Текст книги "Те самые люди, февраль и кофеин"

14.

На следующий день Тэсса не успела познакомить Мэддокса с родителями: он уехал в Ливерпуль. Сказал, что хочет что-то отыскать. Может, лгал. А может быть, ему и правда было что искать. Тэсса нервничала. Ей хотелось верить Мэддоксу. Но одновременно и не хотелось верить. Зачем он поехал так далеко? Что собирался искать? И зачем что-то искать, если бабушка обещала помочь. Для Тэссы не существовало большей беды, чем неопределенность. Раздумья над поступком Мэддокса не заняли у нее и пяти минут. После чего она собрала вещи и вызвала такси до железнодорожного вокзала. Она ехала за любимым человеком в Ливерпуль. Вообще-то Тэсса была серьезной девушкой. Никогда раньше она не преследовала молодых людей, которых одобрила бабушка. Во-первых, бабушка впервые одобрила молодого человека, понравившегося Тэссе. А во-вторых, Тэсса считала, что слежка за кем бы то ни было не достойна внучки леди Тернер. Но тут был особый случай.

Мэддокс не рассказал Тэссе о том, что именно он собирался искать в Ливерпуле. От этого было обидно. Какие секреты могут быть между такими близкими людьми? мэддокс хотел жениться на Тэссе, только для этого нужно было познакомиться с ее родителями и понравиться им.

Родители ждали сегодня, к обеду. Ждали Тэссу и Мэддокса, а также леди Тернер. И вместо этого он (Мэддокс) укатил в Ливерпуль! И зачем? Неизвестно!

Нет, Тэсса не могла усидеть дома – это было бы выше ее сил. Гнев напрасно ожидающих родителей все равно не дал бы ей такой возможности.

…В Ливерпуле она оказалась впервые. Всю дорогу думала, как разозлится на Мэддокса, что скажет ему и почему не станет мириться с ним сразу же. Но, оказавшись в Ливерпуле, Тэсса поняла, что сначала ей надо найти милого друга, а уж потом злиться на него.

На вокзале его не было. Где искать дальше – она не знала. Интуиция подсказывала, что он где-то, где много музыки. Тэсса остановила такси и попросила отвезти ее в самый большой музыкальный магазин. По ее представлению, Мэддокс мог искать там диск, какого не найти в Лондоне.

Она обошла все полки во всех залах, так и не встретив Мэддокса. Ничего не купила, но выучила наизусть одну песню, старинную, которая играла по кругу в течение целого часа. Такие, должно быть, крутили в восьмидесятые годы, когда Тэсса только родилась (девушка считала время своего детства – «старинной эпохой», и песни того времени – «старинными»). В песне сообщалось об ангеле, который играл с сердцем исполнителя и навевал ему приятные воспоминания. Перед тем как покинуть магазин, Тэсса поинтересовалась у женщины за кассой:

– Что это за песня? Древняя какая-то…

– Что вы! Не древняя, а двадцати-с-лишним-летняя! Как вы! Вот вы можете сказать о себе – «древняя»?

– Нет.

– Так и песню не оскорбляйте.

Так и не узнав имени исполнителя, Тэсса вышла на улицу. Куда мог подеваться Мэддокс? Вот пусть только попадется ей! Она разревется и заставит его стыдиться собственной эгоистичности!

На двери магазина висело объявление о времени сбора фан-клуба какой-то сложнопроизносимой группы. Сам фан-клуб носил название «Ангел играет с моим сердцем». Тэсса вскрикнула от радости. На миг она забыла, что ищет вовсе не авторов песни, услышанной в магазине, а любимого Мэддокса. Этого мига хватило, чтобы запомнить адрес, сесть в такси и добраться до того места, что было указано в объявлении. Конечно, одного мига было явно недостаточно для этого. Но Тэсса жила в своем собственном ритме и обладала даром умещать в одну секунду события целого дня и, наоборот, растягивать приятные минуты до бесконечности. Тэсса была молода и беспечна – именно эти качества и являлись волшебным даром, который помогал в разные моменты жизни.

– Когда я думаю, что одна – вдруг появляются люди. Это ангел играет с моим сердцем! – напевала Тэсса, ломясь в двери фан-клуба.

Закрыто. Как же так ?А, рано. Было слишком рано. Оставалось ждать открытия. Или идти по своим делам. Какие у Тэссы дела? В Ливерпуль она приехала затем, чтобы…

– Вам к нам? – обратилась к ней женщина средних лет.

Тэсса оглядела ее так, как леди Тернер обычно оглядывала всякого посетителя: пристально, с недоверием.

– Я всего лишь хочу узнать, кто поет эту песню: «Ангел играет с моим сердцем, это ангел играет с моим сердцем, это…»

– О, я поняла, о ком вы. Это совершенно божественная группа, и вот почему: группа эта сдружила и сблизила разных людей, и люди эти общаются без малого двадцать пять лет. А судьба группы складывалась трагично, ее путь был неровным, нервным, и песни они писали через многие препятствия. Но песни в итоге получались волшебными. И теперь наша судьба – все тех, кто переживал за них, любил их – сложилась удачно и просто.

Тэсса выразила признательность за пояснение. Она была потрясена рассказом женщины средних лет. Надо было только спросить имя…

– Меня зовут Тэсса. А вас?

– Диана, как принцессу. Ха-ха! Это я всегда так говорю, когда представляюсь. Я хоть и не принцесса, но тоже – хороший человек. Уж вы мне поверьте, Тэсса.

Тэсса узнала, что божественная группа зародилась в Лондоне, в кафе, а потом стала всемирно известной. Случилось это в восемьдесят пятом году.

– Ну, я же говорю – в старинную эпоху.

Диана не поняла. Переспросила.

– Понимаете, я тогда была совсем крошечной, и не помню в точности, как все было – потому и называю старинной эпохой. Если бы я помнила… Эх! Все сложилось бы иначе… Мой друг Мэддокс уехал в Ливерпуль сегодня утром, а я не могу его найти. Так странно! Куда он мог подеваться?

– Возможно, он сейчас сидит на стадионе «Энфилд» и болеет за «Ливерпуль». Сегодня играется какой-то важный матч…

– Он – музыкант! Он совсем не болеет за «Ливерпуль». Моя бабушка болеет за «Челси», а он – ни за кого не болеет.

– Да? – задумалась Диана. – Тогда дело плохо. Если он не болеет за «Ливерпуль» – значит, его могут побить фанаты. Особенно если вычислят, что он – из Лондона. А они вычислят, будьте уверены.

Тэсса изобразила безразличие:

– Ну и пусть. Будет знать, как убегать от меня в Ливерпуль.

На самом деле ей стало страшно. Фанаты накинутся на ее Мэддокса и станут его колотить. Мэддокс будет звать на помощь, но его друзья остались в Лондоне – они не помогут. Ну, а… разве можно оставить его?

– Где находится стадион?

Диана указала направление. И предложила помощь. Она, вправду, была очень мила. Если бы не обстоятельства, то Тэсса непременно побеседовала бы с ней подольше. Но время поджимало, Тэсса боялась опоздать. И не могла взять Диану с собой.

В голове звенела песня про ангела – так некстати! Какие ангелы могут быть среди футбольных фанатов? Тут бы послушать что-нибудь тяжелое, чтобы настроиться на соответствующий лад. Где же Мэддокс?

За окном такси проплывали особняки и мосты, стеклянные высотки и трущобы. В голове Тэссы тоже творился беспорядок. И вот тут она заметила группу молодых людей, идущую вдоль парковой ограды. Молодые люди не были примечательны никаким особенным образом, но Тэсса не могла оторвать от них взгляд.

– Эй-эй, остановите! Я выйду здесь!

– Вы уверены, мисс?

– Да, я спрошу дорогу у тех молодых людей.

– Мисс, я бы не приближался к ним! Они выглядят угрожающе…

– Спасибо!

Оказавшись на улице и встретившись взглядом с молодыми людьми, Тэсса стала еще более уверенной:

– Чем отличается дилетант от профессионала?

Ее вопрос был таким неожиданным и таким резким по форме, что молодые люди растерялись. Тэсса не позволила им опомниться и ответила сама:

– Дилетант – это просто любитель, а профессионал – работает на результат. Дилетант также может обладать вполне высоким уровнем подготовки, но ему важнее процесс, а не результат. Мой Мэддокс – профессионал. Конечно, ему не хватает опыта, но он играет не для себя, а для будущих поколений англичан. Вы знакомы с ним? Он – индус, но с детства живет в Англии, в Лондоне. Он приехал в ваш город сегодня утром. Помогите мне его найти!

– Музыкант? – переспросил бритоголовый парень.

– Да, самый лучший! Его могли отлупить футбольные фанаты… из-за его внешности, но он никогда не увлекался футболом. Так что его присутствие в данном городе можно отнести к музыкальному визиту. Где он может быть?

– Мисс, мы его не трогали! Это Лени.

– Какой Лени?

Молодые люди замолчали. Они глядели поверх головы Тэссы, с ужасом в глазах. Она оглянулась и заметила еще одного бритоголового парня, приближающегося к ним.

– Лени! Как же я рада вас видеть! Где Мэддокс? С ним все в порядке?

Видел бы Мэддокс в эту минуту свою Тэсс! Он бы не мог не гордиться ею! Непринужденно, как с равным, она завела беседу с недоброжелательным Лени. Без страха. Не путаясь в словах, легко. Будто всю жизнь общалась с подобными людьми.

– Он живой. Пусть в следующий раз не лезет со своей музыкой ко мне, хорошо? Тогда и не получит больше…

– Вы его били?

– Слегка, но он живой.

Тэсса не подала вида, что расстроилась. Она только кивнула и попросила продолжить беседу.

– Он подошел ко мне и спросил про песню – спросил, не знаю ли я, кто ее написал. Ха-ха!

Остальные молодые люди рассмеялись вслед за Лени.

– Когда меня спрашивают про музыку – я дико зверею! Мой дядя водил меня в музыкальную школу, и у меня с тех пор аллергия на музыку. Кто не знает об этом и подходит ко мне с вопросом: «Не знаете, что это за песня такая?» – тот получает по рогам. Меня выворачивает от терминов типа «популярные европейские электроритмы с жесткими мелодиями и волнующим текстом». И не надо мне говорить про «завораживающий, сильный голос в сочетании с мелодичными и взрывными песнями, который возвращает к корням ритм-энд-блюза». Мой дядя с ума меня свел этими своими популярными песнями и хитами, которые стали фаворитами. Каким бы он ни был поразительным исполнителем с голосом редкого качества, каким бы выражением и ощущением пронзительной хрупкости ни обладал – мне все равно. И не надо мне напоминать про его «ангелов, которые играют с его сердцем»…

– Ах! Это ваш дядя написал «ангелов»?

Лени стал красным. Он медленно повернулся в сторону Тэссы и закричал:

– Да! И что с того?!

Вообще-то Лени А. Стюарт был хулиганом. То ли слава дяди сделала его таким, то ли влияние улицы – теперь сложно установить. Важно то, что на момент встречи с Мэддоксом, а затем – с Тэссой – он считался самым большим негодяем города Ливерпуля.

– Ну, песня-то – хорошая, – пояснила Тэсса. – Где же Мэддокс?

– На третьей от входа скамейке этого вот парка.

Когда Тэсса побежала к воротам, Лени окликнул ее:

– Эй, послушай, а с чего ты взяла, что мы знаем про твоего друга?

– Песня про ангелов помогла! Скажите вашему дяде, что песня получилась изумительная.

– Я с ним не общаюсь.

Тэсса остановилась. Ей стало жаль Лени, его дядю, всех людей, Мэддокса и себя. Вспомнились слова Дианы о том, что судьба группы складывалась трагично, но судьба ее фанатов – удачно.

– Вы отобрали у Мэддокса наушники и перчатки. Я узнала их, издалека…

…Мэддокс сидел на скамейке, обхватив голову руками. Его уши и кисти обеих рук были красными от мороза. Тэсса обняла его и сказала:

– Все! Едем домой. Как раз успеем к обеду с родителями.

Мэддокс был только рад этому известию.

15.

Да, Лени А. Стюарт был хулиганом. То ли слава дяди сделала его таким, то ли влияние улицы – теперь сложно установить. Важно то, что на момент встречи с Мэддоксом, а затем с Тэссой он считался самым большим негодяем города Ливерпуля – разумеется, среди болельщиков.

В последнее время много говорилось о жестокости английских фанатов, но на самом деле жестокость осталась в прошлом. Теперь же не так просто стало отдубасить кого-то во время или после матча. Все из-за камер, полиции, прочих любопытных и неравнодушных. Тем ценнее тот факт, что Лени, вопреки обстоятельствам, считался футбольным негодяем. Борьба возле стадиона за имя и честь любимой команды были для него делом всей жизни, тем самым призванием, которое родители пытались пробудить в нем с помощью музыки. Отец радовался внешнему сходству Лени с дядей – солистом популярной британской группы. Лени водили в музыкальную школу, к нему домой приходили репетиторы по вокалу. Но усилия были растрачены впустую. Музыка привела Лени не на сцену, а на стадион – в качестве болельщика и фаната любимой команды. При чем здесь музыка? Ну, как же без нее!

Именно музыка направления ска соткала культуру бритоголовых парней из рабочих пригородов, готовых побить любого, кто не поддерживал местную футбольную команду. В каждом городе была своя команда. Для Лени, выросшего в Ливерпуле, такой командой естественно был «Ливерпуль».

Британским подросткам не хватало острых ощущений. И они придумали свою войну – футбольную и музыкальную. То есть такую, где не было политики и непонятных терминов. Суть такой войны была ясна. И, к тому же, расходы на нее были незначительны, а потери – минимальны. Война футбольных фанатов против приверженцев других футбольных фанатов, против фанатов других музыкальных направлений (кроме тех, что относились к музыкальной субкультуре скинхедов) помогала им жить в свое удовольствие и называть себя «патриотами».

Благие намерения всегда были обречены. Ветераны Второй мировой войны мечтали о счастливой, спокойной жизни для своих детей. А их внуки, наслушавшись рассказов о бомбардировках Лондона и разрушительности сбрасываемых бомб, рвались защищать родину, что бы эти слова ни означали. Они искали не мир, но – справедливость. Были готовы восстановить ее с помощью кулаков и палок.

Лени А. Стюарт был негодяем по собственному желанию. Он был талантливым негодяем, равно как и его дядя был талантливым музыкантом. И не его вина, что настоящей войны не было. Вообще, его поколение в целом не было виновато в том, что жило просто, без страданий и больших лишений, мирно и без подвигов. Ну – нет войны! Что поделать? Зато гордость за любимый футбольный клуб была даже больше, чем следовало бы. Гордость заменяла многие прочие чувства: жалость, сострадание и зависть. А также мешала любить. Лени, кстати, она очень сильно мешала любить.

Негодяем он стал из-за невозможности любить. Лени родился в то время, когда в Великобритании появилась вторая волна музыкального направления ска. Новые группы постепенно смещали исполнителей фолк-рока. Менялась система ценностей. Стало модным не участвовать в жизни общества, а устраняться от будней с помощью музыки.

Когда Лени впервые увидел девочку из дома напротив, он помахал ей рукой.

Вторая волна ска брала пример с музыки регги. Лени тайком от родителей слушал композиции Боба Марли, которые приносили мальчишки из соседнего двора.

Девочка из дома напротив улыбнулась ему.

Потом началась учеба. Девочка посещала частную школу, Лени – бесплатную. Его родители расплачивались за музыкальную школу с трудом… А при чем тут дядя? У того была своя семья и свои расходы.

Девочку звали Ульма. Она была наполовину немкой. Лени общался с ней через забор. Он не решался зайти во двор ее дома. Через забор получалось не хуже. Ульма показывала картины, которые срисовывала из книжки сказок Беатрикс Поттер, которая, как известно, была и писателем, и художником. Лени не читал такую книжку, но почему-то верил Ульме, что Беатрикс Поттер была «лучшей изображательницей на свете». Он узнал о кролике Питере и его братьях – Флопси, Мопси и Ватном Хвостике. Уютный домик персонажей сказки манил под свою крышу.

Первой мечтой Лени была такая: поселиться в красочном доме вместе с Ульмой и четырьмя кроликами. Да, еще не забыть бы маму – маму кроликов, миссис Крольчиху. И зажить без забот.

Тем временем панк-рок наполнял музыку ска агрессией. Исчезло этническое очарование ска. В Британию прибывали иностранцы, занимали рабочие места британцев и вызывали безработицу в стране. Что-то случилось. Музыка, приплывшая сюда с Ямайки, первоначально исполняемая темнокожими людьми, стала наполняться расистскими убеждениями. Исполнители ска носили такую одежду, которая пришлась по вкусу бритоголовым нацистам. Так люди, мечтавшие уравнять все расы, лишить людей национальных предрассудков, стали причастны к пропаганде фашизма. Это потом они смогут разрешить расовые противоречия внутри страны – призовут к миру многонациональную Британию. Но в памяти людей навсегда останутся рядом с «бритоголовыми нацистами», станут их логичным продолжением.

Лени бросил музыкальную школу и приходил домой только чтобы переночевать – на улице стало интересней. Ульма рисовала лодки, калитку сада и лощину. Разговаривали через забор. Друзья все же узнали про этот забор. Как им удалось – Лени так и не выяснил. Но остался с друзьями. Ульма рисовала теперь для себя.

…Шестнадцатое февраля было солнечным. Свет мягко ложился на камни и бетонные плиты. Дом напротив блестел почти сказочно – если не брать во внимание сад вокруг него, который хоть и был как всегда опрятным, но в нем не было цветов – только трава, стволы деревьев и гравийная дорожка.

Лени носил то же, что и все скинхеды: ботинки на высокой платформе, короткую черную куртку. Выбритая макушка отражала солнечные лучи. Если бы кто-нибудь из старших представителей семьи Хаутингс увидел, как этот парень запрыгивает с улицы в их сад, то немедля вызвал бы полицию.

Каникулы подходили к концу. Ульма еще с вечера собрала чемодан и готова была утром ехать в аэропорт. Она любила Берлин, Высшую школу искусств и свои картины, но расставание с домом переживала по-прежнему болезненно. Ночью пыталась заснуть, но в голову лезли мысли о каком-то смысле какой-то жизни, в которой она не могла найти свое место. Ни Ливерпуль, ни Берлин не смогли воплотить ее мечту об уютном домике под яркой крышей с картины Беатрикс Поттер, в котором она смогла бы жить спокойно, вместе с любимым человеком.

Лени сказал:

– Привет! – и помахал рукой.

Ульма улыбнулась. Оба вспомнили ту встречу, когда они смогли подружиться. Сейчас не хватало мольберта и красок. И забора между двумя детьми. Ульма обычно рисовала в саду, а Лени как-то раз подошел к забору и заговорил о футболе. Спросил, за какую команду Ульма болеет.

– «A что такое "футбол"?» Помнишь? Ты не знала тогда, что такое футбол!

Прошло столько лет, а они легко смогли найти общий язык. Не обращали внимания на такие мелочи, как утренний мороз, холодные ступени крыльца, взгляды прохожих и таинственное трепетание занавесок в окнах дома.

Лени забыл о друзьях. Ульма – о рейсе в Берлин. Говорили о пустяках. Очень боялись, что повиснет тишина, и один из них поднимется, чтобы уйти. Казалось, что больше такая встреча не повторится. Хотелось удержать ее. Продлить. Растянуть время. Никто не пытался отмолчаться. Перебивали друг друга. Кричали. Слегка ударяли по плечу и насмешливо хлопали по лысой макушке. Громко хохотали. Перебудили всю округу. И все же были остановлены – родителями Ульмы, которые вышли на крыльцо с чемоданом и в верхней одежде. Мама Ульмы надела свое старое пальто. Она деловито заметила вслух, что посадка заканчивается через час, а до аэропорта еще ехать и ехать. Только тогда Ульма замолчала, а вслед за ней замолчал и Лени. Тишина. Та самая тишина, которую боялись, все же повисла. Но никто не спешил подняться. И встреча, похоже, затягивалась. Возможно, она даже могла повториться.

– Я провожу тебя в аэропорт. Мистер и миссис Хаутингс, можно, я провожу Ульму в аэропорт?

Лени, может, и был негодяем, но только не сейчас. Он вел себя как джентльмен. Открывал дверцы автомобиля перед Ульмой и ее мамой, с достоинством отвечал на вопросы мистера Хаутингса, держал руки на коленях, когда сидели в такси, и не пытался спрятать их в карманы, когда вышел из такси.

Его манеры были признаны лучшими из тех, что доводилось видеть супругам Хаутингс у молодых людей. Ульма сияла от счастья (на самом деле сияла не Ульма, а ее глаза – в них отражалась крыша домика с картины Беатрикс Поттер). А Лени, прощаясь с Ульмой теперь уже точно в самый последний раз, так как она зашла в коридор «В», куда провожающих не пускали, все же полез в карман куртки. Мистер Хаутингс скосился в его сторону и увидел, как Лени достает диск.

– Тут записана песня, очень красивая песня, на каком-то чужом языке. Может, на немецком. Ты узнаешь, если так. Ты же знаешь немецкий. Это тебе на память.

Песня снова меняла хозяина. Сначала им был Джон, жених Шарлотты, потом его сосед Мэддокс, который благородно уступил диск негодяю Лени – тому самому, что внезапно стал джентльменом и подарил диск подруге детства на память.

Песне тоже хотелось посмотреть мир. Песня успела побывать в Китае, Соединенных Штатах и России, и вот теперь она по-настоящему отправится за границу – в Европу – и сможет сравнить образ жизни немцев с английским укладом. Ей стало скучно в Англии. А может, она просто устала от жесткой конкуренции.