Текст книги "Жертвы"

– Но от вина я не откажусь, – сдалась я и улыбнулась.

Он разлил вино, поставил на стол тарелку для все же нарезанного мною сыра, убрал нож и, как волшебник, достал из холодильника виноград и плитку дорого темного шоколада – он и вправду готовился.

Наконец он сел, мы чокнулись, я немного глотнула – вино было приятным, терпким. Мы пили вино и обсуждали фильм, который только что посмотрели… вскоре бутылка подошла к концу, Дима разлил остатки, и я наконец решилась задать вопрос, который очень мучил меня весь вечер:

– И почему же не устроил? – мне было даже немного обидно, что он отказался от идеи организовать мне романтический ужин.

Дима посмотрел на меня, но уточняющего вопроса не задал – сразу понял, про что я.

– Просто, побоялся тебя напугать, – сказал он, глядя мне в глаза, я отвела взгляд.

– Правильно, – нехотя признала я его правоту. – Не сегодня. И, кстати, я вообще не люблю романтические ужины с людьми, которых я мало знаю, – ехидно заметила я.

– А ты упертая все-таки, – заключил он, мотнул головой и допил залпом вино, я тоже допила и с вызовом посмотрела на него.

– Да, я такая, – горделиво произнесла я, нервно облизала губы и… – Я предлагаю сыграть.

– Во что?

– В правду.

Дима, едва сдерживая улыбку, развалился на стуле, с интересом и любопытством смотря на меня.

– И каковы условия?

– Доставай водку, – скомандовала я, вино уже приятно растеклось по телу, и я была настроена решительно…

Пьянела я быстро, но прежде всего теряла координацию, а вот память и способность мыслить уходили в последнюю очередь, ровно за несколько минут до того, как мне становилось совсем плохо, так, что приходилось спешно искать либо туалет, либо кусты, и я решила сыграть на этом – может у него наоборот? Раз он пьет алкоголь, значит алкоголь его пьянит, а значит его можно напоить, а пьяного, соответственно, легче будет разговорить.

Дима около минуты с сомнением смотрел на меня, а потом встал, достал водку из холодильника, привычный лимон, нарезал его, нарезал колбасы, еще сыра и хлеба, достал рюмки и поставил все на стол.

Я взяла бутылку, разлила по глотку, подняла рюмку и жестом призвала его сделать тоже самое.

– За правду! – сказала я твердо, чокнулась с ним и выпила, Дима последовал моему примеру.

– Слушай, значит, – начала я, – каждый задает по одному вопросу, ну и, соответственно, отвечает. Если все ок, выпиваем по рюмке, если кто-то чувствует фальшь в ответе, то заподозренный в неправде выпивает две рюмки. Водка наливается каждый раз, чтобы честно, – правила я придумывала на ходу, компонуя и собирая из всего, что слышала про алкогольные забавы.

Дима улыбнулся и кивнул.

– Хорошо. Правда, раньше я никогда о такой игре не слышал, но давай. Кто начнет?

– Я! – безапелляционно заявила я. – Тебя правда зовут Дима? – вопрос, конечно, немного детский, но меня действительно гложили сомнения.

– Да, – сказал он и замолчал, внимательно глядя на меня.

– Давай, спрашивай, – подначила я Диму, просто мне было очень интересно, что он спросит.

– Ну, я надеюсь, мы начали играть все-таки не в детскую игру… – как-то с сомнением произнес он.

– Мы играем по-взрослому, – серьезно сказала я, а он почему-то засмеялся. – Задавай свой вопрос.

– Тебя насиловал твой отец?

Я замерла и уставилась на Диму, такого я не ожидала, чтоб он вот так с первого вопроса, я-то начала издалека, да и вообще я не ожидала такого вопроса. Дима смотрел очень внимательно, словно пытался разгадать мои мысли, попасть в мой мозг, туда, прямо внутрь.

– Нет, – я почувствовала, что даже инстинктивно отрицательно мотаю головой, – никогда! – и я говорила честно.

– Хорошо.

Дима разлил водку по рюмкам, и мы выпили. Рюмки были не очень большие и Дима наливал не до краев, и я надеялась выдержать хотя бы вопросов десять, но надо было начинать задавать именно нужные вопросы.

– Я заметила, что в доме нет камер. Почему? – я знала, ему не понравится этот вопрос.

Дима хмыкнул и как-то оценивающе глянул на меня, его брови на секунду сошлись на переносице, но ответил он довольно быстро, словно тоже когда-то задумывался о видеонаблюдении.

– А зачем? Нет записей – нет доказательств в случае набега ментов.

Я вдруг задумалась: и вправду – ведь я знаю, что он убил тех людей только потому, что я видела это сама, своими глазами, если бы не это – ничто в этом доме не говорит о том, что их убили тут, что тут вообще кого-то убили… Кончено, я не обследовала еще подвал – но я там была и знаю: там чистота. Да, там есть разделочные инструменты, но что они доказывают? Может, он просто охотник, браконьер, и ножи нужны для разделки тушь… Пятен человеческой крови там не найти – Дима покрывает пол пленкой, а потом тщательно моет, даже дезинфицирует. Да и сам подвал еще надо обнаружить.

– Логично, – я невольно закивала головой, соглашаясь с доводом Димы и со своими рассуждениями. – Твоя очередь.

– Ты была влюблена в этого… первого, как ты там его называла, Пашеньку?

Я аж выкатила глаза, усиленно замотала головой и даже рассмеялась.

– Нет. Фууу, как ты мог такое подумать?!

Мы снова выпили поровну, и вновь моя очередь задавать вопрос.

– Что ты делаешь с трупами?

– Сжигаю, – просто ответил он, и снова я отметила, как это логично: нет трупов – нет дела.

Я опять закивала головой, в ней уже было достаточно туманно, и я понимала, что до спальни я пойду с большим трудом. Я сделала себе бутерброд с колбасой и посмотрела на Диму, он наблюдал за моими руками, и вид его был задумчив…

– У тебя с отцом была добровольная связь? – после некоторой паузы спросил он, а я снова выкатила глаза и посмотрела на него – да почему он все клонит к этому?

Я усиленно отрицательно замотала головой.

– О, Боже, нет. Я любила отца. Но, мы… он никогда…

Мы выпили, поровну.

– А у тебя? – как-то больше на автопилоте спросила я.

Дима удивленно уставился на меня.

– Ну, к тебе приставал твой отец? – зачем-то пояснила я.

– Нет, – спокойно ответил Дима и улыбнулся, и я была уверена – не врет.

«Черт», – ругнулась я про себя за зря потраченный вопрос: я же знала, что нет – тут что-то другое… Но обдумать я не успела…

– Ты когда-нибудь испытывала оргазм? – вопрос Димы ввел меня в ступор – такого я точно не ожидала.

– В смысле? – уточнила я, решив потянуть время – к чему он это задает?..

– Отвечай. Это не сложный вопрос: да или нет. Никакого потайного смысла.

Я замешкалась, прикидывая в голове, что же лучше ответить.

– Да, – все-таки ответила я.

Он наклонился ко мне.

– Ты слишком долго думала, чтобы этот ответ был правдой, – заметил Дима, а я недовольно вздохнула – он прав.

– Ну хорошо, нет…

– А пробовала его испытать… ну, например, наедине с собой? – упорно настаивал Дима, а я почувствовала, что краснею, посмотрела на стол и отрицательно помотала головой…

– Нет… – честно призналась я и поняла, что ответила уже на лишний вопрос, и возмутилась, – и вообще это уже второй вопрос, ты нарушаешь правила.

– Хорошо, – произнес он, – значит мне штрафная вместо тебя за ложь.

Он налил себе рюмку и выпил. Потом разлил уже нам, мы выпили.

– А ты? Ты испытываешь удовольствие с женщинами? – в моей голове уже было шумно и нужные вопросы никак не приходили на ум. – Нет, погоди, не так. Тебя интересуют женщины, ну как… женщины?

– Скорее да, чем нет, – не сразу ответил Дима.

– А я? – поспешно уточнила я и замерла – меня немного насторожил его ответ – я-то думала, «развлекается» он там с этими своими инструментами и жертвами в подвале, там и удовольствие свое получает… и в плане секса я в безопасности. Но, оказывается-то, у него трое детей… «И такое количество через „не хочу“ делать не будешь…» – тут же заметила я про себя.

Дима улыбнулся, но ничего на мой вопрос не ответил, и имел право – это был уже мой второй вопрос за раз. Он молчал около минуты, задумчиво проводя рукой по подбородку.

– Почему ты не пытаешься сбежать? – наконец выдал он.

Теперь задумалась я – неудобный вопрос…

– Из-за тебя, – лишь через некоторое время, но честно ответила я.

Мы снова выпили, правда, я заметила, что мне он наливает в рюмку чуть меньше, но мне же это было на руку. «А ему? – пронеслось в моей голове. – Он не боится опьянеть? Или не боится проговориться? Или уверен, что я не спрошу действительно о чем-то важном для него?»

Половина бутылки позади – в моей голове от выпитого вина и водки уже порядком штормит, и только одна мысль – главное, запомнить и не потерять то, что он сказал и скажет, обдумать это я смогу и попозже.

– Кто тебя воспитывал? – наконец добралась я до того, о чем и хотела расспросить его больше всего – до его детства, ведь именно там, в начале нашей жизни, и содержатся главные ответы на все вопросы о нас…

– Мать, отец, – очень спокойно ответил Дима, даже как-то холодно, но я уловила, как чуть дрогнул его голос, всего на секунду, но…

– Ты была девственницей, когда тебя изнасиловали? – тут же задал он свой вопрос.

– Да, – почти сразу ответила я, а внутри меня усилилась тревога – все его вопросы сводились к постели, все! Это пугало меня – он слишком упорно гнул эту линию – какую цель он преследует?..

Мы снова выпили.

– Мать любила тебя? – Дима гнул свою линию, а я свою…

– Хочется верить.

– Это не ответ.

Он потер лоб, вздохнул.

– Скажем так, она была не очень заботливой.

Я кивнула, принимая ответ.

– Ты боишься меня? – Дима облокотился на стол и приблизился ко мне, сделав суровое лицо и буравя меня глазами.

– Нет, – ответила я спокойно.

Он словно бы удивился, хмыкнул, повел бровями и улыбнулся, и снова откинулся на спинку стула. Мы выпили.

– А мне надо боя… бояться тебя? – мой язык уже начинал серьезно заплетаться.

– Нет, – почти сразу ответил он.

Я выдохнула – и вроде я была в этом уверена, но услышать подтверждение было очень приятно.

– Так почему ты здесь из-за меня? – задавая этот вопрос, Дима посмотрел на меня с каким-то скользким, лукавым любопытством.

Я почесала затылок.

– Ты отомстил за меня, не жалеешь, как все, словно я… прокаженная что ли… и ты сможешь понять меня.

Он помолчал немного, внимательно глядя на меня, вроде захотел что-то сказать, но потом передумал и кивнул, принимая ответ. Мы снова выпили, поровну.

– Все-таки, ради чего ты убиваешь? – наконец решилась я.

– Ради удовольствия, – очень спокойно, даже, как мне показалось, слишком спокойно произнес Дима, он был почему-то пьян намного меньше меня, может, его спасала масса его тела, а может, тренировка в виде ежевечерней рюмочки коньяка, не знаю…

– Ка-ко-го? – по слогам произнесла я и несильно стукнула по столу – мне казалось, он просто увиливал от ответа.

Он внимательно посмотрел на меня, играя желваками, его взгляд потяжелел, но он не злился.

– Мне нравятся их страдания, их жалобные вопли… – произнося это, Дима подался ко мне, пристально смотря мне в глаза, я видела, как в его глазах появился блеск, жадный, холодный, жестокий… Я смутилась и нервно облизала губы, Дима явно заметил это, снова откинулся на спинку стула, перевел взгляд на стол, но смотрел словно сквозь него, потом шумно сглотнул. – Это…

Он замолчал, потер рукой макушку головы и посмотрел на меня.

– Моя очередь, – вдруг перебил он сам себя, словно только понял, что отвечает по сути уже на второй мой вопрос подряд.

Я кивнула.

– Но перед этим выпьем, – произнес он.

Я уже была не в состоянии считать, надо ли сейчас пить или нет, поэтому послушно кивнула, соглашаясь, он разлил остатки водки из бутылки – себе почти полную рюмку, мне чуть-чуть на донышке.

– Так, теперь мои два вопроса, красавица, раз ты люсишь, – сказал он, и я снова послушно кивнула.

– Я тебе нравлюсь? – вдруг спросил он, а я аж икнула от неожиданности и уставилась на него – Дима лучезарно улыбнулся во весь рот, изображая какую-нибудь телезвезду на экране, отчего я весело захихикала – именно так, не рассмеялась в голос, а как-то смущенно захихикала и опустила глаза.

– Да, – чуть замешкавшись, ответила я.

– Как мужчина?

Я с трудом подняла взгляд, посмотрела на него, почувствовала, как загорелись от румянца щеки, и подняла вверх указательный палец…

– Погоди, что значит, как мужчина? Мужчины мне не нравятся, ну в этом плане… и женщины, кстати, тоже. Но ты, ты мне нравишься, ты хороший человек, – поспешила я тут же обойти место, где начинался уж слишком тонкий лед.

Он улыбнулся.

– Нет, правда, ты мне … – продолжила я…

– Я возбуждаю тебя? – перебив меня, спросил Дима, и снова приблизился, и снова посмотрел прямо в глаза.

А я уставилась на него – где-то внутри появился маленький такой страшок, но в тоже время это было так, так… волнительно – внутри меня все как-то засуетилось: сердце забилось, кровь словно быстрее побежала по венам, хотелось чаще дышать и было так трепетно где-то там в животе… Он вел себя так… так нежестко-принудительно – ловко он, конечно…

– Нет? – почему-то вопросительно ответила я, а Дима лишь вопросительно поднял бровь, в его взгляде явно читалось, что мой ответ не принят.

– Да, – сдалась я, решив, что незачем отрицать очевидное, но тут же решила дать себе маленькую лазейку и уточнила, – наверное… Может быть. Просто иногда… эти твои руки… твои руки… – я пыталась как-то объяснить себя и в тоже время понимала, надо бы прекратить говорить, но я не могла остановиться…

– Твои руки… конечно…

– Что мои руки? – искренне удивился Дима и посмотрел на свои ладони.

– Это уже третий вопрос, – тут же зацепилась я, словно за соломинку, дабы не наговорить совсем лишнего, – а ты мне насчет того, нравлюсь ли я тебе, не ответил, между про…

– Так что мои руки? – перебил Дима и пытливо уставился на меня, чем очень смущал.

– Хорошие у тебя руки, – я улыбнулась, я уже вроде взяла себя в руки, в свои руки, но во всех моих мыслях были только его руки… Я посмотрела на его ладони, во рту тут же отчего-то набежали слюни, и я нервно сглотнула, Дима хмыкнул и тоже снова уставился на свои руки. – Я не знаю… Наверное, это было бы приятно… – смысл последнего сказанного мною предложения дошел до меня не сразу, но я уже произнесла его, вернее, оно просто вырвалось откуда-то из меня…

Дима внимательно посмотрел на меня и кивнул, а мне стало грустно, потому что было уже плохо: закружилась голова, захотелось спать, отчего-то начали лезть воспоминания, и вроде не до них мне было, но они все равно лезли, и во мне снова это возбуждение, которое я тут же принялась заталкивать куда-нибудь подальше, вглубь, вместе с воспоминаниями, и… и вдруг стало тоскливо…

– Я хочу спать, – устало и грустно произнесла я, Дима кивнул, подошел ко мне, аккуратно снял со стула и, легко подхватив на руки, понес меня в спальню. Еще по дороге в комнату я вырубилась – в голове туман и какие-то странные, непонятные сны, то они кружились, то они застывали и такие яркие, такие навязчивые, такие отрывистые…

Ночью мне стало плохо, тошнило ужасно… Я сидела на полу ванной комнаты рядом с унитазом, опершись спиной о приятно прохладную стену, и уже сомневалась в том, что игра «в правду» была хорошей идей – хотя кое-что я и узнала, плохо мне сейчас было ни на «кое-что»… Казалось, приступы рвоты просто не хотели отступать, я даже не предпринимала попыток отползать обратно на кровать.

– Плохо тебе, правдолюбка? – сквозь какой-то полусон услышала я голос Димы, я уже была такая измученная, что не сразу сообразила, что этот голос мне не снится.

Я разлепила глаза и посмотрела – в дверях ванной и правда стоял Дима. Я закивала.

– Очень, Дим, очень.

Он хмыкнул и подошел ко мне, только сейчас я заметила в его руке стакан.

– Выпей.

– Это яд? – с надеждой спросила я, а он рассмеялся.

– Нет, боюсь, что это только противоядие.

Он сел рядом со мной, я взяла бокал и выпила, вода была прохладной и странной на вкус, я поняла, что он растворил в ней какое-то лекарство. Я вернула ему пустой стакан, а он вдруг взял и прижал меня к себе.

– Ты прости, надо было остановить тебя, но мне просто стало любопытно, – Дима нежно гладил меня по голове, а я была где-то в полудреме, в полусознании – а может мне все это только снилось?..

Проснулась я уже на кровати, в голове как будто затонул колокол – и из-под воды раздавались его удары, и от них было больно и гудело так неестественно и неприятно. Я с трудом села, огляделась – на тумбочке стакан и две таблетки. Я послушно выпила их, кое-как встала, умылась холодной водой и пошла вниз. В гостиной и на кухне Димы не было. Я включила чайник, нашла черный чай, достала еды и принялась греть, есть особо не хотелось, но я понимала – надо – тогда похмелье чуть отступит. Я поела, попила горького крепкого черного чая с лимоном и печеньем и откинулась на стуле. Дурнота немного отступила, голова еще побаливала, но окружающий мир перестал крутиться и пошатываться. Я посмотрела в окно – на улице солнечно и безветренно – день обещал быть жарким. Тут в моей голове мысль – надо бы подумать над вчерашними словами Димы, но сил и желания не было.

– Привет, – я вздрогнула и повернулась на голос, Дима стоял в дверях кухни и обеспокоено смотрел на меня. – Ты как?

– Лучше, спасибо за таблетки… и за поддержку.

– Да не за что, – он улыбнулся, прошел и сел напротив меня.

– Так расскажи мне, зачем же ты затеяла это все вчера?

Я замялась, но придумывать что-то не хотелось, и я ответила, как есть.

– Мне хочется понять тебя.

– Понять? – переспросил он.

– Да, зачем ты это делаешь. Да и вообще хочется узнать все про тебя.

– Но зачем тебе это?

Я положила руки на стол, несколько секунд внимательно смотрела на свои ладони, а потом подняла взгляд на него – Дима смотрел выжидательно и настороженно.

– Неужели ты думаешь, что я не понимаю – мне нет отсюда дороги?

Он напрягся – сдвинул брови, стиснул челюсти – а я продолжила, наклонившись ближе к нему:

– И я хочу знать, с кем я проведу это время.

Он тоже облокотился на стол, приближаясь ко мне, и внимательно посмотрел на меня.

– Нет отсюда дороги? А разве ты хочешь уходить? Я давал тебе много шансов: незапертые двери, долгое отсутствие… но ты здесь. Я тебе открою секрет: если бы ты вышла в гараж, ты бы нашла там еще одну машину, с ключами в бардачке… Так что, останавливаю тебя вовсе не я и не страх, что вокруг лес…

Я хмыкнула.

– Я уже говорила, мне некуда идти… И не зачем туда идти, там меня никто не ждет. Не знаю… все только жалели меня, понимаешь… суки они, – не выдержала я. – И никто не предложил – а давай убьем их! Все, как под копирку, только и повторяли: «Ой, ну ты позабудь, оставь, их жизнь накажет»… А-а, как же… прям наказывала все эти девять лет, блять, ага… Я так и увидела кучу наказанных козлов, как приехала в этот город… Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! и этих уродов, и тех, кто говорил, что надо было отпустить… Всех…

Я стукнула кулаком по столу, но не сильно, не особо зло, больше устало… Дима хмыкнул, а я посмотрела на него – он уже заводил этот разговор про побег, зачем еще раз – намекает, мне пора?

– Но если хочешь… я уйду, в конце концов, идти в ментовку мне резона нет, – я внимательно посмотрела на него.

– Я не хочу, – ответил он почти сразу.

– Тогда зачем ты снова и снова об этом?

– Мне, как и тебе, интересно понять, с кем я живу. И тут самое интересное – почему ты не бежишь от меня, как от огня… как надо бы… – серьезно сказал Дима, сделав акцент на последних словах, помолчал несколько секунд и уже спросил, – тебя не смущает, что я делаю?

Я хмыкнула.

– Так для меня это стало просто находкой… ты не представляешь, – я еще сильнее подалась вперед, ближе к его лицу, – как я мечтала вот так их… я представляла, как снимаю с них шкуру, медленно, очень медленно… И их крики, их боль, их мольбы… черт…

Мне стало приятно тепло от набежавших воспоминаний мучений моих обидчиков, похмелье вдруг разом совсем отступило, во рту набежали слюни, я нервно сглотнула, закусила губы, потом глубоко выдохнула, пытаясь успокоить себя, и продолжила:

– Но я, понимаешь… не могла так… я пы… – я осеклась, хотела сказать пыталась, но… – пытать не могу. А убить? Что такое убить их?.. Просто убить?! Просто смерть?! Да быстрая смерть… это не их дар! И каждую ночь я засыпала, ненавидя себя за слабость, и каждый день я вставала, готовясь, ожидая… и… И так: день за днем, ночь за ночью, месяц за месяцем. А я все не решалась… боялась, что не смогу, как надо… А тут ты… ты! Ты не понимаешь… Это лучше, чем я даже мечтала… да то, что я испытала… когда там, на том столе, лежал Пашенька… да это было лучшее… это…

Я замолчала, откинулась на спинку стула, посмотрела в окно, потерла лоб тыльной стороной руки, и опять повернулась к Диме, посмотрела ему прямо в глаза и вновь заговорила.

– Моя душа столько лет страдала от жажды этого, и я никак не могла утолить эту жажду… никак. Она росла, она крепла, она заполняла все – сны, мысли, мечты… все… Это словно тесная клетка, в которую они посадили меня много лет назад… И тут… наконец, моя душа получила то, что так жаждала… Да это… это был оргазм души, понимаешь?.. Понимаешь?!

Дима как-то странно посмотрел на меня, помолчал немного.

– Понимаю, – наконец произнес он, и произнес это так, словно хотел сказать – неужели ТЫ понимаешь это?! О да, я понимала, что мучит его, что толкает его на зверства, но я хотела разобраться в нем до конца, я не хотела принимать его этот ответ, что все это он ради удовольствия… мне казалось должен быть еще какой-то слой, какой-то мотиватор, что-то еще… Ведь если и вправду все ради удовольствия – то он просто обычный больной маньяк…

– Я сейчас поеду в город, напиши, что нужно купить, – неожиданно произнес Дима, резко сменив тему, встал и принес листок с ручкой.

Я послушно написала список и протянула ему листок.

– Тут продукты, и… мне кое-что по-женски опять… про запас бы… – я почувствовала, что щеки покраснели и смущенно улыбнулась.

Просто, с утра, когда я проснулась с головной болью и ломотой в теле от похмелья, почему-то вспомнилось про месячные – сколько дней назад они были, я толком так и не сосчитала, поэтому решила, что не мешало бы «вооружиться», все-таки в лесу просто так в магазинчик не сбегаешь, а уходить отсюда в ближайшее время я точно не планировала…

Дима спокойно кивнул, взял листок, вышел и уехал, а я осталась одна. Я немного посидела, пытаясь подумать, но мысли никак не собирались в общую кучку и вообще думать было тяжело, поэтому я решила продолжить сегодня просто собирать информацию. Я встала, помыла за собой посуду, прошла в гостиную к шкафу, нашла нужные рыболовные крючки – единственной скрепкой рисковать не хотелось, поэтому я решила ее не трогать – и направилась к кабинету. Я хотела более внимательно изучить там все снова, но подойдя к двери, я остановилась – а так ли нужно мне еще что-то знать? Я знаю, что он это делает, мне это все равно, так нужно ли мне знать зачем? Стоит ли лезть в душу человека слишком глубоко без четкого понимания, что это мне даст? Я смотрела на замок двери и чувствовала внутри себя откровенное нежелание его открывать. Дима так хорошо ко мне относился… и рисковать этим его отношением совсем не хотелось…

Я постояла немного и спустилась обратно вниз, убрала крючки на место, села на диван и принялась осматривать гостиную, просто, бессмысленно, беззаключительно. Через несколько минут я поднялась с дивана и прошла на веранду, потом вышла на улицу и стала осматривать дом снаружи. На вид дом оказался довольно уютным и привлекательным, я бы даже сказала, он выглядел обаятельным, подкупая своей простотой и очевидной добротностью. Ничего для себя любопытного я не увидела, только пару каких-то невысоких технических надстроек над землей да въезд в гараж.

Заглянула я и в сам гараж, но вошла в него уже из дома, и там действительно стояла еще одна машина – паркетник…

Я вернулась в гостиную и снова села на диван, уставившись на входную дверь. Было грустно и хотелось плакать. Если не узнавать про него – то ради чего тут…? Начать с ним отношения? Да – то, что называют возбуждением, несколько раз возникало во мне к нему, но это всего-то была пара-тройка ярких вспышек, недолгих, нечетких, нестабильных… А всего остального, сопутствующего, о чем пишут в книгах не было… не было у меня какого-то осознанного хотения обнимать его, целовать его, ласкать его, даже эти вспышки возбуждения они не давали четких картин, что же я хочу от него, каких ласк, каких прикосновений… И было очень страшно пускать это в свою жизнь… Может быть – просто с непривычки, а может быть – я просто уже неспособна на отношения. Мне было хорошо с Димой, он начал много значить для меня, но мне было комфортно именно так – немного на расстоянии… как будто мы друзья или родные… а не… Строить отношения, быть с ним, как женщина с мужчиной, как любимая… – я слишком не умела этого, я слишком боялась этого, поэтому я не хотела этого.

Однако я прекрасно понимала, я чувствовала, к чему все идет, и я знала – эта дорога для меня не проходима, она даже не проложена… И я снова потрачу время впустую – снова сверну на нее и снова приду в никуда… Хотя… Может быть…

Я вдруг махнула головой, отгоняя все свои мысли, улыбнулась, довольно хлопнула себя по коленям, встала с дивана, потянулась и занялась уборкой.

Через несколько часов, уставши от наведения чистоты и порядка, которые Дима явно любил, я прилегла на диван, вроде просто полежать чуток, но…

Проснулась я от шума машины, встала, глянула в окно – уже темнело, я прошла в ванную на этом же этаже, умылась холодной водой, сделала пару глотков и вернулась в гостиную. Дима уже был на кухне, стоял, пристраивая пакеты с покупками на стульях.

– Вот, принимай, – он улыбнулся, подошел ко мне и, как-то словно давно по-привычному, чмокнул меня в губы.

Это смутило меня, вызвало внутри волну протеста, но я промолчала и принялась разбирать сумки, а Дима пошел наверх. Я выложила продукты, отнесла пачку тампонов к себе в комнату, спустилась и принялась делать салат и греть еду, поесть очень хотелось. Вскоре спустился и Дима, переодетый в джинсы и футболку, мы поужинали, а потом переместились на веранду с ноутбуком.

На улице, несмотря на жаркий день, когда стемнело стало довольно прохладно, поэтому Дима принес подушку и плед, заботливо расстелил последний, а подушку поставил к стене крыльца, удобно сел, а потом легко подхватил меня, усадил между своих ног и прижал спиной к своей груди – какой же он был теплый, приятно теплый, от него было так уверенно, так спокойно и уютно, что я уснула еще на середине фильма.

Проснулась я от стрекота сверчка – звук был таким громким, что казалось, будто этот сверчок залез мне на лоб и сверчал, сверчал, сверчал… Я открыла глаза, поморгала, пытаясь привыкнуть к темноте и сориентироваться, и поняла, что мы все еще на веранде, лежим на одной половине пледа, второй Дима укрыл нас, и я оказалась в середине, как в коконе. Я лежала, уткнувшись лицом Диме в грудь, было жарко, я чуть потянулась и выглянула из своего кокона. Дима спал, по крайней мере, его дыхание было очень спокойным и ровным, как у спящего. Вокруг было очень темно: ноутбук выключен, светильник тоже, только темнота и шум леса, и нещадный стрекот отчего-то одинокого сверчка. Я полежала немного, сверчок постепенно, удаляясь, замолк, и стало тихо, но по-лесному тихо: отовсюду шли шорохи, то и дело раздавался то ли тихий далекий вой, то ли шелест листвы. И темнота. А еще я слышала дыхание и чувствовала сердцебиение мужчины, что лежал рядом со мной – Дима тесно прижимался ко мне, чтобы плед накрывал и его…

Тут что-то зашуршало совсем рядом, где-то у крыльца, я тут же втянула голову обратно, сердце бешено забилось и стало страшно – а вдруг это волк или медведь, хотя, наверное, от них был бы не такой тихий шорох, но что-то упорно шуршало прямо у крыльца, что-то нюхало… обнюхивало крылец.

«Интересно, а закрыта дверь или нет?» – озадачилась я и опять вытащила голову, посмотрела в ноги, туда, где была дверь с веранды на улицу – вроде дверь прижата, хотя, что в такой темноте разберешь… «А не опасно ли тут спать?» – тут же пронеслось в моей голове, и мне сразу захотелось оказаться в доме, за прочными стенами и дверями, а не просто за натянутой москитной сеткой. Тут шуршание усилилось и вдруг поползло по косяку крыльца вверх, к москитной сетке, я вскрикнула и снова спрятала голову.

– Ну ты трусиха, – весело протянул Дима и засмеялся в голос, а я наигранно гневно уставилась на него, но мой взгляд его нисколько не смутил.

– Это белка, – посмеявшись от души, наконец произнес он. – Поверь, если бы сюда заглянул Потапыч, звуки были бы совсем другие.

Дима лег на спину и чуть потянулся. Я снова вытащила голову из своего кокона и присмотрелась: и правда, что-то совсем небольшое замерло на косяке, или мне казалось это в темноте…

Дима стукнул по деревяшке, за которую держался зверек и тот запрыгал дальше, а я поежилась от прохлады – чтобы достать до косяка Диме пришлось сесть, и без его тепла сразу стало зябко.

– Хватит ржать, – грозно сказала я и несильно стукнула Диму по плечу за то, что он опять начал смеяться. – Знаешь, я никогда не жила в лесу, – я потерла лоб, сердце все еще бешено колотилось. – И как тебе не страшно?

– На самом деле страшно, – вдруг серьезно начал он, – белки тут очень кровожадные, помнишь мои шрамы, – и он снова закатился хохотом.

Он отсмеялся, как-то вдруг сграбастал меня и обнял.

– Ой, давно я так не смеялся, – произнес он, вздохнул, а потом повалил меня, прижал своим телом к полу и поцеловал.

Я замерла, он прекратил, но не отпустил, его губы почти касались моих.

– Стоп, – через несколько секунд тишины наконец смогла произнести я – внутри все задрожало и сжалось. – Не надо.

Он внимательно посмотрел на меня и кивнул.

– Хорошо, – он отпустил меня и лег на бок, развел руки, показывая, что не держит меня, и улыбнулся. От его теплой улыбки напряжение внутри меня и накатившая было паника быстро отступили, и мне стало непонятно приятно – неужели так можно? – вот так просто: сказать «стоп», и он остановиться?! Я тепло улыбнулась за это Диме.

– И пошли в дом, страшно, – предложила я.

– Да ладно, тут хорошо, прохладно. Поверь мне, медведя ты услышишь сразу, они особо не крадутся.

Я встала, несмотря на его протесты:

– Если хочешь, ночуй в моей комнате, но, ради бога, пошли отсюда.

Он хихикнул и послушно встал.

– Хозяин-барин, – произнес Дима и развел руками, якобы сдаваясь.

И я на секунду замерла, мне показалось, он очень – слишком – доволен моим предложением. Я смутилась и было уже собралась начать снова объяснять, что это вовсе не предложение для… но тут около крыльца, почти за моей спиной, снова раздался шорох, я вздрогнула и заторопилась к двери в дом.

Мы вошли на кухню, я проследила, как Дима запер дверь на веранду, и мы пошли наверх – Дима обогнал меня и уверенно вел за руку – в доме, даже в такой темноте, он ориентировался очень хорошо.