ко мне в комнату? – Знаешь, детка, хозяин был разочарован твоей вчерашней выходкой, – медленно говорила Блэкки.

Девушки продолжали все так же гладить ей руки, шею, грудь. – Знаете, в чем дело, просто хозяин оказался не совсем в моем вкусе, – немного капризно сказала Одри Хорн и провела пальцем по гладкой поверхности стола.

Блэкки неохотно поднялась и прошла на середину комнаты. Она едва заметно махнула рукой, подзывая к себе Одри. Та торопливо исполнила приказ и стала перед хозяйкой казино.

Блэкки провела ладонью по ее щеке, по шее, по плечу, заглянула в глаза. – А кто же тогда в твоем вкусе, детка? – поинтересовалась она.

Ее голос был тих, но в нем слышалась угроза. Одри всматривалась в ее стареющее лицо, в морщинки у глаз, в отвисшую у шеи кожу. – Только не ты, так что не обижайся, – Одри постаралась улыбнуться как можно более развязно, но в то же время искренне.

Кивком головы Черная Роза подозвала вышибалу. Тот быстро подошел и схватил Одри за плечи, крепко прижав к себе.

Одри попыталась вырваться, но это было бессмысленно. Мужчина держал ее своими мощными руками, как будто тисками. – Давай разберемся с тобой, принцесса, – все таким же тихим, охрипшим голосом произнесла Блэкки и взяла Одри за лицо, больно сжав. Она держала девушку так крепко, что ее длинные ногти впивались в щеку. – Я не желаю больше слышать в моем заведении жалобы на тебя, – сказала Блэкки, глядя прямо в глаза Одри. – Если ты тут работаешь, то все, все без исключения, должны быть в твоем вкусе. Ты это понимаешь?

Одри попыталась вырваться, но это ей не удалось. Ее взгляд встретился со взглядом Блэкки, и она поняла, что проиграла.

Вечером пошел дождь. Он был холодный и крупный. Капли барабанили по карнизам окон, и те отзывались глухим звоном. Улицы быстро сделались пустыми и безлюдными. Только поблескивали лужи, в которых отражались редкие фонари и темное как бархат ночное небо. – Норма, это ты? Это звонит Донна Хайвер.

Да, я узнала тебя, Донна.

Слушай, -отозвался из трубки немного усталый голос Донны.-Я звоню тебе насчет программы «Обеды на колесах». Норма, если ты не возражаешь, я хотела бы взять Лорин маршрут.

Некоторое время Норма раздумывала, но потом согласилась. – Да, конечно, я не против. Ты окажешь нам очень большую услугу. – Хорошо, Норма. Это просто прекрасно. Спасибо. Но у меня есть еще один вопрос. Не позволишь ли ты мне воспользоваться фургоном, который есть в твоем кафе? … Спасибо, Норма, спасибо, я так и знала, что ты согласишься. – Донна, ну что ты там разговариваешь по телефону, скорее возвращайся к столу! Ведь тебя все ждут. – Сейчас, я уже окончила разговор, иду.

Донна приостановилась на несколько секунд перед зеркалом, взглянула на свое отражение и улыбнулась сама себе: она явно выглядела хорошо. – Сейчас, мама, сейчас иду, – она откинула со лба темную прядь волос, подвела и без того ярко накрашенные губы и заспешила к столу, где ее уже все ждали.

Сегодняшним вечером в доме Хайверов был день рождения их младшей дочери Джесси. Сегодня ей исполнялось десять лет. Она приехала к родителям от бабушки, где жила последних два месяца. На десятилетней белокурой девчушке было белое газовое платье, в волосах поблескивала корона, в руках она держала серебристый жезл.

Миссис Хайвер, когда Донна села в кресло, обвела всех присутствующих взглядом, останавливаясь на лицах гостей.

А гостями сегодня в доме Хайверов были их соседи: мистер и миссис Палмеры. Они сидели в центре большого стола, а с ними племянница Палмеров Мэдлин, которую пригласила Донна. – Итак, сейчас Джесси объявит нам программу сегодняшнего вечера, – громко известила миссис Хайвер. Джесси вышла на середину комнаты, стала лицом к гостям, поклонилась. – Я, Джесси Хайвер, и я очень рада приветствовать вас сегодняшним вечером в суперклубе Хайверов, -девочка поклонилась гостям. -Сегодня вечером я сыграю для вас несколько музыкальных пьес. Еще у меня есть очень хорошая новость: меня выбрали на роль принцессы в школьном спектакле, и этот костюм сшит специально для предстоящего спектакля.

Джесси поклонилась, гости захлопали в ладоши. – И еще: в этом семестре я получила самые высокие оценки по математике и английскому, как и мои сестры, которыми я очень горжусь. И поэтому я не боюсь посрамиться. Но прежде чем я начну играть, я хочу, чтобы моя сестра Гарриэт прочла свое новое стихотворение о вашей дочери и о нашей подруге Лоре.

Генриэтта тоже вышла из-за стола, поклонилась гостям, заложила руки за спину, как настоящая поэтесса. Ее младшая сестра заняла место за пианино и слегка прикоснулась к клавишам.

Сестры переглянулись и начали. Полилась легкая, немного грустная мелодия. Мистер и миссис Палмеры сидели рядышком, взявшись за руки. Они уже не стеснялись своего горя.

Мне снился большой и темный лес.

Шатались старые деревья

И с них летели листья на землю.

Не слышно было песен птиц,

Лишь только скрип деревьев был вокруг…

Я видела, как на поляне танцует девушка

Она в блестящем белом платье…

Я присмотрелась к ней, и сделала навстречу шаг.

Я поняла, что предо мной танцует Лора,

А рядом с ней, вокруг нее, над ней

Смеется и поет богиня Флора.

Я шла навстречу ей -

Трава склонялась предо мной,

Цветы свои дарили лепестки,

И дивный аромат витал вокруг…

И звезды сыпались на плечи и на руки,

И в волосы ее вплетались…

Смеялась Лора и звала меня.

Я подошла и стала перед нею на колени.

Склонилась Лора, и тогда

Она меня поцеловала.

То был ее прощальный поцелуй,

Последний сладкий поцелуй.

Она его мне подарила и попросила вам всем передать,

Как память о себе…

Доктор Хайвер довольно кивал головой, слушая незатейливые стихи своей дочери.

Донна скептично морщилась. Она не переносила галиматью, которую сочиняла средняя сестра.

Мистер и миссис Палмеры так и сидели, не разжав руки.

На глазах миссис Палмер время от времени появлялись слезы. Но она не вытирала их. Они катились по ее морщинистым щекам и падали на скатерть.

Мистер Палмер улыбался, его улыбка была немного растерянной и странной. Казалось, он улыбался чему-то своему, своим тайнам, глубоко спрятанным в душе, мыслям и воспоминаниям.

Мэдлин тоже скептично кривилась. Она не любила сестру Донны, не любила ее бесконечные рассуждения о литературе, о том, как надо писать романы.

Когда Гариэтта кончила читать свою поэму, она подошла к своему месту, но, увидев растерянную улыбку мистера Палмера, подала ему текст.

Он благодарно закивал головой, привлек девушку к себе и крепко обнял. На глазах Гариэтты тоже заблестели слезы. – Джесси, – обратилась к своей младшей дочери миссис Хайвер, – что ты молчишь?

Джесси как будто вздрогнула, встала от пианино, поклонилась и громко сообщила:– А теперь я попытаюсь сыграть «Рондо каприччио» Мендельсона, опус номер 4.

Она вновь уселась за инструмент, прикрыла глаза и потом опустила пальцы на клавиши.

Зазвучала грустная и светлая музыка.

Казалось, она уносит мечты всех слушателей куда-то далеко, в страну, где нет никаких проблем, где всегда все хорошо, где с людьми не случаются несчастья, где текут ручейки, полные воды, где трава зеленая, где цветут вокруг яркие цветы, витает их аромат, где птицы поют с утра до вечера.

Все слушали негромкую музыку.

Когда зазвучали самые громкие и самые торжественные аккорды, Донна склонилась к Мэдлин. – Послушай, я получила карту маршрута Лоры. – Да? Кто тебе ее дал? – Мне дала ее Норма. – Вот здорово! – И что мы будем теперь делать? – Она сказала, что мы можем начинать с завтрашнего дня, и даже дала нам фургон, который принадлежит ее кафе. – Так что, Донна, мы с тобой будем ездить на фургоне? – Нет, ездить буду я.

За следующим опусом Мендельсона был еще один.

Казалось, Джесси не знает усталости. Она играла и играла. А все присутствующие приступили уже к еде. Но как-то в этот вечер особого аппетита ни у кого не было. Может, Хайверы стеснялись Палмеров, которые пришли к ним в гости.

В общем-то все как-то робко и неуверенно ковырялись в тарелках, хотя ужин был приготовлен отменно.

Миссис Хайвер умела готовить жаркое. Это было ее фирменное блюдо. Единственный, кто ел с большим аппетитом и подкладывал себе в тарелку, был Лиланд Палмер. Он все время нахваливал жаркое, подливал себе в бокал розовое вино и то и дело промакивал блестящие губы белой салфеткой. – Послушай, Лиланд, как прошел сегодня твой день? Наверное, он был очень тяжелым?

Да, сегодняшний день был не из легких.

Знаешь, Лиланд, мне кажется, я прослушал пять опер подряд. – Да, и у меня такое же ощущение, хотя я очень люблю классическую музыку. – А вот мы, когда я учился в медицинском колледже, – начал рассказывать мистер Хайвер, – спали всего по три часа в сутки. – Какой ужасный пожар! – откладывая вилку в сторону, сказал Лиланд Палмер. – Какой ужасный пожар на лесопилке! – Да, возможно, городок потеряет более ста пятидесяти рабочих мест, – сокрушенно покивал головой доктор Хайвер, продолжай намазывать на хлеб гусиный паштет. – Да, ситуация очень тяжелая, – подтвердил предположение доктора Хайвера мистер Палмер. – Знаешь, Лиланд, а ведь это открывает дорогу мистеру Хорну в осуществлении его далеко идущих планов. Ведь он давно уже метил на тот участок, что принадлежит лесопилке. – Знаешь, как адвокат Хорнов, да и твой… – и мистер Палмер вновь промокнул рот белой салфеткой. – А я в свою очередь, как твой лечащий врач, хочу узнать, что случилось с твоими волосами, – сказал доктор Хайвер.

Лиланд Палмер некстати громко рассмеялся. – Странно, не правда ли, Уильям, я проснулся сегодня утром, посмотрел в зеркало и увидел, – мистер Палмер развел в стороны руки, – что поседел буквально за одну ночь.

Ну конечно, Лиланд, если принять во внимание то, что тебе пришлось пережить, -начал доктор Хайвер.

Но Лиланд перебил его:– И когда я это увидел, то понял, что нечто в моей душе уже преодолено, нечто ушло от меня.

Все насторожились. – Конечно, вы понимаете, в моей душе живет глубокая печаль, – Донна осуждающе посмотрела на мистера Палмера, но тот невозмутимо продолжал, – но теперь эта печаль меня уже не угнетает, я абсолютно спокоен.

Сарра Палмер отвела и потупила взгляд. – У меня такое ощущение, что с моей души убрали какой-то тяжкий груз. – Возможно, – проговорил доктор Хайвер. – Мне раньше было так тяжело, а теперь… а теперь, – мистер Палмер вскинул голову и широко улыбнулся, – а теперь мне хочется петь, – громко выкрикнул он и вскинул вверх руки, вставая из-за стола.

Мистер Хайвер недоуменно улыбался. – Нет, Уильям, мне действительно хочется спеть песню.

Мистер Палмер сложил вчетверо салфетку, бросил ее на стул и вышел на середину комнаты.

Он обернулся к Джесси. Та взяла еще несколько аккордов, но остановилась, недоуменно глядя на такого веселого мистера Палмера. – Давайте же все радоваться этой веселой песенке, – радостно кричал мистер Палмер, призывая гостей участвовать в его безумстве. – Джесси, – кричал мистер Палмер, – ты играй какой-нибудь рок-н-ролл, а я обязательно попаду в такт. Я чувствую, что сегодня в ударе. Ну, Джесси, – девочка посмотрела на своего отца, тот замялся, но все-таки кивнул головой.

Джесси взяла первые аккорды. Сначала несмело. Но мистер Палмер уверенно и быстро мотал рукой, задавая ей темп. И, наконец, решившись, Джесси принялась молотить по клавишам, выжимая из фортепиано быстрые мелодии рок-н-ролла.

Мистера Палмер вскинул руки и, прищелкивая пальцами, принялся петь:

Королева Лора на праздник зовет!

Собирайся скорее, твинпикский народ!

На высоком престоле в блестящем венце

Королева Лора вас ждет во дворце.

Так наполним бокалы и выпьем скорей!

Разбросаем по скатерти мух и ежей!

В кофе кошку кладите, а в чай комара

Трижды тридцать – Лоре – ура!

Джесси все так же колотила по клавишам, как будто завороженная этим сумасшедшим ритмом и нелепыми словами песни.

Но Лиланд повернулся к девочке и начал все быстрее и быстрее щелкать пальцами, заставляй ее убыстрять и убыстрять темп.

Гости недоуменно переглядывались, хозяин дома растерянно улыбался, Донна начала вздрагивать от каждого резкого удара по клавишам.

Наконец, разогнав Джесси на новый темп, Палмер запел вновь:

И сказала Лора: Твин-пикский народ,

Счастлив тот, кто с тремя королевами пьет!

Это редкое счастье, великая честь

За обеденный стол с королевами сесть!

Так нальем же в бокалы чернила, и клей

И осушим их залпом за наших гостей!!!

Джесси, наконец, поняла, что происходит что-то не то, и что она сама в этом участвует. Она постепенно сбавила темп и опустила руки. Но было уже поздно. Бешено подскакивая и отбивая чечетку, мистер Палмер с абсолютно сумасшедшими глазами сам допел свою песню:

Вина с пеплом мешай, веселись до утра

Девяносто же девять Ура! Ура! Ура!

Мистер Палмер кричал.

И вдруг он странно вздрогнул, схватился за сердце и повалился на ковер. – Донна, Донна! – закричал мистер Хайвер, – скорее неси мою сумку.

Он бросился к распростертому на ковре мистеру Палмеру и принялся расстегивать ворот рубашки и срывать бабочку. – Папа, с ним все в порядке? – испуганно шептала Джесси, присев на корточки возле суетящегося отца.

Наконец, Донна принесла сумку доктора, тот раскрыл ее, капнул нашатырный спирт на ватку и поводил ею около носа мистера Палмера. Тот недовольно поморщился, закрутил головой и открыл глаза. – Все в порядке, мистер Палмер? – спросил доктор Хайвер. – О боже, боже, – застонал мистер Палмер. К нему подбежала жена и схватила за руку. – Лиланд, что с тобой? Тебе плохо? – Нет, нет, – шептал мистер Палмер. – Лиланд, тебе плохо? – миссис Палмер чувствовала, какие холодные у мужа руки. – Нет, нет, я чувствую себя… – мистер Палмер закатил глаза. – Лиланд! Лиланд! – причитала миссис Палмер. – Нет, вы меня не так понимаете…

Доктор Хайвер приподнял Лиланда и помог ему сесть. – Нет, я просто чувствую себя счастливым… – Ты – счастливым? -изумилась Сарра. – Да, я очень счастлив, я беспредельно счастлив, – глаза Лиланда сверкали сумасшедшим блеском.

Его жена выпустила руку и вернулась к столу. Она села за стол, отодвинула от себя тарелку, взяла полный бокал вина и выпила его залпом. – Я чувствую себя счастливым, слышите, все? Я счастлив! – громко говорил Лиланд Палмер.

Какое-то время в доме Хайверов царило неловкое молчание.

Мистер Палмер сидел на полу, прислонившись к фортепиано.

Джесси так и не встала от инструмента. Она пугливо посматривала на Лиланда и беспричинно листала ноты. Но вновь прикоснуться к клавишам Джесси так и не решилась. Ей все казалось, что все произошло понарошку, что мистер Лиланд, их сосед, разыгрывает какой-то спектакль, так вот, как разыгрывают спектакли они в школе, где на роль принцессы выбрали ее, Джесси. И ей казалось, через несколько минут спектакль окончится и все станет на свои места.

И действительно, как Джесси рассуждала, так и произошло.

Буквально через пять-шесть минут мистер Палмер поднялся с пола, отряхнул брюки, одернул пиджак. Он посмотрел на всех совершенно нормальным взглядом, немного виновато улыбаясь. – Извините меня, извините. Со мной что-то неладное произошло. – Да что вы, что вы, успокойтесь, садитесь за стол.

Доктор Хайвер взял за локоть мистера Палмера, подвел к столу, усадил и несколько мгновений пытливо на него посматривал. Но мистер Палмер уже окончательно успокоился. Он подвинул к себе тарелку, взял вилку и нож и принялся есть, время от времени наполняя свой бокал.

Наконец, все пришли в себя. Казалось, никакого досадного происшествия и не было, вновь послышался смех,

Зазвучали веселые разговоры. Хотя, конечно, какие могут быть веселые разговоры в доме Хайверов, когда у них в гостях Палмеры, у которых погибла дочь, но тем не менее…

– Послушай, Мэдлин, – на ухо шептала Донна. – Да, я тебя слушаю. – Пойдем поднимемся наверх, ко мне, я тебе что-то покажу. – Послушай, Донна, может, это неудобно вот так оставить тетю, дядю, всех их… – Да ну, видишь, все уже нормально, все успокоились. – Ты думаешь? – Конечно. – А мне кажется, с моим дядей опять что-нибудь может произойти. – Да нет, чего ты переживаешь, здесь же мой отец. В случае чего мы спустимся. Пойдем, это очень интересно.

Девушки поднялись из-за стола, извинились, сказали, что им нужно отлучиться на несколько минут.

Они поднялись в комнату Донны. Та подошла к тумбочке у постели своей сестры, вытащила верхний ящик и из него достала большую кожаную тетрадь. – Что это? – спросила Мэдлин. – Ты сядь, сядь вот сюда, в мягкое кресло и потом узнаешь.

Мэдлин несколько секунд медлила, но потом опустилась в кресло. – Послушай, ты знаешь, что моя сестра пишет романы? – Ну да, слышала. Ты как-то рассказывала. – Так вот, сейчас я тебе кое-что почитаю. – Может, не надо, Донна? – Нет, сядь и послушай, это очень интересно. – А твоя сестра не обидится? – А откуда она будет знать? Мы сейчас закроемся, – Донна подошла к двери и повернула ключ.

Мэдлин протерла глаза и пристально посмотрела на большую тетрадь на коленях Донны. Та принялась читать. – Слушай. – Да, я вся внимание. – «Она прекрасна, впрочем нет, гораздо больше, чем прекрасная. Все еще нагая она словно бы забыла об этом. В свете ночника она блистает своей молодостью среди этих смятых простыней.

Быть может, ее налитые груди с коричневыми, чуть шероховатыми сосками, немного полнее, чем следует. Лодыжки и запястья несколько широковаты. Да и шея не такая тонкая, как на средневековых гравюрах, волосы рассыпались по круглым плечам. Глаза, губы, подмышки, пах – все блещет дарами юности. Гибкие суставы, чистота линий. А чудесная кожа, гладкая, свежая, трепещущая, украшенная черной родинкой у шеи. И этот умилительный пупок в форме раковины. Я еще ничего не сказала о ногах, которые она сейчас сомкнула: гибких и гладких до самых розовых пальчиков. Она поднимается на подушке, устраивается поудобнее и, в свою очередь, начинает разглядывать меня. Глаза ее полны невольного удивления.

Нагая женщина подобна мраморной статуе. Нагому мужчине не подходит такое сравнение. Статуе хоть фиговый листок помогает прикрыть гроздь винограда. А если в мужчине вдруг возродится сила, он уж и не знает, как это скрыть. В таком положении взгляд женщины действует как кастрация».

При последнем слове Мэдлин, которая слушала чтение Донны со все возрастающим вниманием, поморщилась. – Ну, как тебе? – поинтересовалась Донна. – Ты знаешь, ничего. Это что серьезно, пишет Гариэтт? – Ну конечно, я это нашла у нее неделю назад. Она забыла на тумбочке. И вот прочла. По-моему, она очень талантливый писатель. Тебе не кажется? – Ну, знаешь, Донна, по-моему, о таланте говорить еще рано. Она ведь еще ребенок. – Ребенок? Да мы с тобой, по-моему, в ее годы уже читали подобную литературу, таскали из библиотеки моего отца. Ты помнишь? – Конечно, помню. Послушай, Донна, у меня такое чувство, что я где-то уже подобное читала. – Читала? – Изумилась Донна, – не может быть. Это же написала моя сестра. – Я понимаю, она могла написать. Но мне кажется, что это она списала. – Да ну списала. Ты знаешь, какие книги она читает? – Я, Донна, могу судить только по себе. В ее возрасте я читала всякое. Но если тебе честно признаться, то нравились мне исключительно сказки. Все те книги, которые ты брала в библиотеке своего отца, мне не нравились. И я делала вид, что зачитываюсь ими только потому, что ими зачитывались мои сверстники. – Хорошо, Мэдлин, – кивнула головой Донна, – но мне-то свою сестру лучше знать. Это отец считает, что у нее настольная книга «Алиса в стране чудес», а на самом деле она тайком читает те книги, которые от нее прячут папа и мама. Это только когда отец входит в нашу комнату, у нее на столе лежит книга «Алиса в стране чудес» или Дюма. – Послушай, Донна, так твоя сестра уже написала роман? – Да нет, она его пишет, сколько я помню. Она все время делает какие-то записи, описания природы, разных сцен. И вот теперь, как видишь, ее заинтересовала эротика. – По-моему все это очень естественно, – сказала Мэдлин. – Не знаю, как на счет натуральности, – не согласилась Донна, – но мне как-то не по себе, что моя сестра пишет такие вот вещи. Ты послушай, Мэдлин, – и она начала читать.

Донна перевернула несколько страниц. – Вот здесь, очень интересно. Тут описание природы, это так себе, а вот тут интересно.

«Ты хоть раз задумалась над тем, в какой строгости нас содержат. Ведь к нам ни один мужчина не смеет зайти. А между тем я много раз слыхала от женщин, которые к нам сюда приходили, что все земные услады – ничто в сравнении с той, какую ощущают женщины, отдаваясь мужчине. И вот что я надумала: коли нельзя с кем-либо еще, так не испытать ли это с немым. Для этого он самый подходящий человек. Ведь если бы он даже захотел, то все равно не смог бы проболтаться. Послушав такие речи, другая пуще нее разохотилась испытать, что это за животное – мужчина. В шалаше он ее не заставил себя долго упрашивать, удовольствовал. Она же, как верная подруга, получив то, что хотела, уступила место той, что караулила». – А вот этот кусок я точно узнала, – радостно вскочила с кресла Мэдлин. – Это – из «Декамерона». У вас есть в библиотеке такая книга? – «Декамерон»? Конечно, есть. Мы же сами с тобой читали. Еще на страницах, помнишь Мэдлин, ты подчеркивала ногтем самые интересные места? – Конечно, помню. Так вот, скорее всего, что твоя сестра списала этот пассаж из «Декамерона». – Ну ладно. Пускай себе списывает. Но ты послушай дальше… Тут самое интересное. И такого даже мы с тобой не читали.

«И вот ее шея, впадинка у горла, плечо, кожа такая нежная, прохладная. Не в силах остановиться, вне себя от страха, как бы она не заставила его остановиться, он одной рукой начал расстегивать длинный ряд пуговиц сзади у нее на платье, стянул рукава с ее послушных рук, стянул с плеч ее шелковую сорочку. Зарылся лицом в ямку между ее шеей и плечом. Провел кончиками пальцев по обнаженной спине, почувствовал, как прошла по ней пугливая дрожь, как напряглись кончики грудей. Он скользнул щекой, приоткрытыми губами ниже, по нежному прохладному телу в слепой неодолимой тяге и, наконец, губы наши сомкнулись вокруг тугого сборчатого комочка плоти». – Знаешь что, Донна, по-моему, это все не так уж интересно. – Меня это тоже не волновало бы, не будь Гариэтт моей сестрой. – Проблема тут не в том, что она твоя сестра, а вообще, в произведениях такого рода. Мне кажется, я знаю, почему все они меня раздражают. – Тебя они раздражают? – удивилась Донна. – Может, ты еще и мужененавистница? – Да нет, тут абсолютно не в этом дело. Сразу видно, что все эти куски твоя сестра списала из книжек, и все эти книжки были написаны мужчинами. Может, мужчинам эти вещи читать и интересно. А женщина, по-моему, все это должна видеть другими глазами. И поэтому, вся эта литература, чтобы она меня заинтересовала, должна выглядеть по-другому.

Донна улыбнулась. – Я понимаю, к чему ты клонишь, Мэдлин. Тебе бы хотелось, чтобы вместо описания женского тела тут было мужское. – Да, но только сделанное женскими глазами. – Я прочитала тебе эти куски не только из-за их пикантности. Тут есть еще одно дело… – Донна замялась. – Какое? -встрепенулась Мэдлин. – Дело в том, что сама Гариэтт, естественно, ничего подобного еще не переживала… – Этого еще не хватало, – сказала Мэдлин. – И, как ты понимаешь, она не могла обойтись без консультаций с кем-нибудь постарше. – Ты бы могла ее проконсультировать, – сказала Мэдлин, – думаю, знаний тебе не занимать. – Но я же ее сестра, и Гариэтт стеснялась меня расспрашивать. – Так кто же ее консультировал? – Лора. – Лора? – удивилась Мэдлин. – Конечно, она часто бывала у нас, и Гариэтт очень любила с ней разговаривать. А Лоре, по-моему, нравилось быть в чьих-то глазах такой опытной и даже, я бы сказала, развратной. – А знаешь, ведь со мной Лора об этом почти никогда не говорила. Так, полунамеками, полуфразами. В общем-то, что-либо понять было очень тяжело. – Мэдлин, послушай. – Донна подошла к ней и села на колени у кресла. – Знаешь, ни отец, ни шериф, ни этот, из Вашингтона, специальный агент, ни о чем не рассказывают, и смерть Лоры, в общем, покрыта тайной. Но мне кажется…

Мэдлин напряглась и поближе придвинулась к Донне, а та продолжала почти шепотом:– Мне кажется, что смерть Лоры связана со всяческими сексуальными извращениями. – Да ты что? Ты что, Донна? Как ты такое могла подумать? – Знаешь, я подслушала однажды разговор моего отца с мамой. Отец говорил какими-то медицинскими терминами. Но я поняла, что там не все так просто, и что как будто бы Лора была в половой связи сразу с тремя мужчинами. Представляешь себе? Сразу с тремя… – Да нет, Донна, ты что-то не так поняла. – Я? Я все прекрасно поняла. Понимаешь, и вот это меня очень испугало. Я об этом никому не говорила, даже Джозефу. Ты – первая. – А почему я? – Ну, как, почему? Потому что ты моя подруга. И потому что мы вместе с тобой пытаемся помочь следствию. – А-а, понятно, – сказала Мэдлин, – то-то я смотрю, что никто ничего о ее смерти не знает. И не было никаких сообщений, даже разговоров в Твин Пиксе не было. Послушай, Донна, это все, конечно, интересно. Но меня волнует другой вопрос. – Какой? – Донна вскинула взгляд на Мэдлин. – Как у тебя складываются отношения с Джозефом?

Донна смутилась. Она несколько мгновений раздумывала, потом посмотрела на Мэдлин, поправила челку и проговорила: – С Джозефом у меня все складывается хорошо. – Послушай, но ведь Джозеф и Лора… Они же любили друг друга? – Извини, Мэдлин, но мне кажется, что нас там уже заждались, -Донна встала с ковра, схватила толстую кожаную тетрадь своей сестры, спрятала ее в ящик и подошла к двери.

Когда она повернула ключ и распахнула дверь, то буквально нос к носу столкнулась со своей сестрой Гариэттой.

Та виновато заулыбалась. – Меня послали пригласить вас к столу, потому что… Потому что… – Ты опять подслушивала! – сказала Донна. – Почему опять? – изумилась Гариэтта. -И вовсе я не подслушивала. Я пришла вас позвать. – Ну, хорошо, хорошо. Тогда мы идем.

Но Мэдлин подозвала к себе Гариэтт, обняла ее за плечи и внимательно посмотрела ей в глаза. – Послушай, Гариэтт, Лора с тобой разговаривала… ну, о чем-нибудь таком… – О чем это таком? – Ну, о всяких… Об отношениях мужчин и женщин. – Конечно, разговаривала. Мы с ней часто говорили о любви. – Нет, я имею в виду другое. – А-а, ты хочешь узнать, разговаривали ли мы о половых связях и о сексе?

Мэдлин смутилась. Гариэтт смотрела на нее и улыбалась. – Конечно, разговаривали. Я задавала Лоре вопросы, она совершенно спокойно мне все объясняла. – Да-а, ну вы и даете. А почему ты не спрашивала обо всем этом у свой сестры? – У кого? У Донны? Да ты что, Мэдлин! С моей Донной разговаривать о половых связях, о сексе, об эротике? Она же в них ничего не понимает. – Послушай, Гариэтт, а тебя что, очень волнуют проблемы секса? – Конечно, волнуют. Ведь я же хочу стать писателем. А писатель должен знать все. Да и к тому же я еще женщина. – Ты женщина? – Ну нет, ты меня неправильно поняла. В смысле я – особа женского пола. – А-а, – успокоилась Мэдлин. – Послушай, Мэдлин, а можно с тобой поговорить откровенно? – Можно. Мы и так с тобой говорим откровенно. – Нет. Можно тебе задать пару вопросов? – Задавай. – Но ты пообещай, что ответишь на мои вопросы правдиво, без утайки. – Попробую, если я смогу. – Конечно, сможешь. – Можно ли забеременеть, если не будешь спать с мужчиной?

Мэдлин задумалась, такой вариант ей в голову никогда не приходил. – По-моему, Гариэтт, это невозможно. – А Лора мне говорила совсем другое. Она рассказала историю, как одна лесбиянка забеременела от другой. – Такого не могло произойти, – покачала головой Мэдлин. – Да нет. Я тоже самое говорила Лоре, но она мне все объяснила. Оказывается, одна из этих лесбиянок только что переспала с мужчиной, а потом переспала со второй лесбиянкой, вот от этого та и забеременела. – Ну, знаешь, Гариэтт, всякое может быть. Но такое… Маловероятно. – Ай, с тобой бесполезно разговаривать, – махнула рукой Гариэтт, – ты такая же зануда, как моя сестра Донна. И никакой у тебя нет фантазии. Вот из тебя, Мэдлин, писательницы точно не получится.

Мэдлин смутилась и покраснела. Донна, которой уже порядком надоел этот разговор, начала торопить Мэдлин: – Ну, давай, пойдем вниз, а то нас уже заждались. – Послушай, Мэдлин, – остановила Гариэтт, – хочешь, я дам тебе почитать одну книжку. Очень крутую. – Зачем это? – удивилась Мэдлин. – Ну, как же. Я поговорила с тобой и убедилась, что ты ничего абсолютно не понимаешь в жизни. – Слушай, Гариэтт, – вмешалась Донна, – ты просто пользуешься тем, что Мэдлин не хочет с тобой ругаться. А вот я не постесняюсь, и обо всем расскажу отцу.

Гариэтт задумалась. – А тогда я расскажу… – Гариэтт, – остановила ее Донна, – ты уже обо всем успела рассказать отцу. – Думаешь про тебя нечего рассказывать еще? – изумилась Гариэтт. – По-моему, ты рассказала даже больше того, что знала. – Но, Донна, я же писательница. Я могу еще и не такое насочинять. – Ладно, пойдем вниз, – заторопила Донна. И они вдвоем сбежали в гостиную.