Текст книги "Две розы"

Глава 21

Харрисон вернулся в дом лорда Эллиота в ту самую минуту, когда судно, на борту которого находилась Мэри Роуз, отплыло в Америку. Разумеется, он ничего не знал о ее отъезде. Об этом вообще никому не было известно.

Макдональд вошел в оранжерею, где Эллиот обсуждал финансовые дела со своим помощником.

– Где моя жена? – спросил Харрисон.

Эллиот поднял голову от кипы бумаг и, увидев Макдональда, улыбнулся:

– Она пошла за покупками со своей служанкой.

– Простите, Макферсон, мне надо побеседовать с лордом Эллиотом наедине, – сказал Харрисон, заложив руки за спину и изо всех сил стараясь выглядеть спокойным.

– Почему бы вам не пойти и не распорядиться, чтобы нам приготовили чай, пока я буду разговаривать со своим зятем? – обратился лорд Эллиот к помощнику.

Макферсон кивнул и вышел из комнаты. Харрисон закрыл за ним дверь.

– Сомневаюсь, что нас кто-нибудь подслушивает, Харрисон. Все разошлись по своим делам, а слуги заняты упаковкой вещей. Что-нибудь случилось? Я вижу это по твоим глазам.

– Я пришел не один, сэр. В холле ждут полицейские. Они сейчас арестуют Макферсона. С Божьей помощью они заставят его во всем признаться. Впрочем, в любом случае улик, чтобы обвинить его в растрате, достаточно. Наконец-то сукина сына посадят за решетку. Именно он был организатором похищения вашей дочери.

Эллиот выронил из рук бумаги. Он старался вникнуть в смысл только что сказанного Макдональдом и, похоже, никак не мог этого сделать.

– Джордж… Джордж украл у меня мою Викторию? Нет, нет, этого не может быть!

– Дуглас видел, как он вылез из экипажа и передал корзину с ребенком какой-то женщине.

– Дуглас? А кто это?

Харрисона поразил вопрос патрона. Лорд Эллиот даже не знал имен братьев Мэри Роуз!

– Это один из тех людей, которые вырастили вашу дочь, – ответил Макдональд. – Дугласа с полным основанием можно считать одним из ее братьев. Пора осознать это, пока не поздно.

Эллиот, однако, был настолько поражен тем, что Харрисон рассказал ему о Макферсоне, что ни о чем другом и думать не мог. Он не заметил даже, что его зять начинает медленно закипать.

– А что, разве была растрата?

– Вы жертвовали средства на нужды детского приюта, которого на самом деле не существовало. То есть он существовал, конечно, в то время, когда пропала Виктория, но через пару лет после этого приют закрылся. Я думаю, все ваши пожертвования осели в карманах Макферсона.

– Но растрата и похищение – это две разные…

– И все это дело рук Макферсона, сэр. В этом нет никакого сомнения.

Эллиот скорчился от пронзившей его боли. Он отчаянно пытался взять себя в руки.

– Дай мне минуту, сынок, всего минуту, – прошептал он.

Харрисон сел рядом с Эллиотом и положил руку ему на плечо. Не произнося больше ни слова, он терпеливо ждал, пока старик приведет свои мысли и чувства в порядок. Вскоре Эллиот успокоился настолько, что пожелал узнать подробности.

– Начни с самого начала, сынок, – попросил он.

– Мы знаем, – заговорил Макдональд, – что накануне того дня, когда была похищена ваша дочь, Макферсон снял с одного из ваших счетов большую сумму. На следующую ночь он увез Викторию из дома и передал няне. Я думаю, что эти деньги предназначались для самой няни и для содержания ребенка, а с вас Макферсон решил взять огромный выкуп. Листки, вырванные из Библии, должны были быть присланы вам в качестве доказательства того, что ваша дочь действительно в руках похитителей.

– Но что же случилось? Мы так и не получили требования о выкупе… Только ту первую записку…

– У Макферсона все пошло наперекосяк, сэр. Няня не захотела брать корзину, но, когда Макферсон извлек из кармана набитый деньгами конверт и помахал им у нее перед глазами, женщина сдалась. Но она явно перепугалась. После того как Макферсон уехал, няня нашла ближайший переулок, выбросила Викторию в кучу мусора и убежала.

– Ты можешь все это доказать, Харрисон?

– Я могу доказать, что он растратил ваши деньги, сэр. Дуглас уверен, что он и сегодня узнает Макферсона. У меня самого нет такой уверенности, но полагаю, полиция заставит вашего помощника говорить.

– Если бы няня не передумала, увидел ли бы я когда-нибудь свою дочь? Ведь он убил бы Викторию, да?

– Возможно, – согласился Макдональд.

– И все эти годы это чудовище сидело рядом со мной как ни в чем не бывало!

Голос Эллиота прервался.

– Сэр, это было с его стороны очень умно. Когда няня с младенцем исчезли, он, должно быть, запаниковал, но не сбежал, а остался на своем месте. Это был самый лучший способ контролировать ход расследования. Продолжая работать на вас, он прочитывал всю поступающую к вам корреспонденцию.

Внезапно Эллиот вскочил и бросился к двери.

– Я сейчас пойду и…

Харрисон остановил его, схватив за руку:

– Нет, вы никуда не пойдете. Его уже увезли. Ваше желание вполне естественно, но вы не можете убить Макферсона.

Макдональд осторожно проводил Эллиота к дивану и помог ему сесть. Он оставался рядом с ним до тех пор, пока не убедился, что лорд полностью контролирует себя и не сделает ничего, о чем впоследствии придется сожалеть.

Харрисон собирался поговорить с ним о своих планах на будущее, но решил, что сообщит патрону о своем намерении уйти в отставку несколько позже.

Макдональд поднялся в спальню – ему хотелось побыть одному, чтобы хорошенько обдумать все то, что он намеревался сказать жене. Он приготовился в случае необходимости упасть на колени и просить прощения у Мэри Роуз.

Его все еще коробило от того, что Эллиот понятия не имел, как зовут братьев Мэри Роуз. Как только Мэри Роуз переносила все это!

На столе Харрисон увидел записку. В ту же секунду сердце его сжалось от ужаса – он не мог заставить себя дотронуться до листка бумаги.

Наконец он все же прочел ее, но только с третьего раза до него дошел смысл написанного. Харрисон уронил голову на грудь и застонал от бессилия.

Он потерял Мэри Роуз.

Харрисон понятия не имел, сколько времени он простоял, держа записку в руках, но когда опомнился, в комнате уже сгущались тени. В дверь постучал Эдвард и, не входя, крикнул, что лорд Эллиот просит Макдональда спуститься вниз.

Харрисон медленно стряхнул с себя оцепенение. Ему многое надо сказать своему тестю, и его больше не волновало, поймет ли он его.

Эллиот стоял перед камином, сжимая в руке клочок бумаги.

– Моя жена попрощалась и с вами тоже? – спросил Харрисон.

Эллиот медленно кивнул.

– У нее было все, – прошептал он. – Почему же она не была счастлива? Ты знаешь, что она, оказывается, планировала свой отъезд? Харрисон, я не понимаю. Она пишет… сейчас я прочту. В самом конце… да, вот здесь. «Я люблю тебя, отец, и если бы ты узнал меня получше, ты бы тоже, наверное, меня полюбил».

Эллиот снова поднял голову.

– Но я люблю ее.

– Да, вы любите ее, но с той самой минуты, как она появилась здесь, вы пытались ее изменить. Вы даже не осознаете, что вы потеряли! Знаете что? Садитесь-ка, и я вас познакомлю с вашей дочерью. Пожалуй, я начну с Корри, с Сумасшедшей Корри. Вам не приходилось о ней раньше слышать, не так ли, сэр? Ну разумеется, нет. Да вы и не стали бы слушать. Но теперь-то уж я заставлю вас кое-что понять.

Харрисон рассказал о дружбе между Мэри Роуз и Корри. Эллиот побледнел, услышав, как выглядит несчастная подруга его дочери. А когда Харрисон упомянул о том, как Корри, протянув руку в открытое окно хижины, погладила Мэри Роуз по плечу, в глазах его показались слезы.

– Меня поражает ее сострадание, – сказал Харрисон. – Именно по этой причине она так долго терпела всех нас. Господи, я то и дело твердил ей, чтобы она проявляла к своим новым родственникам больше понимания, чтобы она дала вам время привыкнуть к ней. Но вас не интересовало, что творится у нее в душе, а теперь уже слишком поздно, сэр. Те люди в Монтане – ее семья. Ваша дочь играет на фортепьяно и бегло говорит по-французски. У вас есть все основания гордиться ею.

Харрисон просидел с Эллиотом до самой ночи, рассказывая ему о том, что он знал о Мэри Роуз. Мужчин никто не тревожил. Лишь однажды Лилиан попыталась вмешаться в их разговор, но резкий окрик брата заставил ее ретироваться.

– Отцовская любовь не знает никаких препятствий, – прошептал Эллиот. – Но я…

Не в силах продолжать, он закрыл лицо руками и разрыдался.

– Каждое утро она садилась рядом со мной и расспрашивала меня о нашей семье. Она никогда не говорила о своих друзьях.

– Вы бы ей не позволили этого.

– Да, – кивнул Эллиот. – О Боже, что я наделал? Что я наделал?!

– Я ухожу в отставку, сэр. Я закончил всю ту работу, которую вы мне поручали. Вы ведь нарочно старались загрузить меня как можно сильнее? Вы хотели побольше времени проводить со своей дочерью и потому заставили меня исколесить всю страну. Впрочем, я вас не виню. Мне очень хотелось исполнить свой долг перед вами. Именно поэтому я так старался разоблачить Макферсона. Но теперь все позади. Если вы позволите, я поднимусь в свою комнату и упакую вещи.

– И куда же ты поедешь?

Харрисон ответил не раньше, чем дошел до дверей.

– Домой, – сказал он.

Адама Клэйборна ждал суд за убийство. Харрисон узнал эту страшную новость, добравшись до станции проката лошадей и экипажей. Он собирался купить повозку и двух лошадей, чтобы отвезти свой багаж в Блю-Белл, но услышанное заставило его резко изменить свои планы.

– Да, сэр, нам тут предстоит поглядеть на то, как Адама Клэйборна вздернут на виселицу. Сюда приехали двое разодетых парней откуда-то с Юга и привезли с собой юриста. Они якобы хотят, чтобы судья Бернс передал им Адама – они отвезут его в те места, откуда он родом, и будут судить его там. Но Бернс скорее всего займется делом Клэйборна лично – или его самого повесят, если он не оправдает ожиданий публики. Вот почему сегодня у нас тут так пусто. Если вы приедете сюда завтра, здесь вообще никого не будет – все отправятся в Блю-Белл. Для людей это что-то вроде праздника. Правда, большинство женщин, наверное, будут плакать. Но в любом случае танцы начнутся только после захода солнца. Это будет славная вечеринка, советую посетить.

Харрисон быстро купил коня, бросил старику двадцать долларов и попросил нанять человека, который отвез бы в город его вещи. Он уже седлал своего вороного, когда старик снова заговорил:

– Я вижу, что вы и впрямь не собираетесь ничего упустить. Но времени у вас достаточно. Я пробуду здесь еще два часа и могу сам отвезти ваш багаж. Заработаю двадцатку – она будет не лишняя.

– Адам Клэйборн невиновен, – сказал Харрисон и вскочил в седло.

– Да какая разница. Он черномазый, а те, кто обвиняет его, – белые. Поэтому Клэйборну все равно.

Обернувшись, старик увидел, что говорил, по сути дела, сам с собой – Харрисона уже и след простыл.

Он мчался в Блю-Белл бешеным галопом, понимая, что должен вмешаться, пока дело не зашло слишком далеко. Ему никогда раньше не приходилось видеть толпу линчевателей, но он не раз читал весьма красочные описания судов Линча, и потому по спине его невольно побежали мурашки. Он обязан что-то предпринять – в рамках закона или вне их.

Харрисон усилием воли сосредоточил все свои мысли на старшем Клэйборне. Он знал, что в его прошлом есть какая-то темная история, но Адам никогда ничего не рассказывал ему об этом.

Что же это могло быть? Убийство? Он не мог себе представить, чтобы такой человек, как Адам Клэйборн, убил бы кого-нибудь, не имея для этого достаточно веских причин.

Хотя Харрисон был не слишком набожным человеком, в этот миг ему стало по-настоящему страшно, и он принялся просить помощи у Бога.

Только бы не было слишком поздно. Только бы не было слишком поздно.

Суд проходил в помещении пустующего склада через дорогу от магазина Моррисона. Народу набилось столько, что яблоку было некуда упасть.

С одной стороны от Адама сидела Мэри Роуз, с другой – Трэвис. Кол с Дугласом вынуждены были остаться на улице – им не позволили войти, поскольку судья боялся, что их нрав может помешать отправлению правосудия. Обвинители Адама разместились напротив Клэйборнов. Их было трое – юрист и двое омерзительных подонков, именовавших себя сыновьями Ливонии.

Судья, стуча молотком по столу, то и дело приказывал присутствующим замолчать, угрожая вывести из зала всех любопытных. Мэри Роуз находилась в каком-то оцепенении и не могла разобрать ни слова из того, что говорил Бернс.

Все вокруг внезапно превратились в лютых врагов Адама. Словно по приказу какого-то злого волшебника они вдруг приняли облик худших представителей так называемых отрядов самообороны.

Адам не раз так или иначе помогал всем, кто присутствовал в этом зале, но теперь его доброта и щедрость были для них пустым звуком. Он был чернокожим, все остальное не имело значения. Мэри Роуз не сомневалась, что, если бы собравшимся позволили немедленно вытащить Адама на улицу и казнить, они не преминули бы сделать это.

Она не знала, как прекратить этот кошмар. Адам, впрочем, даже в этой ситуации сохранял мужество и держался с достоинством. Мэри Роуз погладила брата по руке. Чем она могла помочь ему? Да и кто вообще мог ему помочь?

Судья еще раз ударил молотком по столу – похоже, он уже готов был согласиться, чтобы Адама увезли и судили на Юге.

– Я изучил ваши бумаги, – сказал Бернс, обращаясь к приезжему адвокату. – Похоже, в них все в порядке.

Юрист, представляющий сыновей Ливонии, торопливо встал. Его звали Флойд Мэннинг.

– Разумеется, – произнес Мэннинг. – Ну так что, мы можем забрать Клэйборна? У вас нет другого выхода, судья, – вы должны следовать закону.

В толпе поднялся недовольный ропот – шакалы требовали крови.

– Не давайте его увозить, судья, – выкрикнул кто-то из задних рядов. – Это нечестно. У меня вся семья ждет на улице. Я им обещал…

– Заткните глотку, – посоветовал Бернс выскочке. – Вы не дали мне договорить, Флойд Мэннинг. Так вот, несмотря на то что ваши бумаги в полном порядке, есть одна загвоздка. Закон есть закон, но заявлять мне подобные вещи – это, знаете ли, чересчур для человека приезжего. Позвольте вам заметить, что здесь я олицетворяю закон, и если я что-то сказал, то так оно и будет. А я открыто заявляю, что не стану передавать вам Адама Клэйборна. Если вы хотите увидеть, как его повесят, вам придется подождать, пока выяснится, виновен ли он.

– Но, ваша честь, в Южной Каролине… – начал было Мэннинг.

– А здесь не Южная Каролина! – снова крикнул кто-то. – Давайте, судья, начинайте. Скоро уже полдень.

Похоже, судья – единственный в помещении человек, у которого имелось оружие, – готов был перестрелять всех горлопанов в зале. Бернс окинул взглядом толпу и снова обратился к приезжему юристу с безукоризненной столетней родословной:

– Мы находимся на пограничной территории. Поэтому будет так, как я решил.

Мэри Роуз понурилась, изо всех сил стараясь сдержать рвущийся из груди крик. От гнева руки ее покрылись гусиной кожей. Когда же кончится весь этот ужас?! Ее братья надеялись, что судья Бернс передаст Адама южанам, и планировали освободить его где-нибудь за пределами города и спрятать в горах.

Толпа гудела, ожидая, что процесс начнется немедленно и прямо здесь, в помещении склада. Бернс, однако, не собирался терять контроль над ситуацией. Он сунул руку за пояс и вытащил свой шестизарядный револьвер, намереваясь утихомирить разошедшихся горожан парой выстрелов в потолок.

Этого, однако, не потребовалось. Как раз в этот миг шум внезапно утих, и Бернс увидел отчаянно продирающегося сквозь разъяренную толпу Харрисона Макдональда.

В неожиданно наступившей тишине Мэри Роуз еще сильнее сцепила руки. Что там произошло? Не схватили ли заодно и Дугласа с Колом? Она боялась поднять глаза.

Прокладывая себе дорогу к столу, за которым сидел судья Бернс, Харрисон даже не взглянул ни на жену, ни на ее брата.

– У меня есть дело в этом суде, – заявил он.

Мэри Роуз вскинула голову и глазам своим не поверила. Харрисон? Она несколько раз моргнула, словно борясь с наваждением, но Харрисон не исчез. Каким образом он оказался в Блю-Белл? У Мэри Роуз перехватило дыхание – она ничего не понимала.

– Давайте, – приказал судья.

– Меня зовут Харрисон Стэнфорд Макдональд…

– С какой стати вы мне рассказываете об этом? – перебил его Бернс. – Мне известно, кто вы такой.

– Это для протокола, ваша честь.

– Какого еще протокола? Здесь, в Монтане, с этими формальностями гораздо проще. Так, излагайте суть дела.

– Я представляю интересы Адама Клэйборна.

В глазах Бернса зажглась искорка. Он откинулся на спинку стула и потер подбородок.

– Вот как?

– Да, ваша честь.

– Ну что ж, вы имеете полное право. Я собираюсь его судить по обвинению в убийстве.

– Может ли подсудимый рассчитывать на справедливый суд здесь, в Монтане? – спросил Макдональд.

Бернс достаточно хорошо знал Харрисона, чтобы понять, что он вовсе не насмехается над ним, тем более не оскорбляет его.

– Да, разумеется.

– В таком случае мне потребуется некоторое время, чтобы обговорить вопросы защиты с моим клиентом.

– Сколько?

– Месяц.

В зале раздался недовольный гул. Судья без колебаний выстрелил вверх.

– Я не могу ждать целый месяц, Харрисон.

– Ваша честь, мне необходимо выстроить линию защиты.

– Где же мы будем держать его, пока вы выстроите свою линию?

– Его следует освободить и передать под мою ответственность.

– Он сбежит, судья. Этот черномазый сбежит, вот увидите!

Бернс наклонился в сторону, стараясь получше рассмотреть крикуна.

– Это ты, Бикли, нарушаешь порядок? Клянусь Богом, если ты не заткнешь свою поганую глотку, я всажу тебе пулю в задницу. Даю вам на подготовку две недели, Харрисон. Вы готовы уплатить залог на случай бегства подсудимого?

– Да, я закладываю свое имущество.

– Сейчас достаточно и ста долларов. Остальное выплатите через две недели – если, конечно, он в самом деле убежит.

– Хорошо, ваша честь.

Судья снова стукнул молотком по столу.

– Итак, Адам будет находиться под домашним арестом до очередного суда. Все, кому это решение не по вкусу, могут следить, чтобы он не сбежал, находясь на границе владений Клэйборнов. Все слышали, что я сказал? Эй, Бикли, если ты не найдешь себе более достойного занятия, лучше наблюдай за ним откуда-нибудь с дерева. Ты меня понял? Я обращаюсь ко всем: Клэйборны по закону имеют право пристрелить любого из вас, кто пересечет границу их владений. Суд состоится через две недели. А теперь все свободны.

Бернс снова, теперь уже в последний раз ударил молотком по столу.

– Ну, Харрисон, за работу, – тихо сказал он. – У меня целая папка улик против Адама. Можете покопаться в ней до тех пор, пока я не уеду на рыбалку. До следующего воскресенья я буду у Белл. Сто долларов принесете туда.

К Харрисону подошел Флойд Мэннинг.

– Заступник черномазых! – прошипел он.

Судья услышал его слова.

– Вам здесь больше нечего делать, Мэннинг, – произнес он. – Отправляйтесь домой. Здесь я вершу правосудие. Судить Клэйборна мы будем при участии жюри присяжных из двенадцати человек.

Кустистые брови Мэннинга сошлись на переносице.

– Этот парень не заслуживает справедливого приговора. Всех таких следовало бы выволочь отсюда и вздернуть.

Лицо приезжего юриста побагровело от злости.

– Кого конкретно он имеет в виду? – спросил судья, обращаясь к Макдональду. – Весь город или только Клэйборнов?

Мэннинг поспешил удовлетворить его любопытство:

– Клэйборнов, разумеется. В особенности эту белую девку, которая живет под одной крышей с ниггером. Ну и дрянь!

– Вы не хотите ничего сказать по этому поводу, Харрисон? – осведомился судья.

Прежде чем ответить, Макдональд сосчитал в уме до десяти. Впрочем, это не заставило его отказаться от своего намерения.

– Во что мне обойдется рукоприкладство, ваша честь?

Глаза Бернса удовлетворенно сверкнули.

– В пять долларов, учитывая особые обстоятельства дела.

Харрисон полез в карман, вытащил деньги и бросил их на стол. И прежде чем юрист из Южной Каролины сумел что-либо предпринять, Харрисон нанес ему сильнейший удар в челюсть. Мэннинг рухнул на пол, мгновенно лишившись сознания. Судья перегнулся через стол, чтобы повнимательнее взглянуть на упавшего, затем снова повернулся к Харрисону:

– Пожалуй, это преднамеренное деяние. С вас еще доллар.

Харрисон вручил ему долларовую бумажку и направился к жене и ее братьям. В то же время он внимательно оглядывал толпу, медленно вытекавшую из помещения склада. У него было достаточно времени, чтобы изучить лица присутствовавших на суде, но ни одно из них не показалось ему знакомым.

Трэвис хотел было встать, но Харрисон приказал ему оставаться на месте.

– Мэри Роуз, подойди ко мне, – сказал он. – Я вижу, ты чертовски рада меня видеть.

Молодая женщина быстро вскочила и обошла стол. Харрисон обнял ее и, наклонившись, поцеловал в лоб, а затем так стиснул, что у нее перехватило дыхание.

– Добро пожаловать в Монтану, Харрисон, – прошептал Адам.

– Когда все это случилось? – спросил Макдональд.

– Меня разбудили вчера утром – и вот я здесь. Ты подоспел вовремя: еще час, и было бы поздно. Они не стали бы меня вешать до завтра, но если бы приговор вынесли, никто бы уже ничего не изменил.

За дверь вышли последние любопытные, и тотчас в помещение ворвались Дуглас с Колом.

– Закройте дверь! – крикнул Харрисон.

– Давайте сматываться отсюда, – пробормотал Кол, бросая Трэвису его револьвер. – Адам, ты в порядке?

– Да.

Харрисон наконец ослабил свои объятия, но Мэри Роуз по-прежнему прижималась к нему. Ее била крупная дрожь. Она пережила ужасный день и знала, что ближайшее будущее тоже не сулит ей ничего хорошего.

Харрисон так много хотел сказать ей, но сейчас нужно было решить непростую задачу – доставить Адама на ранчо живым.

– По-моему, нам надо бежать – прямо сейчас, – заявил Кол.

– Нас всех перестреляют, – возразил Трэвис.

– Он прав, – согласился Дуглас. – Сейчас не время для побега.

– Я поеду только домой, – сказал Адам и встал, оттолкнув стул. – Харрисон, я не знаю, благодарить мне тебя или проклинать. Из-за тебя мне придется целых две недели думать только о петле, которая вот-вот затянется на моей шее.

– Не очень-то ты веришь в своего адвоката, – сухо заметил Харрисон.

– В тебя-то я будь здоров как верю. А вот с остальным миром я не в ладу. Ты честный человек, Харрисон. В наше время это довольно редкое качество. Я говорил Мэри Роуз, что ты обязательно приедешь, а она не верила. Но теперь-то она наверняка убедилась?

Харрисон был поражен. Неужели его жена думала, что он останется в Англии и будет преспокойно заниматься делами? Неужели же она не понимала, что увезла его сердце с собой?

– Харрисон, ты поедешь с нами или отправишься к Белл, чтобы разобраться в уликах против Адама? – спросил Трэвис.

– Домой. Прежде всего надо поговорить с Адамом.

Когда Клэйборны и Харрисон отъезжали от склада, это походило на торжественную процессию. Жители города собрались неподалеку, чтобы поддержать Адама. Приятно было видеть, что большинство обитателей Блю-Белл не питают ненависти к старшему из братьев.

На обратном пути Харрисон прикрывал Клэйборнов с тыла. Когда они стали спускаться с последнего холма, остановился и подождал, пока они не отъедут на безопасное расстояние от опушки леса. Затем он быстро сделал небольшой крюк, нашел то, что искал, и последовал за ними.

Когда он вошел в дом, Мэри Роуз с братьями уже сидели в столовой и обсуждали последние события.

Мэри Роуз в то же самое время думала и о Харрисоне. Почему он вернулся? Она не могла стать той женщиной, которой хотели сделать ее английские родственники. Неужели он этого не понял? О Боже, что же ей делать? Ей было так плохо с той самой минуты, когда она покинула мужа… до сегодняшнего дня. Ей казалось, что там, в зале суда, она умирала, а когда в помещение склада стремительно вошел Харрисон, она снова вернулась к жизни.

Она слышала, как Харрисон поднялся по лестнице. Со скрипом открывались и закрывались двери. Значит, он ищет ее комнату?! Неужели останется?

Харрисон наконец вошел в столовую.

– Адам, я хочу поговорить с тобой наедине.

– Мои братья и сестра все знают, – ответил Адам.

– Нет, только один на один, – настаивал Макдональд.

Они провели в библиотеке больше двух часов. Харрисон убеждал Адама, что он должен рассказать ему все о жизни на плантации и о семье его хозяина.

– Миссис Ливония была замужем за Уолтером Эддерли. У них было два сына. Сегодня в суде ты видел обоих. Реджинальд – младший. Он на пару лет моложе меня. Лайонел – старший. Он как две капли воды похож на отца. Уолтер был пьяницей. Он пил ежедневно, начиная с полудня. И в этом состоянии бывал злым, как бешеный пес, и прямо-таки смотреть спокойно не мог на жену.

– Он бил ее?

– О да, он частенько пускал в ход кулаки. В нем было больше шести футов роста, а она была совсем маленькая, миниатюрная. Моя мать прислуживала Ливонии, так что и ей доставалось.

Как-то раз в пятницу, когда уже близилось время ужина, я возвращался с работы. Проходя мимо дома, я услышал крики миссис Ливонии: Эддерли избивал их обеих. Я бросился вперед, чтобы защитить женщин. Помнится, я еще подумал, что если мне удастся обратить его гнев на себя, то тогда с мамой и Ливонией будет все в порядке. У мамы был подбит глаз и из носа текла кровь. Ливония лежала на полу и пыталась подняться, но в это время муж снова ударил ее, и она опять рухнула на землю, умоляя его остановиться. Тогда он стал пинать ее ногами, представляешь, Харрисон? Она просила меня помочь ей… и именно это я и сделал.

Адам перевел дыхание.

– Я схватил его за пояс и стал оттаскивать от бедной женщины. Тем временем мама подбежала к Ливонии и попыталась поднять ее. Эддерли окончательно вышел из себя. Он заорал Ливонии, что убьет ее, оттолкнул меня и снова кинулся к ней. Тут-то я его и ударил. Он попятился назад, отчаянно ругаясь, споткнулся и ударился головой о каминную доску. Я думаю, он умер прежде, чем упал на пол.

– Куда ты его ударил?

– В подбородок.

– Получается, что ты наносил удар не сзади? С твоих слов я понял, что он повернулся к тебе спиной…

– Да, но я оказался проворнее. Когда он бросился к миссис Ливонии, я успел заступить ему дорогу, а когда он хотел в очередной раз пнуть ее, ударил его.

– А что было потом?

– Миссис Ливония дала мне денег и сказала, что я должен бежать. Они с мамой собирались сообщить всем, что меня продали. Когда в доме появились представители властей, Ливония сослалась на несчастный случай. Ни одна из женщин вообще не упоминала мое имя. Мой удар не оставил на лице Эддерли никаких следов. Мне было всего тринадцать лет, и я не умел драться. Весь штат хорошо знал Эддерли, поэтому слова Ливонии ни у кого не вызвали подозрений.

– А кто-нибудь видел, как все произошло на самом деле?

– Нет.

– Тогда почему сыновья Эддерли приехали за тобой? Какими доказательствами они располагают?

– У них есть письма, которые я писал матери. Должно быть, сыновья Эддерли их нашли и узнали о событиях давно минувших дней.

Харрисон устало вздохнул.

– Ты ни в чем не виноват, Адам.

– Раб осмелился поднять руку на хозяина! Его сыновья убеждены, что за одно это я заслуживаю смерти.

– Ты думаешь, что сыновья Эддерли заставили свою мать рассказать им все, как было?

– О да. Лайонел, похоже, вырос таким же, как его отец. Мама не раз писала мне, что боится за миссис Ливонию. Но все это не имеет значения. Если двое белых обвиняют меня в убийстве, то меня признают виновным. Мы оба это знаем.

– Нельзя сдаваться без борьбы, – подбодрил его Харрисон. – Скажи мне, Адам, ты останешься здесь и будешь бороться или же ты хочешь бежать?

– А ты позволил бы мне убежать? Ведь в этом случае ты лишишься всего своего имущества.

– Я не поставил на карту свое главное сокровище – Мэри Роуз. Разумеется, если она разрешит мне остаться.

– А что бы ты мне посоветовал?

– С тех пор, как я женился на твоей сестре, я считаю тебя своим братом. Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь стряслось. Как адвокат, я бы посоветовал тебе остаться и не терять надежду.

– Значит, получается, что как брат ты советуешь мне убежать, а как адвокат – остаться.

– Что-то в этом роде, – согласился Харрисон. Взгляд его упал на стихотворение, заключенное Адамом в рамку и повешенное им на стену. Теперь Макдональд понял, почему Адаму так нравился этот абзац.

– Пообещай мне одну вещь, Адам.

– Что именно?

– Когда все это кончится и мы победим, ты снимешь это и уберешь куда-нибудь.

Адам на секунду замер.

– Я всю жизнь прятался и опасался, что за мной придут. Я больше не хочу так жить. Теперь я собираюсь встретить опасность лицом к лицу. «По ком звонит колокол, – прошептал Адам. – Он звонит по тебе».

– У, как мрачно.

– У меня не то настроение, чтобы скакать от радости. Ну что, мы закончили наш разговор?

– Мы его только начали, – улыбнулся Харрисон. – Нам еще надо обсудить, что тебе говорить на суде. Сядь, Адам. Сегодня будет длинная ночь.

Харрисон стал делать пометки в блокноте. Кол принес поднос с сыром, бисквитами и пивом. Поскольку никто его не гнал, он остался в библиотеке и, присев на краешек стола, принялся слушать вопросы Харрисона. Через час появились Трэвис с Дугласом.

Что касается Мэри Роуз, то она не пришла, считая, что Адаму легче беседовать с Харрисоном в ее отсутствие. Молодая женщина долго сидела за столом в полном одиночестве, думая об Адаме, потом встала и ушла к себе.

Мысли ее обратились к Харрисону. Что же ей теперь делать? Он назвал ее Викторией. Кого же он любил? Понимал ли ее муж, что, назвав ее Викторией, он разбил ей сердце? Почему он не любит ее такой, какая она есть?

На подушке ее лежал ярко-красный цветок – очень похожий на розу дикий шиповник. Внезапно молодая женщина поняла, что ее муж хотел сказать, когда в первый раз, еще в Англии, положил к ее изголовью розу с длинным стеблем. Он знал, каково ей придется в чужой стране, и в то время, когда остальные изо всех сил пытались переделать ее, Харрисон напоминал ей, что любит Мэри Роуз со всеми ее недостатками. Потому что она была его Розой.

В душе Мэри Роуз с новой силой вспыхнула любовь к мужу. Как она могла усомниться в нем?! И как он мог простить ей ее недоверие?

Она села на кровать и, прижимая к себе цветок, поникла головой и заплакала.

– Я думал, цветок обрадует тебя, а не расстроит.

В дверях стоял Харрисон. Сердце Мэри Роуз сжалось – муж выглядел таким усталым, озабоченным и… уязвимым.

– Ты любишь меня, – промолвила она.

– Да.

– Спасибо, – прошептала Мэри Роуз. – За то, что ты мирился с моей неуверенностью в тебе. Я люблю тебя так сильно, и мне было так страшно в последнее время. Подожди, – остановила она Макдональда, который шагнул к ней. – Сначала я должна попросить у тебя прощения.

Мэри Роуз вдруг почувствовала, что губы ее неожиданно стали растягиваться в улыбке.