Текст книги "Дело случая"

Глава 5
Ложная дорога

Может ли ошибиться каменщик, когда возводит кирпичную стену? Да, может. Может ли ошибиться столяр, когда мастерит деревянную дверь? Да, может. Может ли ошибиться водитель, когда он за рулем своей машины? Может, конечно, статистика дорожно-транспортных происшествий не даст соврать!

Ну, а если человек молится? Может он ошибиться или нет? Да конечно же может! Просто потому, что человек может совершить ошибку в любой сфере своей деятельности. «Errare humanum est», – сказал однажды древнеримский оратор Сенека Старший⁵⁰. И пожалуй, в нашем Отечестве нет ни одного взрослого человека, который не знал бы эту фразу, разумеется, в переводе на русский язык: «Людям свойственно ошибаться». Что ни говори, а верно сказано! На сыне оратора – знаменитом философе-стоике Сенеке Младшем – это правило проявилось вполне. Он воспитывал императора Нерона, когда тот был юн, но ошибся, потерпел поражение – из его воспитанника получился правитель не слишком добродетельный (мягко говоря), да и к тому же весьма кровавый. Именно Нерон, войдя в полную силу, и прикажет своему воспитателю покончить жизнь самоубийством… Так что верно говорил Сенека Старший, верно! Не потеряло актуальности его меткое выражение и в наши дни. Века идут, а люди всё ошибаются и ошибаются…

Но и стараются бороться с этим человеческим свойством, конечно! Что делает начинающий каменщик, желающий ошибаться реже? Учится у других каменщиков, которые посвящают его в тонкости своего мастерства. Что делает юный столяр? Учится у опытных столяров. Что делает юный водитель? Учится у опытных водителей. В любом деле должен быть период ученичества, без этого обойтись нельзя, так устроена жизнь.

Что должен делать человек, который хочет научиться молитве? Учиться у тех, кто сам молится, причем уже давно. Юлия Ракитина так и делала. Но отец Алексий волновался по ее поводу не напрасно – она выбрала плохого учителя. Огромное количество наших соотечественников привыкли не слишком доверять мнению Церкви, вот Юлия и не доверяла. Поэтому то, что человек, к которому она пошла за советом, запрещен Церковью в служении, ее не насторожило. А зря.

В православном христианстве есть понятие «прелесть». Для человека, далекого от христианства, «прелесть», «прелестный» – это комплименты, означающие нечто приятное. Но христианское понятие «прелести» другое, оно происходит от слов «прельстится», «обмануться». То есть человек, впавший в прелесть, – этот тот, кто обманулся, кто сбился с правильной дороги, но пока что не понимает этого.

Желая погубить человека, враг рода людского диавол именно так и делает – сбивает с правильного пути. При этом он в подавляющем большинстве случаев хитрит. Ну, то есть, быть может, некоторым людям диавол и говорит прямо: «Давай сделай такую-то гадость, а после будешь со мной в аду», но это если и бывает, то крайне редко. В большинстве случаев он пытается выдать плохое за хорошее и так заманить человека на ложную дорогу, старательно убеждая жертву, что именно эта дорога и является единственно правильной. И доверчивый человек вступает на эту ложную дорогу. Но вот беда – ложные пути ко Христу не ведут! И ложь не спасает, даже если человек следует ей со всей пылкостью своей души. Спасает только истина, но не все, что человек принял за истину, является истиной на самом деле.

Не зря ведь Христос сказал: Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их⁵¹. Как видим – можно поискать истинный путь, ведущий в жизнь вечную, и не найти его, заблудившись на путях ложных. А дальше Христос говорит: Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные⁵².

Человек, которого Юлия называла отцом Елисеем, пророком себя не считал, но поступил с Юлией именно в духе лжепророков – дал ей плохой совет, направив на путь, который опытному христианину и подошел бы, но для нее оказался слишком сложным, чрезмерным, а потому – ложным. То есть здесь этот искренний, но слишком высоко себя оценивающий человек поступил как союзник диавола, хотя и не понял этого. Он и сам находился в прелести, но тому, кто ему сказал бы об этом, он – гордый и надменный – рассмеялся бы в лицо.

Отец Алексий не зря спросил Юлию, не кажутся ли ей во время молитвы всякие мелодичные звуки да запахи – это бывает у обманувшихся, прельщенных диаволом молитвенников. Начнутся такие явления – человек и примет их за действие Божией благодати. Обрадуется, решит, что он избранный, увенчанный особой милостью Божией, и от этого наполнится гордостью, начнет свысока поглядывать на других, презирать их и уж конечно – не слушать ничьих советов. А ведь истинное действие Божией благодати другое. Оно вызывает в душе смирение, а не гордость, любовь к людям, а не презрение к ним, кротость, а не самовозношение.

«Непрестанно молитесь» – эти слова в Священном Писании, разумеется, есть⁴⁵. Да, конечно – непрестанная, никогда не прекращающаяся молитва является христианским идеалом, но трезво мыслящий духовник не стал бы ожидать этого от новоначальной христианки и ни в коем случае не стал бы подобного требовать! По лестнице всходят, а не взлетают. Молиться нужно учиться, учиться так же, как учатся класть кирпичи, строгать доски, варить борщ или водить машину. И учеба эта начинается с малого. С необременительного чтения утреннего и вечернего молитвенного правила (в котором слова молитвы стараются произносить со вниманием, благоговением и стремлением к покаянию), с облегченного (не по монастырскому уставу) поста, с ежедневного чтения Священного Писания, с регулярного посещения храма Божия, с регулярных Исповеди и Причащения. Если же христианин желает молиться чаще, ему лучше посоветоваться с духовником, который учтет и особенности характера этого человека, и наличие свободного времени, да и просто состояние здоровья, наконец! Трезво мыслящий духовник не станет требовать от новоначального христианина геройства. Он постарается дать такой совет, исполнение которого не надломит сил человека, словно непосильная ноша.

Если же у человека нет духовника – а в наше время такое вполне возможно, – то прибавлять что-то к своему молитвенному правилу ему следует очень осторожно. К утренним и вечерним молитвам можно прибавить один канон или акафист, небольшое количество псалмов, пятьдесят или сто Иисусовых молитв – и все. Дальше можно будет больше, но через время. Как спортсмен-тяжелоатлет не прибавляет к своей штанге по пятьдесят килограммов за раз, так и к молитвенному правилу не слишком разумно прибавлять сразу много. Постепенно, шажочек за шажочком, и лучше под руководством духовника – вот это и будет разумным, правильным движением вперед, которое может привести к неплохим результатам, но – не сразу, а со временем. Те же спортсмены не сразу ведь мускулами обрастают! То есть некоторые принимают всякие запрещенные вещества и форсируют рост своей мускулатуры, но заканчиваются такие опыты всегда плохо.

Стоит учитывать и еще один нюанс – молитва неотделима от жизни человека. У птицы два крыла, и душа, образно говоря, похожа на птицу. У нее тоже «два крыла»: одно – это молитва, другое – жизнь по заповедям Божиим. Если человек мало-помалу начинает молиться больше и при этом замечает, что ему проще совладать со своим гневом, что он успешно заглушает в себе волны зависти, может бороться со своей жадностью, может укрощать свой язык и не осуждать других людей – значит, его духовная жизнь развивается нормально. Если же человек вроде бы и молится, но при этом становится все раздражительнее и раздражительнее, готов осудить всех на свете, значит, с его духовной жизнью что-то не так. В его проблемах не виновата молитва как таковая, но может быть виноват неправильный подход к ней. Как с тем же спортом – штанга или гири не являются злом сами по себе, но, если человек станет пытаться качаться чрезмерным весом, ему не миновать тяжелых травм.

Всего этого не знала Ракета, точнее говоря – не хотела знать, не хотела слушать. «Отец Елисей» пообещал ей скорую и гарантированную беременность, если она будет выполнять его рекомендации, и она схватилась за эти рекомендации, как утопающий за соломинку, «поставила все на карту» – и ошиблась. Молитва – это труд, а труд Ракеты был совершенно чрезмерным, срыв был неминуем и должен был состояться рано или поздно.

Но декабрь и январь Юлия держалась, правда, чрезмерность ее духовного труда начала сказываться. Она похудела еще сильнее, и при взгляде на нее постороннему человеку могло показаться, что эта женщина голодает. Ракета и вправду теперь могла днями ничего не есть – весь день уходил на молитву, а после она так уставала, что и готовить не могла, и есть не хотела. Все чаще она чувствовала себя разбитой и больной. Болезненные состояния Юлии бывали двух видов. В первом случае у нее болело тело, причем казалось, что оно болит все полностью – каждый сустав, каждая кость, каждая мышца. Обезболивающие таблетки не помогали, ночью она долго не могла уснуть, но, как ни странно, с утра эти болезненные явления проходили сами по себе.

Но это не приносило радости, так как могла начаться новая напасть – Ракету одолевала тяжесть. Было ощущение, что на ее руки, ноги, плечи, спину и даже голову прикрепили тяжелые мешки с песком и теперь она вынуждена их всегда за собой таскать. В этом случае Ракете совсем не хотелось молиться, а только плакать, плакать и плакать. Она и плакала иногда, бывало. Но силы воли Юлии было не занимать, и не было еще ни дня, когда она не прочитала бы полностью Псалтирь. Как и в случае с болями в теле, это состояние тяжести тоже проходило само, но изматывало оно ее чрезвычайно.

Бывало, что слезы наворачивались на ее глаза и безо всяких боли или тяжести. Происходило это по причине вполне понятной – то, что ей обещал «отец Елисей», то, ради чего она мучила себя, не наступало. Время шло, но, увы, никакой беременности! Из-за этого на Юлию порой накатывало настоящее отчаяние, она падала на кровать и шептала:

– Почему? Ну почему же?! Ведь я все делаю правильно! Почему же не получается, а?!

К сожалению, боролась она совершенно одна. «Отец Елисей» уехал куда-то на юг, как говорил – к одному из своих духовных детей. Обещал вернуться весной, а теперь связь с Юлией поддерживал только по телефону. Она редко могла ему дозвониться, а когда получалось, она слышала на том конце трубки одно и то же – «Все получится, нужно только потерпеть». Это немного успокаивало – ведь если все получится, значит, труды того стоили. Но как терпеть, если сил никаких нет?

Искать поддержки у Николая или Лены она не могла – они не разделяли ее одержимости, не понимали, почему она решила, что советы «отца Елисея» ей непременно помогут. Поэтому она все больше и больше удалялась от двух самых близких ей людей. Искать совета у отца Алексия она тем более не хотела – и так было ясно, что он посоветует: отменить молитвенное правило, назначенное «отцом Елисеем», и начать молиться совсем по-другому. Пообещай отец Алексий ей непременный результат, она, пожалуй, на это пошла бы, но он не обещал.

С заповедями Божиими все тоже обстояло туго. Юлия и раньше была раздражительна, теперь либо срывалась на крик при первом же слове Николая, которое, как ей казалось, ее задевало, либо молчала днями напролет, но кипела внутри. Те редкие случаи, когда она все-таки приезжала на фабрику, заканчивались всегда скандалами. Директор Паша и работники готовы были спрятаться куда угодно, лишь бы не попадать на глаза хозяйке, которая, казалось, совсем сошла с ума и стала настолько злой, что проглотить их готова. Вообще, люди все сильнее и сильнее раздражали Ракету, что было очень плохим симптомом. Отец Алексий сказал бы, что Юлия, скорее, не приближается к Богу, а удаляется от Него, ведь святые отцы учат, что тот, кто приближается ко Господу, и людей начинает любить больше, а не наоборот. Но Ракета сейчас была не готова услышать ни его, ни вообще любого другого человека, который посоветовал бы ей «сбавить обороты».

Время шло, нервное напряжение Юлии нарастало, и вероятность срыва становилась все больше и больше.

Глава 6
Незадавшийся день

Первый февральский день для Ракеты не задался сразу, с самого утра. Вообще, перед этим был трудный период. Дело в том, что конец января – это и было то время, в которое много лет назад отмечалась злополучная «горка», а после юная Юлия Ракитина – словно в горячечном бреду – спешно расставалась с Николаем, искала деньги на аборт, в общем – бодро бежала в пропасть. После именно в этот период – причем ежегодно – Юлия особенно часто вспоминала о своем неудавшемся житье-бытье, страшно тосковала и пила больше, чем обычно. В этот раз ее тоже очень тянуло погрустить и выпить. Она делала героические усилия, чтобы не сорваться, и вообще-то добилась своего – не выпила ни капли. Тем не менее ощущала себя она скверно, словно всю неделю разгружала вагоны с углем.

Но январь прошел, можно было вроде бы и расслабиться. Увы, расслабиться не получилось: с самого утра Юлия поскандалила с Николаем. Ну, то есть это Коля с ней скандалил – ему, мол, идти на работу, а завтрака нет. На работе, конечно, кормят обедом, но когда он еще будет, обед этот! Что, опять до часу дня мучиться от урчания в пустом животе, да?!

Такое нередко случалось в последние месяцы, и на этот раз ситуация повторялась. Суп вчера доели, а нового Юлия не сделала – не успела. Иногда Коля сносил это молча, ну, а сегодня не выдержал, устроил скандал.

Николай покричал, поорал, да и побрел на фабрику. Юлия сумела смолчать, хотя внутри все кипело. Бывало, что гнев в сердце покипит-покипит, да и уляжется. Но сегодня почему-то так не получалось. Николай казался ей жутким эгоистом. Ну конечно – у него ведь есть дочь, пусть и где-то там, за границей; у нее же никого нет, ни дочери, ни сына! Она именно из-за этого изводит себя, а Коля не желает понять.

Она принялась читать псалмы, но мысли летали где-то далеко. Да и самой позавтракать хотелось, но она твердо решила поесть, только когда Псалтирь будет прочитана до половины. Но через пару часов Юлии начал названивать директор ее фабрики Павел. Она трубку не брала, но он звонил снова и снова и добился-таки того, что Ракета ответила. Оказалось – Юлии нужно срочно ехать на фабрику, разбираться с клиенткой, которой не понравились ни цвет шкафа, ни материал для обивки дивана, в общем, ничего из того, что на фабрике сделали и ей на дом привезли. Клиентка рвала и метала, грозила всевозможными карами. Собственно, такой вопрос Павел мог бы решить и сам, но клиентка была из городской администрации и требовала для разговора именно хозяйку предприятия, никак иначе.

Хотя на тот момент было вычитано даже меньше половины псалмов, Ракета была вынуждена поехать-таки на фабрику. Это было плохо – с дамой из городской администрации можно было проваландаться до вечера, а значит, дочитывать молитвы придется ночью, на что у Юлии совсем не оставалось сил.

Насчет капризной клиентки Юлия не ошиблась – вопросы с ее заказом решали до половины пятого. За это время Юлия лишь выпила три чашки кофе, но, кроме одного, пирожного ничего не съела, а потому чувствовала себя и голодной как волк, и злой не меньше, чем этот неугомонный серый хищник. Ехать сразу домой бессмысленно – холодильник был совершенно пустым, о чем Николай утром напомнил ей раза три, не меньше. Поэтому требовалось заглянуть в магазин и накупить продуктов. Этим, собственно, иногда занимался Коля, но сегодня ему предстояло работать до восьми вечера, а Юлия ощущала: если в ближайший час она как следует не поест, то сойдет с ума.

В большом супермаркете вечером всегда полно народу, причем многие приезжают на личных авто, поэтому Юлия вынуждена была пристроить свою машину довольно далеко от входа, точнее говоря – у подъезда соседнего дома, что, разумеется, только ухудшило ее и без того плохое настроение. Как-никак на дворе февраль, на градуснике минус пятнадцать и скользко, как на катке! Ей, конечно, было не холодно – шубка качества отменного, зато обувь совсем не для таких тротуаров. Ради капризной чиновницы Юлия надела ботиночки на высоких каблуках – чтобы выглядеть элегантно. С элегантностью угадала, зато теперь мучается – попробуй дойди до этого самого супермаркета, не сломав каблук или не свалившись в ближайший сугроб! Да и подмерзать ноги стали почти сразу же – холодноваты ботиночки для минус пятнадцати!

Но ничего, доковыляла благополучно. В самом магазине была тепло, и подмерзшие ноги тут же стали отогреваться. Людей, конечно, было море, и всех их Ракета просто ненавидела. Ей приходилось прилагать усилия, чтобы не расплакаться прямо посреди магазина и не закричать: «Да разойдитесь вы все! Я быстро возьму себе чего-нибудь съестного, расплачусь на кассе и поеду домой. Я чокнусь, если прямо сейчас что-нибудь не съем!» Но так она, конечно же, не кричала, а стиснув зубы медленно продвигалась в общем потоке желающих купить что-то съестное, пытаясь не обращать внимания на соблазнительные ароматы, доносившиеся к ней со всех сторон. То колбасой на нее пахнёт, то шоколадом, то свежеиспеченным горячим мягким французским багетом… Просто ужас! У нее в последнее время так часто пропадает аппетит, что ж он сейчас не пропадет-то, а? И что же эти покупатели плетутся как черепахи?! Сидели бы уже дома и не мешали жутко голодной даме приобретать еду, в которой она нуждается так остро!

Мысль о том, что и другие люди могут в данный момент быть очень голодными, не приходила Юлии в голову. Она забыла и о молитвах, и о Боге, и о вожделенном ребенке. Ракетой безраздельно правил разбушевавшийся и требующий пищи желудок.

Тетку, которая шла перед ней, Ракета возненавидела особенно сильно. Собственно, это была, пожалуй, даже не тетка, а уже бабушка пенсионного возраста. При этом она явно старалась следить за собой, была бедненько, но аккуратно одета, и волосы ее блестели неестественным светом от свеженанесенной краски рыжевато-коричневого оттенка.

Новоначальных христиан нередко одолевает искушение осуждать всех вокруг, особенно тех, кто живет не так, как они. Со временем это проходит, человек начинает больше обращать внимания на свои собственные грехи и страсти и меньше на окружающих, но это именно со временем. Не избежала искушения и Ракета – она, которая не красила волосы уже давно и втайне очень гордилась этим, словно каким-то огромным подвигом, очень осуждала незнакомую ей бабульку. «Вот ведь старушенция! – неслось в голове Ракеты. – Ей помирать уже пора, а она волосы красит! И наверняка губы намазала, хотя этого сзади и не увидишь. Ну что за люди – скоро в гроб ложиться, о душе подумать надо, а она все красится, все молодится! О Боге, наверное, никогда и не вспоминает». Ракета осуждала незнакомую старушку за краску на волосах, но не себя за вспышку гнева, осуждение и ненависть. Увы, такое с нами, людьми, случается нередко.

Но вот наконец Ракета смогла добраться до первого прилавка, на котором лежало нечто для нее интересное – диетические хлебцы. Она, собственно, была из тех людей, что не полнеют, а потому никогда и не нуждалась в диетах, но эти хлебцы любила. Пшеничные, ржаные, рисовые – ах, какая вкуснятина! Коля, правда, утверждает, что это не еда, а какая-то бумага, но что он понимает в еде, Коля-то? Для него лучшая пища – это бутерброд с колбасой, причем хлеба в бутерброде должно быть поменьше, а колбасы побольше, желательно – с полкило. Ничего, она ему и хлеба, и колбасы купит, а себе – этих хлебцев, и сыра, и полулитровую бутылку йогурта, и самых лучших яблок. А еще – десяток яиц, обязательно! Что она с ними сделает – сварит или пожарит? Еще не решила, но в любом случае это будет очень, очень вкусно! Жизнь налаживается, ура! Вот только бабка с крашеными патлами раздражает – она тоже остановилась у этого прилавка. И что она здесь забыла-то, а?!

Между тем все объяснялось очень просто. Хлебцы, которые были нужны Ракете, лежали на нижней полке. А старушка, так раздражавшая Юлию, искала манную крупу. Искала и нашла – манка лежала на верхней полке, как раз над хлебцами. Старушка подняла руку, взяла пластиковый пакетик с крупой за уголок и потянула на себя.

Может ли ошибиться каменщик, который делает кирпичную стену? Да может, кончено. А человек, который делает упаковку для круп, – он может ошибаться или нет? Да может, может! Вот кто-то ответственный за упаковку и ошибся – пакетик с манкой получился больно хлипкий. Настолько хлипкий, что, как только старушка потянула его с полки, он тут же развалился у нее в руках – кажется, зацепился за что-то. Ну, а поскольку в это время Ракета, присев на корточки, выбирала хлебцы на нижней полке, то весь килограмм манки моментально просыпался белым дождем прямо ей на голову!

– Что?! Что такое?! – Ракета резко выпрямилась, глянула на свою шубу, запустила пальцы в волосы, потом поднесла их к глазам. И пальцы, и шуба сплошь были в мелкой белой крупе! Казалось, манка была везде – крупицы каким-то образом попали Ракете в рот, через голую шею насыпались не только внутрь шубы, но и за кофточку. Даже в модных ботиночках на высоченном каблуке была манная крупа! – хотя это Ракете, быть может, просто показалось.

– Ой! Простите меня, простите! – залепетала старушка. – Я не хотела, я нечаянно! Давайте я вам помогу почиститься!

И тут Ракета кинулась на нее. Все напряжение последних месяцев, вся тоска не слишком удавшейся жизни, вся боль ноющего от пустоты желудка – все это словно сконцентрировалось в образе маленькой старушки с рыже-коричневыми волосами и алыми от помады губами. Ракете на миг вдруг почему-то показалось, что это и есть ее самый главный враг – тот, из-за которого у нее ничего не получается. Тот, кто лишил ее счастья! И она набросилась на этого врага с кулаками. Неловкими движениями женщины, которая никогда не дралась, она била, била, била! Старушка кричала, прикрывалась руками, и это могло дать неплохой результат – Ракета наносила удары настолько неумело, что и такой защиты могло бы быть достаточно. Но все-таки один из этих сумбурных ударов достиг своей цели – маленьким кулачком Ракета угодила старушке в лицо и разбила губы.

– А-а-а! – тоненько, но очень громко закричала жертва Юлиного гнева.

И от этого крика Ракета вдруг пришла в себя. Перед ней стояла маленькая старушка с окровавленными губами, а вокруг толпился народ. Все находившиеся рядом посетители супермаркета – все до единого, без исключения! – взирали на Ракету с неподдельным ужасом, как будто она была не потерявшей над собой контроль женщиной, а каким-то невиданным страшилищем с другой планеты.

Ракету вдруг охватил дикий страх. Что она натворила? И что сейчас будет?! Ее задержат? Арестуют? Посадят в тюрьму?!

Она резко развернулась, оттолкнула дородного мужчину, который оказался у нее на пути, и, громко стуча острыми каблучками, помчалась к выходу из магазина. Дюжий седовласый охранник мог легко задержать ее, но он лишь проводил ее взглядом. Этому многоопытному человеку доводилось видеть всякое, но обсыпанная манкой дама в дорогущей шубе, с элегантной сумочкой на плече, несущаяся на него с максимально возможной скоростью, – это было столь странно, что он оробел и не посмел вмешаться.

Никем не остановленная Ракета выскочила на улицу. Мысли в голове мешались, и она почему-то совсем забыла, что у нее где-то припаркована машина. Жила от супермаркета Ракета недалеко – всего лишь две троллейбусные остановки пройти, и теперь она стремглав побежала в сторону своего дома, пугая прохожих не меньше, чем перед этим напугала покупателей в магазине.

Как уже было сказано, на дворе было морозно и скользко – даже в спортивных кроссовках бегать по таким тротуарам очень опасно. В модельных ботиночках, на высоких каблуках – вообще безумие, вероятность очутиться в травмпункте ближайшей больницы огромная. Тем не менее Юлия бежала и почему-то не падала. Она неслась по освещенной фонарями улице Большеграда так, будто за ней гналась свора бешеных собак. Юлия Ракитина не была спортсменкой, а потому очень скоро стала задыхаться; тем не менее она бежала и бежала, жадно хватая холодный февральский воздух раскрытым и несколько перекошенным от ужаса ртом.

С каждым шагом Ракете дышалось все труднее и труднее, в боку кололо, ноги немели, но, к счастью, дом все-таки был близко. А вот и родной подъезд – наконец-то! Из последних сил она поднялась по лестнице, дрожащими руками нащупала в кармане шубы ключ, открыла дверь и влетела в собственную квартиру. Тут она моментально сбросила с ног ботинки и опустилась на пол. На полу она сидела не меньше пяти минут, пытаясь восстановить дыхание. Когда это у нее получилось, Юлия встала, сняла с себя шубу, на дрожащих ногах подошла к холодильнику и открыла его. Как и предупреждал Николай, холодильник был пуст – совершенно, абсолютно! Тогда Юлия подошла к шкафу, открыла дверцу бара. Хотя она уже очень давно не пила, в баре еще оставалось несколько бутылок вина. Дрожащими руками откупорив одну из них, Ракета налила бокал и залпом осушила его. Зубы клацали по тонкому стеклу, вино проливалось на пол, но Юлии было все равно. Вслед за первым она налила второй бокал и тут же выпила содержимое. И только после этого села в кресло, достала мобильный телефон и позвонила сестре.