Текст книги "Месть белых воронов"

– Сколько тебе осталось жить? – спросил его я, оборачиваясь к нему лицом.

Он явно не ожидал этого услышать.

– Может быть, ты хотел узнать, сколько осталось жить тебе? – он рассмеялся. – Тогда мой ответ: очень недолго.

– Нет, ты не ослышался. Я знаю, ты смертельно болен. Каково это – каждый день медленно умирать?

Передо мной стоял высокий худой мужчина лет сорока пяти, на первый взгляд похожий на профессора. Черные редкие волосы, овальное лицо с острым подбородком, тонкие губы и большой нос. У него была борода. И очки. Мускулы на его лицо дрогнули, взгляд стал еще (острее?) и злее.

– О твоей болезни, гемофилия, однажды вечером за чашкой кофе мне рассказал твой отец. Очень добрый и мудрый мужчина, кстати. Я с детства интересовался медициной, а позже еще и поступил в медицинский университет. И поэтому мне было уже тогда известно, что это заболевание подразумевает частые и трудноостанавливаемые кровотечения. В самые неожиданные и неподходящие моменты. Даже во время убийства, которое подготавливал годами. Это ты убил наших родителей.

– Зачем мне это было нужно? У тебя есть три секунды. Время пошло, – он язвительно посмотрел на часы.

– Ты охотился исключительно на альбиносов, верно. Потому что гемофилия – очень дорогостоящая болезнь. А за тело альбиноса, проданное магам, можно получить очень…очень крупную сумму денег. Возможно, ты даже узнал это от собственного отца. Который по своей неосторожности рассказал это психически неуравновешенному человеку. Своему сыну.

– И что же дальше? – он скрестил руки на животе и всем видом показывал, что ему стало нудно меня слушать.

Раньше я мог сутками рассказывать только то, что интересует одного меня, и совсем не замечать, что людям это совершенно неинтересно. Но позже меня научили распознавать мимику и даже жесты тела собеседника.

– Ты вычислил место нашего проживания, но у родителей был план. И они сразу же увезли нас, заметая следы за собой. Больше они в это место не возвращались, чтобы ТЫ не нашел нас. Но ты подкрался к нашим родителям ближе и пытался узнать информацию, которую они тебе не давали. Они ни под каким предлогом не выдавали нас, и тогда ты разозлился и убил их. Несмотря на то, что это не принесет тебе ровным счетом никакого вознаграждения.

– Допустим. Интересная версия, – все еще не сдавался он.

– Родители были найдены на дереве без следов ранений и увечий. Но только в стрессовой ситуации у тебя начала идти кровь. У нас с братом при стрессе еще сильнее падает зрение, у тебя в таких ситуациях повышается риск кровотечения. Но тебя это не останавливает. Кровь, по всей видимости, хлынула с носа. Это я как медик говорю. И ее было слишком сложно остановить. А время поджимало, нельзя было долго оставаться на месте преступления. Это слишком опасно для тебя. Ты взялся за пиджак рукой, которой только что вытирал нос. И тут же вспомнил, что не сделал ритуальное фото. А ты это делал всегда, это твоя фишка. И поэтому достал из кармана полароид, повесил обратно куртку и сделал фото. Вот откуда на фото появилась кровь. Ты сам себя выдал. Почему тебя до сих пор не посадили, я не знаю. Ведь все указывало на тебя: и улики, и свидетели. Опытному следователю не составило бы труда сложить, что к чему. У меня на этот счет есть только одна версия: Рей, один из главных специалистов по этому делу, спустя время все же догадался, что убийца – это ты. Но пожалев своего лучшего друга и по совместительству бывшего однокурсника, решил замять дело. Тони слишком сильно любит тебя, и, боюсь, не переживет, когда узнает всю правду. Если это действительно так, то Рей – отличный друг и просто отвратительный следователь. Возможно, дело обстоит иначе. И скоро за тобой придут. Чего я тебе и желаю. Как я понял, что это не Монт? Они бы не стали так изощряться, они бы убивали магией. Но им это было не нужно, потому что их главная цель – мы. Но они хотели добиться этой цели не своими руками.

С каждым новым словом он менялся в лице. Обычно мне трудно различать эмоции, но у Мориса они были слишком явные. Он был в недоумении от того, что я выдал ему то, что выдал. Ведь еще пару минут назад он был уверен, что я вижу его впервые и совершенно ничего о нем не знаю. Я ненавидел его каждой клеткой своего тела. Передо мной стоял тот, которого я мечтал увидеть и размазать по стенке с пяти лет. Заглянуть в эти чертовы глаза. Мне хотелось плюнуть ему в лицо, сорваться с места даже со скованными руками и вцепиться зубами в его глотку. Разорвать всего этого подонка на мелкие куски. Сделать, наконец, то, что он сделал с моими родителями той ночью. Но я молча стоял и смотрел на него из-подо лба. Нельзя поддаваться эмоциям. В таком положении я не смогу ему никак навредить, а он только и сделает, что будет смеяться надо мной. Эхом его мерзкий смех раздался в моих ушах. Я оставался непоколебимым.

– Это все для тебя больше не имеет никакого значения, – одной рукой он толкнул меня ближе к воде. – Какими будут твои последние слова?

– Расскажи свою историю. Расскажи, чего тебе стоит? Я умру, но исполню свою мечту. Буду знать всю правду.

– Ты неплохо справлялся и без меня, сосунок. Чего тебе еще надо? – я заметил, как часто он щурится и дергает глазами.

– Я все понял сам, но мне нужно убедиться в своих догадках. Ты хотел нас убить с самого нашего рождения?

– Да. Но, надо же, именно в этот момент я был за решеткой в Канаде. Какая жалость. Эти бездари посадили меня за мошенничество. Хотя на моей практике уже тогда было около трех убийств.

– Ни за что не поверю, что Тони об этом знал. Тебе доставляет удовольствие убивать?

– Милый мой, – сказал он отвратительно мерзким тоном и дернул глазом, как будто только что его ужалили в задницу. – На войне все средства хороши. Каждый хочет жить, но почему судьба решила, что именно я – не достоин?

– А почему другие должны отдавать свои жизни, чтобы ты спас свою? Почему не достойны мы?

– Я вбил себе в голову, что альбиносы и вправду владеют плохой энергетикой для окружающих. Не зря же ходят поверья в Танзании. Там люди, убив одного альбиноса однажды, зарабатывают себе целое состояние и могут не работать всю жизнь. Абсолютно здоровые люди, у которых не стоит на кону вся их чертова жизнь. Мне было проще думать, что вы – самое настоящее зло, от которого я избавляю город. Я нашел себе оправдание и верил в это. И даже в эту самую минуту я знаю, что ты – мерзавец. И получишь по заслугам. Тем более если не заткнешься сейчас же.

– Если бы ты не хотел выговориться, ты бы не стал сейчас церемониться со мной. Одного не могу понять, неужели темные маги не способны самостоятельно убить человека? На то ведь они и темные.

– О, ты не на тех напал, дружище. Зачем им марать свои жалкие мелкие ручишки? Они сидят и ждут, когда им принесут добычу на блюдечке. И только тогда уже начнут шевелиться сами. Если бы у них хватало сил и мозгов на это, то боюсь, я бы остался без работы. А это мне ни к чему. Когда меня посадили, я думал, что Луи Монт все же решится и уничтожит вас сам. Но он так и не смог, слюнтяй. И всегда был таким. Даже его жена, скупердяйка Марго, имеет стальной характер и яйца, в отличие от него самого. Я вышел на след ваших родителей, но потерял из виду то, к чему я стремился многие годы. Я потерял вас. Я предложил огромные деньги, которые им даже и не снились. Им двоим хватило бы до конца своих дней. Но они не захотели идти мне навстречу. И ни под каким предлогом не выдавали место вашего нахождения. Наивно думая, что я никогда вас не найду. За это они и поплатились жизнью. Пока Луи так и продолжал заниматься какой-то ерундой. Я думал, что посадят его. Ведь у него тоже была мотивация сделать это. Его дочь болеет как раз в те годы уже болела пневмонией. Не такая болезнь, как моя, но тоже опасная. Особенно для детей.

– Ты говоришь о Ребекке? – прервал его я.

– Кажется, так ее звали. Да какая разница? Он верил ровно столько же, сколько и я, что во всем виновата ваша энергетика. И готов был пойти на все. Но струсил и всего лишь ждал моего возвращения. Такая вот история. Доволен? Теперь ты знаешь все, но это тебе уже никак не поможет. А мне то что? Я умираю. Найдут меня завтра ночью? Прекрасно. Тогда я проживу хотя бы еще один день. А жить за решеткой или на свободе – какая разница? Главное, что я буду жить. Если продам твои косточки: все до одной. Был бы ты на моем месте, поверь, поступил бы также. Каждый гребаный человек в этом мире – эгоист, который готов хвататься своими когтями за эту жизнь, какой бы паршивой она ни была.

Я пытался что есть мочи разорвать на себе наручники. Напрягал мышцы всего тела и фокусировался на руках. Все попытки были тщетны. Но пока Морис увлекся своим рассказом о бренности бытия, в полумраке ночи я одной рукой достал телефон из заднего кармана джинс и нажал на кнопку, которая вызвала единственный номер быстрого набора. Номер моего брата. В этот момент вдали послышались шум и крики. Из-за деревьев выбежали парни: Рон, Ник и Мэт. Не знаю как, но по их выражению лица я понял, что они не были в курсе того, что произошло. Они не знали об этом плане. И они пришли мне на помощь. Мне стало чуточку, на сколько это вообще было возможно, легче. Началась суета. И в этой самой суете я услышал тихий голос Анри и произнес свое последнее слово:

– «Север…».

Глава 22

Морис Мартен был наделен дедукцией, но не большей, чем моя. Я раскусил его в два счета. Прежде чем он сам мне обо всем поведал. Удивительно, но мне даже тогда не было страшно. Я лишь думал: «Как человек с таким хорошим музыкальным вкусом и прекрасным отцом может оказаться таким моральным уродом?». Это относилось как к Морису, так и к Тео. Времени на раздумья не осталось, и Морис Мартен, хотел он этого изначально или нет, разбежался от берега и поволок меня насильно в воду. Под водой он, придерживая меня одной рукой, проплыл со мной на глубину. Откуда в таком худощавом мужчине в очках и с сединой вдруг оказалось столько силы? Хотя, наверное, слабый человек на убийства и не пошел бы. Вырываться и двигаться довольно сложно, когда твои руки сковывают чертовы наручники и вдобавок ко всему тебя еще и душат. Я пытался использовать силу, вырваться из плена, но ни в какую. Твоя взяла, сукин ты сын. Он навалился на меня всем своим весом. Я чувствовал, что тянусь ко дну. Мне не хватает воздуха. Вода проникла в каждую клетку моего тела. Она была во рту, в носу и ушах. Я медленно задыхался. Так, наверное, чувствует себя человек, который вынужден умирать каждую минуту своей жизни? Так себя чувствовал и Морис. Внутри которого росла бомба замедленного действия. Я ненавидел его, но в ту же минуту был счастлив. Моя душа могла быть спокойной, ведь я узнал, что же случилось в ту ночь с нашими родителями. И хоть у меня не вышло отомстить, я был честен перед самим собой. Чего не скажешь о моем лучшем друге и по совместительству человеке, с помощью которого я погиб. Что же ты натворил, вечно улыбающийся веснушчатый Тео? В какой момент ты свернул не туда? Я помню, как в последние вздохи вспоминал родителей, брата, тетушку, Ребекку… особенно ее, Одет и Теодора Фабера. Казалось бы, смерть наступила быстро, в одно мгновение, но воспоминания крутились в голове как будто целый час. Однажды я доверился тебе, Тео, как первому другу в своей жизни. Возле нашего колодца желаний, и спустя тринадцать лет ты убил меня. Нет, не Морис Мартен, именно ты убил меня в эту ночь

– Кто такие Ребекка и Одет? – вывел меня из воспоминаний мужчина, который все это время сидел напротив меня. Его, кажется, зовут Кронос.

– Мы встретились с Ребеккой в университете. Она училась на курс младше. Ребекка была первым человеком, которому я смог открыться. Но так было не сразу. Поначалу она была для меня обычной девушкой, такой же, как и все остальные. Я замечал ее взгляды, но не понимал, что ей от меня нужно. Потом она подошла и сказала прямо:

– Я на тебя уже целую неделю смотрю. Я тебе что, совсем не нравлюсь?

Я молча на нее посмотрел и весь день потом думал. Разве смотрят только тогда, когда кто-то нравится? Я ведь, например, на всех смотрю. Потом стал за собой замечать, что начал искать ее взгляды. И всегда ждал их. Но эта девушка куда-то пропала. А когда появилась, нас поставили в пару на практике. В универе такая традиция: один раз в году старшекурсники проводят практику тем, кто на курсы младше. Я думал, что меня как обычно поставят в пару с первокурсницей, но это оказалась Ребекка – студентка третьего курса лечебного дела.

– Долго ты профессора уговаривал, чтобы нас вместе поставил? – улыбаясь, спросила она.

Я, кажется, понял, что это шутка. Но не придумал, как ей ответить. Поэтому сказал, что мне это делать было совершенно незачем. И перешел к обучению. Не знаю, почему именно так. Само вырвалось. Спустя пару дней я заметил, что она перестала на меня смотреть. А мне это уже было необходимо. Внутри я чувствовал, что она мне интересна. И это чувство было во мне практически с первого ее взгляда. И осознание, что я никак не показывал это снаружи, по-настоящему меня отрезвило. Я думал, что я боялся, когда меня макали в школьную раковину, когда чуть не убили маги. Или когда началась война. Но настоящий страх я испытал, когда понял, что могу потерять эту девушку, так и не узнав ее. Тогда мне пришлось пригласить ее погулять. И я даже нашел в себе силы рассказать ей о своем синдроме. Это была та самая вечерняя прогулка, когда за нами подсматривал Анри. Ребекка видела меня холодным и черствым, но все же чувствовала, что за этим что-то есть. Когда она впервые взяла меня за руку, я понял, что от этого прикосновения мне не становилось не по себе. И что моя жизнь больше не будет прежней. Так оно и было.

Мы днями зависали в книжном кафе в свободное от учебы времени (а иногда и вместо нее) и много говорили. Она тоже интересовалась наукой и немного музыкой. Ее не пугал мой внешний вид, лишь поначалу отталкивала речь. Но даже в самом (холодном?) безразличном ко всему и грубом мне она разглядела того, кем я являюсь сейчас. Я и сам не заметил, как со временем моя речь стала примерять разные окраски. Перестала быть чрезмерно монотонной. Мой черно-белый мир вдруг приобрел новые цвета. Ребекка научила меня любить. Чувствовать эмоции. Жить. А потом пришел мой брат и попытался все разрушить. Сказал, что Ребекка не кто иной, как дочь темных магов Монт. Я чувствовал, (а я уже действительно мог чувствовать), что внутри меня вот-вот что-то может разрушиться. Но я вовремя заставил взять себя в руки. И поверил Ребекке. У Ребекки был хитрый лисий взгляд (если можно так сказать), который явно что-то задумал. Она умело могла провернуть какие-либо студенческие аферы. Все-таки в ней было что-то от Монт. Но робкая улыбка и ее милая стеснительность всегда выдавали ее. И говорили, что она не такая. Она особенная.

(Как бы я ее описал, если бы был поэтом): Ее волосы созданы из лучей солнца и яркого пламени огня. Ее взгляд приковывает сильнее стальных цепей. В ней кипит жизнь. Она смотрит взглядом хищницы, но в то же улыбка выдает ее робость и кроткий характер. Когда я рядом с ней, я чувствую себя ребенком, который влюбился в девочку в песочнице. Мне все время хочется быть рядом и оберегать ее. Я никому не позволю причинить ей боль. Даже своему собственному брату.

Кажется, я по-настоящему люблю ее.

Оказалось, Ребекка действительно дочь Монт. Но Марго является ее мачехой. Живя вдали от родного дома, в Страсбурге, она не знала, чем занимаются ее родители. И пока я не сказал ей, что я альбинос (а я в то время уже покрасил волосы в черный), она даже не догадывалась об этом.

– Так вот оно что, – уставившись в одну точку на земле, говорила Ребекка. – Родители намеренно отправили меня учиться именно в этот университет!

– Ты не сама принимала решение, где учиться?

Каждый раз мне грустно слышать, что родители выбирают за ребенка его же судьбу. Я бы так не смог.

– Они слишком много денег потратили на меня в детстве (теперь я уже понял, что на лечение). И поэтому сами выбирали, куда потратят очередные деньги. Но теперь уже за учебу. Чтобы, как они говорят, я не растратила их впустую. И с самого начала они спрашивали у меня, не встречались ли мне парни-альбиносы. Неужели это все действительно правда? Как я жила все это время, ничего не подозревая? Интересно, как там мой брат Стефан…

– Я знаком со Стефаном. Сам по себе, я думаю, он отличный парень. Ему бы только перестать быть пешкой и не давать другим навязывать свои личные цели и мотивы. Мне кажется, парень просто еще не нашел себя. Но у него, поверь, еще не все потеряно.

Она смотрела на меня своими голубыми глазами. И я становился мягче. Мне показалось, что я вместе с ней прочувствовал ее боль и сожаление. Мне не хотелось, чтобы она переживала это так тяжело. Но она определенно заслуживает знать правду. А я знал, как тяжело ее не знать. Мы договорились, что она ничего не будет рассказывать обо мне родителям. И мы не будем попадаться им на глаза вместе. И все-таки Монт не успокоились и захотели наблюдать за нами и здесь. На следующий день Ребекка познакомила меня со своей младшей сестрой Одет.

– Привет, меня зовут Валли, – я представился ей именем робота из мультика, которым меня называли в школе из-за моей заторможенной речи.

Одет сразу же поняла отсылку к мультику и, как мне показалось, она была в восторге от моего необычного имени. Одет долгое время жила с дядей, но когда в Страсбург возвращались Луи и Марго, они забирали ее к себе. Как и сейчас. Ребекка, поступив в университет, съехала от дяди в общежитие и больше не возвращалась. Одет была маленькой девятилетней девочкой с большими серо-голубыми глазами и милой улыбкой. Прямо как у Ребекки. Поначалу она присматривалась ко мне и все время молчала, даже когда я спрашивал, как у нее дела. Но со временем, смотря на то, как Ребекка относится ко мне, у Одет появилось ко мне доверие. И с тех пор она не умолкала. Она все время рассказывала мне о пришельцах и космосе. Странно, почему ее вообще это интересует. Но именно эта тема помогла нам еще больше с ней подружиться. Она переходит с темы на тему и иногда коверкает слова, как будто специально. Она часто смеется. И тогда мне кажется, что я выгляжу как-то нелепо. Но потом она берет меня за руку и говорит: «Ты же придешь ко мне завтра?». И тогда я точно понимаю, что приду. Поначалу Одет была для меня всего лишь маленькой версией Ребекки, но со временем она стала чем-то большим. Родным. Это ребенок, которого хочется защищать и оберегать. Только с появлением их двоих у меня появилось это странное чувство. Я начинаю думать о своей безопасности, потому что знаю, что я кому-то нужен. Однажды Ребекка попросила меня погулять с Одет, когда у нее были неотложные дела. Я согласился (и, как оказалась, сама Одет этого очень ждала). Ребекка вывела ее за угол дома, где не было окон. И мы попрощались. Во время всей прогулки с Одет мы шли и болтали. Я вдруг понял, что мне совершенно не в тягость гулять с ней. Хоть и это время я мог бы потратить на чтение книжки в уютном кафе. Смотря на Одет, я вспоминал, каким сам был ребенком. Что со мной было, когда я начал узнавать правду. Когда наступила война. Мы с братом совершенно не были готовы к этому. Я знаю, каково это быть защищенным от злого мира. Ты живешь в спокойствии, пока не спадают розовые очки. И для тебя это хорошо, пока ты не начинаешь взрослеть. Я понимаю, что не имею права вмешиваться в воспитание чужого ребенка. Но я знаю, как тяжело жить в черном мире, после того, как ты жил в исключительно белом. Я не хотел этого для Одет. В любой момент может начаться новая война. Между магами или обычными людьми. Но о таком точно не принято предупреждать заранее. После долгого молчания я надел на голову капюшон и спросил ее:

– Допустим, над твоей головой летит снаряд. Твои действия?

– Надену капюшон! (Смеется).

– Нет, Одет, я серьезно, – ответил я.

– Побегу вперед!

– Хм. Не совсем разумно. Еще варианты?

– Лягу на землю.

– Уже лучше. Желательно, под бордюр. Если будет возможность быстро среагировать, конечно.

Мне было грустно обсуждать с маленькой хрупкой девочкой такую тему. Я бы хотел обсудить с ней мультфильмы или игрушки, но, к сожалению, реальность оказалась более суровой для такой маленькой и хрупкой девочки, как Одет.

– У тебя такая белая кожа. Ты что, альбинос? – спросила меня Одет, и от неожиданности у меня пересохло в горле.

– Нет, конечно, посмотри на мои черные волосы. Ну какой же я альбинос?

– Моя мама говорила, что альбиносы – плохие люди. Им нельзя доверять, потому что они могут причинить мне вред. И если я встречу человека, похожего на альбиноса, обязательно нужно им сообщить. Я не знаю, кто такие эти альбиносы, но я их боюсь.

После неловкой паузы я все-таки натянул фальшивую улыбку и выдавил из себя следующие слова:

– Хорошо, что я не альбинос.

Из-за вранья я почувствовал горечь собственных слов. Мне хотелось закричать, что я альбинос и что мы вовсе не монстры. Я хотел сказать ей, что мы, наоборот, очень даже добрые и любим таких маленьких девочек, как она. Но я знал, что маленькие девочки совсем не умеют врать. И если новость о том, что у нее появился новый друг, она могла умолчать перед родителями, это не давало гарантий, что она не скажет, что не просто видела, но и общалась с альбиносом. Дети в ее возрасте слишком впечатлительные. Даже если она не захочет мне вредить, она, несомненно, рано или поздно расколется перед ними. Когда вернулась Ребекка и наша прогулка с Одет подошла к концу, она сказала:

– И все-таки ты не похож на робота. Можно я буду называть тебя принцем?

– Как угодно, юная принцесса, – ответил ей я.

Я видел, что ей понравился мой ответ, но она застеснялась и сказала:

– Нет-нет, твоя принцесса – Ребекка. Вы же встречаетесь?

Ребекка застенчиво отвела взгляд. Но я знал, о чем она подумала. О последней ночи, проведенной со мной. Она была длинной и страстной. Я целовал ее губы, вцепившись руками в шею. Смотрел ей прямо в глаза. Нежно проводил руками по ее спине, а затем резко наклонял ее в свою сторону. Ее прикосновения к моему телу были громкими, как никогда. Но мне нравилось и это заводило меня еще больше. От ее нежных пальцев и аккуратных жестов я весь покрывался мурашками. Но она была хитра и, резко улыбнувшись, вцепилась в меня своими лисьими когтями. Я прижимал ее шею одной своей рукой, а второй держал ее хрупкую талию. Дыхание, прикосновения, дрожь – все это чувствовалось мной на самую полную мощность. Все в эту ночь казалось таким неоднозначным: я был нежным и грубым, она была милой и дерзкой, а в комнате было тихо и так оглушающе громко. Холодно, но в то же время так горячо. От прежнего меня не осталось ни следа. С ней я был таким, каким меня не видел никто в этом мире. И эту ночь я запомнил на всю свою короткую жизнь. И буду вспоминать даже в Обливионе (так здесь, кажется, называется то место, куда душа попадает после смерти). Если годы страданий стоили одной ночи с Ребеккой, я определенно заплатил бы еще.

Глава 23

Как будто заранее предчувствуя беду, я собрался в родной Одеран и позвал за собой Ребекку. Она еще не видела город таким пустым и безжизненным. Я не хотел ее пугать и расстраивать, но был без ума от идеи познакомить ее с тетушкой и погулять по родным улицам. На которых мы могли бы встретиться еще в детстве. Но этого не случилось. Ее увезли из-за ее прогрессирующей болезни. И винили во всем меня с братом. Паршиво чувствовать себя виноватым в том, что человек, который тебе нравится, болеет всего лишь из-за твоего существования. И теперь, когда я знаком Ребеккой лично, смотрю в ее глаза и думаю: «Если бы это было правдой, я был бы готов умереть ради тебя». Но я был уверен, что я ни при чем. И никакая энергетика не исходит от альбиносов. Сейчас я уже знаю наверняка, что Монт настолько поверили в какие-то сказки, что своей темной магией притянули тяжелую болезнь маленькой Ребекке. И я боялся за них с Одет больше, чем за себя. Больше, чем за кого-либо. Мы прошлись по дороге, которой мы с братом ходили в школу каждый день. Она навевает не самые лучшие воспоминания, но я попытался хоть что-то рассказать Ребекке из того периода, когда мы были детьми. Мы шли старыми тропинками, где я бы мог пройти с закрытыми глазами тысячи раз, но сейчас я не узнавал эту местность. Будто я не там, где должен быть. Кто-то подменил картинку. Когда мы шли молча, я вспоминал себя в те дни, когда началась война. Я не верил, что доживу до этого момента. Я был холоден и прагматичен. И вполне был готов умереть, если мир не принимает меня таким, какой я есть. Тогда, но не сейчас. Я вспомнил свою злость, впалые скулы и тяжелый взгляд. Как я уже чувствовал, будто больше не живу и это все – сон. А сейчас мы идем вместе сквозь гущу леса. Раздавленные, влюбленные и живые. Проходя через огражденные камнями дороги, Ребекка сделала шаг вперед и была близка к падению, но я успел подбежать и словить ее. Она подвернула ногу и все оставшееся время я нес эту хрупкую девушку на своих руках, параллельно раскидывая ветви от ее лица. Город стал черно-белым, выцветшим и пустым. Магия коснулась каждого. И битва эта не закончилась ничем. И будет продолжаться еще не одно столетие. Так уж устроены люди. Тем более, что маги куда сильнее и злее обычных людей. Через старый дом Теодора, смотря на который на меня нахлынули теплые воспоминания, «волшебный» колодец желаний и оливковое дерево, мы, наконец, вышли к домику моей тетушки. Лишь на пороге я начал чувствовать страх. Что будет, если ее не окажется за дверью? Последнее письмо от нее было получено в прошлом месяце, и ровно столько же мы не созванивались. Стало стыдно. У каждого из нас появилась своя личная жизнь, где мы порой стали забывать, где и с кем мы выросли. Впервые я так боялся постучать в дверь. Ребекка посмотрела на меня понимающе и с грустной улыбкой сказала: «Давай я?». И я кивнул головой. Наступило гробовое молчание. И только спустя минуту (ощущается как вечность) скрипнул пол и отворилась дверь. Я увидел знакомое и родное лицо. Только заметно постаревшее и усыпанное морщинами. Мне было непонятно, как она отреагирует на того человека, которым я стал? Узнает ли она в нем того самого малыша Тима? Но она улыбнулась и все мои сомнения растаяли. Когда мы зашли в дом, она осмотрела меня с головы до ног. Я был одет в черные штаны, с которых свисала серебряная цепь и длинный черный плащ. На плече висел рюкзак. Все руки были в кольцах и перстнях. Она была ошарашена, но старалась не подавать виду.

– Да, у меня поменялся стиль, но я все тот же Тим, которого ты знала раньше, – решил разбавить молчание я.

Она потрогала мои черные волосы и засмеялась, тут же добавив:

– Ты всегда старался отличаться от своего брата. Быть не таким, как все. Этого можно было ожидать от тебя, Тимми.

Только она могла называть меня Тимми. Вообще я не любил, когда искажали мое имя. Но от нее это звучало всегда с теплом и по-особенному. Я представил ей Ребекку, и мы пошли пить чай. Как будто не было этой пропасти размером в шесть лет, а за окном никогда не было войны. За это я и любил дом.

Вот вспоминаю я снова, как проходил тогда мимо дома Тео и думал, как он мне дорог. А он в этот момент уже, возможно, знал, что предаст меня. Я чувствовал, что мы начинаем отдаляться, будто что-то изменилось в нем. Но не предавал этому значения. Вот, например, еще тогда.

Мы собирались поехать в Хранилище – место, где прятались все вещи для нашей «работы»: прослушивающие устройства, оружие, камеры видеонаблюдения, запасная одежда, инструменты, аптечка и многое другое. Тогда мы хотели подготовиться к вторжению на территорию Монт. Нам нужно было незаметно прорваться к ним в дом, чтобы найти улики и что-нибудь интересное для нас. Тео сказал нам взять ножи и что мы все будем участвовать в этой операции.

– Это нелогично, – сказал я. – Во-первых, Монт сражаются магией. Даже если они заметят нас, ножи нам ни к чему. Как только мы попытаемся их использовать, маги отбросят нас на внушительное расстояние при помощи своей силы. И будут добивать издалека. Нам нужно брать пистолеты. Но я сомневаюсь, что кто-либо из них будет стрелять. Во-вторых, всей командой идти не разумно, потому что так мы только привлечем к себе больше внимания. И, в случае чего, нас поймают сразу всех. Никто не сможет прийти на подмогу. Кто-то из нас проберется туда, убедится, что в доме никого нет, и поставит камеру и прослушки. В это время двое будут караулить снаружи, чтобы в случае чего подать сигнал первому. Четвертый останется здесь и будет смотреть в монитор. Мы развесим камеры и внутри, и снаружи. Нам нужен будет взгляд со стороны. Парни поддержали мой план. Но я заметил странную реакцию у Тео. Как будто ему было завидно, что эту идею выдвинул не он. Следующим днем мы начали воплощать план в жизнь. Все прошло успешно, только чего-то нового, увы, мы не узнали. Не обнаружили орудий убийств, чьих-то частей тела или намеков на задуманное преступление. Книги по черной магии тоже не валялись на полках. Такое ощущение, что они были готовы к нашему визиту. Я знал о Монт и о магии в целом лучше всех из нашей команды, и потому парни прислушивались к моим советам и в дальнейшем. Я впервые почувствовал свою важность в каком-то коллективе и что от меня зависят жизни других людей. И я готов был нести эту ответственность на себе.

Визит к тетушке напомнил мне, кто я такой на самом деле. И что семья все-таки действительно самое главное. Как же хорошо, что она оказалось жива. Почувствовав нашу семейную идиллию, Ребекка попросила меня о том, чтобы мы увиделись с ее братом Стефаном. Я не знаю, было ли это для меня неожиданностью, или я все же был к этому готов. Мне не хотелось видеть его снова, но я сделал это ради Ребекки. Стефан действительно оказался в городе. По его виду я понял, что война забрала последние остатки его сил. И что он до сих пор не может начать жить новой жизнью. Его спортивное тело уже не было таким упругим, а идеальная укладка превратилась в небрежную шевелюру. Увидев на пороге нас, он едва заметно удивился и притянул к себе Ребекку, чтобы обнять. Когда рука его пробралась сквозь ее волосы, я начал нервничать. Потом отряхнул себя: «Стоп, я действительно сейчас ревную ее к брату?». Но, скорее всего, я не ревновал, а беспокоился. Ведь я не знал, кто на самом деле Стефан. Такой ли он мерзавец, каким отчаянно пытался себя выставить в школьные годы? Он перевел взгляд на меня и попросил выйти на улицу. На крыльце мы оба закурили. Присаживаясь на ступеньки, он начал: