Текст книги "Поцелуй"

– Если все пойдет так, как я планирую, то вы будете вообще вне подозрений, – сказал Эндрю.

– Хорошо, это я говорю просто для полной уверенности.

– Я не думаю, что вам следует беспокоиться.

– Даже так. Допустим для надежности, что это будет через шесть месяцев. Шесть месяцев спустя. Я собираюсь жениться на Лидди, это ее имя... по-существу, ее зовут Лидия, но я ее зову Лидди. Вы знаете, что на греческом языке означает слово «Лидия»?

– Нет, что же оно означает?

– Оно означает – культурная.

– Понятно.

– И она такой и является. Культурной, – сказал он, кивнул, поднял бокал и отпил из него.

Эндрю показалось, что речь Боулза стала менее четкой. Он надеялся, что Боулз не напьется, так как хотел, чтобы тот был информирован обо всех предпринимаемых мерах.

– Вам знакома семья Рейнезов в Чикаго? – спросил Боулз.

– Нет, – ответил Эндрю.

– Я думал, что вы из Чикаго.

– Я из Чикаго. Но я не знаю там никого по фамилии Рейнез.

– Очень богатая банкирская семья. Рейнез. Джоффри Уейнкрофт Рейнез. Это ее отец.

– Нет, мне незнакомо это имя.

– Влиятельная семья. Ладно, это я объясняю, как мы вышли на вас. Лидия позвонила кое-куда в Чикаго, задала несколько осторожных вопросов – и все в порядке. – Он сопроводил последние слова соответствующим жестом вилкой, как будто бы она была волшебной палочкой.

– Будучи богатыми и влиятельными, – сказал он, кивнув и втыкая вилку в очередную порцию макарон, – мы создадим хорошую команду. Ее деньги, мои деньги. Много денег.

Точно те же слова, которые произносила Эмма.

Много денег.

Снова те же самые слова.

– Я достаточно богат в настоящее время. Вы понимаете...

– Да, я понимаю.

– Но никогда не мешает иметь еще больше денег, верно?

– Никогда не помешает, – согласился Эндрю. – Может быть, мне следует поднять свою цену.

– Нет уж, – произнес Боулз и погрозил ему пальцем. – Договоренность есть договоренность.

– Я шучу, – сказал Эндрю.

– О чем я говорил?

– О куче денег.

– До этого.

– Шесть месяцев спустя.

– Правильно, шесть месяцев спустя я женюсь на Лидди. И мы в медовый месяц совершим путешествие на острова юга Тихого океана. Мне всегда хотелось поехать туда. Бали, Суматра, Бора-Бора...

– Мне тоже хотелось, – сказал Эндрю.

– Вы тоже об этом мечтаете?

– Да.

– И эти девушки, на которых ничего нет, кроме юбок из травы, – заметил Боулз и ухмыльнулся. – Ну, во всяком случае, не во время медового месяца, – добавил он, снова подмигнул и осушил очередной бокал.

– Пейте поменьше, – предложил Эндрю, – нам нужно многое обсудить.

– Со мной все в порядке, не беспокойтесь об этом, – сказал Боулз, не обращая внимания на его предупреждение. – Кто там жил долгое время? Гоген, верно? Эмма должна знать, она когда-то была студенткой художественного училища. Он завел там гарем, окружил себя молодыми девушками-аборигенками. Маленькие смуглые девушки в саронгах. У вас когда-нибудь была маленькая смуглая девушка?

– Не в южной части Тихого океана, – ответил Эндрю.

– Но у вас была одна такая девушка, верно?

– Несколько.

– Они так хороши, как об этом говорят?

– Я не знаю, что о них говорят. Женщины всегда женщины, – спокойным тоном произнес Эндрю. – Давайте поговорим о вашей жене.

Боулз посмотрел вокруг с таким видом, как будто кто-то около него выстрелил из пистолета.

– Все в порядке, зал практически пуст, – сказал Эндрю.

– Вот там, совсем недалеко, стоит официант.

– Он плохо понимает по-английски.

– Его знаний вполне достаточно, чтобы все понять, если люди говорят... – Боулз понизил голос, – о том, о чем мы собираемся говорить.

Эндрю спокойно посмотрел ему прямо в глаза.

– Не хотите ли тогда поговорить на улице?

– В этом районе?

– Вы сами выбрали этот район.

– Нет уж, я лучше останусь здесь.

– Тогда давайте выпьем кофе, – предложил Эндрю и сделал знак официанту.

Боулз заметил, что каппучино был пенистым и едва теплым, а не обжигающе горячим, как его подавали в других ресторанах. Он явно разбирался в каппучино. Эндрю обычно пил кофе, и поэтому не мог по-настоящему оценить то, о чем говорил Боулз. Он надеялся только, что теплый каппучино с его молочно-белой пеной поможет Боулзу протрезветь. Он не хотел в этом деле никаких ошибок. Никаких ошибок, особенно при таком плотном расписании. Никаких ошибок, если надо было выполнить эту работу.

– Вы планируете какие-либо поездки на уик-энд? – спросил он.

Боулз пил вторую порцию теплого каппучино. Его глаза приобрели более осмысленное выражение. Его речь стала более связной.

– Когда вы планируете это сделать? – спросил он.

– Я думаю, что самое подходящее время – следующий уик-энд, – ответил Эндрю.

Официант, обслуживающий их, стоял у бара, беседуя с барменом. В зале, кроме них, было еще два человека, сидевших у входной двери. Они с Боулзом беседовали шепотом, и Эндрю был уверен, что их разговор невозможно подслушать.

– Когда точно? – спросил Боулз.

– Где-то в пятницу после полудня. Поэтому я не хочу, чтобы вы были здесь в пятницу вечером.

– Именно в это время вы планируете?..

– Я думаю, что было бы хорошо, если бы вас в пятницу вечером не было дома.

– Мы говорим о ближайшей пятнице, верно?

– Да, восемнадцатого, – сказал Эндрю и в подтверждение кивнул.

– Ну хорошо, я думаю, что у меня найдутся на этот уик-энд дела в Майами.

– Хорошо. Уезжайте в Майами. Сделайте так, чтобы кто-нибудь знал, как с вами связаться.

– Я поставлю в известность Эмму.

Эндрю посмотрел на него.

– О... – промолвил Боулз. – Ну, я... ах...

Оба были потрясены мыслью о том, что это событие должно произойти. Ведь Эмму надо было убить.

– ...сделаю так, чтобы мой секретарь знала, где я остановлюсь. В случае... ах... если кому-то потребуется связаться со мной.

– Поезжайте один, – сказал Эндрю.

– Что?

– Не берите с собой любовницу.

– Что?

– Оставьте вашу драгоценную Лидди дома. Вам не нужен в Майами ваш маленький солнечный лучик. А теперь слушайте, и слушайте внимательно, потому что мы говорим об этом в последний раз. Я подожду, пока вы не приедете, пока полицейские будут с вами разбираться. Буду ждать вашего звонка. Затем я встречу вас у платного ящика, и мы вместе его откроем.

– Я все еще не хочу, чтобы вы вскрывали сейф.

– Вы хотите защиты для себя или нет?

– Это просто...

– Если это будет выглядеть как убийство при ограблении, то вы будете вне подозрений.

– Я просто думаю, что встреча с вами после всего этого будет рискованной. Это в случае, если за мной будут следить.

– Послушайте, вам не удастся обеспечить решение обеих задач, – сказал Эндрю, повысив голос. – Или вы доверяете мне, или...

– Шшшш, шшш, – сказал Боулз и бросил взгляд на пару, сидевшую у двери.

– Если бы вы доверяли мне, – прошептал Эндрю, – то тогда все было бы проще. Я оставил бы все ваши драгоценности в ящике и уехал из города в ту же ночь, еще до того, как полиция узнает, что кто-то в городе убит!

– Шшшш, не надо, – снова вмешался Боулз.

– Но вы хотите быть уверенным, что я не надую вас с кучей барахла из вашего сейфа...

– Ну, нет, но...

– ...что в общем-то естественно. Я сделал бы то же самое. Скажите мне только, где вы хотите, чтобы я сложил все это. Скажите мне, где имеются такие платные ящики. Укажите любое место, где имеются ящики, и я сложу там этот хлам и встречу вас с ключом, как только вы мне позвоните.

Боулз несколько мгновений думал, а затем сказал:

– Мейфейр-Билдинг. Там есть вертолеты, которые летают оттуда в аэропорт Франклина. Вы можете улететь оттуда сразу после завершения дела. Платные ящики находятся на сорок шестом этаже.

– Хорошо, – проговорил Эндрю, – у вас есть мой номер телефона. Я буду ждать вашего звонка. Вы мне позвоните после того, как будете уверены, что полицейские отстали от вас.

* * *

Идея была в том, чтобы представить ее женщиной, которая может свести мужчину с ума. Сама по себе попытка представить эту самую Дорис Франчески, или Френки, как ее настойчиво называл Эддисон, в качестве женщины, была большой натяжкой. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, но Эддисон пытался убедить окружающих, что похотливые и сладострастные мысли о ней легко могут довести любого мужчину до тюрьмы. Замысел заключался в том, чтобы представить ее эдакой роковой женщиной, подчеркнуть ее женское коварство по отношению к мужчинам. Она в это время сидела на свидетельском месте, закидывала в волнении ногу на ногу и тут же возвращала их в исходное положение. У нее были длинные, прекрасные ноги.

На Френки была короткая, узкая черная кожаная юбка, черные колготки, черные сапоги на высоких каблуках и красная шелковая блузка в обтяжку. Она вся светилась юностью. Каждый раз, когда она меняла позу, присяжные позволяли себе бросить украдкой взгляд на ее ноги и соблазнительно облегающую коротенькую юбку. Ее длинные черные волосы были под стать черной юбке и черным колготкам. Они каскадом струились вокруг ее белого лица, на котором выделялись темные глаза. Полные и чувственные губы были подкрашены губной помадой под цвет блузы. Можно представить, как Доминик Ассанти впивался в эти губы и пьянел от воспоминаний о том, что они вытворяли у нее в прихожей.

Рассматривая ее, Луиза Карелла размышляла о том, что, если бы ее дочь посмела так одеться, в свои шестнадцать лет, она бы разбила ей голову. А что касается Анджелы, которая сидела рядом с матерью, то она думала, что после рождения двойняшек никогда не сможет так выглядеть, если, конечно, вообще когда-нибудь так выглядела. Карелла надеялся, что одетая как проститутка с Айнсли-авеню Френки не будет способствовать успеху Эддисона в этом деле. Очень надеялся.

– Можете вы сказать нам, – спросил Эддисон, – в какое время вы и мистер Ассанти были в прихожей вашей квартиры?

– Это было где-то между без четверти девять и двадцатью минутами десятого.

– Что вы делали в этот период времени, вы помните?

– Да, – ответила Френки.

– Расскажите нам, – попросил Эддисон и сделал широкий жест рукой в сторону присяжных, приглашая их слушать очередное свидетельское показание. Девять присяжных, – трое белых, четверо черных и двое испанцев, – вне зависимости от расы, вероисповедания и цвета кожи строили ей глазки. Три женщины, тоже присяжные, внимательно ее рассматривали, но Бог его знает, о чем они при этом думали.

– Мы обнимались, – ответила она.

– Под объятиями вы имеете в виду?.. Давайте по-другому. Френки, расскажите нам, что вы имеете в виду, когда говорите, что вы целовались?

– Ну, знаете. Целовались.

– Занимались ли вы еще чем-нибудь, кроме поцелуев?

– Да.

– Чем же вы занимались?

– Ну, возбуждали друг друга.

– Как вы это понимаете?

– Ну, вы сами знаете.

– Если это не раздражает вас, то не могли бы вы сказать точно, что вы понимаете под словом «возбуждение»?

– Я думаю, что это будет меня раздражать.

– В этом случае я снимаю свой вопрос. Как я понимаю, вы целовались и возбуждали друг друга в прихожей вашей квартиры в течение по меньшей мере сорока минут.

– Да.

– Что произошло потом?

– Мой отец позвал меня наверх, и мы расстались.

– Куда пошел мистер Ассанти?

– Домой.

– Как вы могли бы описать его состояние в тот момент?

– В какой момент?

– Когда он расстался с вами.

– Я думаю, что он был возбужден.

– Он сам свидетельствовал, что был полон мыслями о вас. Казался ли он возбужденным?

– Да, он казался очень возбужденным.

– Могли бы вы подобрать какое-либо другое слово, которое могло бы описать его состояние?

– Взволнован, выведен из равновесия?

– Чем выведен из равновесия?

– Ну, тем, что я не позволила ему... ну... вы понимаете.

– Итак, когда вы с ним расстались, он был возбужден, взволнован и выведен из равновесия.

– Я бы сказала, что он находился как раз в таком состоянии.

– Вы видели его после этого в тот вечер?

– Да, видела.

– Когда?

– Он вернулся десять минут спустя.

– Вернулся к вашему дому?

– Да.

– Он был все еще возбужденным, когда вернулся?

– Даже еще больше.

– Что вы имеете в виду?

– Ну, он был, вы понимаете, он не говорил, а как-то лепетал...

– Лепетал.

– Да.

– В таком нервном состоянии он говорил вам, что видел двух мужчин, выходивших из «Эй энд Эль Бейкери»?

– Нет. Он только сказал, что видел какого-то парня с пистолетом.

– Именно так и сказал?

– Да. Какой-то парень с пистолетом.

– Благодарю вас, у меня нет больше вопросов.

Лоуэлл медленно поднялся, кивнул, подошел к свидетельскому стенду и снова кивнул. Френки сняла ногу с ноги, а затем снова вернулась в ту же позу. Лоуэлл продолжал кивать.

– Мисс Франчески, – сказал он, – я не ошибаюсь, говоря, что в июле прошлого года вам было всего пятнадцать лет?

– Почти шестнадцать, – возразила она.

– Не важно, во всяком случае, вам еще не было шестнадцати лет.

– Мне исполнилось шестнадцать лет в ноябре.

– Следовательно, в то время оставалось три или четыре месяца до вашего шестнадцатилетия. Верно?

– Да.

– Вам было пятнадцать лет. Вы целовались и обнимались в вашей прихожей около получаса или даже около сорока минут. Что-то около этого...

– Мы не целовались так долго. Сначала мы только обнимались.

– Вы сказали, что это возбудило мистера Ассанти...

– Возражение, Ваша Честь.

– Вопрос отклонен.

– Вы сказали, что он возбудился...

– Да.

– И был взволнован.

– Да.

– И был выведен из равновесия.

– Да.

– А ваше состояние тоже можно было так охарактеризовать?

– Нет.

– Вы не были возбуждены?

– Я не была возбуждена. Нет.

– Даже несмотря на то, что вам было всего пятнадцать лет и вас возбуждали в течение тридцати, сорока минут?

– Мы не возбуждали друг друга все это время. Сперва мы просто целовались.

– Можете сказать, в течение какого времени вы возбуждали друг друга?

– Минут пятнадцать.

– Только пятнадцать минут. Это было привычным делом для вас? Возбуждаться в прихожей?

– Нет, это...

– Возражение, Ваша Честь!

– Куда вы клоните, мистер Лоуэлл?

– К тому, чтобы оценить состояние ума мисс Франчески в тот момент, Ваша Честь.

– Следует согласиться с вашим предложением. Продолжайте.

– Итак, возбуждение в прихожей не было привычным делом для вас?

– Если вы пытаетесь сказать...

– Просто отвечайте на мой вопрос. Возбуждение в прихожей было для вас привычным делом или нет?

– Нет, это не было для меня привычным делом. Я была уравновешенна, когда встречалась с Домом, именно поэтому...

– Но даже если и так, это все-таки не было для вас привычным делом. Следовательно, это не оказывало на вас такое возбуждающее воздействие, как на мистера Ассанти. Это верно?

– Ну...

– Это верно, мисс Франчески?

– Я не была так возбуждена, как он. Это верно.

– А до какой степени были возбуждены вы?

– Я была возбуждена, но определенно отдавала себе отчет в своих действиях.

– Были ли вы очень возбуждены, то есть возбуждены до такой степени, как мистер Ассанти?

– Думаю, вы можете считать, что я чувствовала себя очень возбужденной, но я еще...

– Вы были крайне возбуждены, то есть так же, как, по вашему свидетельству, был возбужден мистер Ассанти?

– Нет, я не была крайне возбуждена. И в любом случае, как бы я ни была возбуждена, к тому времени, когда Дом вернулся, я снова полностью контролировала свое состояние.

– Означает ли это, что раньше вы не контролировали свое поведение?

– Я контролировала свое поведение и раньше.

– Тогда зачем вам потребовалось восстанавливать контроль над своим поведением?

– Я не говорила, что...

– Вы сказали, что «снова контролировали свое поведение».

– Да, но...

– Это говорит о том, что раньше вы потеряли контроль над собой. Это верно?

– Только в том плане, что я была возбуждена.

– Достаточно возбуждены, чтобы потерять контроль, но недостаточно возбуждены, чтобы быть в состоянии крайнего возбуждения.

– Я не знала, что существует несколько уровней возбуждения, – сказала она и кивнула в сторону присяжных со сдержанным чувством собственного достоинства.

– Ну, очевидно, вы-то знаете о существовании таких уровней, – промолвил Лоуэлл. – Существует просто возбуждение, очень большое возбуждение и крайнее возбуждение. Существуют состояния взволнованности и расстройства. Все эти слова вы сами использовали в беседе для описания различных уровней возбуждения. Я теперь спрашиваю вас, мисс Франчески, возможно, вы сами были на таком уровне возбуждения, что...

– Возражение, Ваша Честь. Возможно все. Возможно, что в любой момент провалится потолок в помещении суда, возможно, что...

– Да, да, мистер Эддисон. Вопрос отклоняется.

– Мисс Франчески, были ли вы возбуждены до такой степени, что могли неправильно понять то, что вам рассказывал мистер Ассанти?

– Нет, я поняла его слова полностью. Он сказал о каком-то парне с пистолетом.

– Что вы сказали ему, когда он все вам рассказал?

– Я сказала, что он должен идти в полицию.

– И он пошел?

– Не думаю. Я думаю, что они нашли преступника позднее. По собственной инициативе.

– И после этого вы рассказали полицейским то, о чем вам говорил мистер Ассанти.

– Да.

– О том, о чем он свидетельствовал сразу после стрельбы.

– Да.

– А теперь скажите мне вот что. Когда детективы Уэйд и Бент спрашивали вас, вы знали, что они искали двух мужчин?

– Нет, не знала.

– Вы ведь помните беседу с ними вечером семнадцатого июля прошлого года, верно?

– Да, я помню эту беседу.

– Хорошо, они спрашивали вас о двух черных парнях, бежавших со стороны булочной?

– Они могли спрашивать меня об этом, но я не помню.

– Хорошо, может быть, это освежит вашу память, – сказал Лоуэлл и передал ей несколько листов бумаги. – Вы могли бы это прочитать? Не жалейте времени и тщательно ознакомьтесь с содержанием этого документа.

Он терпеливо ждал, пока она читала страницы документа, который он ей вручил. Когда она наконец закончила чтение, он спросил:

– Можете ли вы ответить мне, что вы только что прочитали?

– Это выглядит как протокол моей беседы с детективами.

– Да, и теперь вы припоминаете, что они спрашивали вас о двух черных мужчинах, бежавших со стороны булочной?

– Да, я думаю, что они спрашивали меня именно об этом.

– Так спрашивали или не спрашивали?

– Они спрашивали об этом.

– Хорошо, но вы тогда указали им на их неправильное представление?

– Какое неправильное представление?

– Вы сказали им, что не было никаких двух мужчин, бежавших в направлении от булочной, а был только один мужчина?

– Нет, я не говорила им этого.

– А почему? Разве тогда вы не ощущали потребности поправить их?

– Я рассказала им о том, что говорил мне Дом. Вот и все.

– Они спрашивали вас, видели ли вы двух мужчин, бежавших в этом направлении...

– Да...

– ...и вы ответили со слов друга, что он видел какого-то парня, выбежавшего из булочной с пистолетом в руке, верно?

– Я рассказала им так, как мне рассказал Дом. Это верно.

– Но вы ничего не говорили в таком роде: "Между прочим, там не было двух мужчин, там был только один мужчина". Вы ничего такого не уточняли?

– Нет, я не говорила так.

– Это произошло потому, мисс Франчески, что вы все время подразумевали, что разговор идет о двух мужчинах, из которых только один держал в руке пистолет. Это верно?

– Нет, я не так понимала наш разговор.

– Хорошо, значит, тогда вы думали, что они ведут разговор об одном мужчине?

– Да.

– Даже несмотря на то, что они спрашивали вас о двух мужчинах?

– Я считала, что они расспрашивают о парне, которого видел Дом.

– Мужчина, у которого был пистолет.

– Да.

– Благодарю вас, у меня нет больше вопросов.

– Позвольте прервать нашу работу до девяти часов утра завтрашнего дня, – промолвил Ди Паско.

Глава 13

Во вторник холодный, сильный дождь смыл с улиц практически весь снег. У здания суда собрались Проповедник и его приверженцы, которые поддерживали сегодняшнего главного свидетеля – самого Сонни Коула. Демонстранты скандировали: «Черная двойная опасность. Черная двойная опасность». Это не было названием какого-то нового спектакля. Так Проповедник представлял себе то, что происходило с Коулом.

Настоящее имя Проповедника было Томас Релей, но он сменил имя на более звучное Акбар Зарум, которое носило отпечаток Африки и поэтому хорошо служило ему в наше беспокойное время. Под этим именем он приносил много хлопот. Было подсчитано, что только за последний год он обошелся городу почти в 1 400 000 долларов. Это с учетом мощных нарядов полиции, сопровождавших его многочисленные марши, протесты и демонстрации.

– Черная двойная опасность, – продолжал он скандировать через свой микрофон, – Черная двойная опасность.

Его приверженцы вторили ему, выкрикивая, несмотря на непрекращающийся дождь:

– Черная двойная опасность! Черная двойная опасность!

Лозунг не имел ничего общего с реальностью.

Сонни Коулу было предъявлено обвинение в двух убийствах по разделу убийств первой степени. Эти убийства были совершены в разных местах и в разное время. Жертвы тоже были разными. Сейчас он привлекался к ответственности по делу об убийстве Антонио Кареллы. В следующем месяце ему предстояло предстать перед судом по делу об убийстве Долли Симмс. Нельзя было даже представить себе, что он будет привлечен к ответственности дважды. Это исключалось полностью. Но Проповедник придерживался теории, что если ты очень часто повторяешь большую ложь, то народ рано или поздно примет ее за правду.

Акбар Зарум был одет в длинное черное пальто, на голове его красовалась красная феска. Забрызганные дождевыми каплями темные очки скрывали его глаза. Длинные черные волосы ниспадали на спину. На груди, за отворотами пальто, сверкало толстое золотое распятие. С микрофоном у губ Зарум ходил перед выставленными полицией прямо на улице у здания суда заграждениями и выкрикивал:

– Черная двойная опасность! Черная двойная опасность!

Его приверженцы торжественно следовали за ним. Все они были одеты в темно-голубые теплые полушинели. На них были синие костюмы, белые рубашки и красные галстуки. Они шагали в ритм выкрикиваемого лозунга:

– Черная двойная опасность! Черная двойная опасность!

Дождь лил не переставая.

В зале суда давал показания Сонни Коул.

* * *

Он был бы красивым парнем, если бы не шрам на его лице, начинавшийся от брови, пересекавший всю щеку и заканчивавшийся на челюсти. Эддисон был против прически ежиком, которую вырастил Коул, находясь в тюрьме. Адвокат сказал ему, что прическа была похожа на черный горшок для цветов, надетый на голову. К началу суда Коул изменил прическу. У него теперь были короткие волосы, зачесанные набок, что делало его похожим на студента колледжа. Для того чтобы усилить этот эффект, он надел серый пиджак из твида, более темного цвета фланелевые брюки, белую рубашку на пуговицах и голубой галстук. Он был в очках, которые, по мнению Эддисона, должны были еще больше придать ему студенческий вид. Но Коул действительно нуждался в очках. Без них он косил глазами, что, по мнению Эддисона, делало мужчину «скромным и беспомощным».

– Мистер Коул, – сказал он, – вы слышали в этом зале свидетельские показания, связанные с событиями, происшедшими на улице около «Эй энд Эль Бейкери» вечером семнадцатого июля прошлого года, верно?

– Да, я слышал эти показания, – подтвердил Коул.

Его голос был низким. Приятный, глубокий, хорошо модулированный голос. Это был голос вдумчивого, разумного человека.

– И вы слышали свидетельские показания по поводу того, был ли там один мужчина, двое мужчин, дюжина мужчин...

– Возражение, Ваша Честь...

– Отклоняю вопрос.

– Это гипербола, Ваша Честь, простите меня, – сказал Эддисон, улыбаясь и как бы прося извинения. – Я снимаю свой вопрос. Мистер Коул, вы помните, где вы были около половины десятого вечером семнадцатого июля прошлого года?

– Да, помню.

– Вы были около «Эй энд Эль Бейкери»?

– Нет, я там не был.

– Были ли вы где-нибудь поблизости от «Эй энд Эль Бейкери»?

– Нет, не был.

– Вы можете сказать нам, где вы были?

– Ехал в автобусе, шедшем из Гринвилла, что в Южной Каролине.

– Что вы делали в Гринвилле?

– Только проезжал через этот город, сэр. Я немного путешествовал по Соединенным Штатам.

– И вы сказали, что находились в автобусе?

– Да, сэр.

– В какое время вы сели в этот автобус?

– О, это было в шесть часов или около того.

– Куда вы ехали?

– Я ехал сюда, сэр.

– Итак, вы находились в автобусе, направлявшемся в этот город. Это верно?

– Да, сэр.

– Можете приблизительно сказать нам, где вы были в девять тридцать в тот вечер? В каком городе, например? В каком штате?

– Я думаю, в это время мы были в Виргинии, проезжали Ронок.

– Когда вы прибыли сюда? Вы помните?

– Восемнадцатого, в два часа пополудни.

– Тогда, как я понимаю, вы даже не были в этом городе в тот вечер, когда был убит Антонио Карелла.

– Это верно, сэр. В это время я был где-то в штате Виргиния.

– Сколько времени идет автобус из Гринвилла, мистер Коул? – Двадцать часов.

– А когда вы сели в автобус? Я знаю, что вы говорили нам, но возможно...

– В шесть часов вечера семнадцатого июля.

– И когда вы по расписанию должны были прибыть сюда?

– В два часа после обеда восемнадцатого.

– И вы прибыли в это время.

– Да, сэр, плюс-минус несколько минут.

– Куда этот автобус вас привез?

– На центральную автостанцию.

– Вы знаете мужчину по имени Десмонд Уиттейкер?

– Да, знаю.

– Он умер, верно?

– Да.

– Вы знали его до вечера семнадцатого июля прошлого года?

– Нет, я не знал его.

– Когда вы впервые встретились с мистером Уиттейкером?

– Двадцать второго июля.

– Это значит, что вы познакомились через пять дней после убийства мистера Кареллы?

– Да, сэр.

– Где вы встретились с ним?

– В кафетерии на Стиме.

– Под Стимом вы подразумеваете Стиммлер-авеню?

– Да, сэр, Стиммлер.

– По какому случаю вы там встретились? Как это произошло?

– Мы случайно оказались за одним столом и начали беседовать. Он, так же как и я, не был местным жителем. Мы разговорились.

– Что произошло потом?

– Мы вышли поискать девушек.

Эддисон кивнул, подошел к столу, где лежали вещественные доказательства, поднял «узи», орудие убийства, и поднес его к свидетельскому стенду.

– Мистер Коул, – произнес он, – я показываю вам этот пистолет и спрашиваю вас, видели ли вы его до этого момента?

– Да, видел, – сказал Коул.

– Можете ли вы назвать мне тип и калибр этого пистолета?

– Это пистолет «узи», калибра девять миллиметров.

– Когда вы впервые увидели этот пистолет?

– Мне впервые показал его Десмонд Уиттейкер.

– Когда?

– Вечером, когда мы познакомились.

– Это когда произошло?

– Двадцать второго июля.

– Как случилось, что он показал вам его?

– Я был с девушкой, и он показал нам обоим этот пистолет.

Эддисон подошел к столу защиты, взял лист бумаги и вернулся с ним к свидетельскому стенду.

– Мистер Коул, – сказал он, – я спрашиваю у вас, видели вы этот документ раньше?

Коул взял документ и внимательно его изучил.

– Да, сэр, я видел этот документ.

– Когда вы впервые его увидели?

– Я только однажды видел этот документ.

– И когда это было?

– Двадцать второго июля.

– При каких обстоятельствах вы видели этот документ?

– Этот документ мне и девушке показал Десмонд Уиттейкер.

– Вы можете сказать, что это за документ?

– Это счет за продажу этого «узи».

– Возражение, Ваша Честь! – воскликнул Лоуэлл. – Я до этого момента ничего об этом не слышал. Мое требование об информации нарушено. Я специально запрашивал защиту, есть ли у нее какие-либо вещественные доказательства, которые она планировала...

– Ваша Честь, документ был обнаружен только вчера у отошедшего от дел владельца оружейного магазина. Я сожалею, что это является сюрпризом...

– Это сюрприз. Что верно, то верно, – мрачно заметил Лоуэлл.

– Давайте посмотрим его, – предложил Ди Паско. – Подойдите сюда оба.

Эддисон понес документ к судейскому столу и вручил его Ди Паско, который внимательно его прочитал и передал Лоуэллу.

– Ваша Честь, – сказал Лоуэлл, – я не могу поверить, что этот документ был обнаружен только вчера.

– Я готов представить свидетеля, который...

– Он всегда готов представить свидетеля. Ваша Честь, но...

– Какого свидетеля? – спросил Ди Паско.

– Частного детектива, который посетил оружейный магазин в Мемфисе и нашел эту копию...

– О, это копия, – произнес Лоуэлл, – у нас здесь даже нет оригинала.

– Оригинал остался у Уиттейкера, который купил этот пистолет.

– Как вы узнали, где находится этот магазин? – спросил Ди Паско.

– Ваша Честь, простите меня, но здесь находится копия документа, которого мы никогда не видели...

– Хорошо, по-моему, это выглядит достоверной копией, – заявил Ди Паско. – Как вы вышли на эту копию? – спросил он Эддисона, явно находясь под впечатлением происходящего.

– Уиттейкер рассказал моему клиенту, что купил этот пистолет в Мемфисе. Далее я действовал методом исключения. Именно поэтому поиски заняли так много времени.

– Хорошо, я восхищаюсь вашим упорством, но я должен сказать, что с подозрением отношусь к вещественным доказательствам, добытым в самый последний момент.

– Ваша Честь, я должен был представить этот документ раньше, поверьте мне, но поиски его были длинными и трудными.

– Просите ли вы, чтобы этот документ фигурировал в деле в качестве вещественного доказательства?

– Я прошу об этом, Ваша Честь.

– Ваша Честь, – сказал Лоуэлл, – этот документ должен был находиться в ответе на мое требование о предоставлении всей информации.

– У нас в то время не было этого документа, Ваша Честь. В то время еще только велись поиски.

– В любом случае, – возразил Лоуэлл, – отсутствие свидетельства частного детектива, а также свидетельства владельца оружейного магазина является достаточным основанием для отклонения просьбы защиты.

– Здесь мы снова пришли к той же проблеме, – заметил Ди Паско. – Я уверен, что если вы будете настаивать, то мистер Эддисон сможет вызвать обоих людей, но, честно говоря, разве вы сомневаетесь в достоверности этого документа? Разве нам действительно необходима такая дорогая задержка?

Лоуэлл посмотрел на судью.

– Мне этот документ представляется подлинным, – сказал Ди Паско. – А как на ваш взгляд?

– Он выглядит подлинным, Ваша Честь, но...

– Я готов вызвать владельца магазина и частного детектива, Ваша Честь, – заявил Эддисон. – Детектив живет в этом городе. Магазин, конечно, находится в Мемфисе, но я уверен, что мы можем быстро вызвать...

– Что вы скажете, мистер Лоуэлл?

– Я немедленно получу от детектива в нашем офисе номер телефона владельца оружейного магазина.

– Можем мы продолжить заседание, пока осуществляется проверка?

– Как угодно, Ваша Честь.

– Тогда продолжим работу, – сказал Ди Паско.

Лоуэлл подошел к своему столу, наклонился к помощнику и что-то прошептал ему. Помощник мрачно кивнул. Карелла быстро взглянул на свою мать – заметила ли она это. Она ничего не заметила. Но Анджела заметила. Их глаза встретились. У нее в глазах были вопросы, на которые у него не было ответов. Лоуэлл и его помощник сидели за столом с каменными лицами и молчали, пока Эддисон извлекал из свидетельских показаний информацию о счете на покупку пистолета «узи», законно купленного в июне прошлого года вскоре после того, как Десмонд Уиттейкер был освобожден из тюрьмы в Луизиане. Эддисон спросил, является ли этот счет тем документом, который Уиттейкер показывал ему. Затем он попросил Коула вслух прочитать номер пистолета, записанный в счете, а затем снова принес ему пистолет и попросил его вслух произнести этот номер, выбитый на пистолете. Это, казалось, создавало неопровержимое доказательство того, что пистолет, из которого был убит отец Кареллы, принадлежал Уиттейкеру, а не самому Коулу, которого в ночь убийства и близко не было около булочной. И следовательно, отца Кареллы убил Уиттейкер, которого в данный момент уже нет в живых. Человек, которого невозможно допросить. Он почувствовал, что Анджела снова смотрит на него. На этот раз он отвернулся, чтобы не встретиться с нею взглядом.