Текст книги "Дело случая"

Глава 6
Неожиданная поддержка

Однажды в дверь Юлии позвонили. Она удивилась – гости к ней почти не ходили. Кто же это? У сестры Лены свой ключ, у Николая тоже…

Мелькнула мысль – может, все же Коля? Решил поговорить, но пользоваться своим ключом после ссоры посчитал неудобным?! Мысль эта была радостной – откровенно говоря, она так по нему соскучилась!

Юлия шла к двери, и ее одновременно обуревало несколько чувств. Любопытство – ой, а кто же это? Восторг – да-да, это наверняка Николай! И грусть – да не может это быть Коля! Он гордец и не придет мириться. Наверное, звонят по какой-то чепухе, скажем ее решили позвать на совершенно не нужное ей собрание жильцов дома. Например, для того, чтобы собрать деньги на новую входную дверь или обсудить, разбивать ли во дворе цветник по весне… Если это так, то разочарование будет колоссальным! Она, конечно, совсем не против новой двери или цветника и отдаст на это часть своих денег, но душа-то хочет другого!

Пытаясь унять разволновавшееся сердце, Юлия открыла дверь и остолбенела – перед ней стоял Максим. Как всегда серьезен, не улыбается, глаза смотрят пристально, словно у врача, который готов объявить неутешительный диагноз.

– Здравствуйте, Юлия Владимировна, – произнес он.

– Здравствуйте, Максим, – не в силах скрыть удивление, пробормотала она. – Проходите!

Та буря эмоций, когда они перешли на «ты», была позади, в прошлом. Теперь они вновь были на «вы». Мать и сын. Чужие друг другу люди. Грех не соединяет людей, он только разделяет их. Вот и Юлию с Максимом разделил, да как сильно-то!

– Хотите чаю, Максим? – начиная играть роль радушной хозяйки, спросила Юлия. – Вашего любимого печенья у меня нет, простите. Но чай могу предложить.

– Да, пожалуй, можно и чаю, – согласился он, проходя в квартиру, и тут же поспешил пояснить: – Я вообще-то ненадолго, на минуту.

– Ой, дядя Максим пришел! – воскликнула Диана, выбегая из своей комнаты.

Максима она видела лишь раз в своей жизни, но такой уж она была человек – под хорошее настроение всем рада. То, что Максим ей не «дядя», а брат – пусть и не кровный, девочка не знала.

Максим ответил неожиданно:

– Привет, Мартышка! Папа Коля велел поцеловать тебя в щеку.

Услышав это, Юлия от удивления едва не выпустила чайник из рук. А Диана завопила от восторга:

– Вы видели папу?!

– Видел, – ответил Максим и, наклонившись, чмокнул девочку в щечку персикового цвета – передал поцелуй от отца. – У него всё хорошо.

– А когда он ко мне придет? – допытывалась девочка.

– Не знаю. Но я у него обязательно спрошу. А теперь беги, нам с… – Он замялся. – С Юлией Владимировной нужно поговорить.

– Я не хочу уходить! – запротестовала девочка. – Расскажите мне про папу!

– Он сам к тебе придет и все о себе расскажет.

– Когда он придет?! Когда?!

– Диана, Максим ведь сказал, что не знает, – сказала Юлия без гнева, но строго. – Ты лучше иди к себе и быстренько нарисуй папе какую-нибудь картинку. Ему будет приятно. А потом я почитаю тебе книжку.

– Про Карлсона, да? Я не хочу про Маугли, про Маугли мы читали вчера! И про Белоснежку с гномами не хочу тоже.

– Ну, если хочешь, то будет про Карлсона. А теперь иди, рисуй!

На это Диана согласилась – рисовать она любила, тем более для папы. А уж книжка после рисования – вообще прекрасно! Под такие сказочные условия кто угодно станет послушным!

– Так как вы повстречали Николая Сергеевича? – спросила Юлия Максима, когда они сели за стол и принялись за чай.

– Очень просто повстречал, – ответил Максим. – Я шел с лекции и вдруг увидел пьянчугу, который из последних сил пытался стоять, держась за столб, да не получалось у него – падал.

Я подошел, чтобы помочь, и увидел, что это Николай Сергеевич.

– Понятно. – Юлия помрачнела. – А ведь он не пил столько времени!

– Потом я вызвал такси и отвез его к себе домой. Как бы то ни было, но он мой отец, – продолжил Максим. – Откровенно говоря, я не большой специалист в общении с запойными пьяницами, но у меня есть хороший знакомый – отец Дмитрий, он священник и имеет отношение к Центру реабилитации для алкоголиков и наркоманов, который курирует епархия Православной Церкви.

– Я и не знала, что такой центр есть. Мне… м-м-м… приходилось сталкиваться с подобным заведением, но с другим, частным – дорогим и очень хорошим.

– Так вот, отец Дмитрий мне помог, – сказал Максим, – и вместе мы привели Николая Сергеевича в чувство, хотя это оказалось нелегко. Вот уже три дня он трезв, живет у меня, я даю ему какие-то таблетки – они вроде бы помогают. Во всяком случае, отцу очевидно лучше, чем несколько дней назад. Правда, боюсь, как бы он опять не запил, – очень уж унылое у него настроение. Трезв, но хмур как туча.

– Если что – я оплачу его лечение в реабилитационном центре – ну, в том, о котором говорила, – поспешила заверить Юлия. – Мне это вполне по карману, да и Коля там уже лежал, ему помогло.

– Не надо, – покачал головой Максим. – Я уже договорился по этому поводу с отцом Дмитрием. Я в их реабилитационном центре постоянно что-нибудь чиню, ну, а они – если будет нужно – «починят» Николая Сергеевича. Если только он согласится на «починку».

Сказав это, Максим улыбнулся – пошутил вроде бы. В ответ осторожно улыбнулась и Юлия.

– Будем надеяться, что «починят», – сказала она. – Мы с Николаем Сергеевичем сильно поссорились, и неизвестно, помиримся ли. Но я, конечно, не хотела бы, чтобы он пил до потери памяти и валялся на улице, тем более что сейчас для этого совсем не сезон – ведь уже зима. И я очень вам благодарна за то, что вы пришли мне все это рассказать.

– Я пришел к вам не для этого, – покачал головой Максим.

– А для чего?

Максим осторожно сделал глоток обжигающего ароматного чая и ответил:

– Николай Сергеевич мне все рассказал: и о том, что вы беременны, и о синдроме Дауна у ребенка, и о том, что он настаивал на аборте. Потому-то вы его выгнали – разве нет?

– Ну да, где-то так оно и было, – согласилась Юлия.

– Николай Сергеевич до сих пор считает, что прав именно он, а не вы. Он напирает на то, что вы с ним уже не молоды, можете в ближайшем будущем умереть, и ребенок останется никому не нужным в этом мире, а сам он выжить не сможет – синдром Дауна все-таки не шутка!

– Да, он говорил мне, – кивнула Юлия. – Неверующий человек, что с него взять! – пожала она плечами. – Иногда алкоголики допиваются до того, что бесов видят. Николай Сергеевич тоже видел что-то подобное, очень пугающее. Но верующим все равно не стал.

– Да, – кивнул Максим. – Простого испуга для веры недостаточно.

– Отец Алексий – мой духовник – говорит, что Бог не оставит нашего ребенка в любом случае, и надежда на Бога – самая твердая надежда, – сказала Юлия.

– Полностью согласен с отцом Алексием, – Максим хлебнул еще чаю. – И вот зачем я пришел, Юлия Владимировна. Разумеется, не знаю, когда умрете вы, когда умрет Николай Сергеевич и когда умру я. Но если я вас переживу, то о ребенке позабочусь, не сомневайтесь. Несмотря на наши с вами… м-м-м… непростые отношения – он мой брат. Ну, или моя сестра.

Лицо Юлии сначала вытянулось от удивления, а потом расплылось в улыбке. Такой хорошей новости она не получала уже давно.

– Я вчера была на УЗИ, и мне сказали, что, скорее всего, будет мальчик, – сообщила она.

– Значит, брат. Это хорошо – мне с мальчишкой будет проще, если что. Научу его ремонтировать всякую аппаратуру. Будет первый в мире специалист данного профиля с синдромом Дауна. – Максим улыбнулся. – В общем, Юлия Владимировна, вы ведь поняли, что я хотел сказать, да? Я хоть и ногу тяну, но с руками у меня все в порядке, в золоте не купаюсь, но какие-то деньги зарабатываю, и их вполне хватит на двоих.

Сердце Юлии ликовало: надо же, как в жизни бывает! Вот от кого-кого, но от Максима она поддержки не ожидала, а оказывается – вполне может на него положиться! Если бы не неловкость, которая постоянно возникала, когда Юлия говорила с Максимом, она тут же кинулась бы горячо благодарить, но теперь просто сидела напротив него и несмело улыбалась. Но потом ей в голову пришла мысль, от которой сердце тревожно застучало.

– Но Максим… – начала она, – вы ведь рано или поздно женитесь! Вдруг ваша супруга не примет малыша? Все-таки отношение к людям с синдромом Дауна у нас, мягко говоря, неидеальное.

– На такой, что не примет, я не женюсь, – буднично ответил Максим, и Юлия поняла – действительно не женится, характера парню было не занимать.

Спустя минуту он допил чай. Поскольку главное уже было сказано, Максиму, в общем-то, можно было уходить. Но он медлил, и было видно – он хочет сказать что-то еще. Наконец заговорил:

– Знаете, Юлия Владимировна, в прошлый раз я много чего сказал вам. Много лишнего! Не то чтобы я тогда лгал, но очень жалею, что не смог промолчать. Я ведь считаю себя христианином, в храм Божий хожу, а значит, должен вас простить, ведь Бог велел поступать именно так. Но только трудно это. Иной раз бывает, что я не испытываю к вам ни капли неприязни и радуюсь, думая, что смог простить вас за тот поступок. А потом вдруг как нахлынет!.. Так с ранами бывает – сверху тонкой кожицей затянулась, и кажется, что все нормально, но под ней ведь воспаление! А во время нашего разговора эта кожица словно прорвалась и гной полился. Очень стыдно. Жалею, что не сдержался. Простите меня.

– А вы – меня, – произнесла Юлия. – Но вам, Максим, конечно, в тысячу раз сложнее. Вы просто слова сказали – к тому же сказали то, что я заслужила. А я не сказала, я сделала, причем то, чего вы совсем не заслуживали. Я очень жалею и надеюсь, что хоть когда-нибудь ваша рана заживет и вы простите меня. Не ради меня самой, а ради Бога и заповеди Его.

– Я очень постараюсь, – сказал Максим. – Но что бы ни было тогда, знайте – сейчас вы молодец и делаете все правильно. Держитесь! А я буду за вас молиться. Юлия Владимировна, вы не могли бы поторопить Диану с рисунком для Николая Сергеевича? Мне просто пора идти, и я не могу долго ждать.

Глава 7
У меня – всё!

В тот день Юлия, как обычно, была на фабрике и в очередной раз осталась недовольна работой кромочного станка.

– Паша, ну сколько можно?! – Она указала на один из новехоньких шкафов. – Вот, опять кромка отклеивается!

– Нужно станок новый покупать, – с меланхолией в голосе отреагировал Паша.

Про новый станок он напоминал хозяйке уже неоднократно. Когда об этом говорилось в последний раз? Кажется, в прошлый понедельник. Так что Юлия Владимировна давно в курсе, как именно нужно решать эту проблему.

– Знаю-знаю! – с досадой отмахнулась Ракета. – Но денег на новый станок нет, я тебе уже говорила. Это ведь не буханка хлеба и не пачка соли, тут такие деньжищи надо, что – ух!

Можно, конечно, кредит в банке взять, но ты же знаешь – я противница кредитов. Вдруг какой-нибудь кризис – доллар подскочит в цене или еще что-то там, и как мы будем возвращать кредит? Фабрику банку отдадим вместе с нашими квартирами?

– Настройщик был совсем недавно, – напомнил Паша о том, что Юлия и так прекрасно знала. – Лучше этот бракованный станок наладить просто нельзя. И кстати, Юлия Владимировна, а где вы увидели отклеившуюся кромку? Я что-то смотрю, смотрю и ничего не вижу.

– Да вот же! – Юлия наклонилась, хотя выросший живот мешал, и ткнула пальцем на место внизу сбоку. – И вот еще, и вот!

– Ничего себе! А я и не заметил! – покачал головой Паша. – У вас глаз-алмаз.

– Поэтому я и говорю… – начала она, резко выпрямляясь.

Но, выпрямившись, она не стала продолжать, наоборот – смотрела на Павла обалдевшими глазами, и на лице ее читался испуг.

– Юлия Владимировна, с вами все нормально? – осторожно поинтересовался Паша.

– Нет, – странным, деревянным голосом ответила она. – Наверное, я слишком резко выпрямилась… И у меня, кажется, инсульт!

Основания для такого неутешительного диагноза у Юлии были вполне серьезные. Как все знают, у человека два глаза, но их работа сбалансирована так, что мы всегда видим перед собой одно изображение, а не два. Так вот, после того как Юлия выпрямилась, у нее произошла разбалансировка зрения – теперь она видела две картинки. Перед ней было два директора Паши, причем они вовсе не стояли рядом! Нет, «Паши» соприкасались головами, словно склеенные, а нижние части их тела медленно, но неуклонно разъезжались и становились друг от друга все дальше и дальше!

Она лихорадочно перебирала в голове признаки инсульта. Кажется, человек с инсультом не может дотронуться пальцем руки до кончика носа. Юлия закрыла глаза – смотреть на «двух Паш» было невыносимо – и попробовала сделать это сначала правой, затем левой рукой. Получилось – до кончика носа она дотронулась без проблем в обоих случаях, что, конечно, хорошо. Но было очевидно – ее состояние ни в коем случае нельзя считать нормальным и ей срочно нужно в больницу.

Паша наверняка думал так же.

– «Скорую» вызывать, Юлия Владимировна? – с тревогой в голосе спросил он.

– Не нужно, когда она еще приедет! – махнула рукой Юлия. – Отвезешь меня в больницу сам, к моему врачу. На машине отвезешь – я имею в виду. На твоей или на моей поедем?

– Мне на своей машине привычнее, – ответил Паша.

– Тогда веди меня к своей машине, – скомандовала Ракета. – Держи меня под руку, я сама не дойду. И осторожно веди – у меня что-то со зрением, я почти ничего не вижу.

Паша неловко и немного испуганно взял начальницу под руку – до этого случая ему и в голову не приходило, что к ней можно прикоснуться.

До машины шли целую минуту, и за это время Ракета умудрилась немного приспособиться к своему состоянию: оказалось, если смотреть на мир только одним глазом, плотно закрыв второй, то все более-менее налаживается – один глаз не может дать два изображения! Но вот ходить с одним закрытым глазом она не привыкла, а потому чувствовала себя не в своей тарелке.

«А если это навсегда? – подумала она, садясь в машину. – Если я не умру, но больше никогда не смогу смотреть на мир двумя глазами? Как тогда жить?»

До больницы ехали минут пятнадцать. Ребенок внутри Юлии беспокойно шевелился всю дорогу – быть может, чувствовал, что мать напугана, а может, просто что-то из болезненного состояния передалось и ему.

Врач, и так недолюбливавшая Юлию, встретила ее хмуро и неприязненно.

– Говорила вам, что это добром не кончится! – сказала она. – Инсульта я пока не наблюдаю, но боюсь, что дело очень серьезное. Такое может быть при стремительно развивающемся косоглазии, но косоглазия у вас нет, это даже мне видно, хотя я и не окулист. А потому я думаю, что причина не в глазах, а в голове. У вас или серьезный спазм сосудов в мозгу, или небольшой тромб что-то закупорил. А может и опухоль в районе глазного нерва. Опухоль – слышите вы?!

– Слышу, не кричите, – ответила Юлия. – Что вы предлагаете?

Она сидела на стуле с закрытыми глазами – так ей было удобнее. Хотя, откровенно говоря, слушать гневные выклики суровой женщины-врача, но не видеть ее было странно. Глуповато даже как-то.

– У вас какой срок беременности, напомните?

– Двадцать три недели. С половиной.

– Кесарево на таком сроке делать бессмысленно, плод все равно не выживет, – ровным голосом произнесена врач. – Я уверена, что необходим аборт. У вас давление – 210 на 120, и есть тенденция к росту, а это крайне опасно.

Ребенок внутри Юлии тут же забился, словно протестуя против того, что его хотят убить. Юлия подумала, что совсем не помнит, бился ли Максим в ее теле в январе 1993-го. Тогда она была как в тумане, ничего не видела, даже из того, что, казалось бы, заметить должна. Но теперь она не в тумане и убить своего ребенка не позволит!

– Никакого аборта, – произнесла она с нажимом. – И даже не говорите мне об этом больше. Повторяю – никакого аборта, это даже не обсуждается! У меня – всё!

– Вы умрете, Юлия Владимировна! – воскликнула врач. – Если это тромб, то, возможно, умрете даже сегодня! Вы можете умереть в любую минуту! Неужели вы этого не понимаете?!

– Все умирают, – был ответ.

Врач состроила жуткую гримасу, хотя Юлия с закрытыми глазами увидеть ее, конечно же, не могла.

– Задача медицины не в том, чтобы обеспечить вам бессмертие, – с ядом в голосе произнесла она. – Мы, врачи, существуем для того, чтобы люди умирали как можно позже. И знаете, подавляющее большинство жителей Земли считают, что смерть, наступающая позже, – это намного лучше, чем смерть ранняя!

– Все умирают, – повторила Юлия. – Все умирают, но не все убивают! Я уже убивала, больше не хочу. Кстати, ведь у меня пока что нет инсульта, верно? И насчет тромба вы не уверены; может, это и не тромб вовсе. А от опухоли я за один день не умру, это точно. Поэтому подожду – пусть ребенок еще подрастет и окрепнет. Тогда можно будет и про кесарево разговаривать. А пока – нет, я не позволю его тронуть.

– Ну что вы за человек, а? – не унималась врач. – Ну, я еще поняла бы, если бы ребенок был нормальным. Но рисковать так из-за инвалида, который еще неизвестно каким будет! Он ведь может быть гораздо более умственно отсталым, чем вы, вероятно, думаете, и никогда не оценит того, что вы для него сделали.

– Ну и что?! – взорвалась Юлия, открыла глаза, но тут же закрыла – смотреть на два изображения врача, которые перекрещивались под немыслимым углом и накладывались друг на друга, было невыносимо. – Оценит, не оценит – разве это главное?! По-вашему, инвалидность делает его не человеком, да?! Он – человек, такой же, как и мы с вами! Он тоже потомок Адама! И Христос ради него на Кресте страдал так же, как и ради нас с вами. И что, мне его убить, да? Бог страдал, чтобы его спасти, а я возьму и убью?! Не будет такого, слышите? Мой малыш родится, будет видеть солнце, небо, вдыхать воздух, жевать хлеб, пить воду, улыбаться, смотреть на котят – вы думаете, этого мало?! Но есть и еще кое-что – он будет крещен, об этом позаботится его старший брат. У него появится шанс попасть в Царствие Небесное, шанс не хуже, чем у нас с вами. Святитель Феофан Затворник однажды сказал, что умственно отсталые дети в духовном плане развиваются своими путями, и, быть может, они ближе к Богу окажутся, чем мы с вами!¹⁰⁷ Вот как считал великий святой! И я уже не говорю о том, что если мой ребенок попадет в Царствие Божие, то там у него никаких болезней не будет. Я не лишу его этого шанса, слышите?! Не лишу никогда!

– Вы – фанатик! – заявила доктор. – Опасный фанатик!

На это Юлия улыбнулась – и всё так же не открывая глаз.

– Для кого опасный? Для вас? Смешно, честное слово! А насчет фанатика… Я не знаю точного значения этого слова. Фанатик я или не фанатик – не важно. Просто стараюсь во всем и всегда идти до конца. Сказала же, что не стану убивать своего ребенка, и не убью.

– Тогда я ничего не могу для вас сделать! – отчеканила врач. – Разве что написать вам направление в стационар – даже без кесарева вам нужно туда лечь, и срочно. Это на другом конце города, но специалисты прекрасные, во всяком случае лучшие в Большеграде. На это вы согласны?

– На это – согласна.

– Они будут делать поддерживающую терапию. Мне не кажется, что это так уж сильно поможет, но при вашем выборе возможна только такая помощь. Я позвоню в стационар и предупрежу, что вы пациент «специфический». «Скорую» вам вызвать?

– Не нужно, я на своей машине доеду.

– За рулем?! В таком состоянии?!

– Нет, меня один знакомый довезет.

На том и распрощались.

Пока ехали в стационар – почти час, другой конец города все-таки! – Юлия размышляла, что ей делать с Дианой. Она ведь, скорее всего, угодила в больницу надолго, а Дианка совсем не в том возрасте, чтобы находиться в квартире одной.

Юлия с большим удовольствием пристроила бы Диану к Лене – в бытовом плане в ее квартире наверняка лучше, чем у молодого холостяка Максима, но муж Лены, Андрей, скорее всего, воспротивился бы. Он не одобрил того, что сестра его жены удочерила девочку, при редких встречах держался с ребенком холодно, в общем, Юлия опасалась, что между Андреем и Дианой может разгореться война. А у Максима все-таки живет Коля, который с Дианой прекрасно ладит.

Смотря на экран смартфона одним глазом, Юлия набрала номер Николая, но ответа не дождалась. Тогда она позвонила Максиму и попросила позвать Николая Сергеевича, но Максим сообщил, что тот отсутствует уже третий день – скорее всего, опять сорвался в запой. Это было грустно, конечно, но с бедами Коли Юлия ничего не могла поделать. Тогда она попросила Максима зайти за девочкой в школу, а после позвонила учительнице и изложила суть проблемы. Учительница была недовольна тем, что должна отпустить Диану с каким-то Максимом Воеводиным, о котором до сегодняшнего дня и не слыхивала, но спорить не стала.

Между тем прибыли в больницу. Паша, держа начальницу под руку, отвел ее в приемный покой, и спустя пятнадцать минут Юлия уже лежала под капельницей. За последние часы она так вымоталась и переволновалась, что неожиданно быстро заснула.