Текст книги "Торговые банкиры. Известнейшие мировые финансовые династии"

В тот «типичный» день, когда Роберт Леман пригласил меня к обеду, атмосфера в столовой правления сильно отличалась от настроения в старинных лондонских торговых банках. Не было никаких обязательных спиртных напитков или тем для беседы. За столом каждый пил что хотел – многие здешние напитки лондонские банкиры наверняка бы отвергли, едва заметно пожав плечами. Кроме того, не было обязательного порядка рассадки за столом. Во главе стола сидел Роберт Леман; справа и слева от него усадили двух гостей (справа сидел пожилой китайский банкир, который раньше работал в Шанхае, а сейчас в Гонконге). Обычно места по бокам от Роберта Лемана занимают старшие партнеры. Остальные садятся где хотят.

Еда была нейтральной, и за столом царила приятная атмосфера неофициальности – естественной американской неофициальности, а не тщательно отполированной неофициальности умолчания и полуфраз, которую так любят лондонские банкиры. В Нью-Йорке каждый говорит то, что у него на уме. В Лондоне предпочитают говорить обо всем, кроме того, о чем все думают на самом деле.

Гостей на Уильям-стрит «оценивают», как бывает всегда, когда вы в обществе банкиров, но не так завуалированно, как в Лондоне, когда человек и не догадывается, что его просвечивают насквозь, как рентгеном. Наоборот, гости выдерживают настоящий экзамен с вопросами и ответами. Разговор шел на самые разные темы, от международной обстановки («Когда красный Китай превратится в индустриальную державу?») до национальной политики, от валютных проблем (туманное будущее фунта стерлингов) до современного искусства. Рассказывали анекдоты, и все смеялись. Никто не раскрывал никаких секретных сведений; никто не ронял намеков, какие акции нужно покупать. Все шло совсем не так, как, наверное, ожидали бы многие. Многие были бы разочарованы.

Оглядев сидящих за большим столом, я вспомнил слова лондонского банкира Джослина Хамбро, который делился со мной своими первыми впечатлениями о Соединенных Штатах: «Мне казалось, что я понимаю американцев, потому что они говорят на одном со мной языке, но я ошибался. Гораздо труднее увидеть различия между американцами, чем между французами и скандинавами, потому что мы, англичане, склонны думать, что американцы такие же, как мы. А они не такие».

Лица партнеров представляли собой занимательный человеческий калейдоскоп – такого не увидишь нигде за пределами США. Галстуки и костюмы еще способны создать впечатление некоторого единообразия, но не лица. В Лондоне сходство гораздо очевиднее. Мне показалось, что за большим столом собралось довольно много индивидуалистов. Экстраверты-махинаторы и немногословные экономисты; бывший адвокат, бывший сотрудник ЦРУ, бывший государственный служащий; оживленный суперпродавец и задумчивый профессор; люди, которые предпочитали молча слушать, и люди, которых как будто радовал звук собственного голоса; либералы и консерваторы, демократы и республиканцы, начитанные интеллектуалы и люди, которые никогда ничего не читают, кроме «Уолл-стрит джорнал» и «Нью-Йорк таймс»; мудрые старики и наглые молодые люди; довольно много выпускников Гарварда. Настоящий финансовый камерный оркестр, который виртуозно и воодушевленно играет, повинуясь взмахам невидимой дирижерской палочки в руке Роберта Лемана.

Каждый понедельник партнеры устраивают ритуальный обед (куда гостей не приглашают). На обеде обсуждают текущие проекты, срочные дела, а после обсуждения могут назначить голосование. Партнеры, которые состоят в правлении различных корпораций, рассказывают о трудностях, с которыми пришлось столкнуться их компаниям. Еще одной компании требуется новый капитал для расширения; обсуждают размещение по закрытой подписке. Иногда обсуждают и «новый бизнес», способный повысить статус более молодых партнеров, а более старым вспомнить молодость. Кто знает, может быть, их ждет очередной яркий успех – такой же, как с «Литтон» или «Хертц».

В 14.30 все снова возвращаются на четвертый этаж, где находится штаб-квартира, командный пост и нервный центр Lehman Brothers. Там очень тихо. На пятом этаже планомерный хаос является правилом: отдел синдикатов готовится к выпуску новой серии облигаций, юристы думают, как обойти очередное постановление Комиссии по ценным бумагам и биржам. Но на четвертом этаже говорят тихо. Там мягкие ковры, там атмосфера безмятежности и красивые картины. На четвертом этаже у Роберта Лемана имеется маленький, непритязательный кабинет, где висят несколько картин импрессионистов и фовистов.

На четвертом этаже вырабатывают общую политику и принимаются основные решения. Повседневные дела здесь не вызывают интереса. Телетайп не беспокоит разреженную атмосферу «высоких финансов». Единственный телетайп стоит в отделе продаж. Старые служащие «Леман бразерс» помнят, как осенью 1939 г. все толпились вокруг аппарата. Тогда в Европе началась война; в Нью-Йорке упали цены на акции. Потом рынки закрылись, и Филип Леман (на портрете, который висит в зале правления, изображен человек, исполненный спокойного авторитета и большой теплоты) повернулся к партнерам и сказал:

– Что ж, сегодня делать больше нечего – давайте разойдемся по домам и хорошо поужинаем.

Все пошли домой; паники не было. На четвертом этаже никогда не бывает признаков паники. В «Леман бразерс» научились относиться к катастрофам, как к обычной простуде. Ни против того, ни против другого лекарства нет, но жизнь продолжается. Так было на протяжении более чем ста лет. Сегодня о «Леман бразерс» чаще пишут на первых полосах «Нью-Йорк таймс», чем в финансовом разделе.

– Торговые банкиры никогда не тревожатся из-за второстепенных дел, – с отчужденностью историка замечает партнер Фрэнк Мангейм. – В основе своей все всегда движется вперед.

Филип Леман, отец Роберта, обладал присущим многим торговым банкирам умением разбираться в людях. Однажды к нему пришел Ивар Крюгер и попросил Лемана стать его банкиром. Крюгер говорил и говорил, а Леман сделал несколько пометок на листе бумаги.

Когда Крюгер закончил, он сел поудобнее и посмотрел на банкира. Филип Леман покачал головой и отказался.

– У меня правило, мистер Крюгер. Я не связываюсь с тем, чего не понимаю, прочитав свои записи по теме. Вы для меня слишком сложны, мистер Крюгер.

Крюгер ушел, а через несколько месяцев застрелился.

Партнеры «Леман бразерс» придерживаются разных взглядов и в вопросе о том, как лучше организовать работу крупного банкирского дома. Одни считают, что «активная» фирма всегда должна пребывать в некотором беспорядке. Определенная смелость, даже дерзость вызывается «голодом»; «голод» служит источником движения и инициативы. Другие беспокоятся из-за опасности разбогатеть и добиться успеха; всегда есть искушение замедлиться после того, как достиг вершины. Один «еретик» даже утверждает, что иногда лучшие идеи рождаются из хаоса. Есть и консерваторы, которые считают, что торговый банк должен функционировать как дымовая труба с закрытыми вьюшками. Идеи просачиваются сквозь щели, и дистиллят обычно очень хорош. Упоминают некий банк, который был организован по принципу пирамиды: все отчеты стекались на самый верх. Тот банк разорился. Сейчас банкиры оперируют такими огромными суммами, что несколько ошибок могут оказаться роковыми. А один человек скорее допустит больше ошибок, чем группа людей.

С 1963 г., когда в правление «Леман бразерс» вошел Люсиус Дюбиньон Клей, – как старший партнер, хотя и новичок в иерархии, – он, по словам Роберта Лемана, «оказывает неоценимые услуги фирме благодаря своим организаторским и руководящим способностям и своим успехам в подготовке и проведении новых операций». Генерал Клей занимается сложной задачей. Он привносит порядок в «организованную путаницу» Lehman Brothers. Задолго до того, как Клей в 1948 г. организовал «берлинский воздушный мост» и прорвал советскую блокаду, он показал себя талантливым руководителем в Инженерном корпусе, когда руководил сооружением 197 гражданских аэропортов. Он привык иметь дело с огромными корпорациями и легионами руководителей.

В «Леман бразерс» генерал (как к нему до сих пор обращаются многие) учредил комитетскую систему правления. Некоторые партнеры выражали сомнение, в самом ли деле применимы подобные методы к «активному» инвестиционному банку. Сохранится ли дух ничем не скованного предпринимательства на совещаниях комитета?

На самом верху организационной схемы Клея, так сказать, в авангарде боевого порядка банка, находится исполнительный комитет, состоящий из 6–8 старших партнеров; более молодые партнеры входят туда по очереди. Комитет собирается раз в неделю, определяет «фундаментальную (стратегическую. – Авт.) политику», принимает «оперативные (тактические. – Авт.) решения».

Уровнем ниже исполнительного комитета находится андеррайтинговый комитет, который занимается всеми эмиссиями и предоставляет капитал для самых разных операций. Этот комитет руководит деятельностью нескольких знаменитых обслуживающих отделов банка. Отдел розничных продаж изучает все запланированные эмиссии, тестирует рынок, оценивает перспективы и проводит всю сложную техническую работу по выпуску акций, которой так славятся Lehman Brothers. Фирма полагается на сеть независимых брокеров, которые размещают ценные бумаги по всей стране. Эксперты промышленного отдела постоянно «держат руку на пульсе», формируют мнение банка о бизнес-возможностях, банковской ситуации, консолидации, слиянии – там проводятся исследования на самом высоком уровне. Сотрудники большого юридического отдела служат проводниками в чаще правил и джунглях ограничений. А отдел синдикатов занимается крупными эмиссиями, которые размещаются в сотрудничестве с другими инвестиционными банками.

Непосредственно главному исполнительному комитету подчиняется инвестиционный комитет, который определяет политику двух инвестиционных фондов банка. Особый экономический отдел подвергает американскую экономику в целом «широкому и постоянному анализу» и интерпретирует жизненно важные экономические показатели применительно к стране.

Инвестиционная консультативная служба Lehman Brothers, которая считается крупнейшей на Уолл-стрит, контролирует, прямо или косвенно, 2 млрд долларов. Специальная служба институциональных инвестиций ищет новые способы привлечения денег различных учреждений для «особых подходов». Не следует, однако, думать, будто «Леман бразерс» выпрашивают деньги. Индивидуальным предпринимателям, располагающим суммами менее полумиллиона долларов, не стоит даже обращаться к ним. В начале 1950-х гг. банк отклонил запросы нескольких человек, какими бы суммами они ни располагали. Некоторые из них были весьма известными представителями шоу-бизнеса.

Ни один служащий «Леман бразерс» не имеет права наживаться на предварительных подсказках по рынку ценных бумаг. Любой сотрудник, уличенный в торговле ценными бумагами, одобренными советниками банка, будет немедленно уволен. Партнеры могут покупать такие акции – после того, как их купили инвестиционные фонды, и после того, как банк проконсультировал отдельных клиентов. К тому времени акции, возможно, уже не являются интересной покупкой. Члены совета директоров обязаны проводить все операции через Lehman Brothers. Они не имеют права получать в виде гонорара ценные бумаги тех компаний, в правлении которых они состоят. Исследовательский отдел при консультативной службе «Леман бразерс» полностью независим от исследовательского отдела «Леман корпорейшн». Их мнения часто не совпадают.

Наконец, есть специальный комитет, который заведует операциями с векселями (коммерческими бумагами), а также административный комитет. Как видно, в «Леман бразерс» есть все, кроме «комитета комитетов».

– Нам приходится идти на значительные риски, – говорит генерал Клей, который не тратит слов зря. – Управление комитетом, как ожидается, минимизирует риски. В следующем году мы сделаем большой шаг вперед. Мы проведем полную компьютеризацию.

«Коллекция Леманов» ничем не связана с Lehman Brothers, кроме имени ее владельца, Роберта Лемана, главного партнера банка, и того, что она создавалась на деньги, полученные от банковской деятельности. В банке много хороших картин, наверное, больше, чем в любом другом торговом банке мира. Под влиянием и по примеру Роберта Лемана многие члены совета директоров тоже начали коллекционировать произведения искусства.

Наверное, Роберту Леману принадлежит самая крупная частная коллекция в Соединенных Штатах. Роберт Леман – один из последних коллекционеров в классическом смысле этого слова. Налогообложение и раздутые цены, недостойная спешка и жажда наживы положили конец этому эфемерному занятию.

«Коллекцию Леманов» с любовью создавали люди, обладающие вкусом, временем и деньгами. Они никогда не спешили; никогда не пытались «сорвать куш» на рынке искусства; они коллекционировали ради коллекционирования – их увлечение доставляло им радость.

Роберт Леман унаследовал любовь к прекрасному от родителей. Его отец, Филип Леман, начал собирать коллекцию в 1911 г., в «золотой век» коллекционирования. Леманы отбирали экспонаты в свою коллекцию придирчиво и с пониманием, приобретали со вкусом и воодушевлением. Будучи инвестиционными банкирами до мозга костей, они никогда не считали произведения искусства лишь «капиталовложением». Когда они видели то, что им очень нравилось, они это покупали – только так и можно собирать коллекцию.

Будучи подростком, Роберт Леман часто сопровождал отца и мать в Европу, где они приобретали картины, гобелены, мебель. Он получил серьезную подготовку. Они навещали в Италии Бернарда Беренсона, историка искусств и художественного критика, и обходили маленькие музеи в сонных горных городках. Они беседовали с хранителями коллекций, реставраторами, коллекционерами, экспертами. Роберт начинал с рисунков и миниатюр в средневековых рукописях. Затем он перешел к рисункам старых мастеров и постепенно добрался до картин маслом. Позже его заинтересовали современные мастера, особенно французские импрессионисты. Весной 1956 г., когда коллекцию Лемана привезли в парижский Музей Оранжери, она вызвала настоящую сенсацию. Она стала первой частной американской коллекцией, которую выставляли в Европе. Французские знатоки, которые раньше имели привычку говорить, что у американских коллекционеров «больше денег, чем вкуса», были потрясены теми безупречными стандартами, по которым отбирались произведения искусства. За первые две недели на выставке в Оранжери побывало семнадцать с лишним тысяч посетителей.

Роберт Леман всегда предпочитал жить в окружении своих сокровищ. Некоторые из них, особенно близкие его сердцу картины, скульптуры, предметы фарфора и другие редкие произведения искусства, хранятся в его квартире на Парк-авеню. Основная часть коллекции помещается в особняке Роберта Лемана на 54-й улице, спроектированном Джоном Г. Дунканом, автором Мавзолея Гранта (на 54-й улице Дункан творил в гораздо более приподнятом настроении). Роберт Леман вырос в этом доме, среди картин, гобеленов, рисунков, мебели. С детства живя в окружении произведений искусства, он проникся к ним особым отношением. Для него они никогда не были коллекцией; для него они – красивый дом.

В особняке, где сейчас семья уже не живет, время от времени проводят экскурсии, особенно по поручительству Нью-Йоркского института изящных искусств, в чей попечительский совет входит Леман. После смерти отца Роберту пришлось выплатить громадный налог на наследство, и все же остается неясным, удастся ли Леманам и дальше сохранять коллекцию в семье.

Друзей и немногих счастливчиков по дому водят сам Леман или смотритель. Меня пригласили туда как-то вечером, когда в доме остались только охранник и куратор. Охранник осторожно приоткрыл дверь и внимательно осмотрел меня; я показал документы, после чего меня впустили. Пока мы переходили из комнаты в комнату, куратор включал и выключал свет. На улице шел дождь; за окнами по мокрому асфальту тихо шуршали шины. Внутри же было очень тихо и мирно. Стены первого этажа были обиты оливковым бархатом. В 1961 г. дом переоборудовал Серж Руо, французский дизайнер интерьера; он же в 1957 г. провел ремонт в Музее Оранжери.

Две комнаты внизу заполнены живописью XIV–XV вв. из Сиены и Флоренции – Липпо Ванни, Джованни ди Паоло, Барна да Сиена, Спинелло Аретино, Сано ди Пьетро, Андреа Ванни, Нери ди Бичи. Две самые старые картины маслом приписывают Дуччо ди Буонинсенье, творившему в Сиене в 1279–1319 гг. Там же можно полюбоваться красивой коллекцией майолики. Многие экспонаты попали к Леману из бывшей коллекции Херста. В свою очередь, У.Р. Херст купил их у Дж. П. Моргана и Кларенса Маккея. Многие экспонаты коллекции Херста были проданы сетью «Гимбелс», в чей совет директоров входит Роберт Леман.

Некоторые самые ценные картины висят в красивых интерьерах третьего этажа, окруженные гобеленами, коврами, люстрами, – настоящая симфония для глаз! Одна комната до сих пор обита красным бархатом XVI в., который раньше закрывал все стены. Сидя в кресле, посетитель чувствует, как красота словно обволакивает его; в особняке Лемана искусство гораздо ближе, чем в огромных холодных залах большинства музеев.

Я до сих пор храню в сердце воспоминания о времени, проведенном рядом с «Благовещением» Боттичелли, «Мадонной с младенцем» Беллини, «Портретом Марии-Терезии» Веласкеса. Я восхищался двумя величественными полотнами Эль Греко (особенно «Христом, несущим крест»), двумя торжественными Рембрандтами и красивой «Графиней Альтамирой с дочерью» Гойи… Я мог бы сидеть там вечно. В той комнате время как будто останавливается.

Другие флорентийские и сиенские мастера развешаны на лестнице, которая ведет на четвертый этаж. На площадке можно полюбоваться рисунками венецианской школы – Тьеполо, Пьяццетта, Каналетто. В зале на четвертом этаже висят картины мастеров фламандской школы, в том числе «Благовещение» Ханса Мемлинга и «Святой Элигий и святая Годеберта» Петруса Кристуса. На том же этаже есть и произведения французских мастеров – Ренуара, Будена, Дега, Моне. Есть Синьяк, Дерен, Валлоттон, Птижан. Поднимаясь выше, на пятый этаж, можно любоваться «Видом на церковь Санта-Мария делла Салюте» Каналетто, изображенным с той же любовью и заботой, какие отличают картины Антонио Канале, которые сейчас можно видеть в Венеции, Варшаве и Дрездене.

Парадную комнату на пятом этаже занимают редкие работы Рубенса, Эль Греко, Пизанелло, Беллини, Дюрера, Рембрандта, да Винчи, Гойи и Ван Дейка. Там нельзя надолго включать свет, чтобы не выцветали краски. А в небольшом зале с тыльной стороны – настоящее пиршество: Гай, Моро, Бари, Милле, Базиль, Боннар, Сегонзак, Модильяни, Дега, Ренуар, Матисс, Синьяк, Болдини, Сёра, Утрилло, Сезанн, Ван Гог, Сислей, Писарро, Пикассо… и многие другие.

Роберт Леман помнит, как приобреталась каждая картина. Помнит он и те картины, которые ему так и не удалось купить. Он охотно делится радостями и печалями коллекционера, а также сокрушается из-за своих ошибок. Как-то он предложил слишком мало за «Тайную вечерю» Уголино да Сиены; в конце концов пришлось отдать вчетверо больше первоначальной цены. Ценность коллекции трудно оценить; по мнению ряда экспертов, она стоит больше 150 млн долларов. Как ни странно, ряд лучших капиталовложений Роберт Леман сделал в искусство.

Мерилом успеха инвестиционного банка служит идеальный средний уровень удачных операций. «Леман бразерс» необходимо держаться на уровне не ниже 550 – иначе через десять или двадцать лет о них никто не вспомнит. Каждый день эксперты банка перелопачивают огромные объемы фактов и цифр. Но в конечном счете все зависит от того, верно ли партнеры оценят то или иное предприятие, тот или иной бизнес. В какой-то момент им приходится забыть о фактах и цифрах и заняться неосязаемым – капризами и перепадами общественного вкуса, управления, модными тенденциями и, самое главное, людьми. Вот что делает инвестиционное банковское дело в чем-то оккультным искусством, а не точной наукой.

Какое-то время назад «Леман бразерс» и одна известная брокерская фирма конкурировали за право выпустить акции крупной корпорации. «Леман бразерс» предлагали гарантировать размещение выпуска ценных бумаг на рынке по 14. Конкуренты предложили 16 – и выиграли.

– Мы не очень огорчились, – признается один из партнеров. – Им очень хотелось провести эмиссию, приобрести авторитет инвестиционного банка. Возможно, они продадут акции по шестнадцать с половиной и получат прибыль. Но рынок может просесть, и тогда их репутация пострадает. Мы не любим такого рода риск. «Леман бразерс» могут себе позволить смотреть в долгосрочную перспективу. Приходится жертвовать долгосрочным себялюбием ради немедленного себялюбия. В нашем деле приятно иметь возможность кому-то отказывать. Кое-кому выплачивают премию в конце года за то, что им хватило дальновидности отклонить предложение, которое позже окончилось неудачей.

В «Леман бразерс» уверены в будущем банковских инвестиций в Америке. Страна все больше процветает; вместе с ростом населения расширяется и рынок потребления. Продавец льда больше не ходит по дворам; его сменил торговец холодильниками. Маленькие радиоприемники сменились большими телевизорами. Благодаря автоматизации создаются большие и маленькие машины. Их надо производить и финансировать. Американская промышленность испытывает все большую потребность в капитале. А клиенты занимают все больше денег. Все научились жить в кредит. Чтобы финансировать производство товаров и их потребление, необходимы миллиарды долларов.

В «Леман бразерс» знают, где найти миллиарды и как передать их от тех, у кого есть лишние деньги, тем, кто применит их с наибольшей прибылью. Шагая в ногу с новыми техническими достижениями, банк «Леман бразерс» изобретает новые технические приемы для займов, покупки и продажи самого ходового товара из всех – денег.