Текст книги "Месть белых воронов"

– И чем это я… особенный? – он фирменно усмехнулся краешком губ.

– В тебе нет изъянов.

– Чушь.

– У тебя обычные…нет, у тебя красивые вьющиеся волосы естественного цвета. И кожа, глаза… как у всех. За что тебя обижать?

– Замолчи, – резко произнес он. Даже холодно стало. – Если ты думаешь, что кто-то заслуживает, чтобы его за что-то, тем более, за внешность, обижали, то ты дурак. Дурак, и все тут. Я ведь тогда, у колодца, в самую первую нашу встречу, даже не заметил! Точнее, заметил, но по-другому – по-доброму. Такая интересная, ни на кого не похожая внешность.

– Прямо-таки ни на кого? Посмотри вон, хотя бы на Тима, – решил пошутить я. Видимо, неудачно. Никто не рассмеялся.

– Никто этого не заслуживает, – пропустив мимо мои слова, продолжил он. – Я ведь когда это понял, и в нашем классе пытался всех защитить, и малышню всегда в коридорах разнимаю.

– И нам тогда тоже помог, – подсказал ему я, как будто бы он и сам без меня не помнит. – Спасибо тебе, – смущаясь, я улыбнулся, – Мы бы тогда без тебя ни за что не справились.

– Чего прибедняешься-то? Напомнить, кто самого Себастьяна (он поднял плечи и расставил руки в ширину, показывая его крупность) уделал? Кажется, это был далеко не я.

– Да ладно тебе! Это всего лишь случайность, мне просто повезло…

– Нет. Это не случайность. Ты можешь что угодно назвать случайностью, но это точно была не она. Это любовь к брату. Именно она сподвигла тебя на этот поступок.

Я заметил, как Тим смущенно отвел взгляд. Слепой только не понял бы, что ему приятно было это слышать. И эта немая улыбка была гораздо важнее для меня, чем слова благодарности. Хоть я и не мог признать это вслух, Тео был прав. Ради себя я никогда бы не решился на это. Но молча смотреть, как издеваются над братом, оказалось невыносимо сложно. Это и правда была любовь, а не случайность. Вспомнив тот случай и испуганное лицо брата, у меня внутри все сжалось. Меня как будто чем-то переехали. А сколько еще таких ситуацией может произойти, когда меня не окажется рядом? Даже думать об этом было больно. Поэтому, когда после школы мы побежали раскапывать свой тайник под оливковым деревом, я предложил придумать нам кодовое слово, с помощью которого мы бы могли быстро сообщать друг другу об опасности. Мы же теперь одна команда. Один за всех и все за одного. И все в этом духе. Но в нашем случае просто брат за брата. Посовещавшись и выдвинув разные версии, мы пришли к одному выводу – нашим кодовым словом будет «Север». Просто и лаконично, к тому же отсылка к каналу Дискавери из нашего детства. И кое-что еще у нас было общего с этим словом: север такой же белоснежный и холодный, как и мы.

Глава 11

Свежий осенний воздух и шелест пожелтевших листьев помогает забыть обо всем и полностью погрузиться в атмосферу мрачного туманного города. Но все равно такого родного и красивого. Для меня, восьмилетнего мальчика, считавшего себя взрослым, не существовало плохой погоды. Разве может тому, кто не видел ни солнца, ни туч, ни снега целых долгих восемь с копейками лет – целую вечность, не нравится серый туман? Белый мальчик, недавно вдохнувший жизнь, искренне не понимал, как погодные условия могут негативно сказываться на настроении. Напротив, я очень любил дождь и сумеречный воздух, исходящий от леса. У меня никогда не было любимого времени года. Как можно выбирать среди таких разных природных красок? Именно из-за бесконечной смены одного времени года другим, ни одно из них не успевает наскучить. Я каждый раз приходил в восторг, когда в наше окно на кухне, в наш дворик заглядывала зима. Сейчас же я мог ее не только видеть, но и чувствовать, ощущать на себе ее холодные снежинки, снова и снова любоваться ее такими разными удивительными узорами. Зима – поистине сказочное время года, но именно зимой, как ни странно, мне было тяжелее всего существовать. Зимой дни короче, а ночи длиннее – потому нам было запредельно трудно вставать по утрам, а днем мы не успевали заниматься своими послешкольными секретными делами. Слишком быстро становилось темно. Мою кожу не тревожило столь пекущее солнце и не было так невыносимо жарко, но страх пробирался под кожу и на меня все время смотрели глаза. Та самая тьма, что появлялась, как только выключалась лампа. Глаза смотрели с потолка, они прятались под кроватью и караулили за окном. Я это знал, я это как никогда чувствовал. Во мне опять поселился страх. И только перстень на пальце хоть чуточку мог успокаивать. Я вспоминал слова Агаты, ее добрые глаза и верил, что он и правда меня оберегает. Потом уроки стали заканчиваться, когда на улице уже была кромешная тьма и нас стала встречать Агата, прям как первые несколько дней нашей свободной жизни. Потом она заболела, и мы ходили сами. Появился шанс снова прикоснуться к нашему тайнику, но было так невыносимо страшно. А зиму я все равно любил. И с каждым годом мне все больше нравилась весна – оттепель для души. Услышав впервые пение птиц и прикоснувшись к распускающемуся бутону сакуры, я влюбился в этот мир окончательно и безвозвратно. Возобновились прогулки у колодца, тайные походы к оливковому дереву. И наконец-то можно было снять с себя пуховик. Впереди меня ждало лето: яркое палящее солнце (что для меня, как для альбиноса, конечно, минус), покрытые зеленью поля и страшная зловещая тайна. На смену лету всегда приходила осень, навечно ассоциирующаяся у меня с нашим первым походом в школу.

С каждым днем мы по крупицам собирали картинку в своей голове среди того, что было нам совсем чуждо и непонятно: среди магии. До последнего я верил, что это неправда. Что это все полная чушь. Но нет же! Вот тебе и фотографии Агаты в молодости, и рецепты зелья, и даже ее личный дневник. Последнее окончательно убило во мне надежду. Готов ли я был к тому, что хранил в себе этот дневник? Точно нет. Но, кажется, у нас просто не было выбора. Точнее, выбор-то, конечно, был. И можно было бы поступить правильно. Да, нам точно стоило бы вернуть этот тайник туда, где Тим его нашел. И сделать вид, что мы ничего этого не видели. Но тогда мы бы снова на тысячу шагов назад отошли от своей цели. А этого мы допустить не могли. Нас слишком долго прятали от всего. И на этот раз мы докопаемся до истины, какой бы страшной она ни была. И сколько времени бы у нас это не отняло. Изучить все содержимое можно было бы гораздо быстрее, но у нас ушло на это не месяц и не два, а скорее полгода. Нам постоянно казалось, что кто-то за нами следит и подсматривает, что вот-вот раскроется наша тайна. Мы боялись надолго задерживаться после школы, потому что были уверены, что Агата что-то обязательно заподозрит. Еще больше мы боялись, что она обнаружит пропажу и будет искать свою шкатулку, но нам повезло. Или она просто не догадывалась, что мы можем быть как-то причастны к ее исчезновению.

Позже выяснилось, что это была не паранойя – за нами и правда следили все это время. Это была не тьма, что подкрадывалась ко мне в спальне, это были реальные люди. И если поначалу мы были уверены, что нам слышится, что мы вбили себе в голову, что кому-то есть до нас дело, то потом мы увидели собственными глазами. Не приведение и не монстра с картинок, а отчетливые силуэты. Это были те люди, которые поджидали однажды Тима со школы, от которых мы ловко сбежали. Мы узнали их по описанию на страницах дневника Агаты: рыжий мужчина с бородой, невысокого роста и карими глазами и высокая темноволосая женщина с ярко-алой помадой и бездонными черными глазами-бусинами. Они и правда были бездонные. Смотришь и кажется, что утонешь. Но даже не это описание их выдало, ведь таких как они, наверное, миллионы. А красивой тонкой линией выведенная буква «М» на их руках. «Монт – семья темных магов. Наследники древних традиций». Дальше мы не успели прочитать, тем вечером нас спугнули ребята, пробегающие мимо нашего дерева. К тому же срывался дождь, а нам нельзя было рисковать этими ценными бумагами. Пока мы не вспомнили образы тех незнакомцев, что были тогда в кустах, мы подумали, что это начало какой-то легенды и что эти маги существовали много веков назад. Но вот они перед нами, словно сошедшие со страниц книг. Между нами всего лишь дерево и непроглядная тьма. Что им нужно? Они охотятся за нашим тайником или за нами? Ответ был страницей дальше. Сейчас же только черные глаза, смотрящие на нас, как и та тьма возле моей кровати. Пожирая все изнутри. Я решительно сделал шаг назад. И они сделали два. Навстречу мне. Я не знал, чего они боятся, чтобы это использовать против них. Но я вспомнил про свой перстень, снял его и со всей силы зажал в ладони. Тим повторил за мной. Тут же, словно в каком-то мистическом фильме ужасов, небо вспыхнуло молнией, и через секунду грянул гром. За эту секунду между громом и молнией я, воспользовавшись ситуацией, схватил брата за руку, как тогда. И мы, будто та самая молния поселилась внутри нас, быстро убежали прочь. Бежали так сильно, что сковывало дыхание и немели ступни ног. В темноте было трудно что-либо разобрать, и мы прорывались сквозь ветки сухих деревьев и срывающуюся в лицо листву. Было страшно убегать тогда, не зная, что за лица перед нами. Но каково было сейчас, когда потихоньку выстраивался паззл, не описать словами. Я понимал одно, что от темных магов вряд ли стоит ожидать хорошего. Да и в принципе, можно ли ожидать чего-то хорошего от людей (предположим, что они были обычными людьми), которые подкрадываются молча в темноте и выжидают тебя после уроков? Нам удалось скрыться. Усилившийся разъяренный ветер сопутствовал нас всю дорогу, и в какой-то момент нам даже казалось, что мы не бежим, а летим. То ли удача снова оказалась на нашей стороне, то ли действительно перстень был волшебным. Когда он со мной, я чувствую себя сильнее и увереннее. Или просто не признаю, что сам способен на большее, чем я думаю?

На следующий день мы обнаружили наш тайник нетронутым. Под землей даже остался желтый осенний лист, который при нас сорвался с дерева прямо на шкатулку. Для нас, мальчишек, которые мысленно попрощались с идеей дочитать дневник тетушки до конца и узнать всю правду, это было приятным удивлением. Значит, те двое не видели, как мы прятали свой тайник? Мы выдохнули с облегчением, словно тяжкий груз свалился с наших плеч. Но, увы, ненадолго.

«Луи и Марго – предводители клана Монт в настоящем времени. Их предки использовали темную магию для достижения своих целей. Части тела альбиносов, согласно поверьям, обладают магической силой. Их используют в своих зельях знахари и колдуны. В разные времена и в разных странах к альбиносам относились по-разному. Но в большинстве случаев их боялись, считали их причастными ко всем бедам и пытались всеми силами от них избавиться. Считается, что конечности альбиносов обладают магическими свойствами, они якобы способны излечить от различных болезней или привлечь богатство. Такие стереотипы и сейчас проповедуются нашими местными шаманами в Одеране».

Вначале я пытался читать вслух, но с каждой новой буквой к горлу постепенно подступал ком и начинали потеть пальцы рук. Тим смотрел на меня тихо и выжидающе, с немым вопросом в глазах: «Ну, что? ЧТО там?». Я молчал. Осилить сразу весь текст, написанный почерком Агаты, я не смог. В глазах все начало темнеть и как будто рушиться. Я уже привык к тому, что я родился альбиносом. Но то, что за это меня должны убить, было для меня новостью. Мне было жутко представлять, что могло с нами произойти, но картинки сами всплывали перед глазами. Там, под оливковым деревом, поздним вечером я или мой брат могли спокойно лишиться руки или ноги. Или они хотели нас убить. Как в Африке, в Кении и Танзании. Они могли сжечь нас, альбиносов, на костре или закапать в землю. Нет, это все не может быть реальностью. Я убежал в свою комнату, лишь бы упасть в подушку и скрыться от навязчивых ужасных мыслей. Разве могут люди вести себя так, словно они дикие звери? Разве может все это быть не сном, а реальностью? И в эту ночь на меня снова смотрели глаза пугающей темноты, из-за которых я вскоре попросту разучился спать. Узнавать правду оказалось больнее, чем я мог себе представить. Медленно, но верно общая картинка, словно фигурками из тетриса, вырисовывалась на наших глазах. Больнее всего было читать этот чертов дневник и понимать, что все эти долгие годы от тебя скрывали огромную тайну. Лишь потому, что ты ребенок. Читая и осознавая все по порядку, каждая буква ощущалась острием ножа. Теперь все становится на свои места.

«С этого дня я начинаю вести дневник, чтобы было проще найти информацию. Возможно, в будущем, если эта книга попадется в чьи-то руки, она будет кому-то так же полезна, как и мне. Моя бабушка по маминой линии, Беатрис, была белой ведьмой. Я узнала об этом, когда выросла, но с детства замечала тонкую связь между бабушкой и природой. Как она реагировала на огонь, воду, Луну и звезды. Казалось, что не она чувствует природу, а природа чувствует ее. От нее всегда исходила какая-то неописуемая сильная энергетика, с которой не сравнится ничто. В детстве, прислонившись к двери, я часто слышала, как бабушка читала молитвы или медитировала. И мне всегда хотелось за ней повторять. Позже к нам стали приходить разные люди, и бабушка говорила, что лечит их с помощью волшебных трав. Бабушка даже обычные микстуры от простуды называла волшебными, поэтому я не воспринимала ее слова всерьез. Пока не начала находить ее записи в тетрадях. И не узнала о том, что она колдунья. Белая магия – это единство с природой во благо человечества. Оказалось, что все свои эмоции можно преобразовать в огромную энергию для того, чтобы создать какие-то изменения в мире. Я стала находить разноцветные интересные колбочки, пакетики с разными травами, книги с картинками. Я поняла, что магия – это настоящее искусство, в которое я раньше не верила. Спустя годы я призналась бабушке, что все знаю, и что тоже хочу быть белой ведьмой. Ее реакция была неожиданной для меня – она сказала, что лучше я все узнаю от нее, чем мне расскажут какие-то злые люди. Так я узнала про черную магию. После смерти бабушки я окончательно решила пусть и не стать настоящей целительницей, но хотя бы сохранить все ее книги и записи в целости и сохранности. Через двенадцать лет у Эммы родились близнецы. Мальчики оказались необычными. Они родились альбиносами. Я не могла поверить, что в нашей семье это когда-то случится снова. В детстве бабушка рассказывала, что в нашем роду были альбиносы, но это было очень много лет тому назад. Она не рассказывала, что они были убиты за то, что родились белыми. Это я прочитала в книгах. Убеждение, будто альбиносы приносят несчастье, живет в Танзании давно. Еще в XIX веке младенца, родившегося с белой кожей, обычно убивали, а мать изгоняли из семьи».

Становилось невыносимо больно от этих слов и мгновенно бросало в жар. Неужели тетушка тоже думает, что мы приносим вред? Тогда зачем она нас приютила? Мне стало не по себе от мысли, что рядом с ней мы находимся в еще бóльшей опасности, чем без нее. И кто же на самом деле убил родителей? Мысли кружились, запутывались, ударялись. Так не может быть. Так не должно быть.

«В то, что рождение альбиноса – это «плохой знак», я, конечно, никогда не верила, – стало легче. Господи, как же мне стало легче! – Но наш маленький городок оказался настоящим рассадником магии, где многие жители до сих пор верят в легенды и суеверия. Я начала копать глубже, выискивать информацию через лазейки обо всем, что связано или может быть связанным с этим. И как бы тяжело ни было, мне пришлось рассказать все Эмме и ее мужу Дориану. Они ничего не подозревали. Огромная каменная глыба рухнула на их плечи. Молодая семья теперь вынуждена не жить, а выживать в этом страшном мире. Одеран – город противостояния добра и зла. Город грез, белой и черной магии. Врагов нужно знать в лицо, и я старалась узнать все о темных магах нынешнего времени, максимально не привлекая к себе внимания. Это нужно было для конспирации и нашего плана в будущем. И в первую очередь для близнецов. Оглядываясь назад, на светлую бабушкину кухню, я вспоминала ее слова и рассказы. Кто же знал, что для нашей семьи это когда-то будет настолько жизненно необходимо. Так я и вспомнила давнюю историю про потомственных темных магов Монт. И это не то чтобы не вымысел. Это суровые реалии как XIX, так и XXI века. Чудовищно грустно осознавать, что мир прогрессирует и меняется с каждым днем, а люди продолжают охотиться на людей из-за их внешнего отличия от остальных. Про семью Монт ходило множество легенд, и все они так или иначе связаны с исчезновением людей и темными силами. У меня нет собственных детей, но мне до сих пор становится плохо от одной только мысли, что близнецам Эммы может грозить опасность. Я видела их (еще совсем крохами) в день их рождения. Счастливый был день. И громкий. Их первый крик я не забуду, кажется, уже никогда. Как не забуду и счастливых улыбок на лице моей любимой сестренки Эммы и ее, на первый взгляд серьезного мужа Дориана. В этот день, я уверена, все живое, что есть в природе, искренне верило, что нарушить идиллию этой семьи просто невозможно. И вся их вера потерпела крах. Как потерпел крах тот проигравший, что потерял крупную сумму денег в казино. Но речь не о деньгах, не о бумажках. О самом ценном: человеческой жизни. После того дня, тринадцатого июня, я видела близнецов лишь на фотографиях. Но время от времени передавала им подарки от тети. Чтобы они знали, что я есть, и я люблю их. С того самого дня мы не могли повидаться лично. Не потому, что я не хотела или была занята, а потому, что это было частью нашего плана. Рождение близнецов-альбиносов в семье Вайт стало событием, которое разделило нашу жизнь на до и после. Мы все пытались сохранить в тайне особенность малышей, но слухи, как и в любой деревне, доносились из каждого угла. Хриплым скверным шепотом доносились голоса из окон домов, проплывали по течению шумной реки и были слышны даже среди шелеста листьев густых деревьев. Беременность, конечно, Эмма не скрывала и не могла бы скрыть, ведь каждодневные походы на работу никто не отменял. Да и тогда она еще не знала, какими родятся парни. Их внешний облик для Эммы был не материнским проклятием, а, наоборот, даром. Неестественно белокурые пряди волос, почти прозрачная кожа и серые чувствительные глаза для нее были чем-то особенным и волшебным. И будто раскатами грома раздалась тревога об опасности. Для всех окружающих, коллег по работе и соседей, у Эммы родился мальчик. Самый обычный и здоровый. В Танзании, по крайней мере, раньше, второго рожденного в семье альбиноса лишали жизни еще при рождении».

Бедный Тим. Перед глазами вереницей событий пронеслись воспоминания из детства. И какой же мелочью кажутся сейчас те недопонимания и бесконечные обиды. Мне даже стало стыдно, что когда-то я, ревнуя родителей к Тиму, хотел, чтобы у меня никогда не было брата. Сейчас же я больше всего на свете благодарю Всевышнего за то, что я не один. Слова Агаты из дневника оказывали на меня давление. Мощное, как ток. Вначале каждая буква смотрела на меня глазами неизвестности, глазами уже такой знакомой (и почти что родной) тьмы. Мне было страшно. Но с новой страницей страх перерастал в боль, а боль – в ненависть. Вначале я ненавидел себя. За то, что я не такой, как все (а значит урод). Потом за то, что не могу постоять за себя и брата. Позже это все смешалось, будто краски на полотне, и сформировалось в один большой сгусток разноцветных красок, которые в конечном итоге становятся обычным черным пятном. Все эти чувства не давали мне спать, есть и просто существовать во всем этом. Смешалось все: любовь, волнение, боль и такое горькое чувство вины размером с космос. В конечном итоге вся эта палитра красок превратилась в полную апатию. Мы грустно переглянулись, и я снова вспомнил, что Тим, как рожденный вторым, мог так и не увидеть белый свет. И мы продолжили читать дальше.

«План был, может быть и не надежным на все сто процентов, но другого выхода мы не видели. Уехать было бы слишком спонтанным решением, а Эмма, и уж тем более ее муж Дориан, отнюдь не являлись авантюристами. Да и денег тогда особо не было. Одеран хоть и оказался для нас опасной рассадой монстров, но здесь все, каждая тропинка и каждое дерево родное. И потом, если даже в маленькой деревушке далеко не все знали про семью Монт и других, (странно, что эти слухи еще не коснулись всех жителей), то переехать в большой город, чтобы скрыться в его объятиях, значит подписать контракт с неизвестностью. Сколько же там может скрываться этих жестоких магов, что встретятся на пути в обличии обычных людей? Переезд в Кольмар, Мольсем или тем более Страсбург таил в себе что-то опасное. Это было очевидно. Он буквально назначал тебе стрелку с монстрами. Было принято решение, которое давалось трудно всей семье, но оно было неизбежным. Как первый снег в декабре. Семья Вайт остается в Одеране. В своем привычном и родном доме. Они жили своей встревоженной, но в то же время такой спокойной счастливой жизнью. Потому что никто на свете не сможет ощутить большего счастья, чем человек, который знает, что в любую минуту своей жизни он может потерять самое дорогое, что у него есть. Я чувствовала свою вину, когда мысли начинали терзать мою бедную голову. А что, если ничего не произошло бы? Если бы я не рассказала, что знаю, то они жили бы в спокойствии всю свою жизнь, и никто их так и не тронул бы? Но эти все «а что», «а если бы», не давали ровным счетом никаких гарантий. А риск был очень большой, даже если он составлял всего один процент. Один процент на весах жизни и смерти равен миллиону. Ведь на кону жизни детей сестры и ее мужа. Их собственных единственных и родных детей. Дориан и Эмма ни за что на свете не простили бы мне умалчивание, случись чего. Чертовски непростительное упущение стоило бы мне всего, так что нечего себя винить, Агата. Лучше один раз перестраховаться, чем всю оставшуюся жизнь существовать с горьким привкусом вины и комом неукротимой нарастающей боли. Сестра и ее муж заставили себя стать самыми осторожными людьми в мире. Иной раз мне казалось, что Дориан вовсе разучился спать. Ведь когда бы я ни позвонила, даже самой поздней ночью, он всегда брал трубку со своего, а иногда и с телефона Эммы. Он всегда был начеку. И пока родители за безопасность своих детей платили нервной системой и сном, близнецы были вынуждены жить, не выходя за пределы дома».

Перед глазами снова и снова возникали образы из прошлого, где все счастливое и беззаботное детство было ограждено кирпичной стеной. Только сейчас я до конца осознал: родители все наше детство оберегали нас не от воздействия солнечных лучей, которые вредны для альбиноса. Вернее, от солнца, конечно, тоже. Но в первую очередь они защищали наши жизни от воздействия темных магов. По спине пробежалась стая мурашек от вспыхнувшего, словно спичка, осознания. Этого просто не может быть. Я отказываюсь верить в такую жестокость этого мира. Неумолимо волнующий меня вопрос хотел криком вырваться наружу, но так и застрял где-то в груди: ЗА ЧТО? За что родителям такое наказание в виде нас – альбиносов? Раньше я многого не понимал, сейчас я не понимаю еще больше. Но картинка наконец-то постепенно начинала проявляться, как проявляются фотографии на пленке. И фотография нашей счастливой семьи обрывалась прямо на моих глазах. Все это время родители оберегали, учили, любили нас. Но они вовсе не были счастливы. Или, может быть, убеждали себя, что они счастливы, но это точно не было так. Это не могло быть так. И что я понимал лучше всего – это то, что наши родители меньше всех на свете заслуживали такую жизнь. С момента нашего рождения они потеряли себя, живя в страхе за свою семью, напрочь забывая о своих личных интересах. Повисла гробовая тишина, как будто в этой паузе наши мысли догоняли нас самих. Позже губы Тима шепотом произнесли то, чего я предпочел бы никогда в этой жизни не услышать и не осознать:

– Это они убили наших родителей.

– Кто «они»? – задал я скорее риторический вопрос, чтобы оттянуть время, чтобы еще хотя бы следующую секунду прожить без чувства вины.

– Эти маги, что следили за нами. Монт.

Тим всегда был смекалистым парнем, отличающимся своей непревзойденной логикой и скоростью мышления. Но здесь и глупому человеку было бы понятно: родители умерли не своей смертью, им помогли. Они расплатились за нашу безопасность ценой собственной жизни. В воздухе поселилось напряженное молчание. Так рождается гнев. Пускай это были всего лишь догадки, возникшие из собственных мыслей и подкрепленные обрывками слов тетушки из ее дневника, но для нас обоих это было нечто большим. Монт – это ключ к разгадке. Но действовать нужно тихо и обдуманно, иначе можно с треском провалиться. Такой взгляд брата я видел впервые, но именно там, под нашим оливковым деревом, я как никогда раньше был его отражением. И единственное, что хоть как-то безмолвно могло меня утешить, это то, что все это дерьмо я буду проходить не один. Что мы вопреки нашим детским разногласиям все-таки сумели стать одной командой. После того дня я не помню, чтобы на нашем лице рисовалась искренняя улыбка, как минимум до Нового года (тетушка подарила нам приставку, не зная, что самым главным подарком для нас уже оказался ее личный дневник, благодаря которому мы собирали правду). Изо дня в день мы тщательно скрывали апатию и факт того, что мы все знаем. Вернее, что мы почти все знаем, но уже на несколько шагов ближе к истине. Или, если сказать точнее, то наоборот – всего лишь несколько маленьких шажочков нам не хватало, чтобы докопаться до этой самой истины. Но мы готовы более чем решительно. И это дело стало не только предметом нашего сплочения с братом, но и миссией всей нашей жизни, как нам казалось. Еще пять минут назад, неуверенный и сомневающийся в каждом своем действии я, уже с высоко поднятой головой и серьезным взглядом смотрел вперед. А другого выбора у меня и не было. Продолжать душить себя воспоминаниями и страхом было бы убийственно разрушительным для нас с Тимом. Те, кто развеяли мрак над Одераном, должны быть обезврежены. Но пока нашим светлым и гениальным умам было всего по девять с половиной лет, с этим планом было принято решение немного повременить.

Глава 12

Ночью, перед сном, пока из-за дверцы шкафа на меня глядит тьма, утром за завтраком и даже во время уроков я думал о родителях. Тогда я еще не совсем понимал их сверхзаботу и опеку, и запросто мог обидеться, когда мне отказывали в прогулках на улице. Я не мог понять нервозность отца и тревожность мамы. Я ни раз замечал, как у одного из них дергался глаз, а у второй дрожали руки. И всегда обвинял во всем работу, потому как из уст родителей работа – самое страшное слово. Утром мама боялась опоздать на РАБОТУ и потому обожгла пальцы рук раскаленной сковородкой. У нее на правой руке даже есть шрам, заработанный одним суетливым утром при жарке оладьев. А вечером папа вернулся с РАБОТЫ в плохом настроении и выпил бутылку пива (это всегда означало что-то плохое). Именно из-за нее, из-за этой треклятой РАБОТЫ родители всегда озадаченные и уставшие. Сейчас же я стал видеть все по-другому. Не сквозь призму розовых очков, а так, как это было на самом деле. С привкусом горечи, боли и страха. Я чувствовал себя очень нелепо и глупо. Будто все это время я был слепой. И вдруг прозрел. Будто мой дом, моя жизнь пылали ярким огнем и уже почти превратились в пепел. А я просто сидел и смотрел любимые передачи по Дискавери и выглядывал в окно, совершенно не замечая дыма. Затем накатила новая волна целой палитры ощущений, и среди них чувство беспомощности, безысходности и собственной никчемности. Появилось непреодолимое желание взять все в свои руки и что-то предпринять, не сидя сложа руки и не играя в паззлы. Но тогда было слишком рано, чтобы осознавать, что происходит. А теперь уже слишком поздно, чтобы вернуть родителей. Осознание, которое до сих пор бьет током по моей черепной коробке: «Уже. Ничего. Не исправить». Маленький Анри внутри меня хочет биться ногами в истерике от несправедливости, хочет в объятия своей мамы, от которой всегда вкусно пахнет цветочными мотивами с нотками самой чистой любви. Какую бы сильную заботу нам не давала бы Агата, объятия и поддержку мамы девятилетнему ребенку не заменит никто. Ровно так же, как и никто не сможет дать такой нужный мужской отцовский совет, как папа. Гуляя по следующим страницам дневника, мы все больше понимали происходящее и все лучше узнавали Агату. Может быть, мы поступали неправильно, нарушив ее личные границы тем, что проникли таким способом в ее мысли. Но это было необходимо нам настолько же сильно, как и глоток воздуха. Мы как будто заново знакомились со своими родителями, с тетушкой и с самими собой. И было такое ощущение, что мы заново учились жить и понимать, как устроен этот мир. Ведь все, во что мы верили и все, что знали, оказалось поддельным и пластмассовым. Все это оказалось не больше, чем фальшь и выдумки. Мир не равно добро, а мы никогда не были и не сможем быть такими, как все. Нас никогда не примет общество. И казалось, что нам уже это не было нужно. Любой сказал бы, что мы стали злее. Но смог ли бы хоть кто-то суметь остаться прежним после того, как на него обрушился огромный снежный ком, разрушая внутри все живое? Заставляя тебя преждевременно повзрослеть и убивая напрочь все светлое, что когда-то жило в тебе. Поначалу мне хотелось злиться и на родителей, и на Агату. Но потом меня словно обдало ледяной водой, и я очнулся. Я не знаю, можно ли эти мысли назвать мудростью, но для девятилетнего мальчика, который только учился понимать людей, думаю, это был один из первых мудрых шагов. Любой на их месте поступил бы также. Ведь гораздо проще сказать ребенку, что он не может выйти на улицу поиграть, потому что солнышко оставит на его нежной коже следы горячее, чем мамина плита. Нежели то, что за ним охотятся монстры и хотят соорудить из него браслет. Обвинять в чем-то родителей точно было бы неправильно, хотя плевал я на правильность и неправильность. Просто лично для меня они были героями.

– В каком смысле героями? – неожиданно спросил Кронос, упираясь руками в стол и как бы напоминая мне, что я не просто веду монолог, выворачивая все свои мысли и чувства наизнанку, но и делюсь своей историей с кем-то. Я немного замешкался, но продолжил:

– Да, я многого не знаю и что-то действительно никогда не смогу понять. Но все, что я понимал тогда, когда впервые прочитал дневник, это то, что каждую минуту своей жизни родители думали о нас.