Текст книги "Дело случая"

Глава 7
Страсти поднимают голову

Однажды отец Алексий говорил с Юлией о страстях. Имелось в виду, конечно, не то значение слова «страсть», которое вкладывают в него люди, далекие от христианства. Для них страсть – это любое сильное чувство, более того, жизнь без страстей – это вроде бы и не жизнь, а так, нечто пресное и скучное, словно каша без соли. И если сильных эмоций не хватает в собственной жизни, люди пытаются найти их в жизни чужой – например, в передачах по телевизору или в видеороликах из Ютуба.

Но священник и Ракета говорили, конечно, о другом. Имелись в виду страсти с точки зрения православного христианства, то есть все то, что уродует человеческую душу, не дает ей стать такой, какой хотел бы видеть ее Бог. Эти страсти христианам вполне известны: гнев, тщеславие, гордость, зависть, ненависть, жадность и тому подобное. Грехи же есть действия страстей⁸². То есть представим себе банальную ситуацию: человек позавидовал другому и начал за спиной рассказывать о нем гадости. Сам такой рассказ – это грех, а проявился он потому, что в сердце жила страсть – зависть. Если бы зависти не было, то и греха не случилось бы. То есть грехи и страсти относятся друг к другу как плоды и деревья. Любому понятно: если засохло дерево, то и плодов оно дать не сможет. Поэтому в православном христианстве так много говорится об искоренении из души именно страстей. Если страсть есть, то она в любом случае будет стремиться «принести плоды» – толкнуть человека на грех. А вот если она «подсохла», то и грехов либо не будет совсем, либо их будет меньше, чем раньше, что, конечно, совсем неплохо.

Так вот, отец Алексий говорил Юлии о том, что, с его точки зрения, в душе любого человека присутствуют все страсти – как семена всех сорняков на свете. Но развиваются эти семена по-разному. Одни так и остаются семенами и не проявляют себя никак. Другие прорастают, но становятся довольно слабыми. А третьи разрастаются, вымахивают размером с деревья и в итоге порабощают человека. Поэтому любому человеку одни грехи бывают чужды вовсе: скажем, он не ворует не потому, что боится наказания на земле или на Небе, а просто не тянет его воровать, и всё. Другие есть, но с ними он может бороться: вот в какой-то момент горячо позавидует, но в другой раз скажет зависти «цыц», и она умолкнет. А третьи взяли над беднягой такую силу, что он просто не может им сопротивляться. И знает человек, что не должен осуждать другого, но ничего не может с собой поделать… Он осуждает соседей, друзей, правителей, артистов, спортсменов, прохожих, в общем, всех. И остановиться просто не может, словно из сердца рвется зловонный поток и никак не прекратится! Если болезнь достигла такой стадии, то человек собственной волей ее никак не победит.

Что же тогда – махнуть на себя рукой, сдаться и грешить не переставая? Нет, надо стараться изо всех сил все-таки грешить поменьше и усердно молить Господа о помощи. Если Господь коснется сердца Своей благодатью, грехи и страсти увянут, не смогут не увянуть. Это они против нас сильны, против Господа же беспомощны. Полезна и поддержка других людей: если они начнут молиться за своего собрата, помощь от Господа может прийти быстрее.

С этим Юлия была полностью согласна и просила отца Алексия молиться о том, чтобы Господь помог ей исцелиться от гнева. Потому что если некоторые страсти и впрямь разрастаются, как дерево, то гнев в сердце Юлии давно вырос в огромный ветвистый баобаб! Как же ей было трудно с этой страстью бороться! А ведь нужно было, ведь в Писании не зря сказано, что гнев человеческий не творит правды Божией⁸³! Но «нужно бороться» и «получается бороться» – это совсем не одно и то же. Иногда ее так утомляла долгая и безуспешная борьба с гневом, что она даже начинала жаловаться отцу Алексию, да не на кого-нибудь, а на Самого Бога!

– Батюшка, ну почему я падаю?! – говорила она. – Почему Господь не убережет меня от падений? Ведь Он Всемогущий и все может! Вот смотрите – я не кричала ни на кого целую неделю, но сегодня на работе наорала на работника, который стукнул полкой о стену и отбил у полки уголок. Но ведь Господь мог сделать так, чтобы этот остолоп нес полку аккуратней и не ударил ее и ничего не испортил бы?! Или чтобы я этого просто не увидела! Тогда я и не гневалась бы и ни на кого не орала. Почему Господь не уберег меня от гнева, батюшка?!

– Однажды я читал о святом, который очень любил Псалтирь, – ответил отец Алексий. – Память у меня в последнее время не очень, так что имя святого я забыл, но суть помню. Когда его спрашивали о чем-то, то он не отвечал от себя, а просто открывал в нужном месте Псалтирь и давал человеку читать. Я тоже сейчас сделаю кое-что похожее. Вы ведь любите книгу аввы Дорофея, правда, Юлия?

– Люблю. Из всех святых отцов эта книга у меня самая любимая.

– Ну вот и славненько, – улыбнулся отец Алексий. – Значит, сейчас мы ее с полки снимем да и откроем. Вы, конечно, уже читали слова, которые я хотел бы вам показать, просто не обратили на них внимания.

– Наверняка читала, – кивнула Юлия. – Но если бы я все усваивала с первого раза, мне цены не было бы! – И грустно усмехнулась – пошутила потому что.

– Вот и давайте прочтем их снова, – предложил отец Алексий.

Он открыл книгу на нужной странице, и Юлия прочла:

– «Случается также, что иной, как кажется ему, пребывает в мире и безмолвии, но когда брат скажет ему оскорбительное слово, то он смущается и потому полагает себя вправе скорбеть на него, говоря: если бы он не пришел и не смутил бы меня своими словами, то я не согрешил бы.

Вот смешное суждение! Вот обольщение диавольское! Разве тот, кто сказал ему слово, вложил в него страсть? Он только показал ему ту, которая уже была в нем, для того чтобы он, если хочет, покаялся в ней. Такой подобен гнилому хлебу, который снаружи хорош, а внутри заплесневел, и когда кто-либо разломит его, то обнаруживается его гнилость. Так и этот: пребывал, как ему казалось, в мире, но страсть была внутри его, а он не знал о сем; брат сказал ему одно слово и обнаружил гнилость, сокровенную внутри его.

Итак, если он хочет получить помилование, то пусть покается, очистится, преуспеет; и пусть видит, что он еще должен благодарить брата как доставившего ему таковую пользу. Ибо искушения не будут уже одолевать его, как прежде, но насколько он преуспеет, настолько они окажутся для него легчайшими: ибо по мере того как душа преуспевает, она становится более крепкою и приобретает силу переносить находящие на нее искушения. Как сильное животное, если на него навьючат большое бремя, спокойно несет его, и когда случится ему споткнуться, то встает тотчас и вовсе не чувствует, что споткнулось; если же, напротив, животное бессильно, то и легкое бремя отягощает его, и, когда оно упадет, нужна большая помощь, чтобы поднять его.

Так бывает и с душою: по мере того как она творит грех, она изнемогает от него, ибо грех расслабляет и приводит в изнеможение того, кто предается ему, и потому все приключающееся с таковым отягощает его. Если же человек преуспевает в добре, то по мере преуспеяния ему делается более легким то, что некогда было тяжело. Посему-то если мы во всем, что с нами ни случается, считаем виновными самих себя, а не других, то это приносит нам много добра и доставляет великое спокойствие и преуспеяние, и тем более должны мы это делать, что ничего не бывает с нами без Промысла Божия»⁸⁴.

– Вот и ответ на ваш вопрос, Юлия, – произнес отец Алексий. – Что сказать? Боритесь! Не смущайтесь от того, что падаете чаще, чем хотелось бы вам! Старайтесь побеждать грех в малом и постепенно научитесь побеждать его в большом. Ну и молиться надо, просить Господа о помощи. Я буду молиться за вас, но и вы молитесь за себя тоже. И за меня молиться не забывайте – я ведь тоже человек и грешу гораздо чаще, чем мне хотелось бы.

И она старалась: боролась, молилась. Как уже было сказано, за два года после своего воцерковления Юлия достигла некоторых успехов: стала не такой гневливой и близким доставалось от нее меньше, чем раньше. Ей даже показалось, что «баобаб гнева» в ее сердце стал засыхать и чахнуть. Но после разговора с Еленой и особенно после встречи с Максимом она была как на иголках. Прошло уже две с половиной недели, а Максим все не звонил. Юлия не находила себе места, по сто раз за день смотрела на экран смартфона – вдруг звонок от Максима был, а она его просто пропустила?! Но звонка не было, не было, не было!

Нетерпеливому человеку всегда трудно ждать, а для Юлии это было почти невыносимо. Не будь она так виновата, она сама пошла бы к Максиму, чтобы выяснить, что же он ответит, в конце концов, – будут они поддерживать какие-то отношения или нет? Но после совершённого ею в 1993 году это было, конечно, немыслимо. И поэтому Юлия ждала.

В итоге она стала столь же раздражительной, как и два года назад. Казалось, что все приобретенное ею за это время куда-то исчезло и Юлия Ракитина вновь стала той же стервой, кровопийцей и крокодилицей, которой была раньше. Работники фабрики вновь старались спрятаться, видя ее приближение. Директор Паша в присутствии хозяйки вновь не смел произнести лишнего слова. Муж Коля лишь поглядывал на Юлию сочувственно и старался побыстрее выйти в другую комнату, если жена начинала орать.

Но сильнее всего доставалось Диане. То, что раньше Юлия вполне могла выносить, теперь у нее не получалось перетерпеть. Постоянные перепады настроения у девочки, ее истерики, шалости и капризы – и это каждый день, без единого исключения! – опять стали безмерно раздражать Юлию. Вот как, скажите на милость, воспринимать спокойно лак для ногтей, который негодная девчонка взяла – конечно же, без спросу – и пролила на пол?! Теперь попробуй его отмыть, лак этот, ведь он застыл! А разбитый градусник? Части градусника – уже без ртути – Юлия нашла на полу в туалете. Диана долго не сдавалась, говоря, что никакого градусника и не видела, но Николаю сказала-таки, что случайно разбила его, зацепив за угол, а после перепугалась и капельки ртути вылила в унитаз. Зачем вполне здоровая Диана вообще брала градусник, девочка, конечно же, не сообщила – возможно, что ответа она и сама не знала. Наверное, все произошло просто потому, что мама забыла запереть ящик с лекарствами, а как не полезть в запретное, если оно вдруг оказалось открытым?! К этому всему добавлялись непрекращающиеся ежедневные жалобы из школы.

Все это Юлию бесило страшно. Она никому не призналась бы, но себя ведь не обманешь: в последние дни стоило ей только увидеть Диану, как волна раздражения проходила по всему телу. В итоге Юлия поступила так, как иногда поступают родители, которые не знают, чем занять своих детей, – усадила девочку за компьютер.

Дело в том, что пока у Дианы не было даже мобильника. Ведь к чему он ей сейчас? В школе она под присмотром, туда и обратно ее везет мама на машине, поэтому пусть лучше бегает с подружками и веселится на спортплощадке, чем сидит часами уткнувшись в экран, – так считал Николай, и Юлия с ним соглашалась. Ну и конечно, компьютерные игры на домашнем компьютере тоже были под запретом: пусть лучше учится книжки читать.

Теперь же Юлия установила на своем компьютере игру, которая считалась развивающей и подходила Диане по возрасту. Смысл игры был прост – нужно было из геометрических фигурок складывать домики, зверушек, динозавров… Диане игра показалась скучной. Тогда Юлия скачала вторую. В ней малышка должна была находить отличия на похожих картинках, кое-что разукрашивать, а также разгадывать простейшие загадки. На этот раз Диана вроде бы втянулась. Поэтому теперь, привозя девочку из школы, Юлия включала ей компьютер и разрешала сидеть за ним до самого сна. Николай, разумеется, был против, но он постоянно на работе, а Юлия просто не могла выносить сейчас Диану, вот не могла, и все! Конечно, это дурно, но есть надежда, что со временем пройдет. Только позвонил бы Максим! Даже если он скажет: «Нет, мы с вами видеться больше не будем», ей все равно станет легче, так как для нетерпеливой Ракеты ожидание – это хуже всего! Но почему же он не звонит?

Во второе воскресенье ноября Юлия отправилась в церковь. Диана в храме вела себя на удивление хорошо, а потому Юлия смогла спокойно помолиться, исповедоваться, причаститься и домой приехала умиротворенной, или, во всяком случае, гораздо спокойнее, чем была в последние дни. Диана тут же помчалась к компьютеру, а Николай опять был на фабрике – готовил к пуску систему отопления, – о чем Юлия жалела. Сейчас она с удовольствием приготовила бы что-то вкусненькое, они поели бы, проболтали! Казалось бы – это мелочь. Что-то съесть вместе, поболтать о чем-то, но ведь насколько это иногда приятно! Несмотря на то что сошлись с Николаем они поздно, родство душ, которое она чувствовала в юности, сохранилось до сих пор, а потому им иногда бывает так хорошо вместе!.. Но что поделаешь – Коля на работе, а значит, ей придется наслаждаться покоем одной.

Юлия переоделась, сделала себе чаю, села в удобное кресло, вытянула уставшие ноги. Ах, хорошо! По привычке она глянула на экран смартфона. Нет, Максим не звонил. Как жаль! Впрочем, разве удивительно, что он не хочет ее видеть?

Она сделала глоток, вздохнула. Было немного грустно, но душа не болела, как в последние дни. Юлия начала вспоминать ту лекцию, на которой видела сына в последний раз. О чем же его спросила одна девочка – полненькая такая, чернявенькая? Ага, вспомнила! «А как же быть с беременностями в результате изнасилования? Здесь вы тоже против аборта?»

«Давайте смоделируем ситуацию, – ответил тогда Максим. – Ваш отец зарезал и ограбил соседа. К вам приходят и говорят: поскольку ваш отец совершил преступление, вы будете казнены. Сочтете ли вы такое справедливым? Не сочтете, конечно. А почему? А потому, что наказываться должен именно преступник. А ребенок, который сейчас во чреве матери, – это не преступник, это совершенно другой человек. Это не насильник, не часть его тела, а повторюсь – совсем другой человек! Его убивать-то за что?! Да, конечно, никто не вправе заставить женщину воспитывать ребенка, который будет постоянным напоминанием о пережитой травме. Но у нас же закон не запрещает оставить ребенка в роддоме? Да-да, это лучше, чем аборт! Быть брошенным плохо, но быть убитым – хуже. В миллион раз хуже!»

Молодежь тогда пошумела – видимо, далеко не все были согласны с лектором. А после встал высокий, не по возрасту солидный мальчик в белоснежной рубашке и спросил басом:

«Скажите, пожалуйста, а когда у ребенка появляется душа? Сразу после зачатия? Или на следующий день? Или через неделю? Или, может быть, через месяц?»

Максим тогда улыбнулся.

«Люблю умные, серьезные вопросы, – признался он. – Откровенно говоря, в Священном Писании нет точного ответа – так, чтобы до дня и часа. Но в любом случае человеческая, бессмертная душа у того, кого иногда несколько пренебрежительно называют плодом, зародышем или эмбрионом, появляется очень рано, не исключено, что и с самого момента зачатия. В Книге пророка Иеремии есть интересное место – это самое начало, первая глава, пятый стих. Бог обращается к Иеремии и говорит: Прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде, нежели ты вышел из утробы, Я освятил тебя: пророком для народов поставил тебя (Иер. 1, 5). Видите – человек еще не родился, а он был и познан Богом, и освящен! На мой взгляд, это не только доказательство того, что зародыш, эмбрион уже является человеком, но и указание на то, что душа появляется в теле малыша очень и очень рано. С точностью до дня, часа и минуты этого никто не знает, кроме Бога. Но смотрите, что сказано: прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя. То есть у Иеремии еще не было человеческого образа, он на человека-то и похож еще не был, как бывает на самых ранних сроках беременности, но он уже был познан Богом. И конечно, душа у него уже была, так как без души – кого познавать-то? Без души и Иван не Иван, и Мария не Мария, и Иеремия не Иеремия!»

Юлия улыбнулась своим мыслям – все-таки приятно, что у нее такой умный сын. Конечно, лучше было бы, если бы все получилось по-людски – она родила его, воспитывала, учила… Но даже без этого ей очень приятно, что он не алкоголик, не наркоман, а образованный человек, занимающийся важным делом, и прекрасно занимающийся! Наверное, его приемные родители – замечательные люди!..

– Мама, там в компьютере зависло что-то!.. – прозвучало рядом.

Юлия от неожиданности вздрогнула. Она, оказывается, так ушла в свои мысли, что не заметила подошедшую Диану. Та была растерянной и даже испуганной. Юлии тут же стало стыдно – ну надо же! Испугала бедного ребенка! Нет, надо исправляться, надо! В последние недели у нее с этим совсем плохо, но у святых отцов много говорится о том, что если ты упал, то должен встать, и если ты грешил вчера, то сегодня должен постараться положить начало исправлению.

– Хорошо, Диана, я сейчас посмотрю, – мягко сказала Юлия, поднимаясь с кресла.

Она шла в комнату, не обращая внимания на то, что всегда такая быстрая и шустрая девочка почему-то плетется сзади, хотя в другой момент это насторожило бы ее.

Заходя в комнату, Юлия не догадалась вспомнить мудрые слова Антония Великого, который советовал христианам ждать искушений всегда, вплоть до смертного часа⁸⁵. Диавол не дремлет и старается подбить христианина на грех в любой момент. Особенно радует лукавого падение христианина как раз после посещения им храма: вот человек молился, причастился, вроде бы на лестнице, ведущей в Небо, чуть выше поднялся, а тут раз! – потерял контроль над собой и согрешил. Словно чистым вышел из бани, но поскользнулся и шлепнулся в грязную лужу! Ах, если бы Юлия вспомнила об этом и приготовилась! Ее же любимый святой авва Дорофей учил, что после каждого доброго дела человека ожидает искушение⁸⁶, а значит, и после Святого Причащения Юлия должна была ждать атаки сатаны! Причем поскольку легче всего в ней вызвать приступ гнева, значит, скорее всего, именно на гнев ее и станет подбивать лукавый! Но Юлия была расслабленной и ничего такого не ждала.

Подойдя к компьютеру, Юлия глянула на экран и застыла.

На экране была вовсе не детская игрушка! Это была программа, которой Юлия очень дорожила. Делал ее по личному заказу Юлии один программист, и была она крайне удобной. Касалась она баланса фирмы «Мебель-прогресс», и программист учел все до одной статьи прихода и расхода. Достаточно было ввести несколько цифр, и Юлия без всяких бухгалтеров видела, приносит на данный момент фирма прибыль или убыток. «Не посоветовавшись» с программой, Юлия не принимала ни одного крупного заказа. Более того, выставить максимально удобную цену за продукцию (так, чтобы и в убыток не работать, но и покупателя заоблачными цифрами не вспугнуть) Юлии помогала тоже эта программа. В общем, без нее Юлия была как без рук, и вот теперь, как выяснилось, глупая семилетняя девчонка влезла и как-то умудрилась все испортить! Теперь на экране творилось что-то несусветное, и самой Юлии было ни в коем случае не разобраться. Помог бы автор – прекрасный программист, но вот беда – в прошлом году он разбился, гоняя по ночному городу на своем супермодном мотоцикле. Юлия тогда не всплакнула, конечно, но очень расстроилась. Честное слово, будь ее воля, она запретила бы эти «байки» – сколько хороших людей из-за них погибли! Вот кто теперь наладит программу, а?

Все благодушное настроение Юлии улетучилось в один миг, гнев накрыл ее мощной волной и поработил полностью. Она тут же принялась во весь голос орать на сжавшуюся от страха Диану:

– Ты что это делаешь, а?! Ты зачем сюда полезла?! Тебе разрешили только играть в свою игрушку, и все! А ты полезла, куда тебя не просили, и испортила! Дрянь ты этакая! Да ты знаешь, какие у меня в этом компьютере документы хранятся?! Если бы ты их удалила, я тебе не знаю что сделала бы! А эта программа! Я без нее не могу, а теперь ее, быть может, никто больше и не наладит!

– Мамочка, не бей! – взвизгнула Диана, закрывая лицо ладошками.

Этот крик поднял гнев Юлии на еще большую высоту – волна стала настоящим цунами.

– Да я тебя никогда и не била, что ты закрываешься-то?! – срывая голос, завопила она. – Хотя, быть может, и надо было бы хорошенько отходить тебя ремнем! Значит, так – к компьютеру больше не смей приближаться! Ни сегодня, ни завтра – никогда! И гулять не пойдешь. Сегодня, и завтра, и… Неделю не пойдешь, целую неделю! А теперь – марш на кухню мыть сковородку!

– Мамочка, я сковородку не умею! Я – только тарелки! – был плаксивый ответ.

– Ничего, научишься! – бушевала Юлия. – Надо чаще заставлять тебя делать что-то полезное, может, толку больше будет! А я тебе потакаю, все тебя жалею! Немедленно на кухню! А потом будешь учиться еще чему-нибудь. Не беспокойся, я найду чему!

Неизвестно, чем закончилась бы эта вспышка гнева Ракеты, как вдруг в кармане халата зазвонил телефон. Юлия выхватила трубку, думая о том, что, если это Паша, она его тут же убьет – через телефон, на расстоянии. Но нет – на экране было написано: «Максим».

Дрогнувшей рукой Юлия тут же нажала на экран, включая прием.

– Алло? – сказала она тихо, стараясь, чтобы в голосе не было и следа от раздражения, терзавшего ее всего лишь секунду назад.

В трубке послышалось холодное, официальное:

– Юлия Владимировна?

Горло саднило, и потому перед ответом ей пришлось откашляться.

– Да, это я, Максим. Слушаю вас, – сказала она через несколько секунд.

А сама подумала, что Максиму наверняка тоже неловко, поэтому он и говорит с ней так официально, тоном, принятым в офисах.

– Я согласен с вами встретиться, – сообщил Максим. – Давайте прикинем, когда это удобнее. У меня работа и лекции, да и вы, я уверен, тоже часто бываете заняты. Давайте подумаем, когда у нас с вами и вашим супругом совпадают «окна» в рабочем графике.