Текст книги "Торговые банкиры. Известнейшие мировые финансовые династии"

Глава 8
Ротшильды: молодое поколение

Деньги – бог нашего времени, и Ротшильд – пророк его.

Генрих Гейне

Что значит быть Ротшильдом, можно сказать, живой легендой, носителем самой громкой фамилии в международных «высоких финансах»? Миллионы людей задавались этим вопросом. В Америке мальчик мечтает стать президентом. В Европе он предпочел бы стать Ротшильдом. Сама фамилия служит синонимом богатства. Быть Ротшильдом – все равно что быть современным Крезом, Мидасом XX в.

Приятно сознавать, что Ротшильды до сих пор не сошли со сцены. Они служат доказательством того, что наш образ жизни преобладает. Капитализм спешат хоронить, но он еще не умер. Самим фактом своего существования Ротшильды символизируют преемственность династии, благосостояния, целостности и западной цивилизации. Если бы Ротшильдов не было, их следовало бы выдумать. Но они есть и, будем надеяться, останутся навечно. Семейная компания, которой владеют британские Ротшильды, вполне к месту называется Rothschilds Continuation Ltd. (что можно перевести как «Династия Ротшильдов – компания с ограниченной ответственностью»). В 1961 г. образовалась вторая корпорация, Second Continuation Ltd., которую контролируют французские Ротшильды.

Легендарный «Ротшильд» – ни имени, ни титула не требуется – персонаж многочисленных историй, анекдотов, представитель самой известной в мире еврейской семьи. Вы наверняка слышали анекдот о бедном еврее, который видит, как дворецкий подсаживает маленького Ротшильда в роскошный экипаж, и с тоской восклицает: «Такой маленький – и уже Ротшильд!» В наши дни такие сказки нужны людям не меньше, чем еда. Есть история и о другом бедном еврее, – должно быть, Господь в самом деле любил их, ведь он создал их так много, – который горько плачет на похоронах мифического «Ротшильда». Очевидец спрашивает, не родственник ли он покойному. «Нет, – отвечает бедный еврей, вытирая слезы. – Поэтому-то я и плачу!»

Что такое «быть Ротшильдом» – каждый из многочисленных Ротшильдов понимает по-своему. Для некоторых это значит обладать деньгами и возможностью ими наслаждаться. Для других «быть Ротшильдом» – значит попытаться превзойти яркие достижения своих предков. Почти для всех «быть Ротшильдом» – значит сохранять свою веру, чувство преемственности, ответственность. Среди Ротшильдов много финансистов, ученых, юристов, но много и спортсменов, коллекционеров, плейбоев. Это большая семья, в которой, как и в любой другой семье, есть свои чудаки и «паршивые овцы».

Как ни парадоксально, Ротшильды, чья фамилия служит символом богатства, – не самые богатые люди на свете. Но с культурной точки зрения богатство более состоятельных нефтяных миллиардеров с Ближнего Востока бессмысленно. Рокфеллеры, Форды, Карнеги, Вандербильты заработали больше миллионов, но это всего лишь деньги.

Богатство Ротшильдов символизирует нечто большее: историю, гордость, власть, благотворительность и, превыше всего, целостность. Есть ли на земле другая семья, представители которой перехитрили Наполеона, пережили Гитлера, построили железные дороги в Европе и заводы в Южной Америке, разрабатывали нефтяные месторождения в Сахаре и строили гидроэлектростанции на Ньюфаундленде, финансировали урановые рудники и строительство туннеля под Ла-Маншем, поддерживали огромное количество благотворительных учреждений, помогали создавать государства и свергали династии, владели коллекциями произведений искусства, замками и огромными виноградниками – и успешно справились с признаками упадка, которые, как говорят, неизбежны через восемь поколений?

Победа при Ватерлоо

Легенды о Ротшильдах давным-давно не имеют ничего общего с действительностью. И здесь виноваты сами Ротшильды. Когда речь заходит о семейных делах, они еще более немногословны и замкнуты, чем другие торговые банкиры. Они довели технику уклонения от неприятных вопросов до совершенства. Их семейные лабиринты сложны, темны и таинственны. Бертран Гиль, французский историк, 12 лет трудился над историей Ротшильдов. Его труд до сих пор не окончен. Что характерно, до сих пор еще не появилось ни одной истории семьи, одобренной самими Ротшильдами. О Ротшильдах написана целая библиотека, но книги, составляющие эту библиотеку, написаны без их согласия и участия и часто вопреки их желаниям. Иногда представители семьи даже подают в суд на «биографов».

Никто еще не изучил все их семейные архивы. Может быть, когда-нибудь туда допустят кого-нибудь из Ротшильдов, но только не постороннего. За последние двести лет из семьи вышло много людей, талантливых в самых разных областях. Когда-нибудь появится и историк по фамилии Ротшильд; он и напишет ту самую книгу.

До тех пор же пересказывают одни и те же истории, сдобренные изрядной долей вымысла. Речь в них идет о «дальновидности, фантазии, смелости». Как правило, все истории начинаются в гетто Франкфурта-на-Майне, где в 1743 или 1744 г. родился Майер Амшель Ротшильд. Вначале он торговал сукном и старинными монетами. Он стал менялой, переехал из скромного дома с красным щитом на гербе (Rot Schild по-немецки – «красный щит») в дом побольше, шестиэтажный, с зеленым гербом, и послал четверых из пяти своих сыновей изучать финансовое дело в Европе. Якоб (который позже стал на английский лад называться Джеймсом) поехал в Париж, Соломон – в Вену, Калман – в Неаполь, Натан – в Англию.

Амшель оставался дома с отцом. Тот сделал первый удачный ход, когда помог ландграфу Вильгельму Гессен-Кассельскому, которому пришлось бежать от Наполеона, спасти и выгодно вложить свое огромное состояние. Майер Амшель, который еще в те времена обладал талантом в области капиталовложений, послал талеры в Лондон, где их благодаря умным спекуляциям приумножил его сын Натан Майер. После того как ландграф Вильгельм вернулся на родину, он получил свои деньги с процентами. Он остался очень доволен. Радовались и Ротшильды: они получили прибыль и заработали репутацию. С тех пор Ротшильды придерживаются формулы «репутация, включающая прибыль».

Все последующие удачные ходы способствовали не только росту состояния Ротшильдов, но и их доброму имени. В годы Наполеоновских войн британское правительство привлекло его банк к финансированию военной кампании против Наполеона. Крупные суммы золотом необходимо было переводить армии Веллингтона, запертой в Испании. Натан доставил золото во Францию, где эстафету принял брат Джеймс, чьи агенты контрабандой проносили золото прямо через линию фронта. Операция обошлась очень дорого, ведь нужно было многих подкупить, но в целом все прошло успешно.

Когда контрабанда принимает огромные размеры, она входит в историю. То же самое можно сказать и об удачной спекуляции на бирже. Хрестоматийным стал рассказ о том, как Натан воспользовался сведениями, полученными после битвы при Ватерлоо; легенду столько раз повторяли, что сейчас ее принимают за истину. Натан действительно узнал об исходе сражения раньше других, но не по голубиной почте, а с помощью курьера, который привез ему голландскую газету с сообщением о поражении Наполеона. Полученными сведениями он с успехом воспользовался на Лондонской фондовой бирже. Позже такой же прием применяли другие Ротшильды с целью завладеть рынком. Вместо того чтобы покупать акции, узнав хорошую новость (так поступил бы спекулянт средней руки), Натан начал избавляться от своих акций. Поползли слухи о поражении британцев, а когда стало известно, что «Ротшильд продает», все стали продавать вслед за ним, и цены упали почти до нуля.

Тут Натан быстро распорядился, чтобы его агенты скупили акции по дешевке – до того, как стало известно о победе Веллингтона. В таких щекотливых операциях всегда крайне важно правильно рассчитать время. Цена акций резко взлетела, и Натан заработал целое состояние.

Однако почти нигде не говорится – либо потому, что авторы этого не знали, либо решили, что не стоит портить «красивую» историю, – что Натан не держал важные сведения при себе, а поспешил поделиться ими с премьер-министром, лордом Ливерпулем. Вот что пишет Реджинальд Колби, автор статьи «Депеша о Ватерлоо», впервые опубликованной в 1962 г. в «Куотерли ревю» и позже перепечатанной канцелярией ее величества «как небольшое, но романтическое воспоминание в честь 150-й годовщины битвы при Ватерлоо»:

«[Среда, 21 июня, 1815 г.] стала в Лондоне днем, когда одни слухи опровергали другие. Неуверенность возбуждала в англичанах их традиционную склонность держать пари. Многие делали ставки на исход сражения. Члены клуба «Брукс» на Сент-Джеймс-стрит ставили на победу французов, так как многие считали, что Наполеон выйдет победителем в великой битве. Однако один человек в Лондоне знал, что это не так и что не Наполеон, а союзники одержали великую победу. Этим человеком был Натан Ротшильд, банкир, который за десять лет до событий основал в Лондоне банк и наладил прочные связи с Европой благодаря тому, что его братья жили в Париже, Франкфурте, Вене и Неаполе.

Натан вернулся в Англию из Европы лишь за несколько дней до начала сражения; поскольку он финансировал французских монархов (в апреле 1814 г., когда Людовик XVIII вернулся во Францию, он через брата Джеймса в Париже выдал Людовику вексель на 200 тыс. фунтов), его особенно интересовал исход сражения: от него зависело будущее банка Ротшильда. Поэтому Натан велел своим агентам как можно скорее доставить ему сведения в Лондон. Один из его агентов, Ротворт, прибыл в Лондон во вторник вечером, 20 июня, за целые сутки до того, как Перси (достопочтенный майор Генри Перси из 14-го полка легких драгун, адъютант герцога Веллингтона и носитель знаменитой депеши Веллингтона) с голландской газетой, в которой сообщалась новость о великой победе англичан. Рано утром [в среду, 21 июня] Ротшильд поспешил к своему другу Джону Геррису, главному комиссару, который вместе с ним ездил в Европу, и Геррис отвел его на Даунинг-стрит для аудиенции у премьер-министра, лорда Ливерпуля.

Однако там Ротшильду не поверили. На Даунинг-стрит царило уныние, поскольку от Веллингтона не было вестей, а отсутствие новостей сочли плохой новостью.

Часто говорят, что Натан Ротшильд удерживал сведения о Ватерлоо при себе и воспользовался ими для спекуляций на фондовой бирже. Говорили, что он лично наблюдал за ходом сражения и, как только увидел, что Наполеон разбит, галопом поскакал прочь и привез новость в Лондон».

Кроме того, Колби пересказывает часто повторяемую историю о том, что Натан примчался на фондовую биржу, где встал у своей любимой колонны, «напустив на себя крайне мрачное выражение», которое погрузило рынок в уныние. Акции «рухнули», а когда они подешевели почти до нуля, в игру вступили агенты Ротшильда и скупили их за бесценок.

«Красивая история, которая объясняет истоки благосостояния Ротшильдов, – продолжает Колби, – полностью опровергается визитом Натана Ротшильда к премьер-министру. Он был доверенным банкиром правительства, тесно сотрудничал с ним – он не только предоставил кредит Людовику XVIII, но и переводил в Испанию золото, нужное для выплат армии Великобритании и других расходов. Правда, что победа союзников над Наполеоном значительно укрепила его финансовое положение; можно сказать, что Ватерлоо стало фундаментом, на котором Ротшильд построил свое колоссальное состояние, но это состояние возникло не вследствие спекуляции на фондовой бирже, не благодаря тому, что он удерживал весть о победе при себе. Акции определенно росли в цене между вторником, 20 июня, когда в Лондоне еще ничего не знали об исходе сражения, и четвергом, 22 июня, когда победа была у всех на устах. Если Ротшильд и купил акции утром в среду, 21 июня, уже сообщив новость премьер-министру, он поступил как деловой человек, а не коварный интриган».

Запись о тогдашних котировках опровергает утверждения о том, что цены «обрушились», а потом и «стремительно выросли». Так, четырехпроцентные консоли 12 июня шли по 70½. Битва при Ватерлоо состоялась 18 июня, в воскресенье. За два дня до нее, в пятницу, 16 июня, консоли упали до минимума в 69¹/₁₆. Утром в среду, 21 июня, когда Ротшильд начал продавать, а затем покупать, консоли шли по 70. Через три дня их торговали уже по 71½. По нынешним меркам, такие колебания едва ли можно считать сенсационными.

Но Ватерлоо действительно подарило Ротшильдам громадный авторитет. Императоры, короли, премьер-министры приезжали на Нью-Корт за советом, деньгами – а чаще и за тем и за другим. В 1833 г., после отмены рабства, именно Ротшильд разместил вест-индский заем в размере 75 млн долларов, которым британское правительство компенсировало ямайским рабовладельцам их убытки. Займы, предоставленные Джеймсом, помогли Франции укрепить свои позиции в Алжире (нынешние потомки Джеймса, живущие во Франции, финансируют нефтеразведку в Сахаре).

После Гражданской войны в Америке английские Ротшильды разделили еще с несколькими торговыми банками честь предоставления «резерва безопасности» для новой валюты Соединенных Штатов. В 1875 г. Дизраэли и парламент Великобритании, затаив дыхание, ждали, пока Ротшильды, «единственная фирма, способная на такое», ссудит им немедленно, и под патриотические три процента, 4 млн фунтов на покупку мажоритарного пакета акций Суэцкого канала.

Верность своим правителям всегда была отличительной чертой Ротшильдов. В Вене Соломон хранил верность Габсбургам; свою первую железнодорожную компанию он назвал в честь кайзера Фердинанда и в виде вознаграждения получил огромные прибыли, титул со щитом – короны, львы и орлы – и довольно неохотное признание со стороны кайзеровского антисемитского двора. В Неаполе Калман предоставлял займы для Папской провинции и короля Неаполя. А в Париже Джеймс поддерживал сначала Бурбонов, потом Луи-Филиппа и, наконец, Наполеона III, который даже нанес государственный визит «королю евреев» за несколько лет до того, как потерял свою империю и был низложен.

«Деньги – бог нашего времени, и Ротшильд – пророк его», – написал Генрих Гейне в Париже.

Насколько они богаты?

Ротшильды занимали ведущее положение в сфере международных банковских операций сто лет, начиная с Наполеоновских войн и до начала Первой мировой войны. За эти сто лет английские Ротшильды выдали 18 государственных займов общим объемом в 1 млрд 600 млн фунтов – приятная, круглая цифра. Финансовым гением семьи считался Натан Майер (Н.М.), который начинал как торговец хлопком в Манчестере, а в 1804 г., в возрасте 27 лет, основал в Лондоне банк «Н.М. Ротшильд и сыновья» (N.M. Rothschild & Sons).

До того, как на сцену вышел Н.М., иностранные облигации в Лондоне пересчитывались в песо, франках или талерах. Британские инвесторы никогда не знали, по какому курсу им выплатят проценты. Н.М. выдвинул простую, но блестящую идею: выпускать облигации самостоятельно и выплачивать проценты, в должный срок, в фунтах стерлингов, выступая в роли агента иностранного государства. Его идею можно сравнить с ранним и, так сказать, частным «планом Маршалла».

Привлекательность иностранных займов возросла. Когда Ротшильд заявил во всеуслышание, что будет в определенный день в своей «конторе», к нему выстроилась очередь. Все хотели купить новые австрийские, французские или русские облигации. Ротшильд благоразумно приобрел большой пакет на свой счет; он собирался избавиться от своих облигаций позже, когда они вырастут в цене. Больше прибыли – выше репутация.

При его сыне Лайонеле семейный банк в Нью-Корте, на Сент-Суизинс-Лейн, «в двух шагах от Английского Банка», стал – и является по сей день – самым знаменитым адресом в мире международных финансов. Парижский банкирский дом возродился после Второй мировой войны. Другие семейные филиалы сошли со сцены – неапольский в 1861 г., франкфуртский в 1901 г. и венский в 1938 г. Барона Луи де Ротшильда арестовали и отправили в гестапо; его освободили только после того, как семья собрала около 20 млн долларов выкупа.

Нацисты всячески старались искоренить первую еврейскую семью, но Ротшильды победили. У них были взлеты и падения – в монументальном, ротшильдовском, масштабе: тонкое соперничество и отважные ходы, огромные прибыли и огромные убытки. После 1914 г. Ротшильды не всегда соответствовали своей благородной фамилии. Войны, преследования нацистов и налогообложение значительно сократили их богатство. Между двумя мировыми войнами британский и французский банкирские дома продолжали вести дела на прежнем уровне, не расширяясь. Одним из немногих взлетов стал выпуск в 1931 г. на лондонском рынке акций сети «Вулворт». В те годы Ротшильды теряли миллионы – но никогда не утрачивали своей цельности. Они вышли из испытаний, сохранив доброе имя.

Почти день в день, через 150 лет после битвы при Ватерлоо, банк N.M. Rothschild & Sons переехал в новую, современную штаб-квартиру. Она стоит на старом месте, на Сент-Суизинс-Лейн, между Ломбард-стрит и станцией «Кэннон-стрит»; семиэтажное сооружение, которое в «Санди таймс» назвали «скромным зданием из алюминия, стекла и черного мрамора». Общая площадь помещений составляет 50 тыс. квадратных футов (4645 м²), тогда как в старом здании она составляла всего 19 тыс. квадратных футов (1765 м²), и это единственное здание в Лондоне, которое планировалось и строилось именно как торговый банк. Все отделы размещены как полагается: целый этаж отведен правлению, имеется несколько столовых и, естественно, компьютер. В 1925 г. ежегодная рента – безусловное право собственности на недвижимость принадлежит муниципальному совету лондонского Сити – составляла тысячу фунтов, но с тех пор поднялась до 43 тыс. фунтов. Перед перестройкой Ротшильды заключили новый договор об аренде на 80 лет. Таким образом, продлевать договор будут уже представители десятого поколения семьи.

На современном фасаде красуется старый герб Ротшильдов с пятью стрелами, символизирующими пять сыновей Майера Амшеля. По-прежнему на месте и старинные семейные портреты, и обивка, которой любовался предок Натан Майер, но почти все старое убранство исчезло. Исчезла «Комната», как называли зал правления. Она устарела в наши дни, когда действовать приходится быстро. Очень жаль, потому что «Комната» была одним из последних подлинных примеров истинно финансового величия. В «Комнате» царила особая атмосфера, которую уже не воссоздать: ковры и деревянные панели, на стенах – портреты предков и старинные счета в рамках, в том числе расписка на два миллиона фунтов, выданных герцогу Веллингтону, сувениры на каминных полках…

Служащие входили в зал правления через дверь с верхней застекленной половиной. Они никогда не стучали, а ждали снаружи, пока кто-нибудь из партнеров не увидит их и не нажмет звонок у себя на столе. Иногда ждать им приходилось долго. Один пожилой служащий, который недавно вышел на пенсию, подсчитал, что он провел примерно год жизни в ожидании за стеклянной дверью.

Исчезновение «Комнаты» сопровождалось ироническими замечаниями, вполне в духе Ротшильдов. N.M. Rothschild & Sons – единственный сейчас крупный частный инвестиционный банк, это «партнерство», а не «компания с ограниченной ответственностью». И партнерам по-настоящему необходим зал, где они могли бы заседать. Из-за налогов на наследство и прочих все остальные частные банкирские дома стали либо открытыми акционерными обществами, либо обществами с ограниченной ответственностью.

Ротшильды сохраняют неограниченную ответственность, но даже их дни, возможно, сочтены. По закону в банковском партнерстве может быть не более десяти партнеров. Если суммировать два филиала, сейчас партнеров девять. В самом банке их семь. За последние несколько лет Ротшильды приняли на работу нескольких способных молодых людей. Если они поймут, что партнерами им не стать, они перейдут в другие банки, где у них будет больше шансов попасть в совет директоров. Трудно приносить настоящую пользу, не имея возможности принимать важные решения, а такие решения по-прежнему принимаются партнерами. Клиенты банка также предпочитают иметь дело с партнерами. Семь человек представляют собой тонкий начальственный слой. Если закон не изменят, возможно, N.M. Rothschild & Sons последует примеру всех остальных торговых банков.

Банк Ротшильдов – по-прежнему семейное предприятие; он не обязан публиковать отчеты. Поэтому в финансовых «салонах» всего мира до сих пор пользуется популярностью игра «Насколько богаты Ротшильды». Сколько они стоят? Сто миллионов долларов? Пятьсот миллионов? Триллион?

Один из Ротшильдов, которому задали такой вопрос, улыбнулся.

– Я знаю, сколько я стою, – сказал он. – Но вот остальные… – Он дипломатично пожал плечами. Может быть, даже ему не известны подробности – до последних десяти миллионов.

Говорят, что лондонскому банку принадлежат огромные владения в виде лондонской недвижимости, а также акции многочисленных добывающих компаний и контрольные пакеты в страховых и финансовых компаниях.

Торговые банкиры, как правило, немногословны, но даже на общем фоне Ротшильды отличаются особой сдержанностью. За последние годы они расширили традиционный акцептный бизнес и обмен валют, но в других отраслях – новые эмиссии, консультации по вопросам слияния и поглощения – снискали меньше славы, чем некоторые их более молодые конкуренты. Кое-какие признаки указывают на то, что молодое поколение намерено наверстать упущенное. Известно, что Ротшильды финансируют более сотни крупных проектов по всему миру. Они участвуют в операциях, восходящих к великому прошлому, и строят планы, которые простираются, возможно, в еще более великое будущее.

Из прошлого следует упомянуть плоды имперских подвигов Сесила Родса, которого Ротшильды активно финансировали (в том числе огромные пакеты акций золотых рудников и алмазодобывающей компании «Де Бирс». Из прошлого тянется их влияние в «Рио-Тинто», гигантской корпорации, которая берет начало в богатых испанских медных рудниках, а в последнее время участвует в разработке родезийского «медного пояса». Есть страховая компания «Сан Альянс» (Sun Alliance), самая аристократическая из всех страховых компаний; ее в 1824 г. основал еще Натан Ротшильд, и сейчас один Ротшильд входит в ее правление. У компании высокопоставленные клиенты и огромные владения, но время от времени она идет на огромный риск, следуя традиции Ротшильдов; «Сан Альянс» стала первой компанией, которая застраховала радиоактивные изотопы.

Будущее ярко символизирует «Бринко» («Бритиш Ньюфаундленд корпорейшн»). Ее акционерами являются британские и французские Ротшильды – компанию в 1952 г. основал Эдмунд де Ротшильд, старший партнер лондонского банка. То же можно сказать и об «Англо-американской корпорации», «Боувотер» и «Рио-Тинто». «Бринко» принадлежат эксплуатационные права на 60 тыс. квадратных миль (155 400 км²) на Ньюфаундленде и Лабрадоре, территория больше, чем Англия и Уэльс, вместе взятые, располагающая громадными запасами леса, полезных ископаемых и гидроэлектроэнергии.

Английские Ротшильды остаются официальными золотыми брокерами для Английского Банка. Они по-прежнему самые главные брокеры слитков в стране; их банк – средоточие лондонского рынка золота. «Н.М. Ротшильд и сыновья» – единственный банк на земле с собственным залом золотого фиксинга. На стенах висят портреты некоторых бывших клиентов – австрийского императора, русского царя, королей Пруссии, Португалии и Голландии. Каждое утро в зале происходит интересный ритуал установления дневной цены на золото. Представитель династии Ротшильдов сидит в своем кресле. Дилеры также занимают места; перед каждым стоит телефонный аппарат, по которому он может напрямую связываться со своим офисом, и маленький флаг Великобритании. Процедура начинается с объявления председательствующим цены. Если флаги опущены, устные дебаты можно продолжать, но, когда кто-то говорит: «Поднять флаг!» – все умолкают, и отдавший приказ повышает цену. Никто точно не знает историю происхождения этого ритуала. Как правило, дилеры выступают в роли покупателей. Представитель Ротшильдов в кресле говорит: «Цифры, пожалуйста!» – и дилеры вносят свои предложения, которые представитель Ротшильдов передает в банк. Банк может либо принять предложение, либо ответить: «Золота нет». Значит, дилерам придется повысить цену, если им нужно золото. Подобно многим ритуалам в лондонском Сити, золотой фиксинг вышел из моды и вытеснен суровой реальностью: больше золота сейчас торгуется за пределами зала золотого фиксинга, чем в нем, по разным ценам. Но традицию по-прежнему поддерживают.

Кроме того, Ротшильды до сих пор изготавливают золотые слитки – на частном семейном предприятии, расположенном неподалеку от лондонского Тауэра. Оно называется «Ройял Минт Рефайнери» (Royal Mint Refinery) и когда-то было частью Королевского монетного двора. Золотые слитки Ротшильдов можно покупать безбоязненно. Они стандартного размера и очень высокой пробы, 995-й или выше.