Текст книги "Месть белых воронов"

– Я вот скитаюсь по миру в надежде найти себя и свое место хоть где-то на этой планете. Но знаешь, в чем парадокс? Куда бы ты не поехал, от самого себя не убежишь. И в конечном итоге я просто думаю, как бы не растерять себя полностью в одном из очередных городов. А что, если того, что я так долго ищу, попросту не существует? Вот такие мысли меня преследуют каждый раз, когда я сажусь за руль мотоцикла.

– Тогда зачем куда-то бежать? Не проще ли реализоваться уже хоть в каком-то городе?

– Конечно проще. Но это не для меня. Порой, конечно, удручают мысли, что я везде и одновременно нигде. Что у меня совсем нет дома. Но адреналин, дорога и скорость – это вся моя жизнь. Так я чувствую себя живой. «А что насчет тебя?» —вдруг спросила она меня, затягиваясь сигаретой. Я, заслушавшись ее рассказом, попытался быстро собрать мысли в кучу.

– О, моя жизнь похожа на всплеск адреналина. И у меня, кажется, тоже нет дома. В пять лет мы с братом переехали к тете. Позже узнали, что наших родителей больше нет. Потом был тот самый отрезок жизни, когда ты считаешь себя никчемным отбросом общества из-за тупых одноклассников, которые глумятся над твоей нестандартной внешностью. Затем война. И вот я уже в Страсбурге. Поселился в обшаге и проживаю свою лучшую жизнь с котом. Как-то так.

– Издевательства из-за внешности, обожаю. Тоже проходили. Я училась в американской школе, и из всего класса я единственная, у кого были японские корни, и моя внешность слегка отличалась от их представления о красоте. Но знаешь, я даже благодарна им всем, потому что стала настолько сильнее, что они бы сейчас все дружно офигели.

Так непривычно легко мне было с Евой, что я на какой-то период времени совершенно не думал о брате и его девушке. Мне больше не хотелось переживать за чью-то жизнь, а хотелось жить своей на полную мощность. Смотреть в глаза Евы, пока она надевает шлем, прощаясь. И оставаться с уже привычными мыслями: «Интересно, а встретимся ли мы еще?». Потому что от этой девушки можно было ждать чего угодно. И я вдруг осознал, как же на самом деле боюсь, что она вот так сорвется и уедет в очередной город. Она стала тем самым адреналином для меня, которого мне так не хватало в дни одиночества. Моей спасательной таблеткой. Позже я разглядел в Еве не только ее притягательную спонтанность, красивую внешность и увлекательного собеседника, но и ее вспыльчивый, местами даже дерзкий характер. Ее неумение слушать чью-то другую позицию. И еще я понял, что мне не нравится, когда девушка курит. С каждой новой встречей она становилась мне ближе, но с первым же исчезновением эта связь будто бы рушилась у меня на глазах. Затем она снова появлялась и будто бы ничего не произошло. Мы много болтали, кушали и катались. А потом мне снова сносило крышу от ее легкомысленности и абсолютной несерьезности. Хотя глупой она точно не была. И в моменты ее чрезмерной грубости со мной, я все чаще замечал, как же усердно она пытается скрыть ранимого ребенка внутри. И каждый конфликт заканчивался тем, что мне просто хотелось ее обнять. Ночи, проведенные с ней (особенно после горячих ссор), действовали на меня как наркотик. Мне было хорошо рядом с ней, но все-таки я уже тогда понимал, что мы совершенно из разных миров. И мы просто не уживемся вместе. Но в тот период жизни я не мог ее отпустить, я был зависим от нее и от ее адреналина, который мне был так необходим.

Когда наши дороги с братом разошлись, я, кажется, потерял себя. В моей жизни появились новые знакомые, я стал больше времени уделять своим личным желаниям, нашел и влюбился в Еву. Начал заниматься своим внешним видом, купил много белых рубашек, черных брюк, пару пиджаков и несколько галстуков. Но все эти факторы не смогли заглушить пустоту, которую оставил после себя уход Тима. И как бы сильно не хотел, я не давал себе сделать первый шаг. Так как больше не разрешал себе вмешиваться в его жизнь. И через пару недель этот первый шаг сделал Тим.

– Я все еще не хочу, чтобы ты обращался со мной, как с маленьким. Но мне надоело играть в молчанку. Наверное, я сильно разочаровал тебя. Ты сможешь меня простить? – отчеканил он, как будто заучив эти фразы. Но это была обычная его речь.

– Перекрасив волосы в черный, ты не перестал быть моим братом, Тим. Ты был, есть и будешь им всегда. Ты с рождения часть меня. Кому и стоит просить прощения, так это мне. Давай просто сделаем вид, что ничего не было?

Я подзаработал достаточно денег, чтобы переехать в квартиру покомфортнее и побольше. Тим к тому времени отложил со стипендии и решил переехать ко мне. Сказал, что он сильно скучает по Марсику. Обожаю его прямолинейность, ведь из-за его синдрома Аспергера он всегда говорит правду. Какой бы обидной она ни была. Но в этот момент меня совсем не смутило, что мой брат соскучился по коту больше, чем по мне, и просто был счастлив, что мы будем жить вместе, как в старые добрые времена. Денег хватало и на то, чтобы покупать продукты подороже, одежду попрочнее и даже хватало на не самое дешевое пиво. Мы снова начали писать письма Агате (так гораздо интереснее, чем обычная переписка по интернету), и с нетерпением ждали ответа, чтобы узнать, что у нее все хорошо. Мне все чаще не хватало общения с Евой, и тогда я снова начинал ей писать. Понимая, что ее энергетика высасывает из меня все силы, и что каждая встреча будет заканчиваться новой ссорой. За которыми всегда стояли кратковременные вспышки страсти.

Мы отпраздновали наш двадцать первый день рождения в тесном кругу друзей: позвали Еву, Ребекку, пару общажных друзей Тима и моего нового знакомого по работе. Вечер был тихий и душевный. Марсик, кажется, даже успел стать душой компании. Утром за завтраком Тим все время разговаривал по телефону и суетился. Написал на оборванном листе бумаги какой-то адрес и сказал, что сегодня будет поздно. Из его неразборчивой и слишком быстрой и монотонной речи я понял, что сегодня что-то должно решиться. Он часто повторялся и был как будто весь в своих мыслях, забывая, что произносит их в слух. Он выбежал из квартиры настолько быстро, что я не успел это осознать. Весь день я думал, чем же все-таки занимается Тим. Неужели он все еще хочет разобраться в истории наших родителей? Хочет ли он до сих пор отомстить Монт, зная, что они – родители Ребекки? Вечером раздался тревожный звонок от Тима. На том конце телефона было шумно, и помехи мешали разобрать голоса. Но голос Тима я разобрал отчетливо. Его эхо еще надолго осталось звоном в моих ушах. «Север» … – то самое кодовое слово, придуманное нами в детстве, чтобы сообщать друг другу об опасности. Я надеялся, что больше никогда не услышу его. Звонок оборвался. У меня пересохло в горле, и сердце, кажется, стремилось вырваться из груди. Как в бреду я сорвался с места, заметив оставленную братом записку с адресом на столе. Кое-как накинул на себя пиджак и мигом вылетел из квартиры. Сев за руль, я больше ничего не помнил и не видел перед собой. С трудом видя дорогу я ехал, как будто наощупь. Альбиносам в принципе опасно водить машину из-за плохого зрения, а уж тем более в темное время суток. У меня же оно еще и обострялось в стрессовых ситуациях. Но в этот момент я наплевал на безопасность и чувство самосохранения. Передо мной была лишь одна цель: спасти брата. Потеют ладони, скользит руль. Слышу эхо собственного голоса и стук сердца.

Север… Слезятся глаза, картинка города за стеклом стала слишком быстрой и неразборчивой. Весь салон машины окутала паника и черная пелена. Впервые в жизни я чувствовал что-то подобное цунами, захлестнувшее меня с головы до ног. Я буквально ощущал, как под ногами, одна из которых усиленно жала на газ, рушится мир. Как будто моя душа мчится впереди моего тела. И мы существуем отдельно друг от друга. Словно кто-то другой руководил мной. Эта черная сущность, находящаяся со мной в машине. Север… Фонари, автомобили, блики, чьи-то силуэты – все это как будто в ускоренном виде. Просто помехи на моем фоне. Становилось невыносимо душно. Гул в ушах и дрожь по телу не давали мне контролировать свои действия. В голове начался обратный отсчет. Еще секунда, и я взлечу. Меня тошнило так, будто я выкурил пачку сигарет. Одну за одной. Начала кружиться голова и мерещится то, чего нет. Я поверил, что за моей спиной действительно кто-то есть.

Север… Где-то внутри меня оставалось понимание, что нельзя продолжать, но я уже не мог остановиться. Все вокруг стало одной сплошной галлюцинацией. Я уже не понимал, где мое воображение, а где реальность. Очередной до дрожи противный свист оглушил меня. Впереди только белый свет. Мгновение и мясорубка внутри меня сменилась тотальным спокойствием. Как будто резко переключилась радиоволна, и вместо тяжелого рока стала звучать классическая музыка.

Постепенно серый шум сходит на нет, и все вокруг сияет белым светом.

Тогда я понял, что это конец.

– Теперь я точно знаю, что чувствовали родители, когда смерть забирала их. И это совсем не страшно. По сравнению с теми ощущениями всего за секунду до, – сказал я Кроносу, улыбнувшись, и медленно встал из-за стола.

Часть 2

Мунспейс

Глава 20

Несколькими часами ранее.

От лица Тима.

– Трудно говорить, когда совсем не знаешь, с чего начать. Вы хотите знать, что было до того, как я оказался здесь? – я поднял глаза на сидящего передо мной мужчину с пепельными (седыми?) волосами.

Я не мог понять, сколько ему лет. Взгляд у него был мудрый и строгий, а внешность тридцатилетнего парня. Мне нужно было рассказать ему, как я сюда попал и кем я был в том мире, что у них называется Либерти. Было тяжело дышать, но я продолжил:

– Мы только помирились с братом. И я переехал к нему. Утром мне позвонили. Нужно было ехать к реке Рейн. Я был рад, что наконец-то приближаюсь к своей цели и смогу отомстить за смерть родителей. Посмотрю в лицо убийце. А снаружи, видимо, я слишком суетился. И как обычно не смог показать свои эмоции. Я это понял, потому что брат был как никогда настороженным (но, возможно, мне всего лишь показалось) и интересовался, в порядке ли я. А я и не знаю, как это – быть в порядке? Из пункта А до пункта Б дорога занимает около часа, но подготовка заняла полдня. С учетом того, что машину водить я не умею, а уговорить брата отвезти меня в это место было заведомо провальным вариантом. Мы собрались утром командой Черных воронов, а именно: Рон, Ник, Мэт, я (Тим) и Тео. Да, тот самый Теодор Фабер, наш друг из детства.

Переехав в Страсбург, мы пересеклись с ним в медицинской общаге и были рады встретить кого-то из своих. Я увидел Тео в коридоре и не поверил собственным глазам. Неужели он оказался жив? И мы действительно с ним встретились? Хоть он и поступил на медицинский по очередной инициативе родителей, он все равно оставался самим собой и не предал свою мечту заниматься музыкой. В свободное время он играет на гитаре и придумывает текста. В этот же вечер я тоже сыграл ему. Он сказал, что музыкант из меня все-таки хороший, а вот поэт никудышный. Слова в моей песне действительно были слишком примитивные и, как ему показалось, странные. Но зато мы снова проводили с ним время, как в детстве, и я был этому безумно рад. Он почти что не изменился: все те же кудрявые волосы и улыбка краешком губ. Веселый, харизматичный парень, уверенный в себе. Тео помог мне вернуться к прежнему ритму, своим присутствием и поддержкой он сделал так, чтобы я снова чувствовал себя живым. Он рассказал мне о том, что наша история с братом вдохновила его изучать магию. И что он даже вступил в клан, в котором обычные парни пытаются вывести магов на чистую воду. Разгадать все тайны их преступлений. Им хочется быть в теме этой скрытой от людей жизни. Хотя во время войны все скрытое вмиг стало зримым для всех. Магия всплыла наружу. И теперь Тео хочет, чтобы победили обычные люди. И чтобы никогда больше не было ни магии, ни войны. Я поддержал его идею и попросился к ним в клан. Так я и познакомился с ребятами из общаги ближе. Было неприятно узнать, что, уехав из родного города и повзрослев, Тео продолжает жить той жизнью, которую ему навязывают родители. Человек, так изрядно полюбивший музыку, вынужден «гнить» в стенах медицинского университета. Про «гнить» это Тео сам так сказал, я не совсем понимаю, о чем он, но думаю, что он имел в виду, что учиться в меде ему совсем не нравится. Но поступи он, как и хотел, в Институт культуры, мы бы с ним не пересеклись и потеряли бы связь окончательно. Мы стали часто собираться у меня в комнате и играть музыку. На одном из таких вечеров я познакомился с остальными из клана. Я хоть и любил музыку с детства, но все же поступил в медицинский осознанно. Так как люблю изучать новое и запоминать сложные термины мне удается достаточно легко и быстро. И я всегда хотел помогать людям. А эти ночные посиделки давали мне расслабиться от учебы. И к тому же мне было полезно общаться с новыми людьми, чтобы научиться понимать их эмоции и юмор. Но с этим все еще было сложно. Я быстро уставал от новых друзей и оставался один. Пытался придумать текст для своей новой музыки, но он получался слишком сухой и примитивный. Тогда на помощь приходил Мэт (мы жили с ним в одной комнате). У Мэта черные волосы, как и у всех из клана, кроме лидера Тео, большие уши и узкий разрез глаз. Сам по себе он человек рассеянный, часто забывает выключить свет или утюг и разбрасывает вещи по комнате. Мэт на это говорит, что он не рассеянный, а творческий. Но я как-то не особо вижу это оправданием. Он попросил дать ему минут сорок и ушел на улицу. Пока я подбирал ноты, он уже и вернулся. Я даже не поверил, что прошло целых сорок минут. Потом он вслух прочитал свой текст. Он был красивый, но непонятный мне. В нем было что-то про океан, бушующий внутри человека, который потерял чьи-то глаза цвета того самого океана. Как вообще океан может быть внутри человека? Ерунда какая-то, подумал я, и когда он спросил у меня мнения, так ему и сказал. «Это же метафора такая», – объяснял Мэт. – «Не то, чтобы прям океан внутри меня, это я так описал ураган разных чувств и эмоций, которые накрывают с головой». И тогда я окончательно запутался. Дело в том, что я с детства из-за своего синдрома Аспергера с трудом понимаю людей. А особенно метафоры, шутки и сарказм. Парни из общаги долго не могли привыкнуть. Например, на следующий день после заселения, у Мэта был день рождения. Я знал его всего один день, но не поздравить было бы некультурно. Тем более, что я не исключал тот вариант, что нам вот так вот жить еще вместе лет десять до окончания университета. Я ходил возле него целый день и спрашивал, мол, что тебе подарить. Поначалу он раз десять сказал, что ничего, а потом сидит такой и говорит: «Ладно, подари мне…зубочистки». Так я ему и купил набор этих чертовых зубочисток. Даже несколько. Он еще сказал, что у него как раз никогда в жизни не было таких зубочисток. А через неделю выяснилось, что это был сарказм. Я тогда почувствовал себя полным идиотом. Но Мэт оказался крутым сожителем и сказал мне, чтобы я не расстраивался. По крайней мере такого подарка на День рождения у него еще никогда не было. И что он меня теперь точно запомнит на всю свою жизнь. Я, конечно, не первый день в мире живу, и слышал много таких странных фраз, по типу: «Ты что, голову дома забыл?» или «У тебя спина белая», но мне никогда не было понятно, как я на эти слова должен реагировать. И почему после каких-то глупых и непонятных выражений нужно смеяться. Раньше мне было это не интересно и не нужно, но здесь в общаге я начинал потихоньку приучаться к этим штукам. Чтобы быть как все. Парни прочитали в интернете про мой врожденный синдром и в свою очередь стали лучше понимать меня. Старались не шутить при мне, чтобы не ставить меня в неловкое положение. Но у них это получалось отстойно.

– Ты чего с утра такой серьезный, как будто тебя Рон покусал? – говорит Тео.

– Никто меня не кусал…, – отвечаю я.

Рон – самый тихий и спокойный в нашей компании. Он тощий, высокого роста и носит очки, из-за чего кажется самым умным на свете. Короткие волосы и челка, уложенная набок. Ходит всегда при параде, в рубашках и брюках. Типичный такой студент-медик. Но лапочкой он кажется только пока его не вывести из себя. Обычно это лучше всего удается Мэту, который разбрасывает вещи. Рон этого просто терпеть не может. Он за чистоту и порядок. Вообще он нисколечко не занудный, как может показаться на первый взгляд, просто он не растяпа и не лентяй. С ним можно очень долго разговаривать о науке, медицине и астрологии. А еще он разбирается во всяких компьютерных штуках покруче любого дизайнера и программиста. Именно поэтому Рон – не только наша голова, но и руки. Он всегда ответственный за техническую часть наших расследований.

«Отличная погода, чтобы собраться на пикник», – сказал однажды Ник, когда за окном шел ливень. Я спросил, есть ли у них шампуры, и они подумали, что я шучу. Потом вспомнили. Откуда мне было знать, что ливень для них – это плохая погода? Лично я дождь всегда любил и все детство мечтал под ним погулять. У Ника из нас самые длинные волосы, густые брови и борода. Выглядит он гораздо старше своих лет. Но только ровно до того момента, пока не начнет говорить. А говорит он обычно много и зачастую это всякие глупости. Позже я сдался и попросил ребят научить меня шутить. Они вначале сказали, что этому нельзя обучиться, а потом уже вовсю практиковали меня. Помню, как Анри удивился моей первой самостоятельно придуманной шутке. Хоть она и была до ужаса нелепой. Мы еще какое-то время жили обычной общажной жизнью, творили музыку, писали к ней тексты, много шутили и курили. Хоть мы так и не стали известными музыкантами, все же мы делали то, что нам нравилось. И не забывали, ради чего мы живем. Я стал почти как они, но все равно отличался своей прямолинейностью (которая с годами превратилась в грубость), монотонной речью (иногда слишком медленной и короткой, а иногда наоборот – очень быстрой и несвязной), цветом кожи и волос. Я стал носить только черные вещи и много колец и цепей. Мне надоело, что всю жизнь на меня косо смотрят из-за моей нетипичной внешности, и я перекрасился в черный. Парни рассказывали мне все о своем клане. Мы были как братья. Все последующие годы после окончания школы Тео изучал все, что связано с магией. Выискивал магов, их жертв и позже нашел союзников для того, чтобы вместе быть против темной силы. Так как магией мы не обладали, в арсенале у нас были лишь пули и пистолеты. Нашей задачей было подкрасться к противнику как можно ближе и понять, какие цели он преследует. Чтобы хаос не воцарился снова и не настиг Страсбург. То есть мы и вправду были готовы идти на риски и в случае чего отдать жизни за то, чтобы здесь был мир. Мы готовы были сражаться, чтобы темные маги больше никогда не одержали победу. И чтобы люди и маги получали то, что они заслуживают. Взрослый Тео был уверенный в себе парень, еще более общительный и дружелюбный. Я и подумать не мог, что встречу его еще хоть раз, а уж тем более таким образом. Когда-то Теодор стал моим другом, из-за чего мы зачастую ссорились с братом. И теперь все снова обернулось так, что именно я был вместе с Тео. Он тоже заметил, как изменился я за эти годы, и что во мне появился стержень. Я многое пытался решить сам, узнавал информацию и созванивался с людьми. На общих выездах давал советы парням, как им следует поступить в тех или иных ситуациях. Все-таки в магии я понимал немного больше, чем Тео. Так продолжалось какое-то время. Мы были одной командой. За все время я не убил ни одного человека, пистолет носил лишь для самозашиты. Однажды Анри заметил его и между нами завязался спор. Мы не общались долгое время. Он был в обиде на меня за то, что я не забыл все, что с нами было и не могу спокойно жить дальше. Что я постоянно встреваю в разные неприятности. Я понимал его обиды, но продолжал делать по-своему. Потому что у каждого из нас свой путь.

– Больше ни слова о Ребекке. Просто скажи честно, ты вступил в этот свой клан и изменился ради того, чтобы отомстить за родителей? Чтобы докопаться до истины? – спрашивал меня Анри на одной из встреч.

– Ты же знаешь, что я не умею врать. Да, ради этого.

– Наших родителей убили Монт. Луи после попыток расправиться с нами был почти обессилен, но тогда мы были слишком напуганные и юные, чтобы воспользоваться его положением. Сейчас мы начали жить с чистого листа. Зачем ворошить прошлое? – ответил брат, и я не узнавал его. Мы как будто поменялись ролями.

– Ты же сам говорил, что почти поверил в то, что Луи говорил правду. И они не убийцы. Я не понимаю тебя, Анри. Мы ведь это делаем именно ради того, чтобы находить таких же мразей, как настоящий убийца наших родителей. Чтобы все получали ровно столько, сколько заслуживают. Чтобы больше никто не страдал так, как мы.

– И ты думаешь, что это правильно? Что вы имеете право решать человеческие судьбы?

– Вспомни восьмилетних нас. Мы мечтали об этом. Мы жили мыслью о мести. Неужели ты предал свою мечту?

– Я всю жизнь пытался быть сильнее, чем я есть. Делал вид и внушал себе, что я могу все. Смог спасти тебя и вытащить из любого дерьма. Но сейчас говорю, как есть: Мне страшно. Я не хочу влезать больше в это все, не хочу думать ни о какой магии. Хочу быть простым обычным человеком.

– Дело твое, – сказал я.

Наверное, было бы лучше, если бы я не рассказывал все Анри. Но когда он задает вопросы, я не могу ничего сделать. И поэтому отвечаю так, как есть. Для меня эмоции и чувства – сложная вещь, и я, даже если хотел бы соврать, не смог бы этого сделать. Я не знаю, как это. Такой вот я человек.

Был один случай в общаге.

Мэт в самые первые дни нашего знакомства спросил, в чем ему лучше пойти на экзамен. Перерыв всю свою полочку в шкафу, он показал мне два варианта: светло-голубые джинсы (хорошо хоть не рваные) и красная футболка или черные широкие штаны с рубашкой в клеточку. Все смотрелось на нем как-то несуразно. И вместо того, чтобы не портить о себе мнения с самого начала знакомства и выбрать более-менее подходящий вариант, я сказал прямо:

– Что первый, что второй образ – полная безвкусица. Я бы не пошел ни в одном из них.

Люди не раз пытались мне объяснить, что неумение врать не должно сливаться с хамством. Но я никогда не преследовал цели хамить кому-то. И даже не подозревал, что именно этим и занимаюсь. Просто мои мысли сразу выливаются наружу, и я совершенно не знаю, как их переиначивать. Подавать более красиво, чтобы никого не задеть. Более того, я не всегда понимаю, что человек на меня обижен. Чтобы попытаться это как-то исправить. Я просто выяснил, что я, оказывается, грубый человек. Совершенно невнимательный к людям. Но как бы не пытался вести себя по-другому, очень долго у меня не выходило. Слишком медленно я приходил к понимаю людей и их эмоций. Но даже сейчас не уверен наверняка, что все-таки различаю их. В детстве мы часто ссорились с Анри из-за моей прямоты. Он совсем не умел принимать правду. Позже, не знаю, как, но он принял меня таким, какой я есть. Видимо он осознал, что слышать всю правду в лицо не так страшно, как быть обманутым. А это чувство мне уже было давно знакомо. Из-за того, что я не понимал эмоций, люди могли этим пользоваться. И делали это не раз. Я мог только спустя много лет узнать, что, оказывается, меня обвели вокруг пальца. Как дурака. Даже не сильно изворачиваясь. Это сильно мешало мне жить. Но позже (намного позже), пришел к выводу, что это моя особенность. И стал даже благодарен судьбе за то, что я никогда не стану таким, как они. Я не буду врать людям. И, может, оно и к лучшему, что я иной раз не буду подозревать, что так поступают со мной.

На том мы тогда и разошлись с Анри. Я ушел, чтобы подумать об этой ситуации в одиночестве. Я не мог понять и разделить его чувств. Было ощущение, что он просто хочет сделать мне что-то наперекор. Видя, что я стал сильнее, чем он. Я не знал, что такое ощущать внутри какие-то чувства, и поэтому не мог понимать других. Почему я был уверен, что убийца не Луи Монт? Все это время я искал и потратил очевидно много времени на поиски информации. Мне пришлось познакомиться с десятками разных магов. Объездить немало домов. Я возвращался в старые края, и в Вогезах меня жизнь снова столкнула с дядей Тони. Тот ворчливый, но добрый старик, который подвез нас домой, когда нам нужна была помощь. Я много раз после той встречи вспоминал, как мы ехали и слушали музыку. Как было хорошо, несмотря на все произошедшее в тот день. Я совершенно не боялся и не переживал. Дядя Тони с улыбкой меня встретил и даже почти сразу узнал. Я рассказал ему о своей жизни подробнее и попросил его рассказать все, что он слышал и видел за свою жизнь в этом месте. Он поменялся в лице и начал махать руками. Вел себя весьма странно. Но оказалось, что просто я приехал как нельзя вовремя. И какое совпадение, что буквально неделю назад к нему приезжал погостить однокурсник и рассказал новости. Будто был найден архив, где хранились фотографии с места преступлений в Вогезах. Но самого убийцу еще не нашли. «Фотографий-то только у меня этих нет, так что могу только контакты Рея дать, он следователем работает. Скажешь, что от меня, думаю, он тебе поможет», – улыбнувшись, сказал Тони. Я увидел на комоде фотографию в рамке, на ней был молодой Тони и парень с похожими на него чертами лица. Я сразу понял, что это его сын, который уехал в Канаду. И у которого такой хороший музыкальный вкус. Я улыбнулся. Мы выпили кофе, и я непременно отправился домой к этому Рею, в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку. Рей оказался светловолосым низким мужчиной, таким же приятным на вид, как и сам Тони. Только взгляд у него был профессионально-подозрительный. Поначалу он не соглашался идти со мной на разговор. Я был прямолинеен и холоден. Позже, он, видимо, понял, что я могу быть ему полезен ровно столько же, сколько и он мне. Я рассказал ему все, что знаю о магии в Вогезах и все, что мы раскопали и выяснили в Страсбурге. И даже немного о своей семье. А он взамен достал из сейфа файл с теми самыми полароидными карточками. Следов на них не обнаружили, поэтому выяснить, кто их автор, все еще не удалось. Я искал снимок, который хотя бы отдаленно мог напоминать реку Рейн. Фотографий было не слишком много, и я почти сразу увидел затемненную фотокарточку, на которой еле видна вода. На снимке не было видно жертв, но я почему-то был уверен, что эта фотография сделана именно в тот день, когда убили наших родителей. Было трудно разглядеть, но я пытался. Ветви деревьев, тусклый, едва заметный отблеск фонаря или луны. На дереве я заметил висящую на ветке куртку или пиджак. На нем был кровавый след. Это все, что я смог там увидеть. Это и стало моей первой зацепкой. В детстве мы не знали, как именно погибли наши родители, потому что от нас это скрывали. И в дневнике тетушки Агаты я тоже не помнил упоминания об этом. Я навестил тетушку с визитом, чтобы как раз обсудить это. Сейчас или никогда. Дело тогда быстро закрыли, не обнаружив следов и улик. И все, что мне оставалось – это ворошить прошлое не без помощи моей команды. Тео, как командир, часто давал наводки, а мы вместе с Роном, Ником и Мэтом ездили в разные места. Благодаря поискам улик по делу моих родителей, мы выходили на другие магические преступления. Как будто бы их совершил один и тот же человек. Похожее убийство произошло в Канаде в прошлом месяце. У него свой почерк, как говорит Рон. Свидетели с места происшествия гуляли поздней ночью около реки и услышали крики. Они утверждают, что у убийцы были черные волосы и очки. Поскольку дело обстояло темной ночью, следователь усомнился в данных показаниях. Он был уверен, что очевидцы могли додумать детали. И что людей, подходящих под это описание, огромное множество. Дело попытались быстро закрыть. Не совсем профессионально, с моей точки зрения. Но автопортрет, говорят, тогда все же был составлен.

Глава 21

Я чувствовал, что внутри меня появляется какая-то сила. Это началось с того дня, когда мы впервые столкнулись с магами Монт. Мне не было страшно, что я умру. Потому что я знал, что этого не случится. То ли амулет, подаренный тетушкой, обладал исцеляющей силой. То ли я и есть эта сила. Это начал замечать не я один, ведь сдвинутые с места предметы, потухшие свечи и тяжелый, приковывающий взгляд было трудно не взять во внимание. Я мог просто прикоснуться к плечу человека, но это ощущалось как мощный удар. Я снова начал избегать людей и игнорировать любой контакт с ними. А потом наступил тот день, когда мы должны были отправиться к месту около реки Рейн. Чтобы собрать улики и, если удастся, застать убийцу на месте преступления. Я был как наживка для рыбака, по словам Тео. Весь день мы занимались подготовкой и только к вечеру добрались к месту. Сквозь ветви деревьев было трудно разглядеть что-либо без привлечения внимания, но мы пытались изо всех сил. Было известно, что убийца охотится преимущественно на альбиносов, потому первым вышел ближе к берегу я. Парни оставались в тени, но были готовы прийти на подмогу. Вечер был темный, но красивый. Если бы тогда рядом был Анри, он бы сказал что-то вроде: «Небо упало в гуашь и закрасилось ярко-красным закатом», но я так не умею. Для меня это просто очередной набор слов. Я сделал свой первый шаг. На второй шаг из-за дерева выбежал Тео и взял меня за руку. «Береги себя», – сказал он. – «И прости», – тут же добавил Теодор, одной рукой держа мою руку в своей, а второй надевая на меня наручники. Тогда все и стало на свои места. Из темноты появился он, не менее темный и ужасный, человек, которого я уже был готов там встретить. Он посмотрел на Тео, подмигнув ему, и поволок меня за собой, ближе к берегу. Не оставалось никаких сомнений, что Луи Монт не убивал наших родителей. Вся картинка сошлась в один большой сложный паззл. А паззлы собирать я с детства любил – это мой особенный ритуал. Первый паззл: черные волосы и очки. Второй паззл: полароидная фотокарточка с тем самым местом на берегу реки Рейн. И, конечно же, кровь на пиджаке. Хотя тетушка утверждает, что давно известно, что родители были повешены на дереве. И других следов ранений или нанесенных увечий не было обнаружено.

– Я знаю, кто ты, Морис Мартен, – сказал я, в то время как он пристально смотрел в мои глаза. – Ты – сын Энтони Мартена, не правда ли?

Но я уже заранее знал ответ. Я запомнил его лицо, которое видел на фотографии у Тони дома. Там он был намного моложе и, судя по всему, тогда еще не носил очки. «Счастливая семья», – подумал тогда я. Но оказалось, что сын такого добряка, как Тони – убийца. И это именно он совершил то убийство в Канаде неделю назад. Последний паззл сложился именно тогда, когда я увидел его перед собой.