Текст книги "Дело случая"

– Малыши, судьбу которых мы сейчас обсуждаем, на языке науки называются эмбрионами, – сообщил слушателям лектор. – Ну, а кто лучше всех на свете разбирается в эмбрионах? Как вы думаете? Почему молчите? Никак не думаете, да? Ну, Анечка, подскажите своим товарищам правильный ответ!

– Эмбриологи, – с явным неудовольствием в голосе буркнула Аня.

– Правильно, Анечка, – кивнул Максим. – Именно эмбриологи! Высказывались ли эмбриологи по поводу абортов? Да, высказывались. Текст этого высказывания я прочту дословно, а после подробно поясню, что именно имелось в виду. Думаю, объяснения необходимы, ведь вы будущие экономисты, а не биологи или медики. Текст документа – такой, слушайте внимательно!

Он достал из кармана какую-то бумажку, развернул ее и прочел, медленно, с выражением:

– «С точки зрения современной биологии – генетики и эмбриологии – жизнь человека как биологического индивидуума начинается с момента слияния ядер мужской и женской половых клеток и образования единого ядра, содержащего неповторимый генетический материал.

На всем протяжении внутриутробного развития новый человеческий организм не может считаться частью тела матери. Его нельзя уподоблять органу или части органа материнского тела. Поэтому очевидно, что аборт на любом сроке беременности является намеренным прекращением жизни человека как биологического индивидуума.

Подписи: Заведующий кафедрой эмбриологии биологического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова, профессор, доктор наук В.А. Голиченков. Профессор кафедры эмбриологии, доктор наук Д.В. Попов».

– Такой вот документ, – подытожил Максим, сворачивая бумажку и пряча ее в карман. – Его можно легко найти в интернете…

– В интернете много чего можно найти, даже видео с русалками и инопланетянами! – подал голос паренек из последнего ряда.

– Вы, конечно, совершенно правы, – сказал на это Максим Воеводин. – В интернете много чего найти можно, и не все там правда. Впрочем, не все и ложь. Но вот в чем дело: Тамара Юрьевна Пронина, директор фонда «За жизнь», обнаружила этот документ лет десять назад или что-то около того. Она очень серьезная женщина, которая ко всему подходит ответственно. Поэтому она нашла нужный номер телефона, позвонила из Большеграда в Москву и лично поговорила с профессором Голиченковым. И он подтвердил и подлинность документа, и свою подпись. Я ответил на ваш вопрос?

Паренек кивнул.

– Теперь давайте разберем все сказанное простыми словами, без заумностей, ведь, как уже говорилось, вы все-таки не биологи и не медики, – продолжил Максим. – Представим – у нас на улице живут Петя и Боря. Почему Петя и Боря люди, а не дельфины и не вороны? Потому, что у них человеческая ДНК! Что такое ДНК, вы, конечно, учили в школе, но я напомню важнейшую деталь: с точки зрения науки именно ДНК отвечает за хранение, передачу из поколения в поколение и реализацию генетической программы развития любого живого существа. А почему Петя и Боря разные, непохожие друг на друга люди? Ну, как вы думаете? Анечка? Или кто-то другой, быть может, мне скажет?

Но студенты ответить на этот вопрос не могли – все-таки они в самом деле были не биологи.

– Петя и Боря разные люди потому, что у них разные человеческие ДНК! – помог студентам Максим. – Да, у каждого из нас ДНК разные, поэтому-то и возможны всякие генетические экспертизы – скажем, криминалистические или на отцовство… Я понятно объясняю? Пока всем понятно? Ну раз понятно, тогда идем дальше. Все вы учились в школе и, конечно знаете, что новая жизнь зарождается при соединении сперматозоида и яйцеклетки. Или здесь есть тот, кто не в курсе?

Судя по начавшемуся шуму, «в курсе» были все. Максим дал учащимся пошуметь, а затем поднял руку, призывая к вниманию. Шум стих.

– И вот перед нами важнейший вопрос, – продолжил Максим. – Яйцеклетка будущей мамы – это отдельный организм или часть материнского тела? Ответ: это часть материнского тела. Почему? Потому, что у яйцеклетки ДНК этой женщины. Ровно так же и сперматозоид не является отдельным организмом, так как у него – отцовская ДНК. Если бы было иначе, то ни одного насильника в мире не посадили бы в тюрьму на основании ДНК-экспертизы, или, как еще иногда говорят, «генетической дактилоскопии»… Но вот сперматозоид и яйцеклетка встретились, произошло зачатие. Важнейший вопрос: то, что образовалось в результате зачатия, – это часть тела матери, часть тела отца или отдельный организм? Ответ: это отдельный организм, просто временно находящийся в организме матери! С момента соединения сперматозоида с яйцеклеткой – именно с момента соединения! – зародыш имеет свою собственную, уникальную ДНК, а не материнскую или отцовскую! Ну и разумеется, это отдельный человеческий организм, ведь ДНК у него именно человека, а не кошки или вороны! Согласнысо мной? Или кто-то хочет возразить?

Возражающих не было. Максим продолжил:

– Еще раз: у эмбриона своя собственная, не материнская и не отцовская человеческая ДНК. После зачатия к этой ДНК больше ничего и никогда не добавляется и не убавляется – новая жизнь состоялась. Маленькому человечку остается только развиваться – сначала в материнской матке, потом в нашем непростом мире. Более того, ДНК этого маленького человеческого существа уникальна, такого не было никогда раньше и никогда больше не будет! Если мать убьет малыша абортом – любым способом, хоть абортцангом, хоть вакуумом, хоть таблетками, которые провоцируют выкидыш, – она потом, быть может, когда-то родит ребенка, но – другого.

Не того, убитого! Та потеря – невосполнима.

Так, если на улице города Гусь-Хрустальный зарежут Митю Петрова, то в городе останется еще много людей, но того Мити Петрова ни в Гусь-Хрустальном, ни вообще во всем мире больше никогда не будет! Больше никогда! – повторил Максим с нажимом. – Вот что говорит наука. Вот что имели в виду знаменитые эмбриологи; я просто пересказал вам их мысль простыми словами, максимально упрощенно, без заумностей. Но факт есть факт: тот, кто находится в теле матери, уже человек, отдельный человек, просто очень маленький. Но он – именно человек, и убивать его нельзя. Даже если закон это и разрешает.

В мире за века человеческой истории было много плохих законов, но узаконенное зло не становится добром. Имейте это в виду и не обманывайте себя.

Глава 5
Встреча

Лекция в коммерческом колледже продолжалась и с точки зрения лектора Максима Воеводина проходила в целом неплохо. Он не был наивен и ни на минуту не забывал – большинство слушателей противниками абортов после его лекции все равно не станут. Но один-два человека могут ими стать, и это будет прекрасным результатом, следствием которого, возможно, в будущем станут спасенные жизни их детей.

Как раз в это время в зал тихонько проскользнула высокая дорого одетая женщина и села в заднем ряду. Строгая кураторша посмотрела на нее подозрительно, но ничего не сказала. Эту высокую женщину Максим уже видел – она присутствовала на двух его последних лекциях, только раньше она приходила с самого начала. Она не задавала ни одного вопроса, лишь смотрела на него неотрывно, как-то подозрительно внимательно. Иногда в ее глазах вроде бы мелькал страх, но Максим решил, что ему просто показалось. Кем была эта женщина? Поразмыслив, он решил, что это какая-то проверяющая то ли от горсовета, то ли еще от какой-то организации. Это немного раздражало – никто не любит проверяющих, и Максим не был здесь исключением, но он ничего сделать не мог, а потому просто вел лекцию дальше, стараясь поменьше обращать внимание на эту женщину. Проверяет? Ну и пусть проверяет, работа у нее такая. Он знал, что следующая часть лекции будет больше походить на монолог, чем предыдущая, просто потому, что некоторое представление о науке дети черпают из школьной программы, а в вопросах религии многие из них не разбираются вообще и пытался сделать все, чтобы студентам не было скучно его слушать.

– Итак, вопрос с наукой мы рассмотрели, – сказал он. – Теперь перейдем к религии. Здесь сделаем оговорку – говоря о религии, мы говорим о православном христианстве. И дело даже не в том, что сам я – убежденный православный христианин. Просто здесь, в Большеграде, именно эта религия наиболее распространена, многие из вас крещены в детстве, да и предки большинства из вас были именно православными христианами.

Если кто-то захочет узнать, что думает об абортах ислам, индуизм, буддизм или иудаизм, то он может сделать это самостоятельно. Как вы, наверное, слышали, христианство зародилось в среде евреев – потомков ветхозаветного праведника Авраама, который жил примерно за две тысячи лет до Рождества Христова и которому в Библии посвящено немало строк.

Итак, потомки Авраама – то есть евреи, народ Израильский, – были своеобразным народом – Церковью; во всяком случае, должны были таковым быть. Так вот, народ Израильский абортов не знал. Понять это достаточно просто – Аврааму было сказано Господом, что именно из его потомков родится Христос, Спаситель мира⁷⁰. Разумеется, Спасителя ждали – как же Его не ждать, Он ведь Спаситель, а не кто-нибудь?! А раз ждем Спасителя, то как же можно малышей убивать?! Времена тогда были суровые, и, если бы какая-нибудь еврейская женщина сказала, что она намерена убить ребенка в своем чреве, чтобы «пожить для себя», ее, мягко говоря, не поняли бы. Могли, пожалуй, довольно чувствительно поколотить. Логика тут очевидная – может, тот, кто в твоем чреве, Спаситель и есть, а ты Его – убивать?! Но шли века, и наконец наступило самое важное время в человеческой истории – Бог явился во плоти и принял смерть на Кресте ради того, чтобы каждый из нас мог наследовать жизнь вечную. Всем нам знакомо имя этого воплотившегося Бога – Иисус Христос.

Причем спасать Он пришел не только потомков Авраама, но и всех людей вообще. Поэтому быстро Церковь Христова выходит из еврейской среды и сталкивается с языческими на тот момент народами – греками, римлянами и прочими. И вот там она встречается с таким явлением, как аборты. Языческий дохристианский мир это явление знал, и, к сожалению, близко. И у Платона, и у Плутарха – это известные античные писатели – можно найти упоминания об абортах как о деле само собой разумеющемся. Но и тогда не все относились к абортам одинаково. Например, в первоначальной версии клятвы Гиппократа можно найти такие слова: «Не вручу никакой женщине абортивного пессария». Сейчас уже вряд ли можно установить, чем именно был этот абортивный пессарий – медицинским инструментом, вроде страшного абортцанга, или ядом, убивающим малыша в утробе матери, но зачем он использовался – понятно из самого названия. А вот и стихотворение той эпохи… Кстати, вы любите стихи? Какие у вас любимые поэты? Пушкин? Лермонтов? Иосиф Бродский? Или кто-то еще?

Этот резкий переход Максим сделал потому, что заметил – некоторые слушатели начали скучать. Об Аврааме, христианстве и язычниках им слушать было неинтересно.

– Юра Хой! – донеслось с последнего ряда.

Слова эти были встречены смехом – какие именно стихи писал лидер группы «Сектор Газа», знали если и не все, то очень многие.

– Надо же! – усмехнулся Максим. – Человек уже давно умер, а слава его живет. Думаю, он сам, сочиняя свои частушки, не ожидал такой популярности. Ну, а другие поэты вас не интересуют?

– СашБаш, – ответил с третьего ряда длинноволосый паренек, явный любитель рока. – И Борис Гребенщиков⁷¹.

– Башлачев был неплохим поэтом, по крайней мере, на мой вкус, – кивнул Максим, соглашаясь с длинноволосым. – А вот стихов Гребенщикова я, если честно, не понимаю. Ну вот, например:

 
Служенье муз не терпит колеса,
А если терпит – право, не случайно.
Но я вам не раскрою этой тайны,
А лучше брошу ногу в небеса.
 
 
Ты возражаешь мне, проклятая гроза,
Ты видишь суть в объятии трамвайном,
Но все равно не верю я комбайну —
Ведь он не различает голоса.
 
 
Таинственный бокал похож на крюк,
Вокруг него рассыпаны алмазы…
Не целовался я с тобой ни разу,
Мой омерзительный, безногий друг.
 
 
Упреки я приму, но лишь тогда,
Когда в пакгаузе затеплится вода.
 

– Вот такой стих, – закончил Максим. – И, откровенно говоря, я здесь не понимаю ничего. То есть вообще ничего! Если смысл и имеется, то он зарыт так глубоко, что мне не откопать!

В зале захихикали.

– Смысл здесь есть, и я объяснил бы его вам, да вы слушать не станете! – с некоторым раздражением сказал длинноволосый парень. – Но главное сейчас то, что к этим словам Борис Гребенщиков не имеет никакого отношения. Он в песне лишь автор музыки. А текст принадлежит другому поэту – Анатолию Гуницкому⁷².

– Надо же! – покачал головой Максим, который фамилию «Гуницкий» никогда не слышал. – Не знал, не знал! Вот уж правду говорят: век живи – век учись. Прошу прощения у Гребенщикова и у вас, но о стихах я заговорил потому, что хочу привести стих античного поэта Овидия Назона⁷³, который посвящен именно абортам и, на мой взгляд, намного понятнее, чем слова господина Гуницкого. Вот эти строки:

 
Мать, что в утробе зародыша жизнь погасила,
Тогда же должна бы погибнуть мучительной
                                                                   смертью.
Только затем, чтоб избегнуть рубцов
                                                            некрасивых,
Ты ополчаешься в бой на такое ужасное дело.
Острым оружьем свое же ты тело терзаешь,
Яд смертоносный младенцу даешь
                                                            до рожденья.
Не умерщвляет и львица детенышей малых,
Жаль их тигрице свирепой, живущей
                                                                  в ущелье.
Кроткие ж девушки делают это, но кара
Их настигает, и часто, плод погубив свой,
Гибнут и сами мучительной длительной
                                                                   смертью.
 

– Как видите, Овидий Назон, который умер за несколько десятилетий до того, как в Римской империи прозвучали слова христианской проповеди, тоже аборты не одобрял, – сказал Максим. – Церковь же Христова однозначно оценила аборты как убийство. Вот что писал по этому поводу святой Иероним Стридонский, образованнейший человек, автор «Вульгаты» – классического перевода Библии на латынь. «Другие, когда почувствуют себя зачавшими от преступления, принимают лекарство для вытравливания плода, при этом нередко и сами умирают и отправляются в ад, виновные в самоубийстве, в прелюбодеянии и детоубийстве еще не рожденного чада»⁷⁴. Из этих слов видно, насколько изменилась наша жизнь, насколько она испортилась в духовном плане, – похоже, святому Иерониму и в голову не приходило, что аборт может сделать не та, что прелюбодействовала и хочет это скрыть, а замужняя женщина, забеременевшая от собственного мужа, что сейчас является делом вполне обычным! – Максим грустно усмехнулся и помолчал, ожидая реплики или вопроса.

Но ни того ни другого не последовало, и он продолжил: – Итак, Церковь Христова однозначно оценила аборты как убийство. Со временем христианство стало главной религией для многих народов. И пока мир оставался христианским, аборты были под запретом. Светские власти, то есть всякие христианские цари, короли, князья, боролись с абортами с разной степенью суровости – от нескольких лет тюрьмы до смертной казни. Но время шло, христианский мир постепенно терял веру и как следствие – хотел чего-то другого… Как вы думаете, когда именно были разрешены аборты? После какого события? Вы все об этом событии слышали. Ну подумайте, подумайте!

На это студенты ответить не смогли – они вообще никогда не задумывались над этим вопросом и подсознательно были уверены, что аборты были разрешенными всегда. Это свойственно людям: если мы что-то наблюдаем в собственной жизни, то частенько думаем, что всегда так и было. И нам трудно осознать, что какое-то время назад люди смотрели на жизнь иначе, чем мы, по-другому думали, по-другому поступали.

– Хорошо, подойдем к вопросу иначе, – сказал Максим. – Вы знаете, что произошло в 1917 году? Вы ведь учили в школе на уроках истории, что тогда в Российской империи произошло сразу две революции – Февральская и Октябрьская, в результате империя погибла, а на ее месте чуть позже образовалась такая страна, как Советский Союз?

Да, это студенты знали.

– Ну так вот, – продолжил Максим. – Осенью 1917 года к власти пришли большевики, коммунисты, которые в те времена были атеистами, безбожниками, а чуть позже, 18 ноября 1920 года, мир увидел документ под скромным названием «Об охране здоровья женщины».

Мне неизвестно, какая тогда была погода, – ведь прошло столько лет. Быть может, было солнечно и тепло. Но, откровенно говоря, хотелось бы, чтобы небо было затянуто черными тучами, срывался пронзительный ветер с ледяным дождем, птицы метались по небу и истошно кричали, словно возвещая – беда, беда, случилась беда!

И ведь беда на самом деле случилась! Название-то у документа тихое, скромное, канцелярское, но ни одна эпидемия, ни одна война не уносила столько жизней, как это решение. Суть документа была такая: отныне в молодой Стране Советов разрешались аборты. Не по медицинским показаниям, когда женщина по состоянию здоровья и дитя не выносит, и сама погибнет, – так иногда, к сожалению, тоже бывает. Нет, теперь для аборта было достаточно всего лишь желания женщины. А оплачивать операцию обязалась советская власть… С тех пор аборты победно шагают по миру. США для многих – образец страны хищной, страшной, развращающей всех и вся. Но в США аборты разрешили только в 1973 году. Как видите, мы, русские, можем «гордиться». – Максим скептически усмехнулся. – Кое в чем не они нас, а мы их развратили… – Он вздохнул, помолчал и продолжил: – Аборты шагают по миру. Во Франции их разрешили чуть позже, чем в США, – в середине 70-х годов прошлого века, в Португалии – в 2007-м. Сопротивляется Польша, но таких стран не слишком много в мире, увы… Но мы ведь говорили не о странах, а о религии и о Боге, верно? Так вот, Христос не изменяется, Он – все Тот же, и Церковь Его та же. И мнение Его, озвученное через Его Церковь, однозначно: аборты есть убийства, и они заведут в ад тех, кто их практикует. Да, абортарии открыты. Но вот в чем важный нюанс – метлой в них никого не загоняют.

Все делают аборты добровольно. Да, нередко женщины идут в абортарии не только из-за собственного желания, но под давлением мам, пап, мужей, любовников. Но каждый, чья доля есть в убийстве малыша, ответят за него перед Богом. И врачи, конечно, тоже. Мне приходилось читать, что Сербский патриарх Павел предал анафеме тех врачей, которые занимаются совершением абортов, и тех людей, которые аборты пропагандируют⁷⁵. И он, конечно, совершенно прав. – Максим остановился и оглядел студентов. Как он и предполагал, в этой части лекции они предпочитали молчать. – Что, вы не боитесь церковной анафемы, да? – грустно усмехнувшись, спросил он. – И ада тоже не боитесь? По глазам и усмешкам вижу – не боитесь! Это неудивительно, ведь вы очень молоды и смерть кажется вам далекой-предалекой абстракцией, которая будет через много-много лет. Заверяю вас – вы не правы. Я живу недалеко от кладбища, и поверьте – там есть могилы людей любого возраста – от двух дней до ста двух лет. И знаете – там немало шестнадцатилетних, восемнадцатилетних, двадцатилетних, в общем, совсем молодых, как вы.

Так что на Суд Божий вы можете попасть раньше, чем предполагаете. И если вы запятнаете себя убийством, то боюсь, что на этом Суде вам придется несладко. Ребеночек в животе матери маленький, но он – живой. Он чувствует, он боится, он закрывается ручкой, пытаясь защититься от абортцанга! Он слабенький, его пожалеть бы надо, а его – на части! И неужели вы думаете, что те, кто это делает, никогда за боль этого маленького человечка не ответят?! Ответят! Кровь разорванных на части младенцев вопиет к Богу, и Бог это слышит. И Он воздаст каждому по делам его⁷⁶. Кстати, отвечать многим приходится даже не в аду, а здесь, на земле. Аборты приводят к бездетности, к психическим расстройствам, к огромным страданиям. Убитые дети некоторым снятся, а такого я и врагу не пожелал бы. Да и к смерти аборт тоже может привести! Я сам когда-то видел по телевизору, в новостях, – восемнадцатилетняя девчонка умерла после аборта в самой обычной большеградской клинике. Аборт ведь «втемную» проводится, там довольно легко пробить стенку матки, зацепить кишечник, нанести небольшое повреждение. Повреждение-то небольшое, но каловые массы попадают в брюшную полость, и возникает тяжелое воспаление. Как оно называется? Может, кто-то знает?

– Перитонит, – ответила Аня, которая в этой аудитории была явно начитаннее других.

– Правильно, Аня, – проговорил Максим, – именно перитонит, страшная штука, которая до появления антибиотиков заканчивалась смертью всегда, ну, а теперь не всегда, но тоже бывает. Вот у той девчонки так и вышло – не помогли антибиотики. Она думала, что ребеночек в животе – это главная ее проблема, она сходит в клинику, избавится от проблемы и будет жить, как и жила, – весело и беззаботно. А попала в могилу. Боюсь, что и в ад тоже. Ее сопливый любовник на камеру говорил – мол, если бы мы знали, что так будет, то поженились бы, и пусть был бы ребенок. Мол, их не предупреждали о таком раскладе. Что ж, их, может, и не предупреждали, а вас я предупреждаю. Не жалеете малыша, так пожалейте себя! Каждый аборт может завести вас в могилу.

– Да ладно вам! – с усмешкой сказал толстый парень с предпоследнего ряда. – Если бы от абортов часто умирали, их никто бы не делал.

Строгая кураторша цыкнула на него – ей не понравился тон паренька. Но Максим на эту реплику совсем не обиделся. Обрадовался даже – если хоть что-то говорят, значит, слушают. А если слушают, значит, могут и задуматься. Не все, конечно. Но хотя бы некоторые.

– Вас как зовут, молодой человек? – спросил он.

– Боря.

– Что ж, вы правы, Боря! – сказал Максим. – Медицина здорово развилась, и в вопросе абортов это не идет нам, людям, на пользу.

Однажды довелось мне общаться с барышней, которая спокойно так говорила: «Я – восьмая беременность, а всего мама сделала около тридцати абортов». Так что бывает – женщина делает один аборт за другим, и ей вроде хоть бы хны. Но бывает ведь и иначе: первый аборт – и в могилу! И ведь на лбу у девчонки не написано, к какой категории относится лично она, правильно? К той, что будет делать аборт за абортом и вроде бы ничего, или к той, что после первого же раза – и сразу в гроб! – Он вздохнул и продолжил: – А можно и не в гроб.

Знаю и другой случай – девчонке сделали аборт, да начались осложнения, воспаления, ну и удалили ей матку и все с ней связанное.

Она-то выжила, да поняла, что влипла по-взрослому. Ходила к врачам, плакала, спрашивала, что же делать. А что делать? Ничего уже не сделаешь! Ты, убивая своего малыша, думала просто избавиться от проблемы, правда?

А стала пустоцветом. Никто на тебе не женится, ты не женщина больше, а так – существо без пола. И ждет тебя вечное одиночество, безрадостная старость в пустой квартире с бутылкой водки да котом. А ведь малыш, который жил в тебе, тебя бы любил, может быть, даже очень сильно! И муж мог бы со временем появиться – сейчас ведь матери-одиночки вовсе не обречены навсегда оставаться незамужними. А так – девочка сама перечеркнула свою жизнь. Помните об этом примере и думайте о том, не окажитесь ли вы на ее месте, если станете делать аборты! Кстати, аборты и рак могут вызывать – тоже болезнь тяжкая, мучительная, лечению очень трудно поддающаяся. Вот как много я вам рассказал! Теперь хочу немного помолчать – язык уже болит. А вы задавайте вопросы, если они у вас есть. Задавайте, задавайте! В мире совсем немного таких важных тем для разговора, как эта! Ага – вижу, что кто-то тянет руку. Что вы хотели спросить, девушка?

Вопросы и ответы продолжались еще полчаса. Когда беседа закончилась и студенты потянулись из актового зала, Максим Воеводин понял, что очень устал, ну просто выжат как лимон! И как это некоторые могут вести по четыре-пять лекций в день? У него так ни за что не получилось бы!

Он снял плакат со стены, посмотрел в спину последним покидавшим аудиторию студентам. Получилось что-то у него или нет? Будет ли толк от этого разговора или не будет? Это покажет только время. А его завтра ждет очередная лекция, послезавтра – перерыв, но после послезавтра – еще одна…

Поставив плакат на пол, Максим повернулся и увидел, что рядом с ним стоит та самая высокая женщина. Она опять смотрела на него с каким-то странным выражением, будто со страхом, хотя казалось бы – чего ей бояться?

– Максим Петрович, я хотела бы с вами поговорить, – произнесла она тихо.

– Да, конечно, – кивнул тот. – Вы из какой организации?

Женщина замялась:

– Я не из организации. Дело в том, что я думаю… То есть я не думаю, я почти уверена… Мне очень стыдно признаться, но… В общем, скорее всего, я ваша мать.