Текст книги "Торговые банкиры. Известнейшие мировые финансовые династии"

Александр Бэринг, позже первый барон Ашбертон, обладал дальновидностью, честностью и развитым деловым чутьем, он стал одним из создателей британской кредитной системы и выдвигал вполне передовые идеи. Так, он писал своему «специальному агенту» Жирару в Америку: «Невозможно сохранять конфиденциальность, если в деле участвуют 24 директора. Частный банк выглядит настолько удобным, что, по-моему, вашими клиентами станут почти все коммерческие дома… В таком случае вам следует понимать, что обменные операции требуют быстрого принятия решений, что невозможно сделать при наличии совета директоров. Не сомневаюсь, что эта отрасль станет весьма прибыльной; я сам проделал большой путь в этом направлении во время своего пребывания в Америке.»

Александр Бэринг считался признанным авторитетом по торговле с Турцией, Средиземноморьем и странами Балтики, а также с Америкой. У него имелись твердые убеждения относительно политики невмешательства, которые часто шокировали его современников. «Всякое регулирование – это ограничение и как таковое противоречит свободе, которую я привык считать первым принципом процветания коммерции», – говорил он. Он родился в 1774 г., а умер в 1848 г.; ему повезло, что не пришлось жить в наши дни. В число его близких друзей входили Джон Куинси Адамс и Даниэль Уэбстер. «Он был величайшим торговым банкиром, родившимся в Англии», – сказал Дизраэли.

В 1823 г. Бэринги предоставили заем американскому Bank of New York. В лондонском Сити к данной операции отнеслись равнодушно. Александр Бэринг жаловался, что «американские учреждения недостаточно известны». С тех пор Бэринги не переставали вести дела с Америкой. В 1829 г. они финансировали «Ассоциацию луизианских плантаторов»; впервые в Лондоне разместили заем для североамериканского штата. За луизианским последовали займы для Мэриленда и Массачусетса. Бэринги пережили кризис 1836 г., вызванный неурожаями, импортом зерна, раздутым кредитом и избыточной спекуляцией. Тогда обанкротились три из семи лондонских «американских домов». Бэринги также понесли убытки, но сохранили ликвидность. Они всегда были консервативными и держали всего на 150 тыс. фунтов американских ценных бумаг.

Английский Банк попытался воспрепятствовать кризису, но его собственное положение стремительно ухудшалось. Во Франции и Бельгии наблюдался дефицит денег; из Английского Банка изъяли крупные средства. Россия, готовясь к переходу на серебряный рубль, покупала серебро, что вызвало дальнейшее истощение резервов Английского Банка. Банк поднял учетную ставку до 5, затем до 5½ и, наконец, до 6 процентов, но его резервы таяли. В 1839 г. золотой запас настолько уменьшился, что Английский Банк находился «на грани краха». Историки называют тот период худшим в долгой истории «Старушки с Треднидл-стрит». И в самый отчаянный час Английский Банк был спасен благодаря вмешательству Бэрингов.

После тщетных попыток добыть иностранную валюту Английский Банк обратился за помощью к Бэрингам. Тогда в совет директоров Английского Банка входил Хамфри Сент-Джон Майлдмей, зять Александра Бэринга. Воспользовавшись своим именем, доверием и престижем, Бэринги договорились с 15 французскими банками, чтобы те приняли простые финансовые векселя Бэрингов на сумму 2 млн фунтов стерлингов (48 млн франков), которые дисконтировал Банк Франции. Кроме того, в спасательной операции принимали участие такие банки, как Salomon Heine из Гамбурга, Arnstein & Eskeles из Вены, а также старые друзья Бэрингов, банкирский дом Hope & Co. из Амстердама. Спасательные мероприятия в чем-то напоминали краткосрочные облигации, которые казначейство Соединенных Штатов гораздо позже размещало в центробанках европейских стран, чтобы пополнить свой золотой запас. В 1840-х гг. банкирский дом Baring Brothers обладал влиянием и кредитным статусом нынешних государственных банков.

Через 125 лет после кризиса на Треднидл-стрит еще одной атаки на фунт стерлингов удалось избежать только благодаря вмешательству центральных банков 11 государств; они предоставили Английскому Банку кредит на три миллиарда долларов; еще один миллиард внес Международный валютный фонд. Кризис 1964 г. был слишком велик для любого торгового банка. Но в 1839 г. Английский Банк спасли Бэринги. Кризис удалось преодолеть; к апрелю 1841 г. все счета были оплачены. Через 50 лет Английский Банк вернул моральный долг Бэрингам, помогая банкирскому дому в дни его самого тяжелого кризиса.

В 1839–1842 гг. банкирский дом Бэрингов пережил «тощие годы» после того, как Мэриленд и Пенсильвания объявили дефолт и не выплатили проценты. Доверие к Америке упало настолько, что никто в Лондоне не хотел связываться с американскими ценными бумагами. В Сити все громче критиковали Бэрингов. В журнале Circular to Bankers Бэрингов обвиняли в том, что они «жертвовали патриотизмом ради прибыли», способствуя экспорту британского капитала в Европу и Канаду. Представители прессы нападали на правительство Великобритании за «предательство национальных интересов ради наживы подрядчиков». Особенно часто в газетах упоминались Александр Бэринг и Натан Майер Ротшильд, «которым не принадлежит ни одна страна, кроме биржи». В «Таймс» утверждали, что англо-американские банки – «проклятие и для Соединенных Штатов, и для Англии; они вынуждают бедные государства брать в долг». Автор статьи предлагал расследовать деятельность корыстолюбивых банкиров, которые первыми выпустили американские облигации на английский рынок. В статье говорилось: при описании займа положение американских штатов рисовалось в обманчиво оптимистических выражениях. Широко распространилось убеждение, что английские кредиторы серьезно пострадали от нечестности и недобросовестности американских должников. В некоторых газетах требовали, чтобы английские банки не принимали американские ценные бумаги.

(Кстати, сто лет спустя, когда должники Соединенных Штатов начали уклоняться от выплаты военных долгов в связи с экономическими трудностями, в Соединенных Штатах был принят закон Джонсона, запрещавший финансовые операции с правительствами любых зарубежных стран, не осуществляющих платежи по своим военным долгам.)

Бэринги понимали: необходимо предпринять срочные меры для восстановления доверия к Америке в Сити. Они повели продуманную кампанию, в ходе которой общественности объясняли, что следует отделять «добросовестные» американские штаты, которые платят по счетам, от «недобросовестных», которые уклоняются от выплат. «Не следует клеймить все Соединенные Штаты за недостаток добросовестности», – утверждали Бэринги. В журнале Circular to Bankers указывали, что из всех штатов Союза долги есть «только у девятнадцати», а проблемы с выплатами возникли «только у семи». В то же время Бэринги повели атаку и по другую сторону Атлантики, стараясь убедить американский народ в том, что, как бы это ни было неприятно, долги надо отдавать.

Газета Boston Daily Advertiser, чьим редактором тогда был Натан Хейл, стала главным орудием в развернутой в прессе кампании против безнравственности в сфере государственных финансов. Статьи начали выходить повсюду. Даже духовенство примкнуло к кампании, которая имела частичный успех в Пенсильвании, Мэриленде, Луизиане, Иллинойсе и Индиане. К 1848 г. федеральное правительство Соединенных Штатов снова смогло занимать деньги в Лондоне.

Александр Бэринг вышел в отставку в 1831 году. Какое-то время банком руководил его второй сын Фрэнсис (позже третий лорд Ашбертон). Его жена была дочерью герцога Бассано, государственного секретаря при Наполеоне. Фрэнсис Бэринг до 1825 г. жил в Мексике, где купил огромное имение «Агвайо». Однако ему не удалось воспользоваться своей собственностью из-за мексиканского законодательства, по которому иностранцам запрещалось владеть землей; ему пришлось продать свои владения, о чем в банке Бэрингов до сих пор жалеют, так как позже имение вошло в границы города Мехико.

Фрэнсис Бэринг подолгу жил в Париже, и главные роли в банкирском доме Бэрингов стали играть Томас Бэринг и американец Джошуа Бейтс, который в 1828 г. стал партнером. В Бостоне у Бейтса была биржевая брокерская контора; дела в ней шли очень успешно. Позже его фирма влилась в банк Baring Brothers. Крупное состояние, нажитое в Америке и в Англии, Бейтс щедро тратил на благотворительность. Он стал одним из главных спонсоров Бостонской публичной библиотеки.

Еще одним «великим Бэрингом» можно считать Томаса – крупную фигуру в Сити, председателя правления корпорации «Ллойдс», члена совета директоров Английского Банка. Дважды он отказывался от поста министра финансов, предпочитая работу в Baring Brothers, коллекционирование живописи и место в попечительском совете Национальной галереи. То, что он разбирался в своем деле, становится очевидным из многих документов. Среди них есть два письма, которые хранятся в архиве банка Baring Brothers. В 1842 г. Томас Бэринг писал Джошуа Бейтсу: «Догадываясь, что… я вам не понадоблюсь, я решил посетить Мюнхен, где никогда не бывал. По правде говоря, в последнее время у нас наблюдается переизбыток партнеров, что почти так же плохо для банка, как и недоукомплектованность… так как общественности кажется, будто партнерам нечего делать, как было и в моем случае.»

А в 1858 г. он писал из Парижа, где посещал заседания Комитета Китайско-Восточной железной дороги: «Мне очень жаль, что отсутствие нас с Фрэнсисом и писем от нас не позволило вам принять то решение относительно чилийского займа, какое вы считали нужным. И хотя я отсутствовал не по своей воле, я всегда считал, что принцип нашего банкирского дома заключается в том, что решать все вопросы, связанные с тем или иным делом, должны те партнеры, которые ими занимаются и находятся на месте, так как только они способны верно судить о времени и обстоятельствах…»

В начале 1840-х гг. Бэринги начали финансировать американские железные дороги. Благодаря широкой кампании в прессе по обе стороны Атлантики общественное мнение было настроено в их пользу, и Сити снова выказал интерес к расширению бизнеса в Америке. Но Бэринги не теряли благоразумия. «Всеобщее возбуждение нашего времени не затрагивает Бэрингов», – писал Джошуа Бейтс в 1855 году.

Их не затронуло и развитие Канады. До образования Канадской конфедерации в 1867 г. Британская Северная Америка состояла из Морских провинций и Провинций Верхней и Нижней Канады. В 1835 г. Baring Brothers и T. Wilson & Co., выступавшие фискальными агентами Провинций, разместили заем для Верхней Канады. В течение следующих 30 лет почти весь британский капитал, направляемый в Канаду, добывали Бэринги.

В 1841 г. антиамериканца Палмерстона на посту министра иностранных дел сменил проамерикански настроенный лорд Абердин. На следующий год лорд Абердин пригласил лорда Ашбертона для помощи в разрешении серьезного территориального спора между Соединенными Штатами и Канадой. Предметом спора выступал участок северо-восточной границы площадью около 12 тыс. квадратных миль (около 31 тыс. км²). Территориальный спор, наложившийся на некоторые давние обиды, угрожал вылиться в международный конфликт.

Лорд Ашбертон дружил с тогдашним государственным секретарем США Дэниэлом Уэбстером. Оба они были банкирами и подошли к решению задачи скорее не как политики, а как бизнесмены. После коротких переговоров стороны пришли к соглашению, и был подписан договор Уэбстера – Ашбертона. Он стал кульминацией карьеры лорда Ашбертона и еще больше повысил престиж Бэрингов.

Список инвестиций Бэрингов в середине XIX в. поднимает любопытные вопросы. Почему они принимали участие в сооружении Транссибирской железной дороги, но отказались финансировать строительство Суэцкого канала и отклонили предложение Фердинанда де Лессепса о займе? Впоследствии благодаря дальновидности Дизраэли и помощи Ротшильдов Суэцкий канал стал одним из крупнейших приобретений Великобритании. Бэринги отказались финансировать строительство железных дорог в Турции и Венгрии по причине «необоснованных рисков», но инвестировали в облигации Пенсильвании и Вирджинии, а также в строительство Панамской железной дороги. После 1853 г. они больше не занимались размещением американских ценных бумаг. Они еще помнили враждебную кампанию в прессе. Начиная с 50-х гг. XIX в. Бэринги занимались только теми ценными бумагами, которые готовы были охотно приобретать сами. Кроме того, они занимались только новыми выпусками, которые можно было продавать на рынке по номиналу или выше. Они были осторожнее чем когда бы то ни было и отказались заниматься кредитами Чили, Норвегии и России.

Отказ от России дался им с трудом, потому что после Крымской войны Томас Бэринг стал финансовым советником русского императора, а банк Baring Brothers – финансовым агентом российского правительства. Возможно, именно из-за того, что Бэринги обладали ценными сведениями и знали правду о состоянии российских финансов, они демонстрировали большую сдержанность в делах с Россией. До Первой мировой войны в Лондоне говорили, что Бэрингам известно о России больше, чем кому-либо другому в Сити. С Бэрингами дружил сэр Маккензи Уоллес, корреспондент «Таймс» в Санкт-Петербурге. В 1917 г. некоторые называли Бэрингов «русофилами», когда второго лорда Ревелстока послали в качестве одного из четырех делегатов от Великобритании на Всесоюзную конференцию в Петроград.

Лозунг «Безопасность в первую очередь» стал главным правилом банкирского дома Бэрингов, хотя иногда он выливался в потерю прибыли. Бэринги установили собственный кредитный рейтинг и решали, чьи векселя они не будут принимать. Фирмы, имевшие счета в других банках в Сити, автоматически попадали в черный список. Отказ ждал и те американские фирмы, которые выпускали собственные акцептованные векселя в Соединенном Королевстве. Консерватизм Бэрингов в те годы стал их величайшим достижением. Они недвусмысленно разъясняли своим американским корреспондентам: они хотят, чтобы Америка росла и развивалась, но не слишком быстро и безрассудно. Baring Brothers первыми представили механизм самоконтроля, который позже был принят Джорджем Пибоди в Лондоне и Морганами в Нью-Йорке, а в 1933 г. перенят федеральным правительством. Этот механизм был основан на осторожности и информированности. Бэринги наладили разветвленную сеть осведомителей; им были известны многие важнейшие тайны. Часто их операции казались на удивление опрометчивыми – до тех пор, пока, с течением времени, не становилось очевидным, что они действовали на основе полученных заранее точных сведений и точно знали, что делают.

Кризис

Кризис банка Baring Brothers, самое тяжкое и опасное испытание во всей истории торговых банковских операций, произошел в 1890 г. Однако неприятности начались гораздо раньше. В 1820-х гг. Аргентина внезапно стала необычайно привлекательной для инвесторов и спекулянтов в лондонском Сити. Через 309 лет после открытия страны в 1515 г. испанским исследователем Хуаном Диасом де Солисом и через 14 лет после провозглашения независимости в 1810 г. Сити заметил Аргентину. Выступая в парламенте, лорд Рассел сказал: «Когда люди по веской причине берут в руки оружие и направляют его против угнетателей, помочь смельчакам защищать свою свободу будет всего лишь справедливо и великодушно».

В лондонском Сити эти идеалистические слова (которые лорд Рассел позаимствовал у Эммериха фон Ваттеля, швейцарского поборника прав человека) истолковали по-своему, то есть весьма меркантильно. Для финансистов такие слова означали, что все, у кого есть «веские причины», могут получить заем, – собственно говоря, именно так почти все и поступали. Испания, Гватемала, Никарагуа и Греция не смогли выплатить проценты в должный срок. Колумбия объявила дефолт еще раньше, не дожидаясь первой выплаты процентов. Все начали играть на правительственных займах, как позже играли на сомнительных акциях золотых рудников. Соблазнительные, цветистые проспекты сулили неслыханные богатства в Андах и Кордильерах. В одном проспекте оговаривалось, что акции рудников – «не спекуляция, не сомнительная схема и не утопия». Авторы проспекта писали, что «на побережье Колумбии можно найти жемчуг», что в Перу столько серебра, «что из него будут изготавливать всю повседневную утварь». Скептики, однако, говорили, что «рудник – просто дыра в земле, которая принадлежит лжецу».

В 1824 г. Бэринги разместили в Буэнос-Айресе первый выпуск аргентинского шестипроцентного займа; облигации шли по 85. Через четыре года объявили дефолт, и облигации укрепились только в 1857 г. Несмотря на этот не слишком удачный первый опыт, и серьезные финансисты, и сомнительные спекулянты по-прежнему считали Аргентину замечательным местом для капиталовложений. Почему – до сих пор неясно. Вместо того чтобы платить проценты по облигациям в положенный срок, аргентинцы обещали лучшее будущее для всех. В 1870-х гг. страна пережила тяжелый кризис; ее спасли только Бэринги, обладавшие большей властью и большими средствами, чем многие государства.

Неожиданно все перевернулось, и Аргентина начала процветать, как будто во исполнение своих посулов. В 1870 г. в страну приехали 40 тыс. иммигрантов; к 1889 г. их было уже 260 тыс., и все были исполнены надежд. В 1878 г. Аргентина начала экспортировать пшеницу, а через три года страна перешла на золотой стандарт. Казалось, будто Бэринги снова нажили огромное состояние. Инвесторы по всей Европе, как зачарованные, вкладывали средства во «вторую Америку». В 1881–1889 гг. британские банки разместили аргентинские займы на сумму свыше 85 млн фунтов стерлингов.

В большинстве этих займов ведущую роль играл банк Baring Brothers.

Безостановочный приток денег из Лондона породил у аргентинцев настоящую эйфорию. Все начали верить, что такое приятное положение дел будет длиться вечно. Уверенность оставалась непоколебимой, даже когда в 1885 г. Аргентина приостановила действие золотого стандарта – через четыре года после его введения. Из-за ошибок в финансовом планировании в стране началась инфляция; политические волнения перешли в беспорядки, но процветание продолжалось и постепенно перешло в неконтролируемый бум. В 1888 г. Аргентина получила различных кредитов из стран Европы на общую сумму 36 млн 102 тыс. 766 фунтов стерлингов. «Никакие предупреждения не могут спасти тех, кто решил во что бы то ни стало резко разбогатеть», – сказал великий британский банкир Сэмюэл Джонс Ллойд (позже лорд Оверстоун).

Эйфория стала национальным аргентинским душевным состоянием. Земля стремительно росла в цене; строились железные дороги, по которым нечего было перевозить; создавались банки для клиентов, которые еще не прибыли. Все купались в чужих деньгах; в должный срок на сцену вышли неизбежные дельцы и ловкие махинаторы. Золото выросло в цене на 320 процентов.

В Лондоне некоторые осторожные люди забеспокоились. В декабрьском выпуске «Статиста» за 1888 г. появилась статья, автор которой писал: из-за многочисленных зарубежных кредитов в Лондоне возник опасный отток золота, что должно послужить «пищей для размышления» тем, кто выпускает все новые серии ценных бумаг. На тот случай, если кто-то еще не понял, что все это значит, «Статист» напоминал своим читателям, что за предшествующие шесть лет банк Бэрингов вложил 95 млн фунтов стерлингов в заокеанские кредиты. Первой в списке стран-заемщиц стояла Аргентина, за которой следовал Уругвай. Размещать аргентинские займы становилось все труднее. «Мы рады, что Бэрингам не удалось распространить облигации среди обычных граждан», – писал автор статьи в «Статисте».

Чтобы приостановить продолжающийся отток золота, Английский Банк в июне 1890 г. поднял банковскую ставку с 3 до 4, а через несколько недель – до 5 процентов. К концу октября забеспокоились обитатели Ломбард-стрит, где находились учетные дома Сити. Скоро неуверенность распространилась на весь финансовый квартал. Все шепотом передавали друг другу название «некоего банкирского дома», который, как говорили, связал себя большими обязательствами в Аргентине. По слухам, этот банкирский дом недавно увеличил объем своих акцептов в обращении.

7 ноября, в пятницу, банковская ставка поднялась до 6 процентов. Тот день еще нельзя было назвать «черной пятницей», но «серой» – определенно можно. Уильям Лиддердейл, управляющий Английским Банком, пытался спасти тающие золотые запасы вопреки продолжающимся переводам золота в Южную Америку. Бывший иммигрант из России, Лиддердейл в час опасности показал себя человеком большого мужества, обладателем стальных нервов и в конечном счете настоящим героем. Он тоже слышал о «некоем банкирском доме». Слухи становились час от часу тревожнее. Лиддердейл готовился к плохим новостям, но даже он был потрясен, когда узнал, что банк Baring Brothers, возможно, прекратит свое существование.

Эдвард Чарлз Бэринг, вошедший в состав правления в 1856 г., был типичным Бэрингом, «гордым, не сомневающимся в своих силах, с глубокой верой в себя». С 1879 г. он входил в состав совета директоров Английского Банка; в 1885 г., когда его друга, Натаниэла Ротшильда, удостоили титула пэра, он стал лордом Ревелстоком. Именно под его руководством банк Baring Brothers за прошедшие семь лет разместил на 19 млн фунтов стерлингов аргентинских ценных бумаг. Очевидно, представители банкирского дома Бэрингов на время отказались от философии консерватизма и главного правила «Безопасность превыше всего», которым руководствовались их предки. Даже среди партнеров фирмы возникли разногласия по поводу методов работы лорда Ревелстока. Так, за год до описываемых событий Томас Чарлз Бэринг (чей отец, Чарлз Бэринг, был епископом Бристольским) вышел из состава правления, возмущенный тем, что лорд Ревелсток не прислушивается к его предупреждениям.

Что характерно, позже, узнав о возникших трудностях банка, Томас Чарлз Бэринг предоставил в распоряжение фирмы все свое состояние.

Такое поведение свойственно всем Бэрингам. В семье любят рассказывать о том, как первый граф Нортбрук навестил пятого барона Ашбертона, который не поддерживал отношений с фирмой и считался человеком эксцентричным, как и многие Бэринги.

– Вы слышали? – спросил лорд Нортбрук. – Банкирский дом в беде.

Лорд Ашбертон поднял голову:

– В чем дело? Крыша течет? Сухая гниль одолела?

Генри Майлдмей, один из партнеров, был так огорчен, что всю ночь расхаживал в своей комнате туда-сюда, из-за чего его близкие не могли спать. Утром, проанализировав свое состояние, он принял героическое решение. Объявил собравшимся родственникам, что отныне им придется экономить. В качестве первого шага он уволил всех лакеев и нанял лакеев меньшего роста, посулив им пониженное жалованье.

В начале ноября 1890 г. виконт Джордж Иоахим Гошен, министр финансов, написал в своем дневнике: «Поехал в банк. Все странно. Слухи об одном из первых банкирских домов». Говорили, что Бэринги предоставили обеспечение по ссуде «из одного крупного банкирского дома», что они продают «большие партии ценных бумаг», что они избавились примерно от 4 млн фунтов… Наконец в «некоем банке на Ломбард-стрит» им посоветовали обратиться в Английский Банк.

У обитателей Сити имеются чувствительные антенны. Их жизнь зависит от очень острого слуха. Даже те, кто обычно не обращал внимания на сплетни, поняли, что происходит нечто ужасное, когда сэра Эверарда Хамбро, главу крупного торгового банка Hambros Bank Ltd. и члена совета директоров Английского Банка, увидели на Сент-Суизинс-Лейн. Судя по всему, он направлялся к Ротшильдам в неподходящий для визита час – в восемь утра в субботу 8 ноября. Определенно что-то случилось.

Те, кто слышал о случившемся от «знающих людей» или людей, которые притворялись всеведущими, передавали: накануне сэр Эверард якобы беседовал с лордом Ревелстоком; после визита к Ротшильдам он «во весь опор» помчался в Английский Банк, где имел беседу с управляющим. Что случилось в кабинете Лиддердейла – уже не слухи, а история, так как сохранилась сделанная им запись того разговора. Сэр Эверард Хамбро сказал Лиддердейлу, что Бэринги «сильно увязли». Лорд Ревелсток ранее сказал ему: «В понедельник станет ясно, сможем ли мы работать дальше или придется закрываться». Обязательства банка Baring Brothers приближались к 21 млн фунтов стерлингов. Бэрингам срочно требовалась помощь – иначе им пришлось бы приостановить выплаты. Аргентинский кризис оставил их с огромными пакетами не пользующихся спросом ценных бумаг. И хотя их операции по-прежнему оставались безупречными, активы оказались частично заморожены.

Вначале Лиддердейл подумал, что падение Бэрингов повлечет за собой многие другие банки и охватит весь Сити величайшим кризисом в истории, чего не должно случиться ни при каких обстоятельствах. Лиддердейл верил, что положение Бэрингов не безнадежно. В основе своей дела у них идут неплохо; им нужно только время. Он говорил мало, но послал записку министру финансов с просьбой в понедельник приехать в Сити.

Позже в ту же субботу в банкирском доме Хамбро состоялась совершенно секретная встреча. На ней присутствовали Лиддердейл и два партнера из банка Baring Brothers, лорд Ревелсток и Фрэнсис Бэринг. Они показали Лиддердейлу баланс, который, по словам Лиддердейла, «был достаточно мрачным, но не откровенно и не определенно мрачным». «Более точные цифры» Бэринги обещали предоставить к утру понедельника. Больше почти ничего не говорилось. Покинув банкирский дом Хамбро, Лиддердейл решил, что не позволит Бэрингам испортить себе выходные. Он поехал домой, а в воскресенье повел своего маленького сынишку в зоологический сад.

Тем временем Гошен получил записку Лиддердейла и нашел ее «очень тревожной», если верить его дневнику. У него-то выходные определенно были испорчены. Он понимал, что источником всех зол стали либо Бэринги, либо утечка золота из Английского Банка. «А если окажется, что причиной всего Бэринги, по сравнению с тем, что происходит сейчас, 1866 год покажется пустяком», – писал он.

(10 мая 1866 г. крупный лондонский учетный дом Overend, Gurney & Co. прекратил выплаты; его задолженность составляла почти 19 млн фунтов стерлингов. На следующий день, в «черную пятницу» для Англии, «Сити охватил ужас, люди осаждали банки, консоли упали до 84», – как сообщал сэр Джон Клапам, историк Английского Банка.)

Когда утром в понедельник Гошен прибыл в Английский Банк, он обнаружил там «двух видных представителей Сити» (которых министр финансов тактично не называет по именам), «причем оба пребывали в унынии». Его сразу же провели в кабинет управляющего; Лиддердейла он нашел «в гораздо более мужественном состоянии».

«Вы испортили мне воскресенье», – заметил Гошен. Потом он сел и молча выслушал доклад Лиддердейла. Было решено, что Английский Банк ни в коем случае не станет вмешиваться в том случае, если банк объявит о своей неплатежеспособности. Но, если Бэринги окажутся платежеспособными, Гошен обещал оказать «всю поддержку, которая в его власти».

«Я сказал, что крупные банкирские дома должны объединиться и выдать необходимые гарантии», – записал позже Гошен в своем дневнике. Выйдя из Английского Банка, потрясенный министр финансов отправился проконсультироваться с премьер-министром и с У.Г. Смитом, государственным казначеем.

Тем временем Лиддердейл выяснил, что резерв Английского Банка составляет 10 млн 815 тыс. фунтов стерлингов – «чего совершенно недостаточно, если возникнут серьезные сомнения в платежеспособности Бэрингов». Тем не менее он считал, что банк «необходимо защитить». Он попросил министра финансов обратиться к Ротшильдам, чтобы с их помощью получить несколько миллионов от Банка Франции; кроме того, решено было запросить правительство Аргентины «по поводу сомнительных ценных бумаг». Скорее всего, Лиддердейл понимал, что вторая задача окажется трудной, почти невыполнимой.

Гошен обратился к Ротшильдам, которые выступили посредниками на переговорах с Банком Франции в Париже. Банк Франции обещал ссудить Английскому Банку 3,5 млн фунтов стерлингов золотом.

В среду, 12 ноября, Бэринги представили свой баланс. Хотя их пассив составлял 21 млн фунтов стерлингов, актив составлял 24 и ¾ млн фунтов. Однако – и в этом заключалась вся сложность – активы включали на 5¾ млн фунтов аргентинских займов и на 2 млн уругвайских займов, которые «временно» не могли быть реализованы. Стало ясно: если Бэринги получат необходимое время и помощь – немедленно, не дожидаясь, пока острый кризис перейдет в откровенную панику, – все еще может окончиться хорошо.

Гошен пишет в дневнике о том, как «умно и энергично» Лиддердейл повел дела с Ротшильдами. Учредили «Аргентинский комитет» во главе с лордом Ротшильдом. К полудню среды из Парижа прибыли 3 млн фунтов золотом. Еще 1 млн 150 тыс. фунтов золотом было куплено непосредственно в России.

(«Люди за сценой, – как позже, 22 ноября, писали в журнале «Экономист», – хотя и держали язык за зубами, прекрасно понимали, чем вызвана покупка золота в России и заем у Франции».)

Для людей Викторианской эпохи скрытность была не пустым словом. «Люди за сценой» в самом деле не болтали. В пятницу, 14 ноября, к Лиддердейлу пришел Джон Даниэль, важная в Сити фигура, участник Mullens & Co., брокерской фирмы, проводившей операции с государственными облигациями и другими финансовыми инструментами по поручению правительства. Даниэль попросил управляющего Английским Банком представить отчет.

«Говорят, грядет что-то ужасное, – сказал Даниэль. – И называют имена на высоком уровне – на самом высоком».

Лиддердейл отчета не представил. И министр финансов Гошен «категорически» отказался помогать Бэрингам. Он указал, что открытое вмешательство правительства потребует обращения к парламенту, что только «подольет масла в огонь».

Неясно, кто первый упомянул коллективную гарантию. Почти все главные участники событий в воспоминаниях и дневниках утверждали, что такая мысль приходила им в голову. Возможно, Лиддердейл не кривил душой, когда писал: «Такая мысль посетила нас всех на очень раннем этапе». У.Г. Смит, первый лорд казначейства, обещал послать Лиддердейлу чек на 100 тыс. фунтов, «чтобы доказать, что Бэрингов можно спасти только посредством частных гарантий». Он не поддерживал с Бэрингами абсолютно никаких связей. «Предлагая гарантию, я руководствовался исключительно заботой об общественном благе, – писал он позже Лиддердейлу. – Я считал, что банкротство Бэрингов обернется национальной катастрофой».

Ночью в пятницу Гошен уехал из Лондона, чтобы выступить в Данди, – его речь была запланирована заранее. Ловкий ход! Если бы министр финансов отменил поездку, новость могла бы вызвать панику, которую все так боялись. Как всегда, верхи Англии продемонстрировали способность в минуту опасности держаться невозмутимо. Особое присутствие духа Лиддердейл проявил в пятницу. Когда векселя Бэрингов хлынули в Английский Банк, он незаметно вышел через хранилище слитков и, отойдя подальше, сел в экипаж и отправился в Уайтхолл. Он надеялся, что его никто не видел. Теперь он знал о Бэрингах все. Баланс доказывал их платежеспособность, но для того, чтобы расплатиться с текущими задолженностями, им понадобится «восемь или девять миллионов». «Эта мрачная мысль» вертелась в голове у Лиддердейла, когда его экипаж ехал к Уайтхоллу.