Текст книги "Месть белых воронов"

– А что ты можешь сказать сейчас?

– Сейчас я знаю еще и то, что они думали о нас даже в последние минуты, когда за ними пришла смерть. Я понял это, потому что ощутил это на своей шкуре. В такие моменты особенно хорошо думается о близких. И о том, что ты не сделал и не сказал когда-то.

– А что бы тебе хотелось сказать?

– Что семья – это самое главное.

Меня окатило волной отчаяния. Мне хотелось бы сказать эти слова близким людям. Но я понимал, что родители давно мертвы, а где сейчас находится брат, я понятия не имел и не знал, будет ли у меня еще такая возможность сказать ему эти слова. И от этого становилось не только грустно, но и безумно страшно.

– Отец говорил, что когда вырасту, я обязательно это пойму. Но он боялся, что будет поздно, – продолжил я, уставившись в пол. – Я понял это гораздо раньше, жаль только он этого уже не узнает.

Кронос смотрел, кивнув головой с понимающим видом. Хоть я и понимал, что это просто из вежливости, но мне было важно куда-то выкинуть свои мысли и сказать то, что давно хотел. Хотя бы незнакомому человеку. И правда, стало намного легче. Перед глазами снова начал всплывать почерк Агаты.

«Мой собственный дом, по нашему плану, был спасательным кругом. Эмма больше нигде и ни с кем не обсуждала родственные связи. А поскольку место работы она меняла часто (как из-за своей непостоянности, так и из-за безопасности семьи), новый круг общения не знал ни о близнецах, ни обо мне, ни тем более о местонахождении моего дома. На случай, если однажды их найдут и оставаться в родном доме окажется слишком опасным, они должны были приехать ко мне. Это случилось холодной зимой, когда близнецам было уже пять лет. И когда мы наивно полагали, что наши опасения не оправдались и что все и дальше будет также хорошо. Но в жизни, к сожалению, так не бывает. Маги клана Монт вернулись в город из Страсбурга, в котором жила их маленькая дочь. Там они оплачивали ей лечение и изредка ездили ее проведать, оставить теплых вещей и денег ее дяде, у которого она жила. После очередной такой командировки к дочери, они узнали о близнецах-альбиносах в Одеране. Какая птица донесла на своих хрупких крыльях эту новость, до сих пор для меня остается неизвестным. Или благодаря темной магии им пришло это видение во сне? В любом случае они усилили свои поиски. И когда малыш Анри вышел на прогулку, и хоть они были такими редкими и недолгими, они (Монт) все же нашли их. Ведь всегда так и происходит. Как по закону подлости. Ты можешь годами сидеть дома взаперти, но в один единственный день, когда решишься выйти подышать свежим воздухом ровно пять минут, тогда-то тебя и заметят. И как раз в тот день этот закон подлости и сработал. Эмма и Дориан всегда были на страже безопасности, и братья выходили за двор не чаще одного раза в неделю при условии, что они не задержатся там дольше десяти минут. И Эмма всегда следила за ними в окно. Тим был закрытым мальчиком, любил играть в логические игры и был всячески увлечен какими-либо процессами, поэтому улица его мало интересовала. Хотя сейчас он любит смотреть на путешествия по телевизору и читать о звездах. Анри, наоборот, не может сидеть на одном месте и часто рвется на свободу. Ему, как истинному ребенку, интересно все. И это сыграло с ним злую шутку. Они приехали ко мне уже под вечер, голодные и с красными носами. Был лютый мороз. Снегом запорошило улицы так сильно, что я не помню, когда в последний раз видела такой зимний Одеран. Не представляю, как Дориан вел машину в такую погоду, но в результате ехали они так долго, что все изрядно устали. Мне было приятно видеть их: красивых, родных, а главное – живых. Первым делом я обняла Эмму (она так сильно исхудала за года, проведенные в бесконечном стрессе, что я прочувствовала руками все ее ребра). Затем Дориана (сильный мужчина с широкими плечами) и поспешила рассмотреть мальчишек. Это была наша первая встреча, не считая дня их рождения (так вот вы все-таки какие, мои племянники!). Они смотрели на меня настороженно, опасаясь почти незнакомую родственницу, которую они знали лишь по рассказам и посылкам. Я понимала, что это все не могло заменить живое общение, и придется приложить усилия, чтобы завоевать доверие близнецов.

«Меня зовут Агата, я ваша тетушка», – сказала я самой нежной интонацией и протянула им руку. Первый заключил со мной рукопожатие Анри. Потом менее уверенно (но все же это случилось), Тим. Еще было рано радоваться, но я уже тогда почувствовала, что контакт настроен. Мы найдем общий язык.

Помню это как вчера: я сняла с них мокрые от снега куртки, развесила их по батареям и заставила малышей мыть ноги в горячей воде. Накрыла на стол свою лучшую скатерть для особенных случаев (а случай был самый что ни на есть особенный – такой бывает раз в жизни). И подала на стол Рататуй. Это семейное блюдо еще со времен нашего с Эммой детства. Странное было ощущение. Повод вроде бы и грустный, а на душе был настоящий праздник. Мы наконец увиделись. Никакой конспирации. Только я, моя сестренка Эмма, ее муж Дориан и малыши Анри и Тим. за одним столом под одной крышей. И плевать, что будет завтра. Сегодня мы все забудем о существовании магии (а кто-то и вовсе о ней никогда и не знал). Будем громко смеяться и звенеть бокалами».

Это и вправду был самый счастливый вечер. Только для нас он был таким по-настоящему, без шума и помех где-то на заднем плане, без дикого страха в груди и вопросов «а что будет дальше?». Мы просто приехали в гости. Вкусно поужинать и, наконец, собственными глазами увидеть и лично убедиться в том, что тетушка Агата из маминых рассказов все-таки существует. И она такая же теплая и милая, как и ее свитера, что она нам передавала на зиму. Мы просто наконец-то хотя бы совсем на чуть-чуть выбрались из своего домика. Пускай не на улицу, а из машины прямиком в почти такой же снаружи дом. Но это уже совсем другой дом. И здесь совсем не давили стены. А завтра все будет как всегда. Нас ожидает вереница таких привычных и таких похожих на все предыдущие дней. Но это было лишь в воображении двух пятилетних мальчиков, которые тогда все еще жили под призмой розовых очков. Реальность для мамы и папы и даже для тетушки Агаты, была другой. Они сознательно глушили сотни мыслей, которые им мешали расслабиться столько лет, чтобы в моменте почувствовать себя свободными и счастливыми. Ведь другого удачного момента у них может уже не быть.

И его не было.

«…На следующий день, как было обговорено раньше, Эмма и Дориан уехали. Они не могли бросить свою работу и так же остаться взаперти, как и дети, потому что деньги имеют свойство исчезать. Главной их целью было заработать как можно больше и навсегда уехать. И уже было плевать на неизвестность чужого города. Им хотелось просто бежать. Не ради себя, ради детей. Детей, которых могли стереть с лица земли всего лишь за то, что они альбиносы, и из-за того, что в чьей-то семье принято, что за это убивают. Утром они ушли, обняв близнецов робко и с опаской, но с такой сильной любовью, которой я не видела раньше никогда и нигде. Больше они к нам не вернулись. Потому что как только они вышли в город, назад дороги уже не было. Так рисковать уже было нельзя. Каждый визит обратно мог сопровождаться «хвостом» за собой. За одну такую ошибку можно поплатиться жизнью.

Глава 13

Мозг по-прежнему отказывался верить в то, что этот дневник – не фантастическая книга, а реальная история, которая касалась моей семьи и самого меня. Я посмотрел на перстень, который подарила Агата на день рождения. Неужели он и правда волшебный? Вокруг меня, если так подумать, слишком часто ходила опасность: она караулила меня за углом школы, наблюдала за мной из-за кустов и даже витала в воздухе нашего дома. Получается, это не я переборол свой страх темноты в комнате, не я спас Тима тогда в мужском туалете. И не благодаря мне уже дважды мы спаслись от магов Монт. Этой силой нас действительно наполнял перстень-амулет. По словам Агаты, оберегающий нас. Черт, неужели я действительно мог поверить в то, что из гадкого утенка так быстро стал могущественным суперменом? И после резкого взлета, как бывает, произошло не менее резкое падение. Я снова упал в своих глазах. И тогда, как и сейчас, не существовало сильнее наказания для меня.

Теперь нам стало понятно, какие мотивы были у наших родителей. Мы вспоминали тот день, когда впервые оказались в этом доме. И убедились, что магия существует. Прочитали сотни странных и непонятных нам рецептов (зельев?) и были хоть как-то введены в курс дела. Но по-прежнему узнавали все сами. Агате ни слова. Непонятно было одно: почему нас выпустили на улицу после стольких лет заточения, и даже устроили в школу. И почему эти маги до сих пор ничего не предпринимают, помимо того, что просто нас караулят? Это непонимание настораживало больше всего.

«Мне так и не удалось за свои сорок три года устроить свою личную жизнь. Чувство одиночества душило меня долгие годы. И когда уже с головой накрыло отчаяние и не было видно даже проблеска надежды, в моей жизни появились близнецы. Можно сказать, что у меня не было выбора, но я была счастлива принять их в свой дом. И мы даже стали самой настоящей семьей. Случилось нечто ужасное: два пятилетних мальчика остались без родителей, а одна взрослая женщина практически сошла с ума от того, что ей совершенно некому в этом мире дарить свою любовь и заботу. И вот мы нашли друг друга. Три судьбы, которые просто не смогли бы существовать в эти дни, наполненные горем, по отдельности. Я полюбила их как родных. И уже не представляю свою жизнь без этих малышей. Поначалу я делала все в точности, как мы договаривались с Эммой и Дорианом. Мы продумали план вплоть до мелочей. На случай если они не вернутся. Когда я узнала, что их нашли мертвыми около реки Рейн, я посчитала своим долгом воспитать братьев так, как хотели этого их родители. Не баловать, тщательно следить за их домашним обучением, попытаться наладить их взаимоотношения между друг другом, и самое главное – не выпускать их на улицу одних и не рассказывать всю правду. Они очень боялись травмировать детей, особенно моя сестра Эмма. И я их искренне понимала, потому и следовала их правилам. Но затем прошел месяц… два… потом год. И я начала чувствовать внутри себя противоречие. Будто я нарушаю свои собственные принципы, следую чужим инструкциям, отрекаясь от самой себя. Мне было жутко стыдно, но больше я так не могла. Первым шагом было признаться мальчикам в том, что родителей больше нет. Это сложно, но куда тяжелее было нести этот груз в одиночку. Я просто устала врать. К тому же они далеко не глупые. Они сами все видели и понимали. Я была очень рассеяна, забывала поесть и могла долго смотреть в одну точку. Часто теряла нить разговора и путала слова. Так боялась, что правда вскроется. Но все-таки скрывать ее было не по моим правилам. Я считаю, что дети – такие же люди, как и мы. И именно в детстве у нас формируется восприятие окружающего мира, моральные принципы, характер и многое другое. Нельзя просто так взять и спрятать их от всего в этом мире. Рано или поздно они узнают всю правду, и это ударит их в тысячу раз больнее. Второй шаг мне давался еще сложнее, хоть снаружи я оставалась непоколебимой, внутри по-прежнему бушует ураган. Сколько еще близнецы смогут сидеть взаперти? Для них это не кажется насилием, клеткой… Для них это привычная среда и ничего больше. Пускай улица манит… зовет. Я уверена, дома они все равно чувствуют себя счастливыми. По крайней мере, этот дом дарит им тепло, ласку и заботу. На все двести процентов. Но что потом? Да, есть домашнее обучение, о котором так сильно настаивала Эмма. Есть онлайн-лекции в университете, различные курсы и работа в компьютере. Век информационных технологий и все такое. Но это никогда не заменит живое общение. И я боюсь представить такую жизнь для них. Передо мной стоял самый страшный выбор в моей жизни, за который я несла колоссальную ответственность: подвергнуть детей возможной опасности или собственноручно сделать из них антисоциальных людей. Что в принципе уже было близко. Уже и так было слишком поздно, но лучше сделать это сейчас, когда есть еще шанс, что мир их не спугнет и не загонит их обратно в норку. Уютную, безопасную, комфортную, но в которой нет настоящей жизни. А настоящая жизнь полна испытаний, взлетов и падений, приятелей и врагов. Жизнь – это черное и белое. И если этот мир полон монстров и сюрпризов, то они должны быть к этому готовы. Иначе они сломаются. И прожив несколько недель с этой мучительной дилеммой в голове, я приняла решение подарить близнецам свободу на их восьмой день рождения. И я полностью несу ответственность за это решение не только перед их родителями, но и в первую очередь перед самой собой. В моем понимании не могло существовать версии, в которой я бы прятала двух мальчиков (а в будущем – взрослых парней, мужчин) от всего зла. А зла в этом мире достаточно. Рано или поздно, я думаю, Эмма тоже это понимала, они вырастут и больше не смогут прятаться. Тем более, если они так и не узнают настоящей причины. И какая в конечном итоге у них может вырасти злоба и ненависть ко всему, и ко мне в том числе? Возможно, со стороны мой поступок можно было расценить как равнодушный или отчаянный, но я была твердо уверена, что это единственный правильный выбор. Сейчас или никогда. Близнецы пойдут учиться в обычную школу, будут развиваться со всеми детьми и принимать свои первые жизненные уроки. И я сделаю для них абсолютно все, что будет от меня зависеть».

В чем-то она была права. Злоба во мне все-таки росла, и с каждым днем все больше. Далее на страницах было много непонятных слов о магии, о ее экспериментах, какие-то мантры и символы. Ее мысли и воспоминания. Но в самом конце дневника была короткая, но красиво выведенная емкая фраза: «Анри и Тим, если вы это читаете, знайте – все мои действия были сделаны исключительно по любви». И тут я понял. Тогда Тим нашел ее дневник и книги не случайно. Агата хотела, она знала, что мы его прочтем. И что этот тайник сможет сплотить нас. Так и случилось: мы стали не только братьями, но и настоящими союзниками. Агата жила одна в этом большом (как казалось мне тогда) доме долгие годы и жизнь ее была слишком размеренной и одинокой. Поэтому она начала писать дневник, в надежде выговориться хотя бы бумаге. Но в каждом предложении, в каждом своем слове, она обращалась к нам.

Глава 14

Когда мы узнали всю правду, нам еще меньше хотелось прятаться. Мы решили жить свободной жизнью, которой у нас никогда не было ранее. И ничего не происходило, кроме сильного ощущения, что за тобой вечно кто-то присматривает. Поначалу это пугало, но позже было уже смешно. Как будто мы сами поселили страх в свои головы и верили в то, что кому-то есть до нас дело. Иной раз мне даже хотелось, чтобы они, наконец, начали предпринимать какие-то действия. Вот они мы. И мы совсем не прячемся. Найди нас и попытайся сделать то же, что и с родителями. Ну же!

Осенью, когда нам уже исполнилось двенадцать, мы перешли в школу среднего звена. И в нашем классе появился новенький – Стефан Монт. Когда учитель нам его представляла, последнее слово высветилось перед глазами красным светом, кричащем об опасности. И ударило меня по голове.

Монт.

Они медленно подкрадываются к нам все ближе и ближе, растягивая удовольствие? Или это какая-то шутка?

Стефан – рыжеволосый парень с серо-зелеными глазами и слегка прищуренным хитрым взглядом. Он достаточно высокий и имеет спортивное телосложение. У него были веснушки, и в целом внешне он отдаленно напоминал мне Тео. Но его черты лица заметно были грубее, что ли. С виду он не показался мне каким-то опасным. Отталкивающей была лишь его фамилия. Выходит, Стефан – сын темных магов. И он теперь мой одноклассник. Замечательно. Жить становилось все интереснее и интереснее, с каждым часом новая ошарашивающая новость, которая готова сбить тебя с толку. Но и в этот раз ничего не выйдет. Посмотрим еще, кто кого. С первых минут Стефан вел себя спокойно, как бы присматриваясь ко всем. А мы в свою очередь присматривались к нему. То, как он зашел в класс, его манера речи и взгляд дали понять, что перед нами стоит уверенный в себе парень. Вид у него был опрятный, даже можно сказать, вылизанный. Красивая коричневая кожанка, черные модные ботинки и идеально уложенные волосы. Когда он начал общаться с одноклассниками, речь его была четкой и слаженной. До нашей школы Стефан учился в частной гимназии Парижа (только для элиты). Стало быть, что же он забыл в нашем захолустье? Зачем ему было переводиться в наш класс? Весь день мы старались не привлекать к себе лишнего внимания. И продолжали быть в роли наблюдателей. Ждали, когда же начнется игра. И были к ней готовы (вроде бы). И только к концу дня, перед тем как уйти домой, он все же подошел к нам, чтобы спросить:

– А вы братья, да?

Я еле сдержался, чтобы не засмеяться ему в лицо. Даже этим вопросом он снова напомнил мне Тео. Лучше бы он ничего не спрашивал, но мы оба знали, что этот вопрос – лишь повод завязать диалог. Кажется, игра началась. И я принимаю вызов.

– Нет, просто у бога именно на нас фантазия закончилась. Ctrl+C + Ctrl+V, так сказать.

– Шутка засчитывается, – сказал Стефан, щелкнув пальцами и улыбнувшись. На секунду мне показалось, что мы могли бы с ним подружиться.

– А вы давно тут учитесь? Что вообще можете рассказать о школе? Есть что-то такое, что новенькому обязательно надо знать? – сев на стол и повернувшись к нам лицом, спросил он.

– Ага…, – ответил, задумавшись я, а сам подумал, что началось «прощупывание почвы». – Ну, смотри, к новеньким здесь относятся, скажем, так, не очень. Но я думаю, что тебя это не коснется. Такое у меня предчувствие почему-то. Главное, что нужно знать: Себастьян считает себя здесь самым главным, как будто метит на место директора школы. А опоздание на математику к мадам Торенто может стоить тебе оторванной головы. Вот, в общем-то и все.

«И держись от нас подальше», – хотел сказать я, но вслух произнес лишь:

– А почему ты перевелся к нам?

– Родители больше не смогли оплачивать гимназию. Да и я устал уже от нее, от этой всей ее напыщенности и от слоганов на каждом углу: «Гимназия для гениев», «Гимназист – звучит элитно» и «Гимназия – это место, которое ни за что не хочется покинуть». А я взял и бросил. И ни капельки не жалею. Вот.

Было странно, но его слова в моей голове прозвучали максимально искренне. Мне не хотелось сразу нападать на него со словами: «А правда, что твои родители хотят нас убить?». Мы боялись его спугнуть. Может, он ничего не знает? Хотя, наверное, сложно жить под одной крышей с убийцами, и совсем этого не заметить.

Все последующие дни Стефан как будто хотел все время быть ближе к нам. Хотя мы, в отличие от других одноклассников, совсем не проявляли к нему интерес. Мне было все равно на его статус бывшего элитного гимназиста, со временем меня начало раздражать, как он разговаривает, параллельно жуя жвачку. Да и кроме всего прочего, его родители (а может и он сам), все еще хотели меня убить. Но, видимо, он еще не догадывается, что мы с братом знаем, кто он такой. И кто такие Монт. Он стал слишком много расспрашивать нас о планах на вечер, о нашей семье и даже о всякой ерунде. На все вопросы мы давали холодные и продуманные ответы, не давая абсолютно никакой конкретики и наводок. Немного позже терпение лопнуло, и одним осенним вечером, выйдя из школы, мы решили расставить все точки над и. Зайдя за угол и убедившись, что возле нас никого нет, я начал:

– Слушай, мы знаем, кто ты такой. Что тебе нужно?

– Гм, – многозначительно хмыкнул тот. – С чего вы взяли, что мне от вас что-то нужно?

– Не дури. Твои родители – темные маги, которые охотятся на нас, и тут «совершено случайно» их сын переводится именно в наш класс? Совпадение?

Тим одобрительно посмотрел в мою сторону.

– А вы не так просты, как кажетесь, – он стал жевать свою жвачку еще тщательнее. – И вы никому об этом не скажете, верно? – сказал он снова с ухмылкой, облокотившись рукой о холодную стену.

– Если с нами хоть что-то случится, скажем мы кому-то сейчас или нет, твоих родителей все равно посадят. Разве ты не понимаешь, что это уголовная ответственность?

– Я не говорил, что они с вами обязательно что-то сделают. Но, друг мой, если бы колдовство было уголовно наказуемо, не было бы такой статистики подобных действий. Я ни в коем случае не пугаю, просто сухие факты. Такое здесь не то что не карается, а скорее наоборот, приветствуется. Мы уж точно никогда не будем в глазах общества преступниками. Ведь всего лишь стараемся на благо всего города. А вот какими методами мы боремся с пагубной для него энергетикой, это уже следующий момент. О котором не следует распространяться. И отвечая на твой вопрос, Анри, мне ничего от вас не нужно. Пока что. Или я уже не могу просто поболтать со своими новыми одноклассниками?

Его открытость и легкость, с которой он говорил о таких вещах, меня возмущала до глубины души. Хотелось плюнуть ему прямо в лицо и уничтожить. Но не здесь и не сейчас, Анри.

– Зачем вам все это? – я говорил осторожно, не вдаваясь в подробности. Но он знал, что мы имеем в виду.

– Я не буду перед вами отчитываться. Просто такие, как мы, должны присматривать за такими, как вы. Чтобы вы не принесли опасность. Колдуны и маги Танзании, например, считают, что альбиносы приносят несчастье. Так чем же альбиносы Франции лучше?

– И поэтому твои родители за нами следят? Чтобы в какой-то подходящий момент убить? – я уже не мог сдерживаться и решил выплеснуть все свои вопросы хоть куда-то. И Стефан был сам виноват, что оказался так близко к нам. А потом я подумал: а чем же, интересно, момент возле оливкового дерева или в кустах после школы был для них неподходящим? – Я совсем не разбираюсь в людях, потому что за свою и без того короткую жизнь, мало с ними общался. Но я не чувствую от тебя злость, которую ты пытаешься нам навязать, чтобы мы тебя боялись, – решил признаться я. – Твои мотивы искренни? Или же ты просто выполняешь чьи-то прихоти?

Вопрос остался висеть в воздухе, но во взгляде Стефана я увидел немой ответ. Он задумался над моими словами. И, вероятно, сам не ожидал, насколько сильно я попал в точку своими предположениями. По крайней мере, так мне показалось от увиденной горечи в его взгляде, который он всеми силами пытался скрыть. Тогда я и стал понимать, что это за фрукт, Стефан Монт. За чрезмерно уверенными жестами и фразами, за ухмылками и взглядом с прищуром, прячется ранимый человек. Это всего лишь была его защитная реакция. На следующий день возле школы я увидел Луи и Марго Монт (родители Стефана). За километр от них воняло черной магией. С натянутой улыбкой Марго наклонилась к нам и прошептала:

– Мальчики, в прошлый раз нам так и не удалось с вами познакомиться поближе. Это очень огорчает меня. Но это же не отменяет нашу дружбу? Вы же будете себя хорошо вести? – ее губы, вульгарно накрашенные красной помадой, едва не касались моего уха. Было чертовски неприятно.

– Темные маги никогда не будут нашими друзьями, – сухо ответил я.

– Очень даже зря, Анри. Я бы советовала тебе все-таки подружиться хотя бы со Стефаном. Иначе неприятностей не миновать.

– Я ЗНАЮ, ЭТО ВЫ УБИ…, – она прикрыла мой рот своей рукой, сильно сжав челюсть.

– Ну, зачем же ты так, Анри? Я, кажется, попросила тебя не глупить, – прошептала она, явно издеваясь своей интонацией. – Пойдем, прогуляемся. Тебе нужно подышать свежим воздухом.

Темноволосая женщина, все еще прикрывая мне рот, повела меня в сторону черной машины. Ее муж схватил за руки Тима и повел его за нами следом. Куда они собираются нас везти? Сразу к себе домой, чтобы сделать из нас свеженький амулет? Из дневника Агаты мы знали, что маги Монт живут в Вогезах – горный массив на северо-востоке Франции. Но разглядеть какие-то виды не получилось. Окна машины были затонированы.

Мы вышли из черного автомобиля и оказались в густом туманном лесу. Где-то вдали виднелись алмазные горы. Да, мы были в Вогезах. Здесь было по-особенному красиво и в то же время так непередаваемо жутко. Сказочно жутко: вот оно, лучшее описание этого места. И тогда я осознал, как же сильно хочу жить.

– Видимо, вы о нас знаете больше, чем нужно, – сказал Луи, смотря на нас надменным взглядом.

– Какое вы имеете право нас…, – …похищать средь бела дня. Но не успел я договорить, как мне прилетела пощечина. Мужская взрослая пощечина, от которой прошелся импульс по всему телу. Горячая, обжигающая, бьющаяся током. Никто никогда раньше этого не делал со мной. И сейчас я не понимал, за что.

– Не смей так с нами разговаривать, щенок.

– Не то что? Сделаете из меня браслетик?

Луи оттолкнул меня, и я снова почувствовал от его рук какую-то неописуемую и мощную силу. Будто он едва ко мне прикоснулся, а я уже отлетел на приличное расстояние. От него исходила очень мощная энергетика, а у женщины возле него (Марго) был воспламеняющий взгляд. Я молился об одном: только бы они не тронули Тима. Даже мне было не понятно, зачем я начал им язвить. Но если бы тогда они тронули брата, я не знаю, на что бы я был способен. Потому что не только от них, но и от себя самого я чувствовал какую-то совершенно новую, неизведанную мной силу. Почему-то во мне было предчувствие, что пусть не сегодня, но в скором будущем я бы смог с ними посостязаться. Как будто от этой пощечины я почувствовал себя сильнее.

– Если продолжишь в таком же духе, придется твой язык укоротить.

– Поверь, мы больше церемониться не станем, – поддержала его Марго и чуть ли не прожгла во мне дыры своим испепеляющим взглядом. Я заметил, что в моменты злости (а особенно гнева), ее зеленые глаза всегда становились черными.

Я лежал на траве. Тим подошел ко мне, чтобы подать руку, но Луи сделал жест: махнул ладонью вверх и меня тут же в воздух приподнял ветер. А затем направил руку в свою сторону, и я почувствовал толчок в спину, какой-то холодный, неестественный, потусторонний. Не сделав ни единого шага, я снова был перед ним. И он сжал меня за плечи так, чтобы я точно понял, что с ними шутить не стоит. От этих прикосновений, таких легких на вид, но в то же время таких пронзающих, грубых и ледяных по ощущениям, было жутко. Как будто лезвием медленно проходили по тонкой коже. Невыносимо, мучительно, страшно.

– На этот раз обойдетесь легким испугом, – начал Луи.

– С ваших светлых голов мы возьмем по волоску и приготовим зелье, – продолжила его мысль Марго, приближаясь к нам и ведя за собой Тима.

Мне хотелось сказать, что пусть только один волосок с головы Тима будет сорван, и я убью их. Но мне сразу же показалось, что именно в этот момент нужно промолчать. Что если я промолчу, то буду умнее. И тогда, возможно, Тиму достанется меньше. Марго подошла ко мне сзади, и я почувствовал, как лишился своего тоненького волоса на голове. Потом она отошла к Тиму, чтобы проделать с ним то же самое, и в этот момент руки Луи разжались и отпустили мои плечи. Я рухнул на землю.

– Будете вести себя спокойно – больше не пропустите занятия в школе, – сказал Луи Монт.

– А если не захотите играть по нашим правилам, то случайно окажетесь для всех своих знакомых и близких пропавшими без вести, – с нахальной, грубой улыбкой произнесла Марго и хлопнула меня по плечу. Теперь я окончательно осознал, что игра началась. Взрослая и беспощадная.

Они сели в машину и исчезли, как будто и не было. Словно эта неведомая сила подтолкнула их автомобиль и направила в бездну. Я знал, что от этого места пешком мы доберемся до дома не раньше, чем через четырнадцать часов. Лес казался широким и нескончаемым, будто он захватил нас в свои объятия. И ни за что не хотел отпускать. На его величественном масштабе мы казались себе потерявшимися лилипутами. Как будто у нас не было никаких шансов выбраться оттуда. Но мы собрались с силами (которые, как мне казалось, покинули нас и уехали на машине вместе с Монт) и начали свой путь. Пройдя примерно пять километров, из ниоткуда появилась машина красного цвета, будто посланная нам самой судьбой. О предосторожности уже не было и речи, нам просто хотелось поскорее попасть домой. Если бы не этот добрый человек, который подобрал нас по пути, до Одерана мы бы доползли уже где-то к полуночи. К тому времени Агата бы уже съела себя изнутри. По дороге практически лысый широкоплечий мужчина низенького роста говорил о музыке, что звучала из проигрывателя машины, о своем сыне, который уехал в Канаду, и о тумане, в дебрях которого невозможно было разобрать, куда ехать. Несмотря на то, что он ворчал себе под нос, трудно было не разглядеть в нем настоящего добряка.

– А вы, видать, альбиносы? – спросил он, как будто бы только заметил. – Не боитесь гулять, да еще и в Вогезах-то?

– А чего бояться? – решил спросить я, чтобы выудить какую-то информацию. Или подтвердить ту, которую уже знал.

– Говорят, неспокойное место здесь, мистическое даже. Темная магия, что ли. Я не то чтобы прям верю во все эти штуки, но люди и правда пропадать стали. А многие, как мой сын, например, собственными глазами видели какие-то ненормальные вещи. Я-то тоже думал, причудилось, может, но потом и от других людей слухи разные разбежались. Мне и самому не раз казалось, что вижу что-то, но разве в этом тумане можно хоть что-нибудь разглядеть-то?

– А люди куда пропадают? Что об этом говорят? – «с этого места поподробнее», – подумал я.

– Маленькие вы еще, ребятня, чтобы ужасы всякие слушать, – переведя взгляд с дороги на нас, сказал дяденька. – Но предупредить обязан, – тут же добавил он.

– Не переживайте за нас, дяденька, мы не боимся. И не такие ужасы слышали.

– Маги-то эти – страшные люди. Кто знает, что им в голову взбредет. Аура у них такая…, – он вдохнул воздух. – Как кислое молоко. Воняет, и всем, кто рядом с ними находится, плохо становится. Говорят, все Вогезы уже пропитались их энергетикой. Как зомбированные все стали. Вот я вас и решил подобрать-то, чтобы вы не успели чем-то плохим пропитаться. А вы еще и альбиносами оказались! А к альбиносам у магов особенное отношение. Как бы вам так помягче…

– Да говорите вы, как есть. Едят они их или что?

– Поверье существует здесь много лет уже, что плоть альбиноса лечебной является. Что от всяких болезней излечить может. Я сам не проверял-то, но легенды эти уже не одно столетие по свету ходят. Многие почему и охотятся на таких, потому что плоть альбиноса, если продавать ее магам и колдунам по частям, пятьдесят или даже сто тысяч долларов стоит. Ну, что за заработки у людей такие? Я вот вообще не понимаю, как люди могут охотиться на людей? Это же совсем зверски получается. Неправильно это и чудовищно. Так вот и выходит, что маги рождение альбиноса проклятием считают, но в то же время и лечебным явлением. Вы не гуляйте тут больше от греха подальше, ладно? Родители ваши в курсе-то? Я вас десять минут от силы знаю, и то переживать уже начал.