Текст книги "400 школьных сочинений"

Отголоски прошлого в поэмах А. Т. Твардовского «За далью даль...» и «По праву памяти»

Писать стихи Александр Трифонович Твардовский начал с раннего детства. Но настоящую славу молодому поэту принесла опубликованная в 1936 г. поэма «Страна Муравия», где в незатейливой сказочной форме он отразил жизнь крестьян во время «великого перелома».

В конце 40-х гг. поэт совершает ряд поездок в Сибирь, на Дальний Восток, в Якутию, где пишет поэму «За далью даль...». В конце 60-х Твардовский пишет свою итоговую поэму-исповедь «По праву памяти», где бескомпромиссно и правдиво говорит о тяжелом времени сталинизма, о трагической противоречивости духовного мира человека в этот период.

Если разделить все творчество поэта на два этапа: довоенный и послевоенный, – то нетрудно заметить, что в первом преобладает политическая тема: тема тяжелой доли крестьян и рабочих, например «Дневник председателя колхоза», во втором же мы явно видим тему времени, тему прошлого и будущего. Эта тема наиболее ярко отразилась в последних поэмах Твардовского: «За далью даль...» и «По праву памяти».

В поэме «За далью даль...» сюжет ослаблен до минимума – это просто путевые заметки, впечатления, раздумья человека, следующего из Москвы через всю Сибирь. Вся поэма построена по принципу обозрения эпохи, народной жизни. Здесь изображается не только современность, но и историческое прошлое.

События самого узкого, частного, личного характера соотнесены с историческим прошлым, полным трагедийного накала.

Неожиданная встреча с другом ранней юности на таежной станции Тайшет, незаконно репрессированным в 30-е гг. и сейчас возвращающимся обратно, рождает образ-символ прошлого – сложной исторической эпохи:

 
И вспомнил я тебя, друг детства,
И тех годов глухую боль.
 

Личные воспоминания преобразуются в яркие картины минувшего, связанные с драматическими обстоятельствами и последствиями эпохи культа личности Сталина:

 
Так это было. Четверть века
Призывом к бою и труду
Звучало имя человека
Со словом Родина в ряду.
Мы звали – станем ли лукавить? —
Его отцом в стране – семье.
Тут ни убавить,
Ни прибавить, —
Так это было на земле.
 

Уже в этих воспоминаниях, наряду с величественным и скорбным прошлым, отдельными судьбами людей, друзей детства и молодости, ощущается незаурядная личность лирического героя. Масштаб его личности под стать всем тем событиям прошлого, которые он пропускает через свою память. Поэма «За далью даль...» повествует о десяти сутках в настоящем, но вбирает в себя два последних века страны.

Особенно явственно отголоски прошлого слышатся в поэме Твардовского «По праву памяти», где центральное место занимает проблема того, какую долю «отец народов» уготовил своим детям. Стихотворения и поэмы Твардовского заслужили при жизни автора читательское признание и официальные награды. Но даже такому поэту не удалось опубликовать самое сокровенное: только в 1987 году, через шестнадцать лет после смерти Твардовского, увидела свет его поэма «По праву памяти».

Выразительно и твердо названная «По праву памяти» поэма родилась как акт сопротивления, всем своим названием взрывала страшное молчание, покрывающее прошлое – многие годы сталинского режима, и била по его организаторам:

 
Кто прячет прошлое ревниво,
Тот вряд ли с будущим в ладу.
 

Эта поэма Твардовского адресована современной молодежи, обращена к ее духовно-нравственным, идейным поискам и устремлениям. «Вам из другого поколения» – обращался поэт. Необходимо помнить, что история не делится на отрезки, события ее не распределяются по чинам и званиям: каждый отвечает за все, что было в прошлом, совершается в настоящем и произойдет в будущем:

 
Давно отцами стали дети,
Но за всеобщего отца
Мы оказались все в ответе,
И длится суть десятилетий,
И не видать еще конца.
 

«Нелегок путь, но ветер века – он в наши дует паруса» (поэмы А. Т. Твардовского «По праву памяти» и «За далью – даль»)

Я жил, я был – за все на свете

я отвечаю головой.

А. Т. Твардовский

Времена меняются, мы уже живем в демократическом государстве, сейчас вовсю публикуются произведения, которые были запрещены долгие семьдесят лет. В частности нам стала известна нигде не публиковавшаяся с момента написания поэма Александра Трифоновича Твардовского «По праву памяти». Сегодня я хочу поделиться своими мыслями об этой поэме.

Наверное, в жизни каждого из нас, особенно в зрелом возрасте, наступает такой момент, когда

 
На дне моей жизни, на самом донышке
Захочется мне посидеть на солнышке,
На теплом пенушке.
И чтобы листва красовалась палая
В наклонных лучах недалекого вечера.
И пусть оно так, что морока немалая —
Твой век целиком, да об этом уж нечего.
Я думу свою без помехи подслушаю,
Черту подведу стариковскою палочкой:
Нет, все-таки нет, ничего, что по случаю
Я здесь побывал и отметился галочкой...
 

(А. Твардовский, «На дне моей жизни...», 1967 г.)

И сейчас с трепетом читаю строки, написанные Александром Твардовским, когда ему пришла пора «остановиться, оглянуться» на прожитую жизнь и вспомнить ее без прикрас, в полный голос сказать о том, что не принято было говорить вслух долгие годы:

 
Забыть велят и просят лаской
Не помнить – память под печать,
Чтоб ненароком той оглаской
Непосвященных не смущать.
 

Хотя и велели забывать Твардовскому, и его стихи проходили через Главлит, он не забыл и рассказывает в своей поэме через судьбы собственной семьи о судьбе всего народа в те страшные годы.

«Семья еле сводила концы с концами, – вспоминает Иван Трифонович Твардовский, младший брат поэта. – Изнурительный труд на пашне в мелких болотцах, кочковатых полянках не вознаграждался желанным урожаем. На отвоеванных у кустарников нивах озимые подопревали, и их нередко приходилось пересеивать яровыми. Но „пороха“ у отца всегда хватало, и он, не щадя сил, упорно продолжал работать, облагораживая свое „имение“.

И такой крестьянин становится, по определению властей, кулаком, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Мотивы, поднятые в не опубликованной при жизни автора поэме «По праву памяти», встречаются у Твардовского и раньше, например в поэме «За далью – даль». Так, в главе «Друг детства» есть эпизод, когда через семнадцать лет разлуки автор встречает в дороге своего друга, который

 
Как видишь, жив.
Хоть непривычно без конвоя...
 

«За далью – даль» написана в годы хрущевской «оттепели» – в 1950—1960-х годах, ее окончание пришлось на самый расцвет оттепели, но даже тогда невозможно было сказать вслух обо всем, что выскажет автор несколько лет спустя в поэме «По праву памяти», ставшей своеобразным поэтическим завещанием великого мастера.

И еще один мотив, на который я хочу обратить внимание, красной нитью проходящий через три упомянутые мной во вступлении поэмы. В «За далью – даль» автор обращается к молодежи – глава 11-я «Москва в пути»:

 
Тебе сродни тех далей ветер.
Ты знаешь: очередь твоя —
Самой в особом быть ответе
За все передние края.
 

Схожие строки я нашел в оригинальной, нигде не печатавшейся редакции «Василия Теркина», датированной 25 сентября 1942 года. Она была записана в рабочую тетрадь поэта под заглавием: «О войне. Главка, не появившаяся в печати»:

 
Грянул год, пришел черед,
Нынче мы в ответе
За Россию, за народ
И за все на свете.
 

Кажется что эти строки написаны не в 1942 г., а сейчас, настолько современно они звучат. Я не знаю, читали ли Александра Твардовского нынешние лидеры России, Украины, Белоруссии…

Читая Александра Твардовского

У большинства писателей и поэтов есть книги, которые можно назвать главными. Произнес: «Лев Толстой» – и рядом смело можно поставить «Войну и мир», скажи: «Александр Пушкин» – и сразу же в памяти неизбежно всплывет «Евгений Онегин», если Александр Грибоедов – то «Горе от ума», а если Александр Твардовский – то «Василий Теркин».

Всего шестьдесят один год прожил Александр Трифонович. И все эти годы он старался не обходиться без «правды, прямо в душу бьющей». Хотя, конечно, не всегда это удавалось, особенно в начале творческого пути. Большинство русских поэтов начинали, как правило, в жанре небольшого лирического стихотворения – элегии, послания, песни. С годами, когда приходил уже и жизненный, и творческий опыт, осваивались и более сложные жанры, например поэмы. А Твардовский начал в 1936 году с поэмы «Страна Муравия». Ее жанр энциклопедический словарь советских времен определил как поэма о коллективизации. Конечно, в 1936 году Твардовский вынужден был поступиться своим главным творческим принципом – он не мог сказать всей страшной правды о процессе коллективизации, который вместе со всей страной затронул и лично семью Твардовских, – тогда поэма просто не увидела бы свет.

За страной Муравией последовала небольшая повесть в стихах «Ленин и печник». И в дальнейшем своем творчестве Твардовский все же тяготеет к крупным произведениям – «Василий Теркин», «За далью – даль». Кстати, именно в этой поэме, за которую автор получил Ленинскую премию 1961 года, есть 14 глава «Так это было», посвященная тому периоду нашей истории, когда

 
...четверть века
Призывом к бою и труду
Звучало имя человека
Со словом Родина в ряду.
 

Но даже в годы написания поэмы «За далью – даль», в конце 50 – начале 60-х годов невозможно было сказать вслух обо всем, что выскажет затем автор в поэме «По праву памяти». Эта поэма стала главным трудом жизни Твардовского, хотя и была впервые опубликована через 16 лет после смерти автора и 18 лет спустя после создания. Писал Твардовский вроде бы о личном – судьбе своего отца, попавшего под раскулачивание, но через его судьбу автор показывает судьбу всего народа:

 
Он, может, полон был гордыни,
Что вдруг сошел за кулака.
Ошибка вышла? Не скажите, —
Себе внушал он самому...
 

Потрясают все строчки последней поэмы Твардовского, но более всех – вот эти, где за 30 лет до нас автор верно определил корни сегодняшних межнациональных конфликтов на территории и России, и других республик бывшего Союза:

 
Забудь, откуда вышел родом,
И осознай, не прекословь:
В ущерб любви к отцу народов —
Любая прочая любовь...
 

Конечно, Твардовский писал не только поэмы. Много было и лирических стихотворений. Они очень просты, ясны, напоминают в этом отношении лирику другого Александра – Пушкина. Сам Твардовский однажды сказал так:

 
Пусть читатель вероятный
Скажет с книжкою в руке.
Вот стихи, а все понятно,
Все на русском языке...
 

Меня потрясают стихи Твардовского об Отечественной войне – они непринужденны, но полны пронзительного чувства боли, горя и сострадания:

 
Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они – кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но все же, все же, все же...
 

(«Я знаю, никакой моей вины...», без даты.)

А закончить свое сочинение хочется отрывком из оригинальной, опубликованной только 55 лет спустя после написания, авторской редакции «Василия Теркина», датированной 25 сентября 1942 года. Она была записана в рабочую тетрадь поэта под заглавием: «О войне. Главка, не появившаяся в печати». Когда эти строки читаешь в первый раз, они кажутся написанными не осенью 1942-го, а в наше время:

 
Грянул год, пришел черед,
Нынче мы в ответе
За Россию, за народ
И за все на свете.
 

Благодаря таким стихам Твардовский по-прежнему с нами.

Своеобразие поэмы А. Твардовского «Василий Теркин»

Поэма А. Т. Твардовского «Василий Теркин» представляет собой произведение, отличающееся жанровой и стилевой оригинальностью, что вызывало и по сей день вызывает неподдельный интерес и восхищение у любого читателя. Несмотря на то, что речь в поэме идет о трагических военных событиях, она не кажется «тяжелым» произведением, не вызывает каких-либо отрицательных эмоций.

Идея, занимавшая умы и сердца всех без исключения россиян в период войны, – идея победы над фашизмом – стала для Василия Теркина едва ли не единственным жизненным стремлением, целью, которую он был готов достичь любой ценой. Самоотверженность, скрывающаяся за маской самоиронии, обеспечивает герою читательские симпатии, однако едва ли Твардовский преследовал только эту цель, создавая своего Васю Теркина.

Василий – простой деревенский парень, но ему, как и его однополчанам, пришлось взять на себя ответственность за судьбу народа, и поведение Теркина в тех обстоятельствах, когда приходится действовать перед лицом смерти, говорит о нем как о человеке, обладающем необыкновенной, богатырской душой.

Герой вызывает симпатию именно своей человечностью, близостью к народу. Доброта и простодушие Теркина постоянно подчеркиваются. В его мечтах о победе, о медалях отражаются такие черты, как бескорыстие, отсутствие честолюбия. Представляя свое возвращение в родное село, он шутит по поводу того ошеломляющего эффекта, который произведут его награды на земляков. Описанием подобных моментов, простым и лишенным каких бы то ни было поэтических изысков, автор хотел подчеркнуть актуальность фразы «ничто человеческое не чуждо…» применительно к своему главному герою, доказать реальность, жизненность образа. Ему это удалось, так как читатель прекрасно понимает мысли и желания главного героя, искренне сопереживает ему. Не ради славы Теркин совершает подвиги, не ради того, чтобы поразить своими наградами односельчан и стать Героем для однокашников, он постоянно рискует жизнью. Василию Теркину, как и многим другим бойцам Советской Армии, была нужна, как поется в известной песне, одна победа, и за ценой они не постояли.

Своеобразие поэмы заключается и в умении автора подчеркнуть неистребимость желания жизни в людях. Бытовые зарисовки, в которых Твардовским восстанавливаются все исконные основы жизни русского солдата, позволяют читателям понять, насколько молодые безусые парни привязаны к своей земле, насколько сильна в них любовь к жизни. Однако эта по-настоящему важная ценность забывается, когда речь идет о судьбе многострадальной России.

В композиционном плане поэма представляет собой ряд эпизодов, в которых постепенно раскрываются все новые и новые черты главного героя. Своеобразным новаторством стало введение сказочных эпизодов, например, беседы Теркина со Смертью. Богатырские, былинные мотивы просматриваются в описании переправы героя через реку, подвига Василия Теркина, сбившего вражеский самолет из винтовки. Сам Твардовский отмечал, что создание героя явилось коллективной задачей, и его образ вышел из полуфольклорной среды, которая является отражением времени и мыслей.

Подвиг героя символизирует великую мощь русских солдат в целом, их способность жертвовать собой ради победы, добиваться ее, невзирая на трудности и лишения.

Человечность бойцов не раз подчеркивается их растерянностью и даже испугом, чувствами, столь естественными в военных условиях. «Святой и грешный» Василий Теркин не является исключением: он, как и его однополчане – боится смерти: «Смерть есть смерть. Ее прихода все мы ждем по старине». После этих слов герой, которому предстоит вступить в схватку с врагом, становится нам еще ближе, а переживания читателей за него – еще более искренними.

Вряд ли найдется читатель, которому покажется неясным своеобразный стиль, в котором присутствуют и простодушный юмор, и элементы народного эпоса, и реальные картины трагических событий. В произведении тесно сплетены печальные эпизоды действительности и жизнеутверждающие надежды героев, что кажется естественным. Перед нами – не вымысел, а жизнь, такая, каковой она и является на самом деле.

В. Гроссман

«Истинные хозяева войны» (по роману В. Гроссмана «Жизнь и судьба»)

Великая Отечественная война долгое время была для многих поколений советских людей «неизвестной войной». И не только потому, что после ее окончания прошли десятилетия. В тоталитарном коммунистическом государстве подлинная правда о войне замалчивалась, скрывалась, искажалась. Роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба» разделил участь других честных произведений искусства о событиях 1941– 1945 годов. Да и могло ли быть иначе с книгой, в которой сказана правда о причинах наших неудач в начальный период войны, о подлинной роли партии в тылу и на передовой, о полной бездарности многих советских военачальников?

Активно проводит на передовой «партийную линию» бывший секретарь обкома Дементий Гетманов. Это убежденный сталинист, выдвинувшийся на руководящие посты благодаря близкому сотрудничеству с органами госбезопасности. Комиссар Гетманов – человек безнравственный, он готов с легкостью оперировать жизнями простых солдат ради собственного быстрого продвижения по службе. Гетманов торопится выполнить приказ Сталина о наступлении. Военная страница биографии Дементия Трифоновича заканчивается самым естественным для бывшего сотрудника госбезопасности образом – доносом на командира танкового корпуса Новикова.

Под стать Дементию Гетманову и начальник штаба генерал Неудобнов. На передовой Илларион Иннокентьевич чувствует себя неуютно, теряется в самой простой ситуации. Никакая показная храбрость не может заменить полководческого таланта. Тяжелое бремя практического руководства танковым корпусом целиком лежит на Новикове. Понимает это и генерал Еременко. Вспоминая Гетманова и Неудобнова, он без обиняков говорит Новикову: «Вот что. Тот с Хрущевым работал, тот с Тицианом Петровичем, а ты, сукин сын, солдатская кость, помни – ты корпус в прорыв поведешь».

Командир танкового корпуса Новиков – подлинный герой Великой Отечественной войны. На первый взгляд, в этом человеке нет ничего героического, военного. И мечтает он не о боевых подвигах, а о мирной и счастливой жизни. Важную роль играют в романе сцены, рисующие взаимоотношения Новикова и Евгении Николаевны. Бесконечную жалость испытывает командир корпуса к мальчикам-новобранцам. Новиков по-настоящему близок к солдатам и офицерам. Гроссман пишет о своем герое и рядовых бойцах: «А он смотрит на них, такой же, как они, и то, что в них, то и в нем...». Именно это чувство близости заставляет Новикова сделать все, чтобы сократить людские потери во время наступления, нарушить приказ Сталина. Для такого поступка необходимо было настоящее гражданское мужество. Можно сказать, что во многом благодаря таким командирам, как Новиков, удалось в конце концов переломить ход Сталинградской битвы и одержать решительную победу. Судьба же самого Новикова неопределенна. После доноса Гетманова от отозван в Москву. «...И не совсем было ясно, вернется ли он в корпус».

Истинным героем войны может быть назван и командир полка майор Березкин. Подобно Новикову, он заботится о солдатах, вникает во все мелочи фронтовой жизни. Ему присуща «рассудительная человеческая сила», поэтому не таким уж и случайным является назначение Березкина командиром дивизии.

Писатель вновь и вновь обращает наше внимание на то, что люди шли на смерть не во имя Сталина, а ради свободы. Свободы родной страны от поработителей и своей личной свободы от власти тоталитарного государства.

Причина победы русских под Сталинградом в 1943-м заключается, по мнению Гроссмана, не в каких-то особых полководческих доблестях советских военачальников. Истинный хозяин войны – ее рядовой труженик, обычный человек, сохранивший в себе «зерна человечности» и страсть к свободе.

И таких «незаметных» героев много: летчик Викторов, радистка Катя Венгрова, юный Сережа Шапошников, подполковник Даренский… Именно они, а не гетмановы и неудобновы вынесли на своих плечах не только свободу и независимость Родины, но и самое лучшее в самих себе: порядочность, доброту, человечность. Ту самую человечность, которая иногда заставляет пожалеть и врага. Ту самую человечность, во имя которой и стоит жить...

«Она – слепая и немая любовь – смысл человека» (по роману В. Гроссмана «Жизнь и судьба»)

Мне на плечи кидается век-волкодав,

Но не волк я по крови своей!

Запихай меня лучше, как шапку, в рукав

Жаркой шубы сибирских степей...

О. Мандельштам.

Роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба» – книга, проникнутая идеями гуманизма, любви к людям. Произведение показывает неодолимость «человеческого в человеке». Фашизм и коммунизм оказываются бессильными «размолоть зернышко человечности». В аду бесчисленных концлагерей и гетто многие герои «жизни и судьбы» остаются людьми!

Одно из центральных мест в романе занимает образ старика Иконникова. Герой проходит свою школу жизни. Пожалуй, главное в этом потомке нескольких поколений священников – стремление к истине, справедливости, добру. Отсюда и увлечение толстовством во время учебы в Петербургском технологическом институте, и работа народным учителем, и странствия по всему свету на грузовом пароходе, и вступление в земледельческую коммуну после революции.

«...Он верил, что сельскохозяйственный коммунистический труд приведет к царству Божьему на земле». Однако реальная жизнь круто расходится с идеалом... Иконников становится свидетелем голода. Не покидая коммуны, герой проповедует Евангелие и вскоре оказывается в тюрьме. Война становится новым и самым суровым испытанием для Иконникова. В завоеванной немцами Белоруссии он прячет евреев, но по доносу сам попадает в концлагерь.

Василий Гроссман подробно «пересказывает» содержание записок Иконникова. Идея добра изначально была всеобщей, но постепенно сужалась. Буддизм распространяет идею добра на все живое, однако христианство говорит уже о добром отношении применительно к людям. Далее происходит расчленение христианства на «добро» католиков, «добро» протестантов, «добро» православия. Дробление идеи добра усиливается от века к веку.

Однако люди могут быть и «бессмысленно добры». Им присуща та доброта, которая заставляет случайного прохожего поправить надломленную веточку на дереве, чтобы ей легче было вновь прирасти к стволу. Многие герои романа остаются верными человеческому началу в самих себе: капитан Греков, Христя Чуняк, маленький еврейский мальчик Давид...

Сталинград. Среди защитников осажденного фашистами дома мы видим юных Сережу Шапошникова и радистку Катю Венгрову. Нас покоряет благородство Грекова, отсылающего их в тыл. А ведь полевой командир на войне – царь и Бог. Если бы на месте Грекова был другой человек, решение могло бы быть совсем другим... Но «зерно человечности» уже дало всходы в сердце пехотного капитана. Бессознательное добро победило!

Интересен в романе и образ Христи Чуняк. Семья этой простой крестьянки пострадала от бесчисленных продразверсток, от беспощадной коллективизации и голода на Украине. В душе Чуняк живет сострадание ко всему живому. Христя не заражена вирусом тоталитарной или классовой идеологии. Героиня в человеке старается увидеть человека. Поэтому вполне естественно звучат ее слова о том, что «есть и неплохие немцы». Естественно и ее стремление спасти от голодной смерти Семенова.

Многие страницы романа «Жизнь и судьба» трудно читать без слез. Пронзительной болью проникнуты сцены, повествующие о трагической судьбе маленького Давида. Вся крошечная жизнь этого еврейского мальчика – бессознательный детский бунт против жестокости мира. Вот эшелон с евреями прибывает к великому городу смерти – крематорию. Звучит торжественная музыка. Софья Осиповна и маленький Давид идут в общей колонне евреев к чудовищному городу смерти. Перед газовой камерой мальчик выбрасывает заветную «куколку» – пусть живет! Он подарил ей жизнь, с которой ему самому предстояло расстаться так скоро. Его детское сердце сохранило трепетную радость и чистоту до самого конца.

Таким образом, роман В. Гроссмана «Жизнь и судьба» может быть назван выдающимся гуманистическим произведением ХХ века. Жаль, что в нашей стране многие поколения читателей были насильно отлучены от этой прекрасной книги... Однако я убежден, что человеку нельзя запретить быть добрым, честным, человечным. Запрет не сработает, зернышко человечности прорастет, ибо добро победить нельзя.