Текст книги "Две розы"

– Не могли бы вы для начала убрать руку?

Девушка тут же отдернула руку – похоже, она даже не отдавала себе отчета в том, что делает.

– Что еще?

– Перестаньте так на меня смотреть.

– Как?

– Так, как будто вы хотите, чтобы я вас поцеловал.

– Но я действительно этого хочу.

– Этого не будет.

Мэри Роуз подоткнула одеяло вокруг ног и сложила руки на коленях.

– А что бы случилось, если бы нас обнаружили?

– Где?

– В Англии. После того как мы провели ночь вместе.

Харрисон думал, что они уже закончили обсуждение этого вопроса, но девушку явно разбирало любопытство по поводу этических и моральных норм, царящих в английском обществе, и Макдональд решил ответить ей:

– Об этом сразу же стало бы всем известно. Сплетни распространяются, как чума.

– А знаете, что бы я тогда сделала?

– Нет. Что же?

– Я бы дала им всем пищу для разговоров. Наверное, у людей ужасно скучная жизнь, если их так интересуют чужие дела. Я бы показала им, что такое аморальное поведение!

Харрисон зажал ей рот ладонью.

– Нет, вы не сделали бы этого. Вы позаботились бы о том, чтобы ваша честь не была поругана. В противном случае вы изменили бы самой себе.

Мэри Роуз молчала примерно с минуту, прежде чем признала, что он прав.

– Да, – заявила она. – И все же в положении падшей женщины есть своеобразное очарование. Я бы в этом случае, наверное, все время носила бы красное.

Харрисон покачал головой.

– Подумайте лучше о последствиях, – сказал он.

Мэри Роуз в отчаянии закатила глаза к небу.

– Вы в своем амплуа – правильный, безукоризненный адвокат, – заметила она. – Ну ладно. Давайте поговорим о последствиях. Расскажите мне об этом все, что знаете, хорошо?

Макдональд кивнул.

– Если человек изменяет себе в мелочах, он изменяет себе в целом.

– Да, Харрисон.

– А если человек изменяет самому себе, он больше не существует, – продолжал Харрисон, словно не замечая, что девушка с ним соглашается.

– Другими словами, вы не собираетесь меня целовать.

– Вы правильно меня поняли.

– У вас вся грудь в синяках. И шея. Я готова поспорить, что и зад у вас разукрашен черным и синим.

– Я не собираюсь давать вам возможность убедиться, так это или нет.

Наклонившись, девушка дотронулась до синяка на его левом плече. Ее прикосновение было теплым и необыкновенно приятным. Харрисон понимал, что Мэри Роуз вряд ли осознает, что она с ним делает. Но когда она принялась ощупывать синяк около его пупка, Харрисон перехватил ее руку.

– Вам самое время хоть немного позаботиться о себе, – сказала девушка. – Я думаю, вам не стоит перегонять купленный нами скот вместе с братьями.

– Почему?

– Потому что вы скорее всего сломаете себе шею.

– Вы не очень-то верите в мои силы и способности, правда?

– Я верю в вас.

Эти слова Мэри Роуз, произнесенные едва слышным шепотом, глубоко тронули Харрисона. Долго, очень долго они смотрели друг на друга, потом одновременно отвели глаза. Ни один из них не был готов сделать следующий шаг. Макдональд не мог признаться девушке в своей любви, потому что у них с Мэри Роуз вряд ли было общее будущее. Харрисон прекрасно понимал, что ему придется сообщить о своих намерениях лорду Эллиоту, а тот потребует от него доказательств, что он в состоянии обеспечить его дочери тот уровень, который Эллиот считает достойным.

Что же касается Мэри Роуз, то она страшилась зарождающейся в ее сердце любви к Харрисону и пыталась уберечь свою душу от предстоящих ран. Он откровенно признался ей, что не собирается оставаться в Монтане, и девушка знала, что не вправе мешать ему следовать своим желаниям и искать свою судьбу, свое счастье.

С изрядной долей отвращения к самой себе девушка решила, что она, вероятно, все же чересчур прагматична и не способна предпринять что-либо, предварительно не продумав последствия. Ей очень хотелось защитить себя от боли и разочарования, но в то же время она была готова разрыдаться при мысли о том, что в ее жизни не будет места Харрисону.

– О чем вы думаете? – спросил он.

Прежде чем ответить, Мэри Роуз убрала свою руку.

– О том, что завтра, возможно, вас здесь не будет. А вы?

– О том, что пройдет много лет, прежде чем я смогу стать таким же состоятельным человеком, как мой работодатель.

Голоса обоих звучали уныло.

– Если бы мы жили в Лондоне, я бы, наверное, не сомневалась в вашей способности позаботиться о себе.

– Наверное? – переспросил Харрисон, подняв бровь.

Девушка улыбнулась – ей нравилось его дразнить. Впрочем, она понимала, что его возмущение скорее наигранное и что он тоже хочет перейти на какую-нибудь более нейтральную тему.

– Не думайте, что я вас недооцениваю. Но все дело в опыте.

– Чем вас не устраивает мой опыт?

– Тем, что у вас его нет, – заявила Мэри Роуз, похлопав Харрисона по колену с шутливым сочувствием. – Вы же никогда раньше не занимались скотом. Я даже сомневаюсь, умеете ли вы работать с веревкой. Словом, перегон скота для вас достаточно опасное дело. Я что, снова задела вашу мужскую гордость?

– Ложитесь спать.

Несмотря на то что эти слова прозвучали несколько грубовато, девушка решила не обижаться.

– Я действительно устала. Это так утомительно – бегать вверх-вниз по лестнице.

– А почему вам пришлось бегать по лестнице?

– Мне надавали кучу поручений.

– Кто, Элеонора?

Мэри Роуз промолчала. Харрисон покачал головой – он понимал, как трудно иметь дело с такой женщиной, как подруга Мэри Роуз.

Девушка расправила одеяло и вытянулась на боку. Подложив руки под щеку, Мэри Роуз закрыла глаза.

– И как долго Элеонора будет помыкать вами?

– Ради Бога, она же только что приехала. Я просто стараюсь сделать так, чтобы она чувствовала себя комфортно.

– А когда вы с ней вдвоем, она хорошо относится к вам?

Мэри Роуз долго думала и в конце концов ответила отрицательно.

– Тогда почему же вы с этим миритесь?

Мэри Роуз перекатилась на спину и посмотрела на Харрисона, удивляясь, какие странные он находит поводы, чтобы сердиться.

– А почему вы миритесь с Мак-Хью?

– Почему? Да потому, что он хороший, надежный конь.

– Вот и Элеонора тоже – она хорошая и надежная подруга.

– Вы не знаете это наверняка.

– Вы тоже не знали, что ваш конь окажется хорошим и надежным. Вы положились скорее на свою интуицию, разве не так?

– Нет. Стоило мне всего лишь взглянуть на Мак-Хью – и я сразу понял, почему с ним так трудно поладить. Его шрамы говорят сами за себя.

– У Элеоноры тоже есть шрамы, – заявила Мэри Роуз. – Правда, они у нее в душе и, возможно, именно поэтому причиняют ей еще большие страдания. Люди очень часто ее неправильно воспринимают.

Харрисон опустился на свое одеяло, вытянулся на спине, закинул руки за голову и уставился в каменный потолок пещеры, раздумывая об Элеоноре.

– Трэвис скоро вышвырнет ее вон.

– Нет.

– Но он же не может прятаться на конюшне до самого ее отъезда, Мэри Роуз. Дуглас настроен так же. Вы слишком многого хотите от своих братьев. Между прочим, они должны обладать теми же правами, что и вы.

– Они имеют такие же права.

Девушка повернулась к Харрисону, поставила локоть на одеяло и подперла подбородок ладонью, чтобы ей было удобнее продолжать беседу.

– Моим братьям не хватает терпения. И все же они никогда ее не выгонят. Они все – очень порядочные люди.

– Есть один способ заставить Элеонору вести себя прилично.

Харрисон отвел взгляд от потолка, заглянул в глаза девушке и в который раз поразился их красоте. Мэри Роуз придвинулась ближе к нему и привстала.

– Какой? – спросила она.

– Если какой-то трюк не срабатывает, вы пытаетесь применить другой, правильно?

– Правильно.

– Ну так вот. Скажите, Элеонора считает, что по утрам ей должны подавать завтрак в постель?

– Да.

– А что произойдет, если никто не принесет ей завтрак?

– Она страшно разозлится.

– И проголодается. А значит, ей придется спуститься вниз.

– Когда она сердится, это не очень приятное зрелище.

– Напускное.

– Что?

– Другими словами, это рассчитано на слабонервных. Если она сердится, не обращайте на это внимания. Просто займите твердую позицию, познакомьте ее с порядками в вашем доме, и…

– Какие порядки?

– Ну, например, в какое время положено есть – что-нибудь в этом роде.

– Понимаю. А потом что мне делать?

Губы Харрисона растянулись в дьявольской усмешке.

– Бегите куда глаза глядят. Можете спрятаться на конюшне вместе с братьями.

Мэри Роуз засмеялась.

– Элеонору полюбят, когда поймут, – сказала она.

– Пока она живет в вашем доме, у нее должны быть обязанности – при условии, конечно, что она пробудет у вас продолжительное время.

Мэри Роуз села и склонилась над Харрисоном:

– Если я скажу вам одну вещь, вы не расскажете об этом Трэвису, Дугласу и Колу?

– А как насчет Адама?

– Он об этом уже знает.

Девушка положила ладонь ему на грудь. Харрисону показалось, что сердце его сбилось с ритма. Будучи не в силах сопротивляться желанию дотронуться до нее, он сжал руку Мэри Роуз.

– Так что же вы хотите скрыть от своих братьев?

– Элеонора не собирается уезжать.

– Она задержится у вас надолго?

– Навсегда.

– О Боже.

– Да, – прошептала Мэри Роуз. – Ей некуда больше ехать. Теперь вы понимаете? У нее нет семьи. Ее отца разыскивает полиция. Он сбежал – и от нее в том числе. Он проделывал ужасные вещи, и в конце концов закон покарал его.

– Что он натворил?

– Под видом кредитора собирал чужие деньги.

– Значит, он отбирал у людей их сбережения.

– Да.

– А мать Элеоноры?

– Она давным-давно умерла. Элеонора была единственным ребенком, бедняжка.

– А у нее нет тетушек или дядюшек, к которым она могла бы обратиться за помощью?

– Нет. Большинство людей в ее городе настроено против нее. У нее совсем нет друзей.

– Неудивительно.

– Вы могли бы хоть немного ей посочувствовать.

– Зачем? Вашего сочувствия хватит на двоих, дорогая.

Глаза Мэри Роуз расширились.

– Вы назвали меня «дорогая».

– Прошу прощения.

– Не за что – мне это понравилось. Назовите меня так еще раз.

– Нет. Речь шла об Элеоноре.

– Не следует говорить о людях у них за спиной. Это невежливо.

– Я только хотел обратить ваше внимание на настроение Трэвиса. Он в самом деле уже почти созрел, чтобы провести голосование и выдворить вашу гостью вон. Так что советую вам с ним побеседовать.

Мэри Роуз высвободила свою руку из-под его ладони и погладила Харрисона по щеке. Почувствовав покалывание отросшей щетины, она улыбнулась – ощущение было на редкость приятным.

Харрисон не стал ее останавливать – ему было слишком хорошо. Он дотронулся до шеи девушки, пальцами перебирая ее шелковистые волосы. Внезапно он потянул ее вниз, привлек к себе и поцеловал долгим, страстным поцелуем. Желание захлестнуло его, сметая остатки осторожности. В конце концов, ничего страшного не случится, если он поцелует ее на ночь, убеждал себя Макдональд, – ведь он достаточно опытен, чтобы вовремя остановиться.

Они целовались до тех пор, пока ее не охватило вожделение, такое сильное, какого она не испытывала ни разу в жизни. Девушка все теснее прижималась к Макдональду, давая понять, как сильно она его хочет. Из груди ее вырвался стон, и Харрисон едва не лишился рассудка. Когда он все же приказал себе остановиться, оба они дрожали от страсти – а ведь они, по сути дела, только поцеловались.

Харрисон уткнулся лицом в плечо Мэри Роуз, пытаясь прийти в себя. Он глубоко вздохнул, надеясь успокоиться, но вдруг уловил чудесный, тонкий запах, исходивший от девушки, и все опять поплыло у него перед глазами.

– Харрисон, мне трудно дышать. Отодвиньтесь, пожалуйста, в сторону.

Тут только Макдональд понял, что всем телом навалился на Мэри Роуз. Как это произошло? Он крепко держал ее за талию, хотя не мог припомнить, когда его руки оказались там.

Он не на шутку испугался, что потерял контроль над собой, – и все-таки не мог преодолеть искушения. Его колено покоилось между бедер Мэри Роуз. Он не мог чувствовать ее кожу сквозь брючную ткань, но знал, какая она нежная и шелковистая. Эта мысль возбудила его еще сильнее.

Девушка обвивала руками его шею, а ее пальцы сводили его с ума. Привстав, Мэри Роуз поцеловала его в подбородок. Она честно пыталась заставить себя оторваться от Харрисона – именно это диктовали приличия в сложившейся ситуации, – но не могла. Ей было так приятно ощущать его рядом!

Мэри Роуз положила голову на плечо Харрисона и закрыла глаза.

– Мы не могли бы поспать в таком положении? Нам было бы тепло, – сказала она. – Ну хотя бы немножко.

Харрисон поцеловал девушку в лоб.

– Хорошо.

Она отодвинулась и шепотом пожелала ему спокойной ночи. В его глазах она увидела нежность, которая заставила ее сердце вздрогнуть от радости и забиться еще быстрее.

– У вас глаза стали совсем черные, как ночь. Вы очень красивый мужчина, Харрисон.

– А вы очень красивая женщина, – ответил он, охватив ладонями ее лицо.

Он провел большим пальцем по ее губам, порозовевшим и припухшим от поцелуя, и, не удержавшись, снова прильнул к ее рту.

– Они у вас такие нежные и мягкие, – успел прошептать он, прежде чем впиться в ее губы долгим, страстным, требовательным поцелуем, который мгновенно разжег в девушке ответный огонь. Любовный трепет охватил Мэри Роуз с такой же непреодолимой силой, как и Харрисона, и она хотела только одного – ощутить его близость, познать его тайну. Оба содрогались от желания.

Пальцы его ласкали ее шею и плечи. Затем они скользнули ниже, и девушка нетерпеливо вздрогнула. Макдональд поцеловал ее еще раз и переменил позу, осторожно уложив Мэри Роуз на себя. Когда их чресла, пока еще прикрытые одеждой, соприкоснулись, Мэри Роуз едва не вскрикнула, но Харрисон заглушил ее крик новым поцелуем, застонав от вожделения. Теперь у него была только одна цель – доставить девушке удовольствие.

Их словно пронзило током. Харрисон уже не владел собой. Он скользнул рукой под тонкую ткань нижнего белья Мэри Роуз, сжал ее полную грудь, затем дотронулся до соска, который тут же затвердел, точно приглашая Харрисона впиться в него.

Мэри Роуз стонала и выгибалась, словно давая понять, что хочет близости с Харрисоном. Она ощущала неизведанный прежде восторг и ликовала при мысли о том, что каждым своим прикосновением доставляет ему такое же удовольствие, как и он ей. Нежные, сбивчивые, проникнутые любовью слова то и дело срывались с его губ.

Девушка испытывала поистине неземное блаженство. Она прекрасно знала, что у Харрисона достанет сил, чтобы сломать ее, будто соломинку, и в то же время была уверена: он не пожалеет жизни, защищая ее от опасности. Она чувствовала соленый привкус его кожи, вдыхала его запах, смешанный со своим, слышала бешеный стук его сердца, которое, казалось, билось в унисон с ее собственным.

Ласки Харрисона становились все требовательнее – он буквально сходил с ума от стонов Мэри Роуз, осторожно раздвигая ей бедра. Кожа девушки, как он и предполагал, была такой гладкой и шелковистой! Почувствовав мягкое руно и горячую влагу, Харрисон принялся осторожно ласкать девушку рукой, ощущая пробегающую по ее телу дрожь. Еще несколько минут – и девушка, изогнувшись, тихо вскрикнула, достигнув вершины наслаждения.

Харрисон начал расстегивать брюки, причем пальцы его дрожали так сильно, что он едва справился с верхней пуговицей. Мэри Роуз уже всем естеством ощущала его набухшую, затвердевшую плоть, но не испытывала ни страха, ни беспокойства. Доверие Мэри Роуз к Харрисону было полным и безграничным. Она знала, что он исполнит любое ее желание – при условии, что оно не выйдет за рамки приличий. Вдруг девушка осознала, о чем именно она просит Харрисона, и испугалась. Неужели ради того, чтобы доставить ей удовольствие, ему придется распрощаться со своей репутацией порядочного человека? Мэри Роуз устыдилась. Ведь она слишком хорошо относилась к Харрисону, чтобы подвергать его риску! Девушка замерла и крепко зажмурилась, чтобы не расплакаться.

– Нам пора остановиться, – чуть слышно прошептала она.

Хотя Харрисон ясно разобрал ее слова, отреагировал он далеко не сразу. Макдональд шумно выдохнул и отодвинулся от Мэри Роуз. Неудовлетворенное желание вызвало у него вспышку холодного бешенства. Как позволил он плотскому влечению одержать верх над рассудком?! Ни одной женщине до сих пор не удавалось сделать с ним то, что сделала Мэри Роуз. Она была не такой, как другие, – и потому опасной!

Девушка между тем никак не могла отдышаться. В ту секунду, когда Харрисон отпрянул, она почувствовала себя одинокой, покинутой и невольно задрожала от холода и сожаления. Потом ее бросило в жар от стыда – ей казалось, что своим поведением она унизила самое себя. Никогда еще ни один мужчина не ласкал ее так, как Харрисон. Он гладил ее груди, ее живот… О Боже, она, должно быть, совсем рехнулась. На глаза ее, помимо воли, навернулись слезы. А что было бы, если бы она не остановила его? Впрочем, ответ на этот вопрос она знала – Харрисон женился бы на ней.

Но эта мысль почему-то не доставила ей удовольствия. Более того, она ее ужаснула. Да, Харрисон сделал бы это, поскольку был порядочным человеком. Лишь одному Богу было известно, насколько серьезно он ко всему относился. И Мэри Роуз не хотелось, чтобы к этому бремени теперь прибавились бы еще и заботы о ней. По ее мнению, женщина, заставляющая мужчину жениться на себе, воспользовавшись его минутной слабостью, совершала не просто постыдный, а непростительный по своей низости поступок.

Мэри Роуз села спиной к Харрисону и, глядя на каменную стену пещеры, принялась расправлять одеяла. Волосы падали ей на лицо. Она отбросила их назад нетерпеливым движением и только тогда заметила, что у нее все еще трясутся руки.

Наверное, ей надо было извиниться или как-то объяснить свое поведение Харрисону, но она не могла подобрать нужные слова, чтобы передать свои чувства. Фразы, приходившие ей на ум, были слишком банальными и явно не подходили для такого случая.

Харрисон же никак не мог устроиться поудобнее. Он то садился, то ложился и, наконец, прислонился к стене пещеры, надеясь остудить о холодный камень все еще горящие плечи. Правда, он запретил себе думать, каким горячим и податливым было под его руками тело Мэри Роуз…

– Черт побери, – громко и протяжно выругался он.

Мэри Роуз обернулась. Харрисон смотрел на нее. От его холодного взгляда девушка испытала еще больший стыд, чем от переполнявшего ее чувства вины. Харрисон же долго не сводил глаз с девушки, пока его плоть снова не взалкала. Он почувствовал сильнейшее желание вновь заключить девушку в объятия. Но вместо этого поднял глаза вверх и принялся сверлить взглядом каменный свод.

– Вы понимаете, что сейчас могло произойти? – спросил он.

– Да, – ответила Мэри Роуз. – Наверное, нам не следует больше так поступать. Это слишком опасно.

– Вы правы.

– Простите меня, – прошептала девушка.

– Ложитесь спать, Мэри Роуз, пока я не забыл, что оберегаю вашу честь.

Волчком крутнувшись на месте, Мэри Роуз снова посмотрела на него:

– Вы остановились именно по этой причине?

– Нет, – ответил Харрисон. – Только потому, что вы меня об этом попросили.

Он быстро взглянул на девушку, и гнев его тотчас прошел – в глазах ее стояли слезы. Он вдруг сообразил, что слишком увлекся собственными переживаниями и совсем забыл про те чувства, которые, вероятно, испытывала она, познав впервые зов плоти.

– При чем здесь моя честь?

Макдональд не мог поверить, что такие вещи нуждались в объяснении.

– Дорогая, я едва не лишил вас девственности, а следовательно, и чести. Еще пара минут – и этого бы не миновать.

Девушке сразу стало легче от того, как он это произнес. Мэри Роуз ссутулилась, чуть расслабившись.

– Значит, вы именно поэтому рассердились?

– Да.

Девушка глубоко вздохнула.

– Я рада, что мы с вами разные.

– Правда? – Харрисон улыбнулся, заметив, с каким нажимом были произнесены эти слова.

– Вы рассуждаете об этом очень по-мужски, а следовательно, весьма ограниченно.

– Не думаю.

– Тогда я вам объясню. Так вот, это я едва не отдала вам свою честь. А вы в эту минуту, помнится, расстегивали брюки.

Харрисон снова рассердился – девушка напомнила ему, что он не сумел справиться с собой.

– Тогда почему же вы решили все это прекратить?

– Вот вы и догадайтесь, – ответила девушка, покачав головой.

– Вы испугались.

– Нет.

– Послушайте, я же знаю, что вы меня хотели – ничуть не меньше, чем я вас. Вы так впились в меня ногтями, что мне до сих пор больно. Вы-то сами хоть помните, где были ваши руки?

Лицо девушки залил горячий румянец. Она увидела, как Харрисон, вытянув ногу, положил руку на колено, и с отвращением к себе почувствовала, что даже это его движение возбуждает ее.

– Конечно, но я об этом нисколько не жалею.

– Я тоже.

Она вздрогнула от слов Харрисона и подумала, что он нарочно заставляет ее терять голову.

– Не надо так на меня смотреть, – сказала Мэри Роуз.

– Как?

– Сами знаете.

– Так почему же вы попросили меня остановиться? Вам же нравилось, когда я до вас дотрагивался, – не притворяйтесь, что это не так. Вы были вся такая горячая и влажная.

Глаза Мэри Роуз и Харрисона встретились, и силы покинули девушку.

– Не смейте так со мной разговаривать, – дрожащим голосом сказала девушка.

– Почему вы меня остановили? – снова потребовал он.

Мэри Роуз закрыла глаза – ей казалось, что это единственный способ отделаться от Макдональда.

– Вам не приходит в голову, что, возможно – я подчеркиваю, возможно, – я заботилась не о своей, а о вашей чести.

– О моей чести?

Мэри Роуз знала, что Харрисон не поверил ей. Неужели все мужчины столь самолюбивы и высокомерны?

– Да.

– Серьезно? – шепотом переспросил Харрисон.

Макдональд не знал, как относиться к словам девушки. Но когда она открыла глаза, он понял, что она не лжет, и это поразило его до глубины души.

– Значит, у вас больше воли, чем у меня.

– Напрасно мужчины считают, что только они могут защищать чужую честь и достоинство, – заговорила Мэри Роуз. – Вы когда-нибудь слышали о Жанне д’Арк? За Францию и свою собственную честь она отдала свою жизнь.

– Жанна д’Арк? – Харрисон едва не рассмеялся над подобным сравнением. – Не думаю, что она когда-нибудь занималась тем, чем занимались мы с вами, Мэри Роуз.

– Разумеется, нет. Это была святая женщина, чего не скажешь обо мне. Если бы вы не остановились и перешли к интимным ласкам, вы бы потом себе этого не простили.

– Но мои ласки и без того были интимными.

– Знаете что, ложитесь-ка спать.

Девушка отодвинулась от Харрисона, завернулась в одеяло и притворилась спящей. Макдональд знал, что ему давно пора прекратить испытывать ее терпение, но девушка так мило заливалась румянцем!

К тому же Харрисон был даже рад, что она сердится: ни одной женщине не захочется поцеловать мужчину, которого она готова убить.

Он понимал, что бессмысленно заниматься самообманом – он действительно беспокоился в первую очередь о себе, зная, что все его добрые намерения могут вмиг испариться под влиянием страсти. Для этого Мэри Роуз было достаточно лишь поманить его пальцем.

Ночью Харрисон почти не спал. Держа наготове револьвер, он внимательно прислушивался к доносящимся снаружи звукам. Дважды он задремывал. В первый раз его разбудило легкое дуновение ветра.

Харрисон осторожно приоткрыл веки и увидел женщину. Ему стоило огромного труда не выстрелить, и Харрисон благодарил Бога за то, что женщина не посмотрела на него в эту минуту. Она стояла над Мэри Роуз и прижимала к себе стеганое ватное покрывало.

Это была Сумасшедшая Корри. Она оказалась так сильно изуродована, что ему невольно захотелось отвернуться. Но он даже не пошевельнулся и лишь внимательно наблюдал за неожиданной гостьей.

Постояв какое-то время молча, женщина накрыла Мэри Роуз покрывалом и исчезла так же бесшумно, как и появилась.

Макдональду было стыдно за свою первую реакцию при виде несчастной. Спустя некоторое время он снова погрузился в дремоту. Мэри Роуз придвинулась к нему, но он знал, что, пока она спит, можно не опасаться искушения и собственного неукротимого темперамента.

Он проснулся оттого, что девушка прижалась лицом к его паху. Спросонья ему показалось, что он умер и душа его вознеслась на небо, но как только он стряхнул с себя остатки дремоты, ему сразу стало ясно, что он скорее угодил в чистилище. Мэри Роуз вовсе не пыталась совратить его – она безмятежно спала, подтянув колени к подбородку, и просто пыталась согреться.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Харрисону удалось отодвинуть ее в сторону. Потом он тихо поднялся, не надевая сапог, прокрался к выходу из пещеры и, выбравшись наружу, встал под дождевые струи.

Увы, даже это ему нисколько не помогло.

11 июля 1865 года

Дорогая мама Роуз,

Сегодня мой день рождения. Мне очень жаль, что вы не отпразднуете его вместе с нами. Теперь, когда кончилась война, вы сможете приехать к нам, а для любого из нас это будет самым лучшим подарком.

Каждый вечер мы молимся за упокой души Линкольна. Я стараюсь больше не сердиться из-за его нелепой гибели. Меня утешают слова из его последней инаугурационной речи:

«Без злобы к кому бы то ни было, твердо следуя принципам добра, ниспосланным нам Богом, давайте будем стараться завершить начатое дело, залечить нанесенные нации раны, чтить память тех, кто пал в битвах, заботиться об их вдовах и сиротах и делать все возможное для достижения и сохранения прочного мира в нашей стране и между всеми нациями».

С любовью,

Трэвис.