Текст книги "Поцелуй"

– Она.

– Почему?

– Я не знаю почему.

– Ну, видимо, для этого была какая-нибудь причина...

– Нет, мне кажется, никакой причины не было. Это просто кончилось, вот и все. Настал конец нашим отношениям, и они кончились.

Он никогда не ожидал от Кети, что она поступит так, как она поступила. Никогда. Когда он познакомился с ней, ей было двадцать лет и она была девственницей. Этому трудно поверить. Они начали жить совместно, когда ей было чуть больше двадцати. Он научил всему ее, Кети Бриггс. Темноволосая девушка, карие глаза, молочный цвет лица. Наполовину англичанка, наполовину шотландка. Красивая девушка. Однажды он пришел домой вечером...

Он играл в покер в ту ночь, но закончил играть рано, потому что не очень хорошо себя чувствовал. Он даже подумал, что заболел гриппом или подцепил еще какую-нибудь хворь. Ввиду того, что он проигрывал, никто не возражал, когда он сказал своим партнерам, что уходит.

Он пришел домой, открыл своим ключом замок, вошел в квартиру и застал Кети в постели с двумя парнями. Один был черным, а другой белым. Кети была справедлива по отношению к своим партнерам. Никакой расовой дискриминации. Голая и бледная, она во рту держала половой член черного парня, а половой член белого парня был у нее в заднице. Таким путем Кети Бриггс порвала их отношения. Таким путем маленькая Кети Бриггс попрощалась с ним.

– Ты знаешь, что мне больше всего понравилось этой ночью? – спросила она.

Она снова возвращается к прошедшей ночи. Может быть, она, хотела рассказать ему, как ей нравится трахаться. Это случается с забитыми и подавленными домашними хозяйками. Они горят желанием рассказать вам обо всех своих фантазиях с изнасилованием, о том, как их трахали все заключенные тюрьмы Джольет в Иллинойсе. Может быть, он неправильно ее оценил. Он подумал, что лучше всего дать ей высказаться.

– Что тебе понравилось больше всего? – спросил он.

– Твоя нежность, – сказала она.

«Моя что?» – подумал он и чуть не рассмеялся. Она пристально на него смотрела, изучая его лицо, явно ожидая от него какого-нибудь ответа. Вместо этого он поцеловал ее. Это лучше всего, когда не знаешь что сказать.

– Я люблю тебя, – произнесла она.

Он подумал, что в такой ситуации ему очень легко будет привести свой план в исполнение.

– Вы же понимаете, что он глупец, а? – спросил юрист.

– Ах-ха, – произнес Карелла.

Юрист был назначен представлять Гектора Руиса лигой прав человека. Руис послушался своего хорошего приятеля детектива Мейера, который сказал, что, поскольку полиция была уверена, что на оружии, которым был убит Роджер Тилли, обнаружено много отпечатков его пальцев, ему был необходим адвокат.

Юристу было, может быть, тридцать семь, тридцать восемь лет, и он уже был почти лысым. Это подогревало его симпатию к Мейеру, который, несмотря на молодость, был совершенно лысым.

– Это поступок мужчины. Так считается у этих людей, – сказал адвокат.

Его звали Моррисом Вайнштейном. Он выступал в роли защитника многих испанских уголовников, но до сих пор называл их «эти люди». Он и к черным так же относился, называя их «эти люди». Он, наверно, не имел представления о том, что многие WASPS[21]21
  W.ASPS – White-Anglo-Saxon-Protestants – Англо-Саксонские Протестанты.


[Закрыть] тоже называли евреев «эти люди». Ох уж эта Америка. Очень странная страна.

– Видите ли, он называет гомиками всех низкорослых людей и, конечно, постоянно нарывается на драку, – пояснил Вайнштейн. – С точки зрения мужской гордости произошло страшное дело.

– Да, страшное, – подтвердил Карелла.

– Я думаю о статье 125.20, – сказал Вайнштейн.

Мейер моргнул.

– Убийство человека по первому разделу этой статьи, – пояснил Вайнштейн таким тоном, как будто они не имели об этом никакого представления.

Мейер снова моргнул.

– В данном случае это был цивилизованный способ ответного воздействия под влиянием крайнего эмоционального возбуждения.

– Ах-ха, – промолвил Карелла.

– Итак, что вы об этом думаете?

– Мы думаем, что дело идет об убийстве человека по разделу два, – ответил Карелла, – потому что он приехал с явно выраженной целью...

– Но мы не знаем этого, верно? – заметил Вайнштейн.

– ...пустить пулю в голову Тилли.

– Хорошо, если вы собираетесь трактовать это таким образом, – произнес Вайнштейн.

– Ах-ха.

– Я читал книгу о Мексике, – продолжал Вайнштейн, – в которой доказывается, что надписи на стенах являются проявлением национальных обычаев. Именно поэтому можно видеть столько надписей на стенах в испанских районах.

– Это является причиной? – спросил Карелла.

– Да, это проявление национальной испанской культуры, – подтвердил Вайнштейн. – Всегда очень важно понимать, почему совершаются те или иные поступки.

– Да, возможно, вам удастся объяснить на суде почему, – заметил Карелла.

– Почему вы так скептически к этому относитесь? – спросил Вайнштейн.

– Потому что на сегодня мы имеем только признание в убийстве, – пояснил Карелла.

– Ну хорошо, понятно, – промолвил Вайнштейн.

– Да, вот еще что. Вы были там, когда он подтвердил, что видел Тилли...

– Да, но...

– ...стоящим около дома. Тот ожидал кого-то...

– Мы не можем считать, что это достоверный факт...

– ...Под дулом пистолета заставил его спуститься в подвал...

– Да, но...

– ...застрелил его сзади...

– Да...

– ...а затем повесил его.

– Я имел в виду именно это обстоятельство, когда говорил о проявлении национальной культуры.

– Да, это очень культурный подход, – вмешался в разговор Мейер. – Подвесить человека к потолку после того, как застрелил его.

– Фактически в этом проявились особенности национальной этики.

– Я имел дело с людьми, повешенными на фонарных столбах, – произнес Карелла.

– Что? – переспросил Вайнштейн.

– Прямо здесь, – проговорил Мейер. – Юные девушки, повешенные на фонарных столбах.

– Уличные проститутки, – прояснил Карелла, – повешенные на фонарных столбах.

– И это не выглядело проявлением культуры, – сказал Мейер.

– А это выглядело. Тилли необходимо было наказать. Неужели вы не понимаете? Не только застрелен, но и наказан, повешен в назидание другим. Именно поэтому я считаю, что преступление можно отнести к статье об убийстве человека, раздел первый. Этот человек был в тисках эмоционального...

– Чепуха, – сказал Мейер. – Он был в тисках желания приехать туда и совершенно хладнокровно убить человека.

– Потому что этот человек унизил его. Вы слышали, как он говорил об этом, верно? Он говорил, что был унижен?

– Да, мы слышали, как он говорил об этом. Мы также слышали, как он сказал...

– Унижение, – отметил Вайнштейн. – Это очень важная штука в тех странах, откуда они родом. Потеря лица. Проблема мужской чести.

– Жаль, но здесь я не вижу никакой культуры, – сказал Карелла, – и поэтому мы собираемся просить районного прокурора предъявить обвинение в убийстве по разделу два.

– Я предполагаю, что должен обсудить этот вопрос с ним, когда он приедет сюда, – произнес Вайнштейн и тяжело вздохнул.

– Да, у вас есть возможность обсудить это.

– Потому что вы слышали, что говорил мой клиент, верно?..

– Мы слышали, как он сказал, что поехал в Даймондбек, чтобы убить Тилли. Это были его собственные слова – «чтобы убить Тилли». Мы записали эти слова на магнитофонную ленту.

– Полностью совпадает с моей точкой зрения. Этический подход.

– Чепуха, – снова сказал Мейер.

– Я буду настаивать на обвинении по классу Б, и он получит не более года, – убеждал Вайнштейн, – а через четыре месяца выйдет на свободу.

Они знали, что он был прав.

Глава 12

Френк Ангер давно потерял всякий интерес к чему-нибудь более важному, чем алкоголь. И об этом свидетельствовал его синий нос луковицей, порезы от бритвы на подбородке и щеках, плохое белье и мятый костюм. Лоуэлл не вызвал его в качестве свидетеля, потому что был уверен, что это ничего положительного не может дать процессу. Ну а Санта-Клаус Эддисон попытался поправить свои дела, не гнушаясь показаниями даже такого свидетеля. Френк Ангер был сбит с толку уже тем, что оказался в зале суда, в центре внимания собравшихся. Наблюдая за тем, как он был приведен к присяге, Карелла не представлял, чтобы кто-нибудь из присяжных мог поверить хотя бы одному сказанному им слову.

– Мистер Ангер, – спросил Эддисон, – не могли бы вы сказать, где вы живете?

– По адресу 7828, Харрисон-стрит, квартира 24.

– Сколько времени вы проживаете в этом районе?

– Около четырнадцати лет. В апреле будет четырнадцать, – ответил Ангер.

Его голос был хриплым от алкоголя. Он очень напряженно и серьезно слушал то, что ему говорили. Было видно, что это для него очень трудное дело. Карелла обратил внимание на то, что пальцы его были желтыми от никотина.

– Сэр, вам известен винный магазин под названием «Эмпайр Уайнс энд Спиритс», расположенный по адресу 7832, Харрисон-стрит?

– Да, я знаю этот магазин.

– Вы, случайно, не являетесь покупателем этого магазина?

– Да.

– Мистер Ангер, я прошу вас вспомнить вечер семнадцатого июля прошлого года. Это было во вторник вечером, мистер Ангер. Вы можете вспомнить, мистер Ангер, этот вечер?

– Думаю, что смогу.

– Тогда было очень жаркое лето. Вы помните этот душный вечер?

– Да, я помню.

– Мистер Ангер, вы ходили этим вечером в магазин «Эмпайр Уайнс энд Спиритс»?

– Да, ходил.

– Припомните, в какое именно время вы пошли в этот магазин.

– Около девяти часов.

– Вы помните это наверняка?

– Да. Я только что дал своей кошке поесть. Я люблю, когда в тарелке моей кошки есть корм. Видите ли, нас всего двое. Я подумал, что перед вечерними новостями, которые передают по телевизору в десять часов вечера, следовало бы пропустить вечернюю порцию выпивки. Обычно именно в это время я даю кошке ее сухой корм и, пока смотрю теленовости, принимаю вечернюю порцию выпивки. Я ложусь спать в одиннадцать. Это мой обычный распорядок.

– Но в этот вечер, вы сказали, пошли в винный магазин.

– Да. Потому что дома не осталось выпивки. Я должен был пойти за подкреплением. Я знал, что винный магазин открыт до десяти вечера.

– Вы сказали, что вышли из дому около девяти.

– Около того. Магазин от меня всего через несколько домов. Совсем рядом.

– На той же самой стороне, где находится булочная, верно?

– Там нет сейчас булочной.

– Но там, по адресу 7834, Харрйсон, была булочная, верно?

– Да.

– Булочная под названием «Эй энд Эль Бейкери», верно?

– Да.

– Она располагалась рядом с винным магазином?

– Да.

– Мистер Ангер, как долго вы были в винном магазине?

– Ну, может быть, пятнадцать, двадцать минут.

– Когда вы зашли в магазин?

– Может быть, в пять, может быть, в десять минут десятого.

– Ну, так когда же все-таки?

– Я думаю, что в десять минут десятого.

– И как долго вы там оставались... ну, сколько минут? Пятнадцать? Двадцать?

– Мне кажется, около двадцати. Я люблю поговорить с людьми. Видите ли, дома нас всего двое – я и кошка.

– Итак, вы сделали там свое дело...

– Купил большую бутылку бурбона.

– И побеседовали с... так с кем вы беседовали?

– С Ральфом. С хозяином «Эмпайр».

– И вы сказали, что вышли оттуда через двадцать минут.

– Да.

– Это означает, что вы вышли оттуда около половины десятого.

– Да, сэр. Как раз около этого времени.

– Итак, вы вышли на улицу в половине десятого, верно?

– Да.

– Вы в это время что-нибудь услышали?

– Я услышал выстрелы.

– Сколько было выстрелов?

– Три.

– Откуда эти выстрелы раздались?

– Из булочной, расположенной по соседству.

– Вы видели кого-нибудь выходящим из булочной?

– Да, видел. Фактически меня едва не сбили с ног.

– Кто вас едва не сбил с ног?

– Мужчина, вышедший из булочной.

– Вы видели мужчину, вышедшего из булочной...

– Выбежавшего из булочной.

– И видели, что именно он едва не сбил вас с ног?

– Верно. И крикнул мне, чтобы я убирался с дороги ко всем чертям.

– Вы уверены, что не видели двух мужчин, выбежавших из булочной?

– Уверен. Там был только один мужчина.

– Вы видите мужчину, сидящего за столом защиты? – спросил Эддисон и указал на Сонни Коула.

– Да, я вижу его, – сказал Ангер.

– Вы узнаете в нем того мужчину, которого вы видели выбегавшим из булочной по адресу 7834, Харрисон-стрит семнадцатого июля прошлого года в девять тридцать вечера?

– Нет, это не тот человек, – произнес Ангер.

Эддисон подошел к столу защиты и взял со стола что-то, что, как показалось Карелле с его места, было похожим на черно-белую фотографию, и принес ее к стенду свидетеля.

– Ваша Честь, – сказал он, – я хотел бы предъявить это для опознания.

– Пометьте это как вещественное доказательство А, – произнес Ди Паско.

– Мне можно показать это свидетелю, Ваша Честь?

– Да, пожалуйста.

– Мистер Ангер, я показываю это вам и спрашиваю, узнаете ли вы мужчину на этой фотографии?

– Да, узнаю.

– Кто это?

– Я не знаю его имени. Но это тот самый мужчина, которого я видел выбегающим из булочной.

– Когда?

– Семнадцатого июля прошлого года.

– В какое время?

– Вечером, в девять тридцать.

– Ваша Честь, мне бы хотелось, чтобы эта фотография была приобщена в качестве вещест...

– Одну минуту, пожалуйста, – тут же вмешался Лоуэлл. – Возражение, Ваша Честь. Нет никаких оснований приобщать эту фотографию в качестве вещественного доказательства. Я не знаю, откуда она появилась. Я понятия не имею, кто делал эту фотографию, и даже не знаю, кто на ней изображен.

– Подойдите, – попросил Ди Паско.

Оба юриста подошли к судейскому столу.

– Откуда вы взяли эту фотографию? – спросил Ди Паско.

– Из полицейского управления Нью-Орлеана, – пояснил Эддисон.

– Чья это фотография?

– Десмонда Уиттейкера. Это тюремная фотография, которую сделали во время его ареста.

– Ваша Честь, – сказал Лоуэлл, – я не знаю, получена эта фотография из Нью-Орлеана или из Тимбукту. Я не знаю, это тюремная фотография или фотография по случаю окончания учебного заведения. Без подтверждения...

– Вы ведь не сомневаетесь в ее достоверности, мистер Лоуэлл. Верно?

– Ваша Честь, я уверен только в том, что это действительно фотография. Откуда она появилась, чья это фотография...

– Она взята из протоколов ареста полицейского управления Нью-Орлеана, – пояснил Эддисон: – И это фотография...

– Это вы так говорите. Но до тех пор, пока кто-нибудь из полицейского управления это не засвидетельствует...

– Если районный прокурор на этом настаивает, я могу представить такое свидетельство, но...

– Да, я безусловно настаиваю.

– ...для этого потребуется отложить разбирательство, – заметил Эддисон, – и это безусловно приведет к потере судебного времени.

– Вы действительно настаиваете на том, чтобы он представил это свидетельство, мистер Лоуэлл? Я могу понять целесообразность приглашения кого-нибудь из Нью-Орлеана, если вы действительно сомневаетесь в достоверности фотографии. Но я должен вам заявить, что если вы делаете это только для того, чтобы помешать мистеру Эддисону...

Эддисон улыбался.

– ...и мне, то для вас было бы лучше, если бы вы не опротестовывали достоверность этой фотографии.

Лоуэлл пристально посмотрел на него.

– Что вы мне на это ответите? – спросил Ди Паско. – Мы придем к соглашению?

– Безусловно. – Лоуэлл тяжело вздохнул.

– Хорошо, – произнес Ди Паско и повернулся к присяжным. – Стороны пришли к соглашению, что вещественное доказательство. А может быть приобщено к делу, – сказал он. – Пометьте этот материал, – обратился он к клерку, а затем кивнул Эддисону.

– Давайте запишем, – сказал Эддисон, возвращаясь к свидетельскому стенду, – что вещественное доказательство А является фотографией Десмонда Альберта Уиттейкера, по кличке Диз Уиттейкер, сделанной в полицейском управлении Нью-Орлеана во время его ареста в Луизиане шесть лет тому назад. Теперь, мистер Ангер, – продолжил он, – мне бы хотелось, чтобы вы еще раз взглянули на эту фотографию, если это не трудно.

Ангер снова внимательно посмотрел на фотографию.

– Вы абсолютно уверены, что Десмонд Альберт Уиттейкер является тем человеком, которого вы видели выбегающим из булочной по адресу 7834, Харрисон-стрит семнадцатого июля прошлого года в девять тридцать вечера?

– Да, уверен.

– У него в руке был пистолет?

– Да, у него был пистолет.

– И вы сказали, что он был один?

– Он был один.

– Спасибо. У меня нет больше вопросов.

Лоуэлл поднимался не спеша. Когда он наконец подошел к свидетельскому стенду, то выглядел озабоченным и немного печальным.

– Мистер Ангер, – сказал он, – вы говорите, что живете один. В доме только вы и кошка.

– Это верно.

– Вы всегда жили один?

– Нет, я вдовец.

– Мне жаль слышать это. Когда вы потеряли свою жену?

– Шесть лет назад.

– Примите мои сожаления, – проговорил Лоуэлл.

Он действительно выглядел очень огорченным, и Карелла удивился, за каким чертом он высказывает свои сожаления свидетелю, который, если присяжные поверят ему, фактически торпедирует весь этот процесс. Если Десмонд Уиттейкер в ту ночь работал в одиночку...

– А теперь в доме только вы и кошка.

– Да.

– И вы кормите вашу кошку сухим кормом каждый вечер перед новостями.

– Да. Около девяти.

– В какое время вы сами едите, мистер Ангер?

– Ну, это когда как.

– Я имею в виду обед. В какое время вы обедаете, мистер Ангер?

– Когда как.

– Вы едите, когда приходите с работы домой? Ну, во-первых... вы работаете, мистер Ангер?

– Нет, я на пенсии.

– А, тогда вы находитесь дома целый день, верно? Только вы и кошка.

– Да.

– Как вы проводите свое время, мистер Ангер?

– У меня есть несколько хобби.

– Какого рода?

– Я вырезаю заметки из газет. И рассылаю их. У меня несколько хобби.

– Вы пьете, мистер Ангер?

– Что пью?

– Спиртные напитки. Вы потребляете спиртные напитки?

– Возражение, Ваша Честь.

– Отклоняется. Отвечайте, пожалуйста, на поставленный вопрос.

– Да, я потребляю спиртные напитки. Все потребляют спиртные напитки.

– Ну нет, не каждый потребляет спиртные напитки.

– Возражение! – выкрикнул Эддисон. – Спорный, оскорбляющий...

– Отклоняется.

– Скажите мне, мистер Ангер, – сказал Лоуэлл, – сколько вы потребляете спиртных напитков?

– Один, два коктейля в день.

– Коктейли.

– Да.

– Вы имеете в виду смесь напитков?

– Да.

– С чем вы смешивали виски в тот вечер, семнадцатого июля прошлого года?

– Сожалею, но я не понимаю вопроса.

– Вы сказали, что купили в «Эмпайр» бутылку бурбона[22]22
  Bourbon – сорт кукурузного или пшеничного виски.


[Закрыть]...

– О да. Я купил.

– Чтобы выпить, слушая новости в десять часов. Выпили вы купленного бурбона, когда вернулись к себе домой?

– Да, выпил.

– С чем вы его смешивали?

Ангер посмотрел на него.

– Мистер Ангер? Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

– Я ни с чем его не смешивал.

– Ах, значит, вы пили его неразбавленным?

– Да.

– Но тогда, значит, вы не разбавляете свою выпивку, верно? Вы пьете свое виски неразбавленным. Это будет более точный ответ, верно?

– Иногда я смешиваю его, а иногда пью неразбавленным.

– Когда вы смешиваете его, мистер Ангер, то с чем вы смешиваете?

– Обычно добавляю немного воды.

– Именно это вы называете коктейлем, хмм? Бурбон и немного воды.

– Да, это и есть смешанный напиток. Если вы смешаете бурбон с небольшим количеством воды, то это и будет смешанный напиток, верно?

– Но вечером семнадцатого июля, когда вы вернулись домой, после того как увидели этого мужчину, выбегающего из винного магазина, вы не смешивали бурбон с небольшим количеством воды, а выпили его неразбавленным, верно?

– Да.

– Мистер Ангер, сколько порций выпивки вы себе сделали, когда вернулись домой?

– Когда я смотрю новости в десять часов вечера, то обычно выпиваю один маленький стаканчик.

– Да, сколько порций?

– Одну или две.

– Так сколько?

– Две.

– Сколько унций[23]23
  Унция – 28,3 гр.


[Закрыть] в стаканчике?

– Просто маленький стаканчик.

– Хорошо, что он собой представляет? Стаканчик емкостью в один джиггер[24]24
  Jigger – мерный стаканчик для вина.


[Закрыть]? В два джиггера? Бокал для воды...

– Нет, нет, явно не бокал для воды.

– Тогда что? Бокал для сока?

– Больше похоже на бокал для сока.

– Итак, после того, как вы видели этого мужчину на улице, и до того, как легли спать, вы выпили два полных бокала для сока, наполненных бурбоном.

– Да. Похоже что так.

– Сколько вы выпили до того, как увидели на улице этого мужчину?

– Я не помню.

– Но вы выпили до этого что-нибудь, верно?

– Да, я обычно после полудня немного выпиваю.

– А по утрам тоже немного выпиваете?

– Иногда я выпиваю по утрам, чтобы легче открыть глаза.

– В какое время после полудня вы немного выпили семнадцатого июля прошлого года?

– Я не помню.

– Это была одна порция выпивки? Или это были две порции?

– Возможно, я выпил две порции.

– Бурбона?

– Да. Я обычно пью бурбон.

– Два бокала для сока, наполненные бурбоном?

– Разбавленным небольшим количеством воды.

– Понятно. С небольшим количеством воды. Смешанный напиток, как вы говорите.

– Да.

– Вы выпили бурбон перед обедом? Во время обеда? Может быть, после обеда?

– Ну...

– Или скажите мне вот что, мистер Ангер, обедали ли вы вообще в тот вечер?

– Я не помню.

– Хорошо, вы иногда обходитесь без обеда?

– Иногда.

– Понятно. Мистер Ангер... перед тем, как вы увидели этого человека или мужчин, выходящих...

– Возражение, Ваша Честь! Свидетель утверждал, что он видел только одного...

– Отклонено.

– Мистер Ангер, можете ли вы сказать, сколько порций выпивки вы приняли утром, после полудня, вечером и ночью семнадцатого июля прошлого года до того, как вы увидели человека, выбегающего из булочной?

– Нет, я не сумею вам точно ответить.

– Можете ли вы оценить, сколько раз вы выпили в этот день?

– Нет, я не сумею это сделать.

– Значит, вы пили весь день, мистер Ангер?

Ангер ничего не ответил.

– Вы находитесь под присягой, мистер Ангер. Вы пили в течение всего дня?

– Да.

– И в таком состоянии вы видели этого мужчину, выходившего из булочной. После того, как вы пили в течение всего дня.

– Да.

– Мистер Ангер, когда детективы Уэйд и Бент первый раз вас опрашивали... вы помните, как они говорили с вами, верно?

– Да, помню.

– Вы говорили им, что видели двух мужчин, выходивших из булочной?

– Я не помню, что я им говорил.

– Хорошо, позвольте мне освежить вашу память. Не могли бы вы взглянуть вот на это? – сказал он и вручил ему пачку бумаг.

Ангер стал молча читать. Когда он оторвался от бумаг, Лоуэлл спросил:

– Не могли бы вы сказать, что вы только что читали?

– Это протокол беседы, которую я вел с детективами.

– На этом протоколе стоит дата?

– Да.

– Какая дата проставлена на этом протоколе?

– Восемнадцатое июля прошлого года.

– Теперь вы вспомнили свое заявление о том, что в девять тридцать или около этого вы видели двух черных мужчин, выбежавших вам навстречу из булочной «Эй энд Эль Бейкери». Тогда вы утверждали это, мистер Ангер?

– Думаю, что да.

– А далее вы утверждали, что один из этих мужчин держал в руке пистолет?

– Думаю, что да.

– Да или нет, мистер Ангер? Вы делали эти заявления?

– Да.

– Но теперь вы говорите, что был только один мужчина?

– Да. Между прочим, позднее я говорил им...

– Что вы им позднее говорили?

– Что я не мог вспомнить. Когда они показывали мне все эти фотографии и фотороботы, я им говорил, что я не помню.

– Да, вы говорили. Но сейчас вдруг вы вспомнили. Ваша Честь, у меня нет больше вопросов.

– Мистер Эддисон.

– Да, Ваша Честь, если вы мне позволите. – Эддисон подошел к свидетельскому стенду. – Мистер Ангер, – сказал он, – у меня всего два небольших вопроса. Вы были пьяны, когда увидели мужчину, выходящего из булочной?

– Я не был пьян.

– Спасибо. И второй вопрос. Можете ли вы объяснить мне, почему вы сейчас так убеждены, что вы видели только одного мужчину, а не двух?

– Потому что я много думал о событиях того вечера. И меня все время волновала проблема, не ошибся ли я... и не получится ли так, что может пострадать невинный за то, что сделал другой человек.

– Благодарю вас, мистер Ангер.

Лоуэлл снова подошел к свидетелю.

На сей раз обошлось без преамбулы и политеса.

Прямо тигр, выскочивший из клетки.

– Вы были когда-нибудь пьяны?

– Да.

– Сколько вам надо порций выпивки, чтобы вы были пьяны?

– Это зависит от многих факторов. Опьянение зависит от веса тела, а я весил...

– Пять? Шесть? Восемь? Двенадцать? Бутылку? Кварту? Половину галлона? Сколько надо вам выпить, чтобы вы были пьяны?

– Я бы сказал... я действительно не могу ответить на этот вопрос.

– Сколько порций выпивки у вас было в тот день?

– Я не помню.

– Тогда как же вы можете говорить, что не были пьяны?

– У меня большая выдержка по отношению к спиртным напиткам.

– Я уверен, – промолвил Лоуэлл сквозь зубы.

– Ваша Честь...

– Перестаньте.

– Кто тот невинный человек, к которому вы ощущаете такую жалость? – спросил Лоуэлл.

– Я не понимаю вопроса.

– Вы сказали, что может пострадать невинный человек за то, что сделал кто-то другой...

– О, я имел в виду обвиняемого...

– Самсона Коула? Человека, которого здесь обвиняют в убийстве Антонио Кареллы?

– Да.

– Вы боитесь, что он может пострадать за то, что сделал его партнер?

– Возра...

– Вы понимаете, что если оба человека были в этой булочной, то не имеет значения, кто нажал на спусковой крючок, они оба будут...

– Ваша Честь, я возражаю!

– Я проинструктирую присяжных относительно содержания законов, мистер Лоуэлл, когда придет время выносить решение.

– Приношу извинения, Ваша Честь. И у меня нет больше вопросов. Но перед тем как мистер Эддисон вызовет своего следующего свидетеля и пока мистер Ангер все еще находится в зале суда, могу я попросить снова вызвать Доминика Ассанти?

– Для какой цели? – спросил Ди Паско.

– Исключительно для опознания, Ваша Честь.

– Позовите Доминика Ассанти, – попросил Ди Паско.

Карелла наблюдал, как Ассанти был приведен к присяге. Он размышлял над тем, сделал ли Лоуэлл свою позицию о ненадежности Ангера как свидетеля ясной всем присяжным. Он также размышлял над тем, почему Лоуэлл не поймал Ангера на том, что тот снова изменил свою точку зрения на то, кого же он точно видел в тот вечер. Эддисон попытался показать, что свидетель сделал это из чисто альтруистических соображений. Но могла быть вероятность, что он опознал мертвого человека, и тогда живой уходит от наказания, а мертвый не может ничего опровергнуть? Должен ли был Лоуэлл хотя бы упомянуть об опасности наказания за такую игру?

– ...Прошу вас теперь посмотреть на мистера Ангера и сказать мне, является ли он человеком, которого вы видели выходящим из «Эмпайр Уайнс энд Спиритсе» вечером семнадцатого июля прошлого года?

– Это он, – заявил Ассанти.

– И тот ли это человек, которого почти сбили с ног двое мужчин, выбежавших из булочной?

– Это он, – подтвердил Ассанти.

– Как близко они от него были?

– Два фута? Фут? Они почти сбили его с ног.

– Где это произошло?

– На тротуаре.

– Где именно на тротуаре?

– Под уличным светильником.

– Под светильником была достаточная освещенность?

– Было очень светло.

– Вы могли четко видеть всех троих с того места, где вы стояли?

– Четко, как днем.

– И конечно, они могли видеть друг друга.

– Возражение!

– Отклоняется.

– Были они обращены лицом друг к другу?

– Да, они стояли лицом друг к другу.

– Глядя друг на друга?

– Глядя внимательно друг другу в глаза.

– Спасибо, у меня нет больше вопросов.

– Мистер Эддисон?

– Нет вопросов. Мне бы хотелось попросить к свидетельскому месту Дорис Франчески.

* * *

Они завтракали в маленьком ресторане напротив моста в Калмс-Пойнт. Боулз выбрал это место, так как был уверен, что здесь, в этом маленьком итальянском ресторанчике, расположенном в бедном районе, он не встретит ни одного своего клиента или коллегу. Ресторан был расположен на втором этаже деревянного дома, выкрашенного по фасаду зеленой, белой и красной красками, что по замыслу авторов должно было изображать развевающийся на ветру гигантский итальянский флаг. В старые добрые времена люди, жившие в округе, наслаждались видом этого большого флага, напоминавшего им об их принадлежности к далекой родине. Теперь в округе жили черные, и никто не задумывался о том, что собой представляет сочетание зеленого, белого и красного цветов. Они только знали, что какие-то итальяшки по фамилии Мариано владели рестораном, располагавшимся на втором этаже здания на углу Двенадцатой улицы и Беррнс-авеню, откуда на всю улицу распространялся сильный чесночный запах.

Боулз был в очень хорошем настроении. Возможно, потому, что он перед завтраком выпил две порции мартини, а теперь воевал с бутылкой «Пино Гри Санта Маргерита», которую он заказал официанту. Эндрю полюбопытствовал, сопровождала ли Боулза в поездке его любовница. Может быть, именно поэтому у Боулза было такое хорошее настроение. Эндрю пришел сюда просить Боулза, чтобы тот на будущий уик-энд снова уехал из города. Эндрю пришел сказать ему, что он планирует убить Эмму в пятницу ночью.

Но пока беседа была веселой и дружественной. Два добрых старых друга ели паштет и пили хорошее вино. Эндрю было любопытно, имел ли Боулз хоть малейшее подозрение о том, что Эндрю провел весь уик-энд с его женой и в его же доме. Что он находился в его квартире до вчерашнего вечера, пока Эмма не позвонила в Бостон, чтобы убедиться, что ее муж летит домой самолетом, отправлявшимся в пять часов. Ему было любопытно, как бы Боулз отреагировал на такую новость.

– У вас был приятный уик-энд? – спросил Боулз.

– Да, очень приятный, благодарю вас, – ответил Эндрю.

– У меня тоже был приятный уик-энд, – заметил Боулз и подмигнул Денкеру. Действительно подмигнул. «Какой же ты дурак», – подумал Эндрю. Боулз захватил вилкой с тарелки добрую порцию паштета, отправил ее в рот и запил вином.

– Вы когда-нибудь любили? – спросил внезапно Боулз.

– Никогда, – ответил Эндрю.

Это была ложь. Он любил Кети Бриггс всеми фибрами своей души.

– Жаль, – произнес Боулз. – Вы много потеряли. Я не могу вам передать, на что это похоже, когда ты находишься с женщиной, которая наполняет радостью твои дни и ночи...

«О, мальчик», – подумал Эндрю.

– ...каждый ее взгляд подобен лучу солнца...

«Мальчик, ох, мальчик, мальчик», – подумал Эндрю.

– ...каждая встреча с ней вызывает во мне трепет.

Макароны висели на зубцах его вилки. Он втянул их в рот. Эндрю наблюдал за тем, как он жевал. Высокий, подтянутый мужчина с темными волосами и карими глазами. Самый красивый мужчина, которого Эмма встречала в своей жизни. Во всяком случае, она так говорила. Ему было интересно, изменила ли она свою точку зрения после этого уик-энда.

– Хватит об этом, а то это похоже на жевательную резинку, – сказал он. – Об этом можно говорить без конца. Эмма не знает, как это делать, и даже не заботится о том, чтобы знать.

«Это ты так думаешь», – иронизировал Эндрю.

Боулз поднял свой бокал с вином и осушил его.

– Я буду счастлив, когда она уйдет из жизни, – промолвил он и подал знак официанту, чтобы тот снова наполнил бокалы. Официант наполнил бокалы, поставил бутылку в корзину и отошел от них. Боулз наклонился к нему, понизил голос и произнес: – Знаете, что я собираюсь делать, когда буду свободен?

– Нет, а что?

– Я имею в виду по-настоящему свободен. Я говорю о времени спустя несколько месяцев. Когда с меня будут сняты все подозрения. Может быть, спустя год. Я почувствую это по обстановке.