Текст книги "Месть белых воронов"

Посвящается всем белым вóронам, которые живут внутри нас. Моим близким, которые на страницах этой книги смогут найти частичку своей истории. Всем, кто меня вдохновляет и поддерживает.

Тебе, мой дорогой читатель

Часть 1

Север

Глава 1

Я слышу неукротимый свист. Вокруг меня пугающая темнота, что безжалостно сжимает мои виски. Скорость набирает обороты. Где-то там, вдали, виднеется белый свет. Я пытаюсь догнать его, но как будто все время стою на месте. Все как во сне, ведь происходящее начинает походить на бесконечный бред. Все больше начинаю терять резкость зрения. Не то чтобы для меня это в новинку, но на этот раз нечеткость пикселей окружающего мира зашкаливает. Пальцы ног и рук онемели, а по всему телу пробегает настораживающая и пронизывающая каждую косточку дрожь. Яркие вспышки света бьют меня по глазам, но в результате потери фокуса они становятся лишь бликами. Паника. Ни в коем случае нельзя останавливаться, иначе я точно не успею. Сердце колотится так, будто хочет птицей вырваться наружу. Но я его не отпускаю. Мы оба пленники этой тьмы. Скоро мы выберемся отсюда, а пока только бешеный свист, мелькающие красно-белые огоньки и без конца повторяющееся в голове слово «Север».

Лишь только на секунду я позволил себе закрыть глаза, как картинка вокруг меня тут же приняла иной облик. Или это просто наконец прогрузились текстуры? Пытаюсь сфокусироваться на каком-то предмете вокруг меня, чтобы, наконец, понять, где я, но так и не узнаю окрестность. Нескончаемая тревога внутри меня дает мне ясно понять, что я не в порядке. Потихоньку начинаю вспоминать, что произошло. Нужно срочно что-то предпринимать. Свирепый ветер со всей силы стремится снести с ног мое истощенное тело, но во мне еще остались кое-какие силы, чтобы держаться. И все-таки мои глаза нашли фокус на дисплее наручных часов, и я смог разглядеть хотя бы дату и время: девятнадцатое ноября две тысячи двадцать второго года, двадцать два часа и двадцать минут. Мой внутренний перфекционист на мгновение взбушевался и захотел перелистнуть календарь на день вперед, чтобы выстроилась красивая дата. Но эти мысли улетучились так же быстро, как и перед моим лицом промелькнула одинокая крылатая тень. Это был белый ворон.

Я, по аналогии с ним, тоже редкая птица. Я – альбинос. Но, к сожалению, чтобы быть таким же свободным и улететь подальше от всего происходящего дерьма, у меня, видимо, еще не доросли крылья. Потому я и вынужден всю жизнь скитаться из дома в дом, сменяя города, чтобы просто остаться в живых и избежать зверского истребления своего рода. Да, на деле жизнь оказалась для меня непростой штуковиной. Но зато сейчас я по-настоящему осознаю ее ценность.

Север! Меня волной окатила паника. Какие часы, какие птицы…, – кажется, до меня начало доходить осознание происходящего. Я тут же рванулся с места и принялся бежать вдаль, и лишь луна сопутствовала мне. Я бежал, не отдавая себе отчета. Не понимая, где я. Не зная, чего добьюсь своим кроссом. Но все же мои ноги к чему-то меня привели. В трехстах метрах от себя я увидел небольшое поселение. Там было расположено около десяти домов, находящиеся на определенном расстоянии друг от друга. На пути к этому поселению меня встретил высокий мужчина с длинными серо-дымными волосами. Издалека он напомнил мне моего отца. Его взгляд показался мне весьма суровым, но, к моему удивлению, он оказался очень даже приветлив.

– Добро пожаловать в Мунспейс, странник.

– Что это значит? Я умер? – с ходу решил узнать я.

– Хм. Нет, но…, – начал говорить он, но я прервал его. В этот момент на горизонте появился молодой парень со странно-розовыми волосами, бурча что-то себе под нос.

– Где Тим??? Вы знаете его? – наконец я задал самый интересующий меня вопрос хоть кому-то. В это время второй парень стоял уже около нас и подслушивал наш разговор. Но мне совершенно не было до него дела.

– Кем он тебе приходится? – со спокойствием и равнодушием спросил тот, что постарше.

– Какая разница? Где он??? – его вопрос выводит меня из себя, потому что на кону стоит жизнь.

– Это важно, парень. Я не задаю лишних вопросов, поверь мне.

– Он мой брат…близнец.

– Эм… что? Тот черноголовый парень – твой брат, да еще и близнец? – усмехнулся второй незнакомец, стоявший в стороне, осматривая меня с ног до головы. Да уж, и это сказал тип с розовой шевелюрой. На самом деле я понимаю его удивление, ведь перед ним стоит парень с бледной кожей, белоснежными волосами и ресницами. Мой брат, если он действительно был здесь, выглядел иначе.

– Да, но это сейчас не важно. Вы его видели? Где он??? – не сдерживая свои эмоции произнес я.

– Да, он пришел к нам незадолго до тебя, – все еще спокойным тоном сказал старший.

– Отведите меня к нему! Срочно! Пожалуйста…

– Обязательно. Как только ты зайдешь ко мне в дом и расскажешь о себе.

– Вы сейчас серьезно? Нет… Вы не шутите? У меня мало времени! – ничего не понимая, я смотрел на них, как идиот. В это мгновение я подумал, что, если услышу еще одно слово не по теме, тут же удалюсь отсюда. Нет времени, чтобы болтать о жизни с первыми встречными. Но пока, к сожалению, я не могу выбрать других собеседников, а эти парни возможно все-таки что-то знают. Если все это не просто болтовня.

– Ты прав, парень. У тебя действительно слишком мало времени. Поэтому следуй за мной. Без лишних ушей, – оглядываясь на розоволосового парня, сказал он.

Все еще находясь в смятении, я пошагал за ним. Хотя не было абсолютно никаких гарантий, что он может хоть чем-то мне помочь. В голове по-прежнему что-то звенит.

Север…

Глава 2

Мы зашли в каменную усадьбу, около которой красовался кристально чистый пруд. Внутри все походило на архитектурный музей: статуи, скрижали с гравировкой, камин. Красиво и уютно, я бы и сам здесь жил, будь у меня хоть какой-то выбор. Но, рассматривая экспонаты, как на экскурсии в младших классах, внутри меня все еще таилась паника и злость. Все же мне не стоит вести себя грубо, иначе я так ничего и не узнаю. Наконец он заговорил:

– Садись, – указывая на деревянный стул, сказал мужчина, которого я знаю около десяти минут.

– Вы мне расскажете, все, что знаете? – спросил я, усаживаясь перед ним.

– Меня зовут Кронос. И сейчас тебе нужно спасать не брата, а себя. За него не беспокойся, он в надежном месте.

Я не понимаю. Я ни черта не понимаю из его слов.

– А что такое Мунспейс? – уже безнадежно спрашиваю я.

– Мунспейс – это планета, находящаяся между Либерти, Элизиумом и Обливионом.

Я сижу с невозмутимым лицом.

– Либерти – это мир, из которого ты пришел к нам. Элизиум, другими словами, «рай», где всегда ясный день и души проживают свои лучшие дни. Обливион, как ты уже догадался, это ад. Там всегда кромешная тьма. Твоя жизнь сейчас висит на волоске. Ты прямо сейчас находишься на грани жизни и смерти. Твое существование поставлено на таймер, и за это время у тебя есть шанс спастись.

Этих слов я боялся больше всего. Как я могу спасти брата, если сам нахожусь на грани? Я до последнего отказываюсь в это верить. Я практически бессилен.

– И что мне теперь делать??? – все же спрашиваю.

– Для начала расскажи мне историю своей жизни. С самого начала, и до сегодняшнего дня.

– То есть, сначала вы говорите, что у меня слишком мало времени, и что моя жизнь мало того, что прямо сейчас висит на волоске, так еще и поставлена на таймер, а затем просите рассказать вам ВСЮ свою жизнь? Это как вообще понимать? – у меня начинается истерический смех. Этот мужик явно не в себе.

– Успокойся, парень. Я разве не сказал тебе, кто я такой? Я – Кронос, хранитель времени. И твое время сейчас во всех смыслах подвластно мне. С того момента, как ты начнешь свою историю, я поставлю твое личное время на паузу. Обещаю.

Интересно, я похож на идиота?

– И… что мне это даст? – да, я уже почти согласился…

– Мы сможем помочь тебе. Нет. ТЫ сможешь помочь себе. Но для начала нам нужно разобраться во всем. Можешь не переживать, наш разговор конфиденциален, я расскажу фрагменты из нашего разговора только после твоего согласия.

– Поверьте, сейчас это меня волнует меньше всего.

– Верю, – с легкой улыбкой произнес Кронос.

***

– Меня зовут Анри Вайт. Я родился в Одеране – коммуна на северо-востоке Франции региона Гранд-Эст. Маленький уютный мирок с горными массивами, летающей пеленой из облаков и бесконечным пением птиц. На этот свет я родился «белокожим пришельцем, свалившимся с луны», что в переводе с языка моих одноклассников и знакомых означает «альбинос». Это заболевание буквально убило мое счастливое детство и с самого рождения испортило мою и без того никчемную жизнь. Чем я отличаюсь от других? У меня слишком белые волосы, молочно-белый кожный покров и очень светлые глаза. Казалось бы, всего-то… Но позже я выяснил, что это веский повод для ненависти со стороны окружающих. Все они готовы сожрать тебя заживо только лишь потому, что ты другой. Как я выжил в этом мире, полном несправедливости и людской злобы? У меня рядом есть человек, который переживал со мной эти ужасные моменты на протяжении всей моей жизни и более того, тоже прочувствовал эту боль на себе. Это мой брат-близнец Тим. Неотъемлемая часть меня. И пусть я не сразу осознал ценность того, что у меня есть, я рад, что все же пришел к этому. Семья – это настоящее сокровище, и ты априори являешься богатым, если у тебя она есть. Хочу ли я сказать, что моя жизнь состоит из одних только плохих моментов, и что все мое существование на этой планете – полнейшая катастрофа? Скорее нет, чем да. Во всяком случае, мы с братом даже сможем послужить примером для других людей с альбинизмом. И я думаю, наша история может кого-то вдохновить или поддержать. Я буду счастлив, если так и будет. Можете рассказать эту историю кому захотите, хоть первому встречному. Мне ни капли не стыдно ни за один случай и ни за одно слово, что я вам сейчас расскажу. Да, раз уж мое время на исходе, я бы действительно хотел, чтобы вы рассказали эту историю всем.

Двадцать второе декабря две тысячи третьего года. Мне пять лет. Из кухни доносится ароматный запах вишневого пирога, который просто обожает наш папа. Сегодня мы отмечаем его тридцать третий день рождения. Мама злится, что у нее что-то не получается с готовкой, и в самый неподходящий момент отец решается ее поддержать.

– Брось ты, Эмма, я все равно съем все до последнего кусочка. Можешь даже не сомневаться, – говорит отец, обнимая маму и пальцем вытирая муку с ее носа.

Я смотрю на них, когда они даже не подозревают об этом, и думаю о том, как люблю их. Они такие милые.

– С Днем рождения, папа, – преподнося свою новую картину из паззлов, на которой изображен катер, сказал Тим.

Папа расплывается в улыбке. Не часто приходилось видеть его в таком умилении, но в свой день рождения его строгий взгляд всегда превращался изо льда в воду. Наш отец Дориан и мать Эмма Вайт не похожи на нас с братом. Точнее, похожи, но не полностью. Некоторые черты лица и оттенки характеров имели схожесть. Но есть и то, что существенно нас отличало – цвет кожи, волос и глаз. Родители не относятся к числу альбиносов. И для нас огромной загадкой является вопрос, почему же мы родились такими. Скорее всего, где-то там, на самой верхушке нашего генеалогического древа, есть предки альбиносы из Африки. И этот ген решил стрельнуть и принять участие в процессе образования меланина именно у нас. Или же мы просто стали жертвами злого рока.

– Пап, а мы поедем на море, чтобы покататься на таком катере? – рассматривая свою подаренную картину, задумчиво спросил мой брат.

Папа чуть изменился в лице и посмотрел на маму.

– Конечно, сыночек, вы с Анри обязательно побываете на море, – ответила за отца мама.

– А когда?

– Мы с мамой не можем сказать, когда, но главное, что это случится.

– Давайте садиться за стол, мальчики, – вовремя перевела тему мама. Она всегда умела это делать лучше всех.

Я бегу в комнату за свечами, которые припрятал после нашего дня рождения с братом. Я точно помню, что в коробке осталось три неиспользованных свечи. Пока я тянулся за этой коробкой, на меня свалился лист с рисунком, который лежал сверху нее. На этом рисунке была нарисована наша семья. Да, там было так и написано: «Вайт». Каждая буква четко выведена синим карандашом. Только вот был один существенный минус у этого рисунка: на нем было изображено не четыре, а три человека. Мама, папа и ребенок. Счастливые и веселые. Будто смотрят на меня из альбомного листа и смеются надо мной. Во мне теплилась обида и грусть, потому что я понимал, что эта семейка – опус моего брата, зачем-то взявшего в руки пенал с карандашами. Обида была такой сильной, насколько только могла быть у пятилетнего мальчика. Но в мои мысли ворвался смех родителей из соседней комнаты, и он заставил меня вспомнить, что сегодня не самый подходящий день для печали. Я сложил рисунок пополам несколько раз и спрятал во внутренний карман своей кофты.

– Папа, смотри, что я для тебя нашел! – пытаясь сделать бодрый голос, крикнул я.

– Что же там у тебя?

– Свечи для твоего праздничного пирога. Только их всего три. Прости, – произнес я, уже не скрывая своей грусти.

– О, Анри, ничего страшного. Задувать тридцать три свечи было бы еще тем испытанием для меня. Давай мы просто представим, что их здесь столько. Спасибо тебе, – смеясь и обнимая меня, сказал папа. И я сразу же забыл о рисунке.

Так и прошел день рождения папы: с теплом, уютом, вишневым пирогом и подарками. Этот день отчего-то вспоминается мне все чаще в последнее время. Один светлый день из моей личной копилки радостных моментов.

Глава 3

До пяти лет я себя практически не помню. Но фотографии из семейного альбома говорят мне о том, что я был улыбчивым и счастливым ребенком. Несмотря на то, что я почти не видел белого света. Увидеть солнце, бабочку или еще что угодно, что есть в этом огромном мире, было настоящим открытием и потрясением для меня. Но я видел птиц и животных чаще по телевизору, чем в жизни. И мой любимый канал Дискавери был отличной альтернативой миру за моим окном. Я испытываю ощущение, будто это все со мной происходит снова. Сегодня я, как и в любой другой день недели, часами напролет смотрю передачи о подводном мире, лесных просторах и даже о полетах в космос. Хоть и родители настоятельно рекомендуют делать перерывы между сериями, мой мозг перед экраном будто бы отключается, а время перестает существовать. Этот мир приковывает к себе. Он как на ладони. И в какой-то момент ты уже начинаешь забывать, что ты находишься в душной комнате и чувствуешь себя охотником, аквалангистом или космонавтом. И мир уже не кажется тебе таким игрушечным и фальшивым, как раньше. Дальше все как по расписанию: в шесть часов вечера приходит отец и мы начинаем учить буквы и цифры. Затем папа задает много вопросов обо мне и о том, что я уже запомнил из предыдущих уроков. Он всегда переживает, что уделяет нам мало времени из-за работы и что мы недостаточно знаем из-за того, что сидим дома. Иногда к нам приходит Тим, и тогда мы вместе рисуем, лепим из пластилина или составляем рассказы по картинкам. Когда мы занимаемся такими вещами, Тим чувствует себя как в своей тарелке. Но основное обучение он проходит отдельно. Иногда с папой, а иногда с мамой. Мама говорит, что Тим особенный ребенок. Мне бы хотелось, чтобы родители так называли и меня, но я горжусь своим братом. Мой брат особенный. И если мы похожи как две капли воды, значит, и я такой. И сколько бы раз я не убеждался, смотря научные передачи по телевизору, что в этом мире возможно абсолютно все, я все равно удивляюсь, что мы с братом одинаковые. Как вообще так получается, что у кого-то дети разные, а у кого-то – две маленьких копии? Я еще не разобрался, хорошо это или плохо. Но оказывается, что мы близнецы, и что таких еще много на свете. И мальчиков, и девочек. Интересно было бы посмотреть на других таких близнецов хотя бы по телевизору. Но на такие программы я пока не натыкался. Я люблю своего брата, счастлив, что он у меня есть, и хотел бы играть с ним чаще. Но, к сожалению, он очень холоден ко мне и практически со мной не разговаривает.

Тяжело быть ребенком, который живет словно божья коровка, насильно загнанная в спичечный коробок. Наверное, еще тяжелее было родителям, на плечи которых упал тяжкий груз объяснить нам причину того, что мы практически не выходим из дома (мне иногда разрешали выходить во двор, а походы за калитку ближе к холму становились для меня настоящим праздником и глотком свободы). Зато семья была моим настоящим домом, во всех возможных смыслах. И ничто не могло разрушить наше маленькое, но уютное гнездышко. В детстве я много мечтал о том, чтобы поскорее улететь из него и стать свободной птицей, а сейчас отдал бы все, чтобы снова вернуться в свой дом. Чтобы все как в детстве: чай с мятой, камин, шалаш на холме, папино ворчание и мамин пирог с вишнями. В отражении зеркала на меня снова посмотрел светловолосый мальчишка. Я начинаю лучше познавать себя: я – альбинос. И мой брат тоже альбинос. Возможно, поэтому мы и особенные. Мы родились под луной, как говорят нам наши родители. Это кажется мне таким необычным, ведь мне очень нравится луна и в принципе, ночь. Потому что только ночью окна нашего дома сбрасывают шторы, и я могу насладиться тихим шуршанием листьев. Днем я, конечно, тоже пытаюсь подглядывать за окружающей средой, что транслирует мое окно в жизнь. Но делаю это крайне редко, потому что я родился под луной, а солнце, как выяснилось, мой настоящий враг. На моей коже могут появиться ожоги, если я буду долго смотреть на солнце, так уж устроена жизнь альбиноса. Я стою на табуретке, чищу зубы и рассматриваю свои волосы и серо-голубые глаза. Мне все больше становится ясно, что я отличаюсь от своих родителей. Я не такой как все, но стоит ли мне этого стыдиться? В ванную постучалась мама, перемешав мои мысли в кучу.

– Сынок, ты чего так долго?

– Мам, а быть альбиносом не стыдно? – неожиданно спросил я, сам не понимая, зачем вообще начал этот разговор.

Мама подошла ко мне ближе, слегка приобняла мои плечи и вместе со мной уставилась в зеркало.

– Что ты видишь в зеркале?

– Тебя… и себя, – добавил я.

– А я вижу прекрасного и светлого мальчика, который отличается от других только отсутствием меланина.

С непонимающим взглядом и вопросительными знаками в глазах я переглянулся с ней, но мама тут же продолжила и позвала к нам Тима.

– Посмотри на своего брата. Тебе кажется, что он какой-то «не такой»?

– Нет, – неуверенно сказал я.

– А сейчас, мальчишки, оба посмотрите на себя в зеркало, – сказала нам мама, поднимая Тима в воздух и сажая его себе на колени.

Мы, улыбаясь, переглядываемся с братом и послушно выполняем просьбу матери.

– Меланин – это такой природный пигмент, который защищает кожу от солнышка. В вашем организме его недостаточно, поэтому яркое и очень теплое солнце может случайно обжечь вас. Примерно так же, как меня обжигает плита, когда я готовлю вам блинчики. А еще вот этот самый меланин отвечает за цвет глаз, кожи и волос. Поэтому вы у меня такие белоснежные. Вот и все, что отличает вас от других. Анри, малыш, я надеюсь, ты же не стыдишься своего брата?

– Нет, мам.

– Тогда почему же тебе нужно стыдиться себя самого? Ты не «не такой, как все». Ты как брат. И это, поверь мне, звучит гордо.

Мама посмотрела на нас в отражении своей лучезарной улыбкой и нежно поцеловала нас по очереди в нос. Кажется, пора на кухню кушать самые вкусные блины с малиновым вареньем. Не зря же маму обжигала плита. За завтраком все были какие-то загадочные, как будто каждый витал в своих мыслях. Папа увлеченно читал свежую газету, попивая остывший кофе, мама задумчиво носилась по кухне за банками варенья и очередной партией блинов. Тим, как обычно, ел, уставившись в одну точку, и постукивал пальцем по столу. Я смотрел на него и вспоминал рисунок, который нашел на папин день рождения и спрятал к себе в карман. Сегодня день размышлений и анализа. Себя, своих мыслей и всего вокруг. И эти мысли накладывались на мою голову одна за одной настолько быстро, что я не успеваю за них ухватиться. Я, брат, мама, папа. Кто мы такие? Почему мы такие? Действительно ли мы любим друг друга и должны этим гордиться, или все это пустое вранье? Или просто маме очень хочется, чтобы так было на самом деле? И почему, наконец, я думаю об этом в пять лет? После завтрака мама ушла на работу, Тим отправился в комнату складывать паззлы, а я еще на какое-то время застрял на кухне. Солнце стремительно пытается просочиться в комнату через темные шторы, но его лучи лишь маленьким кончиком касаются края стола. А значит, я по-прежнему в безопасности.

– Сказать честно, все эти воспоминания из детства застревают в моем горле комом. Каждое сказанное мной слово вытягивается и отдирается прямо от сердца. В голове звучат нотки французских мотивов, проигрываемые с нашего старого потертого проигрывателя, а на душе уют и покой. Пока не догоняет сознание. Будто тяжелой каменной глыбой по моей больной голове. Проговаривая это вслух, я чувствую себя на сеансе терапии, и это действительно работает как успокоительный эффект. Важно не держать все в себе. Это я уже понял за все эти годы. Но, черт возьми, я все же надеюсь, что все это задумано не только ради моего спокойствия и вашего интереса. И как бы мне удостовериться, что время действительно остановилось? – я сам не верю, что сказал это вслух.

Но мой новый приятель Кронос, как самый настоящий психолог со стажем, попросил меня не беспокоиться и не отвлекаться от моего рассказа. Каждая деталь, которую я вспомню, может быть очень важна в дальнейшем. И что, как ни странно, но все проблемы идут с детства. Пока все еще ничего не понятно. Я кажусь сам себе сумасшедшим, но этот высокий парень с умным видом и серьезным лицом дал мне небольшую зацепку. Теперь я точно уверен, что он знает моего брата. Похоже, мне следует играть по его правилам. Это даст мне хоть малейшую надежду на спасение. Ключевые моменты. КЛЮЧЕВЫЕ моменты. Я снова погружаюсь в свое сознание, вспоминая свои мысли и ощущения. Будто бы мне снова пять, и я снова сижу на маминой кухне. Пытаясь найти те самые ключи из детства, которые помогут мне отворить двери моего загадочного будущего.

Руки моей заботливой мамы снова сделали что-то волшебное – блинчики со сгущенкой. Я и мой брат с удовольствием уплетаем один за другим, опустошая только что заполненную до верха тарелку. Капли сгущенки стекают по щекам Тима, он пытается вытереть лицо, тем самым размазывая их еще больше. Белоснежный мальчик превратился в чертенка. С коричневым носом, щеками и ртом. Мне показалось это очень забавным, и я попросту не сдерживаю свой смех.

– Мам, посмотри, наш Тим – хрюшка! – едва не подавившись блинчиком, произношу я.

– Не правда, – с ровной интонацией отвечает брат, уставившись на меня, как на предателя.

– Посмотри на себя в зеркало: ты – хрюшка!

– Не правда! Я человек!!! – после небольшой паузы хнычет Тим.

Вот так я и стал непослушным обидчиком для мамы и главным обманщиком в глазах у брата. Я столько раз пытался звать его с собой, и даже этой нелепой шуткой я всего лишь хотел привлечь его внимание очередной раз. Я хотел знать, что он нуждается во мне так же, как и я в нем. Но он всегда отталкивает меня. Как будто я чужой. Таким образом сложилось, что я стал ненавидеть Тима. Все внимание было его, хоть он этого вовсе и не желал. Я перестал и практически полностью разучился шутить. Потому что почти каждая шутка могла жестко его обидеть. Все мое детство родители пытались приучить меня к мысли, что Тим «немного другой», и к нему нужен «особенный» подход. Их проблема заключалась в том, что пока они мне не объясняли, о чем именно идет речь, я продолжал видеть только то, что хотел видеть. Я выбирал эгоистично верить в то, что мой брат меня не любит, и что родители часто забывают обо мне. Тем самым не замечая, что на самом деле они буквально на все готовы ради меня. Ради нас и нашей безопасности.

Мы братья, но сейчас это только на словах. Мы похожи как две капли воды: одинаковая внешность и одежда. Но это единственное, что нас связывает (не считая общих родителей). Мне кажется, я искренне хотел понять его, но мне не хватало его ответных шагов навстречу мне. Или же я себя просто оправдываю? Ну, и конечно, нельзя не отметить тот факт, что сейчас я вспоминаю только обрывки прошлого. Пытаясь их склеить воедино, чтобы собрать общую картинку из паззлов. Но чем дольше я думаю и хватаюсь за свои мысли, тем больше вспоминаю каких-то мелочей. Так было не всегда. Мое сознание отчетливо запоминает лишь яркие, как молния, вспышки. И, я думаю, ни для кого не секрет, что зачастую это отрицательные эмоции: боль, обида, гнев. Но если покопаться где-то там, в глубине сознания, я уверен, что найдется место, где таятся те самые, хоть и недолгие, разговоры. Смех и улыбки. Общие уроки. Телевизор. И все это было с братом. Но наше недопонимание к друг другу росло из-за резких перепадов настроения Тима, от общительного до замкнутого, и от моего непонимания происходящей ситуации. Если такое поведение равно особенный, то почему бы мне тоже не быть таким и не вести себя так же странно, как он? Может быть, тогда и родители будут относиться ко мне по-другому? Но мои попытки быть «особенным» с самого начала не увенчались успехом. Взгляд папы, уместивший в себе строгость всех учителей мира дал мне понять, что мне следует прекратить паясничать. Тогда я впервые понял, что нельзя стать особенным. Таким можно только родиться. И я завидовал своему брату, сам не зная почему, и чем это вскоре обернется для нас обоих. Несмотря на мои детские обиды, я, конечно же, люблю своих родителей. Особенно, когда мама увлеченно рассказывает веселые истории с работы, а папа скидывает с себя серьезный рассудительный взгляд. Отец на самом деле очень добрый, и я всегда это знал. Только вот его стратегия «вырастить и воспитать достойных парней» и жуткая боязнь нас разбаловать, часто делала его в наших глазах чересчур строгим. Пока мы его не раскусили и не заметили трепет в его голосе, когда в новогоднюю ночь он раскрывал свои подарки, в которых хранились наши рисунки. Или когда десятый раз за месяц ему приходилось чинить нашу игрушечную железную дорогу, а он и слова нам не сказал. Но мы продолжали делать вид, что мы верим, что наш отец строгий. И нам так не хватало его поддержки двадцать четыре на семь.

Чистый прохладный воздух коснулся кончика моего носа. Я вдохнул его полной грудью и понял: наконец наступила весна. Мне довольно редко разрешается выходить на улицу, потому что родители берегут мою кожу от ожогов. Если бы я только знал, что это не единственная причина моей пещерной жизни. Если бы я только знал. Солнце сегодня щадит меня и палит не слишком сильно, поэтому я сменяю зимнюю куртку на любимую джинсовку со значками на карманах и отправляюсь в самое дальнее путешествие, которое могу себе позволить в свои пять лет – небольшой холм прямо за углом моего дома. Там уже во всю летают бабочки, слышен крик соседских ребят и нескончаемое пение птиц. Смотрю в небо, считая облака из сахарной ваты. Кем же я стану, когда вырасту? Вдали виднеется речка, стремительно плывущая в никуда. Одеран и без того маленький город, а для меня он еще и ограничивается коротенькой тропинкой и невысоким холмом. Но все-таки как же тут хорошо! В таких условиях довольствуешься малым. Поэтому страх отца нас разбаловать был попросту напрасным.

Сидя на своем любимом камне, я разглядываю на земле майских жуков, переворачивая их палкой, и думаю: «Интересно, во что они играют?». Те мальчишки, что там, внизу. Которых я никогда не видел, но представлял за свои пять лет уже не раз. Неужели друзья, как в мультиках, существуют? Но почему они от меня так далеки? Сейчас бы в руки мяч и броситься навстречу детским приключениям, пока весенний ветер развевает мои белоснежные кудри. Туда, где живет свобода. Но мои мечты разрушились куда быстрее, чем проезжающий мимо меня автомобиль ускользнул от моего внимания. Лишь только пыль от колес черной машины, опустившаяся на землю, дает намек на то, что еще секунду назад здесь были люди. Которых я никогда не видел вживую (кроме своей семьи). Когда я захотел спуститься, чтобы почувствовать себя таким же свободным, как и они, меня позвала мама. Пора домой. Родители ругаются, когда я долго гуляю на улице. Еще и без солнцезащитных очков. И взамен предлагают играть дома с братом. Поэтому первым делом, придя домой, я получил новую порцию недовольств в свой адрес. Почему же мне нельзя гулять на улице одному? Потому что я маленький, подумаете вы… Но родители умалчивали истинную причину, скрывая правду за хрупкими плечами маленького Тима.

– У тебя же есть брат, вы должны быть с ним одним целым, а ты сбегаешь от него на улицу. Играй с ним дома, Анри, ему нужна твоя поддержка, – мама, как и наш отец, всегда говорит, что семья – это самое главное в жизни.

Но я не понимаю, как с ним можно играть, если я даже не могу найти с ним общий язык. Если мне все время хочется гулять, смотреть мультики, разговаривать, то он…другой. Он сидит в комнате, часами складывая свои любимые паззлы, не обращая ни на кого внимания. Каждый раз, когда я предлагаю ему поиграть со мной в мяч или прятки, он молча смотрит в мою сторону пару секунд, а затем снова возвращается к рассматриванию маленьких картинок, чтобы составить новый катер или машину. Что я понял в свои первые годы жизни: паззлы – это скучно. И зачем мне брат, если я не могу с ним играть?

– Анри, пусть он занимается. Ну, хочешь, давай я с тобой поиграю? – ровно через пять минут всегда приходила мама.

С мамой мы были лучшими друзьями до тех пор, пока все ее внимание с каждым днем все больше не приковалось к брату. Папа стал чаще хмурить брови и беспокоиться о каких-то бумажках и бутылочках с лекарствами. Я не понимал, что происходит. И, наверное, как и многие дети, родившиеся в семье, где помимо них есть кто-то еще, я начинал жалеть, что я не единственный ребенок. Мой детский взгляд на мир стал менять свой оттенок. И уже тогда я начал понимать, что никто никому ничего не должен.

– Тиму досталось больше. Помимо врожденного альбинизма, он с пеленок страдает синдромом Аспергера. Хоть и врачи уверяют, что в этом нет опасности для жизни, все же в детстве ему пришлось несладко, – решил пояснить я, на секунду возвратившись из своих детских воспоминаний в холодную каменную усадьбу.

Глава 4

Как я узнал уже позже, синдром Аспергера – это такое психическое расстройство. Людям с этим синдромом довольно-таки трудно выстраивать коммуникации с обществом. Теперь я начинаю более осознанно понимать, почему у моего брата всегда такая монотонная и безэмоциональная речь и откуда у него появилась повышенная страсть к паззлам. Ведь с самого раннего детства он был как бы отстранен от всего внешнего мира, был погружен в себя и зациклен на какой-то одной определенной задаче. Он вовсе не умственно отсталый, скорее наоборот, аспергерам можно даже позавидовать. А точнее их способностям и интеллекту. В общем и целом, это не так страшно, как может показаться на первый взгляд. Но чтобы аспергеры не казались вам чересчур странными и невоспитанными, вам в первую очередь нужно знать, что они аспергеры. Именно этого понимания мне и не хватало в свои пять лет. Но, честно говоря, мне трудно представить, как мама или папа должны были мне об этом рассказать. Чтобы я, будучи еще совсем ребенком, их правильно понял. Само словосочетание «синдром Аспергера» до сих пор вызывает у меня странные ассоциативные ощущения. И, конечно же, несмотря на мой опыт жизни рядом с таким человеком, я далеко не являюсь специалистом в этой области. Поэтому и не виню их.