Текст книги "Зачем?"
Автор книги: Елена Черникова
Жанр: Социальная фантастика, Фантастика
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
– Это, Машенька, твоё личное осложнение, – пояснил муж.
– Ты о чём, Ваня? – участливо спросила жена, решив, что он тронулся от переживаний.
– У нас с Васькой был один умный знакомый, который, подумав над нашей проблемой, пришёл к превосходному выводу: течение болезни зависит от предыдущей жизни. У некоторых быстро начинаются очень гадкие осложнения, как бы гиперболизирующие основные черты базовой личности. Вот у нас тут, например, сосед есть, от какой-то крысы заразился, так он как был в прошлой жизни рвач с бульдожьей хваткой, так теперь зубами может раскусить статую Железного Феликса, ну который раньше на Лубянской площади стоял…
– Ванечка, милый, что ты несёшь, ты сам себя послушай! Кстати, от какой ещё крысы? – Мария с горечью вспомнила о беглеце Петровиче.
– Он убил крысу по заданию партии. И схватил вечность за крысиный хвост. Сегодня он нас с Васькой выпить к себе приглашал. Мы отказались.
– Ваня! А вдруг это он моего Петровича… убил?
– Какого Петровича?
– Ты забыл! Я говорила тебе! Я, когда бежала из института, прихватила подопытную крысу, Петровичем зовут. Звали… Как же он убил Петровича, если Петрович бессмертен?
– Он, то есть крыса, видимо, не представился. Крысы не говорят с ментами по-русски. Откуда я знаю, может, это другая крыса?
– Ваня, послушай. – Мария старалась говорить медленно и взвешенно, чтобы до её учёного мужа в полном объёме доходили все смыслы и все детали. – У моего Петровича та же хворь. Его много раз пропускали через мясорубку. Он соединяется сам с собой минут за пять. Я потеряла его весной. Если твой сосед пытался убить моего Петровича, у него это не получилось бы, понимаешь? Никогда. А если это другая крыса, то, значит, Петрович уже распространил заразу и пошли осложнения. Крысы размножаются с безумной скоростью. Словом, надо срочно узнать у твоего соседа, что за крыса его заразила и как ему вообще удалось её убить. Понятно? А я займусь Аристархом и компанией.
– Маш, я схожу, конечно, узнаю, но ты не объяснишь мне, в чём спешка?
– Крысы займут планету. Они размножаются быстрее людей. Ты в курсе, сколько крысят в год может принести одна самка?
– Нет, – смутился Иван Иванович, которого никогда раньше не задевала жизнь фауны.
– Сотни. Тысячи. И они очень-очень умные. Если по Москве пошла эпидемия крысиного бессмертия, то мне тем более надо срочно растормошить Аристарха, чтобы он дал противоядие. Он, конечно, не захочет. А мне нужно срочно придумать – как его заставить.
– И что, ты будешь бегать по московским подвалам и делать всем бессмертным крысам укольчики? После предварительного тестирования мясорубкой? – Иван Иванович иногда мог и сострить.
– Я ещё не придумала, но если придётся – побегаю со шприцем. А что? Раз мы заварили эту кашу, нам и расхлёбывать!
Тут в разговор опять встрял Васька:
– Мам, почему это заварили мы? Кажется, заварил Аристарх твой.
– Да он тут ни при чём, – возразил Иван Иванович. – Это всё от прогресса. Вон пятьдесят лет назад в СССР генетика звалась продажной девкой империализма, вместе с кибернетикой, а теперь мы опять впереди планеты всей… Судьба такая. Историческая необходимость. Всё проверяется на России. Что коммунизм, что эпидемия бессмертия!
– А вот тут вы, батенька, не путайте божий дар с яичницей! – встрял в разговор новый собеседник, неуверенно выговаривающий букву р.
– Ой, Владимир Ильич! – обрадовалась Мария. – Что-то вы совсем пропали, ни слуху ни духу.
От этого поворота Иван Иванович уронил трубку, но Васька удвоил внимание. Он прекрасно помнил зимний телефонный разговор между отцом, паниковавшим дома, и матерью, прогуливавшейся по ночной Красной площади. Это было самое-самое начало всей катавасии. Иван Иванович тогда ещё решил, что Маша спятила. Впрочем, все они по ходу этой истории периодически подозревали друг друга то во временном, то в основательном сумасшествии.
– Мария Ионовна, – тревожно сказал Ленин, – вы очень долго говорите с семьёй по телефону. А вы проверили Аристарха? Вдруг он проснулся и подслушивает?
– И пусть! – отмахнулась Мария, но к дивану подошла и попыталась заглянуть в лицо завхозу.
Аристарх Удодович открыл глаза, показал Марии толстый язык, закрыл глаза, перевернулся на живот и махнул рукой:
– Идите отсюда! Я спать хочу!
Мария пошла с трубкой на кухню, плотно закрыв дверь гостиной.
– Он проснулся и опять заснул. Он не подслушивает. Владимир Ильич! Что нам всем делать, как вы думаете? – Мария, кажется, впервые в жизни забыла, что появилась на свет гораздо позднее смерти Ленина.
– Учиться. Учиться жить. Слушайте, друзья мои. Современная фармакология вся целиком зависит от находок этого лысого завхоза…
Васька не удержался и хихикнул от лысого завхоза. Иван Иванович цыкнул на него и вцепился в телефонную трубку до побеления пальцев.
– Особо качественные современные лекарства будут бить в гены. Сейчас удовольствие создания нового лекарства стоит примерно полмиллиарда долларов – это в деньгах, и лет десять – пятнадцать – это в годах. Если же взять расшифровки Аристарха, то и деньги, и время сокращаются вдвое-втрое и так далее. Индустрия лечения превратится в индустрию управления жизнью. Вылечить можно будет всё. Это в том случае, если вашу маленькую эпидемию бессмертия удастся остановить. А если вас не остановить, то не понадобится и индустрия Аристарха. Крысы разнесут бессмертие по всей планете, да и люди приложатся. Все будут живы, и худшего безобразия на Земле никогда не было. Вы правильно поняли, что осложнения у всех разные. Бедная Ильзе!.. Знаете, она сейчас уже весь сейф заполнила. Он может взорваться…
– Извините, Владимир Ильич, а почему вы сказали про худшее безобразие? – вежливо встрял Васька.
– Потому что души будут вытеснены с Земли горами шевелящегося зловонного мяса. Душа Ильзе, например, уже покинула её тело и в ужасе улетела поискать какое-нибудь другое вместилище, – пояснил Ленин.
– А вы, Владимир Ильич, разве верите в душу? – осмелился Иван Иванович.
– А как же? – рассмеялся Ленин. – А я кто, по-вашему? Моё тело в хорошем костюме лежит сами знаете где. Неплохое, кстати, сооружение. Жаль покидать.
– Почему – покидать? – встрепенулась Мария, горячо любившая ансамбль Красной площади вместе с Мавзолеем.
– Да… Эти придурки похабные… Хотят в грунт закопать. Не понимают! Просто не понимают! Ну да ладно, я пока держусь. Давайте лучше послушайте меня ещё.
– Про лекарства расскажите, пожалуйста! – попросил Васька.
– Жизнь тела современного человека обязательно должна заканчиваться смертью, – сказал Ленин. – Причин две: всё, что имеет начало, обязательно заканчивается. Это во-первых, и это объективно. А во-вторых, ни одно живое существо на Земле сейчас не знает – зачем бы это ему жить вечно. На других планетах этот вопрос решён. Живут сколько хотят, могут улететь на другую планету. Право имеют, твари недрожащие! Там такой межгалактический туризм! О, если б вы знали! Я, когда с этими инопланетными познакомился, лет десять с ними путешествовал туда-сюда. Хорошо живут! За Вселенной приглядывают!
– Я почему-то думал, что за Вселенной Бог приглядывает, – хмуро сказал Иван Иванович.
– Конечно, Бог, а эти туристы – под Его руководством. Помните древнее изречение? У Бога нет других рук, кроме твоих. Так вот, у тех, других, уже есть право – Бог им дал его – присматривать за Вселенной. Они уже ничего не испортят. Они и на Землю ежесекундно помощь присылают. А здешнее человечество пока ничем хорошим не отличилось. Поэтому такие беды, такие беды… – Ленин будто вспомнил, какие тут беды, и вдруг притих, опечалился. – Мне вот, думаете, очень приятно было гражданскую войну в России устраивать? Тем более во время мировой пандемии гриппа. Нет, не очень. Но я думал, что уж после такой беды русские поумнеют! Нет, не поумнели. Пришлось ещё кое-что устроить. Нет. Опять!..
– Да как же поумнеть-то нам, Владимир Ильич? Вы о чём?
– А что – у вас в стране всё в порядке? – с ехидцей спросил Ленин.
– А нельзя пока без политики, а, дедушка Ленин? – рассердился Васька.
– Бог с тобой, детка, какая политика! – засмеялся Ленин. – Послушай цитатку. Из русской классики: «Вам нужно проездиться по России. Вы знали её назад тому десять лет: это теперь недостаточно. В десять лет внутри России столько совершается событий, сколько в другом государстве не совершается в полвека…»[8]8
Н.В. Гоголь. Выбранные места из переписки с друзьями. Письмо к графу А.П. Толстому «Нужно проездиться по России».
[Закрыть] Вот и весь ответ.
– Это не ответ, – возмутился Васька. – Это буддизм какой-то! Я вас конкретно спрашиваю: что делать?
– Я теперь конкретно и отвечаю: сначала узнай – зачем. Вот что ты собираешься со своим бессмертием делать? Новую религию. Это я уже пробовал. Крайняя глупость! Архиглупость!
– Откуда? Я вам не говорил ничего подобного! – возмутился будущий пророк.
Ленин опять рассмеялся, потом вздохнул и сказал:
– Давайте на сегодня попрощаемся, а дальше видно будет. Только ты с новой-то религией повремени, малец, ладно? А то ты православного Гоголя только что буддистом обозвал. Путаница в терминах никого не пощадит.
– Подождите, Владимир Ильич, – взмолилась Мария, – дайте нам совет. Дайте мне совет!
– Страна советов, – печально констатировал Ленин и вышел из разговора. По крайней мере, какие-то странные щелчки пошли.
Послушав эти щелчки, Васька ехидно заметил: «Загробный зуммер».
– Маша, – вернулся к разговору с женой Ужов, – давай вместе душить твоего гада!
– Я позвоню, Ваня. А пока живи как можешь. Я подрастеряла свои расчудесные организационные способности. Мне надо собраться с мыслями. Особенно трудно будет с твоим, так сказать, авторством. Подставили тебя, милый, под статью.
– А что тут уголовного? Генетика у нас не запрещена.
– Причинение тяжких телесных повреждений, например!
– Ага. В форме бессмертия! – выступил сам себе нечаянным адвокатом Иван Иванович – и осёкся, вспомнив печальную судьбу Ильзе.
– Вот-вот, – сказала Мария. – Уходите из города. Надо, говоря Гоголем, проездиться по России… Целую, милые, пока.
Она вернулась в гостиную, осмотрела Аристархов затылок с пятью спутанными мокрыми волосинами, плюнула ещё раз и возобновила чтение документов. Сейчас даже перспектива быть застигнутой на месте не пугала её абсолютно. Она открыто переворачивала папку за папкой, изучала каждую бумаженцию, запоминала свои ощущения. Мария готовилась к битве за смерть.
* * *
Бесследно всё сгибнет, быть может,
Что ведомо было одним нам,
Но вас, кто меня уничтожит,
Встречаю приветственным гимном.
Валерий Брюсов. «Грядущие гунны»
«13 августа… самый сильный звездопад за сто тридцать лет… Торнадо в Майами-Бич… Страшный ураган, возникший ниоткуда, разрушил в Волгоградской области сотни домов… Сегодня Всемирный день левшей. Леворукость всегда настораживала и пугала… Тает главный ледник в Швейцарских Альпах, отчего могут возникнуть сели, наводнения в западноевропейских странах… От небывалой жары в Европе ежедневно умирают люди…»
Отец и сын Ужовы слушали апокалипсические новости, слоняясь по квартире в поисках необходимых вещей. Они собирались в дальнюю дорогу. Решено было послушаться Марию и покинуть эту квартиру непременно и побыстрее. Собственно, вчерне они давно решили оставить город и, возможно, страну, а знакомство с зубастым соседом мощно укрепило эту мысль. Курильщик уже дважды приходил, звонил: Ужовы не открывали дверь, не подходили к городскому телефону. Было похоже, что сосед хочет скооперироваться, создать некий кружок или боевой отряд бессмертных, словом, что-то действующее от имени силы, – а Ужовых такая даль не манила. В отличие от курильщика, или Зубастого, они уже успели прочувствовать и обдумать своё положение. А сосед пока просто упивался своими сверхчеловеческими возможностями, и отговорить его от игры мускулами не представлялось возможным.
Прособиравшись, Ужовы сели и пожали плечами. Выходило, что собраться в дорогу неописуемо трудно, когда знаешь, что тебе не надо от чего-либо защищаться. Тёплый свитер – не нужен. Ботинки – ну разве что для приличия, поскольку босиком ходить они могли хоть по углям, хоть по толчёному стеклу. Карманный ножик туриста – а что резать-то? Им не нужна еда. Не нужны ветки для костра, да и спички тоже. Документы легко умещались во внутреннем кармане, например, курток, но показывать документы было нельзя никому: Ужовы все в розыске. А поддельных корочек у них не было никаких.
Иван Иванович сначала надел костюм с галстуком, потом кроссовки, посмотрел на Ваську, хладнокровно наблюдавшего за составлением отцовского прикида, и всё снял. И усмехнулся. Да, нелегко.
– Пап, сосредоточься. Мы не должны привлекать внимания. Вот и весь прикид, понял? Смотри на меня.
Васька продефилировал по комнате. Лёгкая бумажная серо-зеленая футболка, потёртые джинсы с дважды подвёрнутыми штанинами – на вырост, курточка под цвет футболки, высокие ботинки с модными подмётками: тяжелыми, рифлёными, с металлическими вставками. Экипирован он был мудро: неброско и практично. Отец не сразу и сообразил, что Васькина одежда собрана из фрагментов как старого отцовского, так и материнского гардеробов. Куртка, например, была на молнии, то есть унисекс; Иван Иванович вспомнил, как подарил эту вещицу жене пять лет назад и очень гордился, что нашёл именно такую, с дюжиной внутренних карманов и карманчиков. Маша любила внутренние кармашки.
– Понял. – Ужов пошёл ворошить одежду по второму кругу. – А почему ты думаешь, что карманы – это главное?
– Пап, а кто у нас ясновидящий: я или ты, ась? Светлячков собирать…
– Ещё раз понял.
Васька вышел на балкон и посмотрел в окно назойливого соседа – Зубастого, как они его поименовали. Какое-то движение чувствовалось в кухне. Васька включил своё дальновидение с дальнослышанием и узнал, что Зубастый тоже пакуется. В данный момент он размораживал холодильник, подъедал оставшиеся продукты, болтая по телефону с набитым ртом. Громко работал телевизор: в популярном ток-шоу обсуждалась жгучая тема – стареть или не стареть? В прихожей стоял крепко увязанный рюкзачок. Васька поднапрягся и, рассмотрев его содержимое, понял, что Зубастый ещё не всё про себя знает. Например, в походной аптечке трогательно доминировал йод, который, понятно, был ни к чему. Ну разве что оказывать первую помощь каким-нибудь поцарапавшимся простым смертным. А поскольку Зубастый совсем не походил на сестру-брата милосердия, йод он припас, видимо, для себя. Значит, ещё малоопытен в своём бессмертии.
Васька вернулся в комнату и доложил отцу результаты дистанционной разведки.
– Понятия не имею, – равнодушно сказал Иван Иванович, роясь в шкафах, – куда может собираться столь бесполезное существо. Ему ведь и скрываться-то пока не от кого. Братки от него отстали, а свои не в курсе. Осложнение у него пока всего одно, да и то незаметное. Для стороннего взгляда. Он же гранит лишь по ночам грызёт.
– Пап, а вдруг он за нами хочет увязаться? Он же не знает, что я каждое его движение вижу.
– Оторвёмся. Лично меня устроило бы в путешествии только общество нашей мамы. – Он вздохнул. – Но она просила пока не мешать ей. В ближайшие… сто лет?
– Пап, а почему ты согласился на её просьбу? Вдруг ей всё-таки понадобится наша помощь в борьбе с её Аристархом? Она ж у нас девушка без фантазии.
– Этого мы, Василий, теперь не знаем. Сам видишь: у каждого свои осложнения. Вот у тебя ясновидение открылось. А вдруг у неё тоже что-нибудь открылось?
Иван Иванович выбрал одежду под стать Васькиной, нарядился и удивился:
– Никогда в жизни не ходил в таком!
Действительно, выглядел он неуклюже: привычка к костюму въедается в человека, выходит, подкожно. Превратившись в джинсово-спортивного дядечку, Иван Иванович стал походить на оседланного страуса. Почему-то именно это диковатое сравнение возникло в умах обоих Ужовых при разглядывании внешности старшего.
Иван Иванович немного попрыгал на месте. Ничего. Вроде удобно. Даже очень удобно. Ещё подпрыгнув, Иван Иванович коснулся потолка.
– Папа! – прошептал Васька.
Иван Иванович плавал под потолком, озорно поглядывая на потрясённого сына.
– Кажется, у меня открылось ещё одно осложнение! – донеслось с потолка.
– Ну конечно, – сообразил Васька. – Ты ведь у нас учёный товарищ. Всю жизнь плавал в облаках. Получи.
Иван Иванович сделал в воздухе аккуратненькое сальто и сел на стол.
– Слава Богу, папуля, что ты можешь не только взлетать, но и садиться, – облегчённо выдохнул Васька и тоже попытался подпрыгнуть к потолку. Не вышло.
– А ты не торопись, сынок! – ободряюще сказал отец. – Ты ж в прежней жизни не витал в облаках. Ты у нас глубоко земной вундеркинд, золотые руки. Ты сам говорил, что учитель труда в школе всегда тебя выделял. Ну-ка попробуй что-нибудь сломать!
Раздосадованный своей нелетучестью, Васька взял гантели, подумал, повертел их – и раскрошил пальцами в пыль.
– Ого! – засмеялся Иван Иванович. – Неплохо! Если мы потеряем ключи от дома, проблем войти не будет! Ура!
– И не только в нашу дверь, – с торжеством добавил Васька.
В дверь позвонили. Ещё раз, понастойчивее. Иван Иванович глянул в окно, увидел дюжину казённых машин, пожарную лестницу и массу граждан в штатском, разворачивающих во дворе сети.
– Пора, Васёк, – шепнул отец. – Полетели! Прыгать больше некуда.
– Своевременное у тебя, пап, осложненьице! – восхитился Васька. – Подожди, я пойду на Зубастого посмотрю. Это, видать, его происки.
Зубастого в квартире уже не было. Хороший легковой автомобиль уносил его в аэропорт. В кармане уютно похрустывал свежий заграничный паспорт с шенгенской визой. Вояжёр не чувствовал угрызений совести: ведь он сообщил в штаб о месте пребывания Ужовых, вызвал сотрудников со спецтехникой, потом выдумал себе заболевшую бабушку и был таков. Как ни была проста его умственная деятельность, её ночных продуктов хватило, чтобы принять решение – немедля исчезнуть из города. Он точно знал, что с ним сделают, если догадаются о заразе: он сам именно это сделал с двумя крысами, беленькой и серенькой. А запасной ключ от сейфа, в котором хранились их живые хвостики, Зубастый прихватил с собой. Так, инстинктивно.
В Москве лил рекордный за тридцать лет поток воды с неба. На дорогах останавливались машины, в подземных переходах бурлили реки. В новостях обещали добавку ко всему этому – град. Зубастый слушал радио в нарастающей тревоге: авиадиспетчеры обещали забастовку с голодовкой – ради повышения зарплаты. Одновременно продолжался уникальный метеоритный дождь – массово падали персеиды, а зеваки-наблюдатели интенсивно загадывали желания, ибо следующий поток этих прекрасных звёздочек просыплется только в двадцать втором веке.
«Нашли время! – скрипел зубами Зубастый. – Ну и денёк! Вообще!» Ему были ясны его желания, а на персеиды он успеет взглянуть в следующий раз.
– Самолёты пока уходят по графику, – немножко успокоило его радио.
Зубастый впервые в жизни пожалел, что не верит в Бога и не умеет молиться. Сесть в самолёт! Скорее из России! Как можно скорее! Он от рождения обладал крепкой нервной системой, а благоприобретённо и суперзубами, но сейчас он почему-то всё больше нервничал. Ему виделись непредвиденные осложнения – то с какой-нибудь таможенной декларацией, то под металлоискателем-рамкой, то вдруг неуместные вопросы попутчиков. Всего этого в принципе не должно было быть, документы настоящие, никакой контрабанды при нём не было, внешность самая нейтральная, объявить его в розыск пока никто не мог, не догадались бы. То есть нервничал он, считай, попусту, но нервничал всё сильнее.
За поворотом показалось Шереметьево-2. Вместо облегчения он ощутил новый взлёт паники. Зубастый распахнул бардачок, схватил гаечный ключ и перекусил его, как спичку. Немного отлегло.
Аэропорт бурлил. В залах ожидания все напряжённо вслушивались в сводки новостей. Работали все телевизоры. Изо всех углов доносились позывные всевозможных радиостанций. Общее желание взлететь царило так мощно, громадно, даже надрывно, что Зубастый опять закипел. Он предпочёл бы более будничную атмосферу. Ему было неприятно быть как все. Он уже свыкся со своей определённой уникальностью.
Полтора часа ожидания тянулись, как прямая линия в учебнике школьной геометрии. Зубастый с детства ненавидел её за невообразимость. Объявили посадку. Путешественника затрясло по-крупному.
В салоне он первым делом попросил наушники, воткнул в подлокотник и поймал бортовую волну с вальсами Штрауса. Первый раз в жизни он так наслаждался классической музыкой. Вечной музыкой! Он решил, что когда приземлится в Вене, непременно купит диск со Штраусом. Он впитывал дивные звуки каждой клеточкой. Будь музыка съедобной, он, наверное, попросил бы стюардессу нарезать эти мелодии ломтиками. Он так увлёкся, что не заметил разбега и взлёта. Лишь за облаками, когда луч свободного от земных погодных коллизий солнца коснулся его щеки, Зубастый вынырнул из вальса и попросил у стюардессы белого вина.
Двигатели ровно гудели, облака за иллюминатором клубились и сияли, белое вино приятно булькало в желудке, Штраус неустанно вальсировал. Через полчаса Зубастому решительно полегчало и он пошёл в туалет. Сделав дело, постоял перед зеркалом, полюбовался на свои суперзубы. Вроде бы ничего особенного, ровные, чуть желтоватые, без особых примет, а вот поди ж ты! Супер! Навсегда! На всю вечную жизнь! Ему вдруг нестерпимо захотелось что-нибудь погрызть. Конечно, несвоевременно, а что делать? Хочется. Очень хочется. Он уже понял, что его стремление грызть твердые предметы выражает прежде всего состояние души. Гаечный ключ в дороге, например, прекрасно сработал против психоза. Сейчас было нечто другое: возрастающее торжество! И при нём, оказывается, тоже было бы неплохо что-нибудь куснуть. Но что?
На маленькой территории туалета ничего супертвёрдого не было. Ну, маленький кран с водой, но такой маленький, хиленький, – не то! Ручка дверная. Вообще не то. Похожа на пластик. Ещё застрянет в зубах – чем выковыривать? Чушь. Унитаз? Фу. «Эх, где мой Железный Феликс!» – вздохнул Зубастый, сладостно припоминая сказочные мгновения: подошел к постаменту, погладил – и хрясь! Выгрыз кусок металла. Сам не понял, как это столь невероятная операция проделалась с такой лёгкостью.
Делать нечего. Он вышел из туалета и, задумавшись, столкнулся в коридорчике со стюардессой, развозившей на тележке подогретый обед для пассажиров. Тележка? Нет. Похоже на алюминий. Это всё равно что вату жевать. Нужна сталь. Не меньше. Зубы уже просто чесались. Зуд нарастал нестерпимо. Перед глазами больного поплыли видения одно другого мучительнее: статуя Мухиной «Рабочий и колхозница»… Эйфелева башня… особенно фигура Петра Великого, установленная посреди Москва-реки…
Шатаясь, он пошёл к своему креслу. К зубному зуду добавилась тошнота. Кусаться хотелось до мути!
В двух шагах от своего места он заметил пассажира с ноутбуком. Не думая, с дрожащими руками, Зубастый бросился к этому пассажиру, схватил прибор и в несколько секунд размолол его до последней клавиши. И выплюнул на ковровую дорожку. В салоне завизжали женщины. Это подстегнуло несчастного, тем более что компьютер оказался мягким и только распалил его страсть.
Зубастый кинулся к кабине пилотов, попутно кусая всё, что казалось хоть чуточку твёрдым. На одной стюардессе он заметил маленький золотой перстенёк, откусил вместе с рукой, опять выплюнул с негодованием и, рыча страшным голосом, рванул вперёд. У двери кабины его пытались остановить добровольцы из пассажиров, но он легко устранил препятствие, молниеносно перекусив четыре глотки. Кровь на зубах оскорбила его до крайности: мало того что солёная, она – жидкая! Потребность в сталегрызении возросла до крайности.
Ворвавшись в кабину, Зубастый оторвал от пола кресла пилотов и стал искать в них металлические части, попутно кроша все остальные. Командир корабля до последней секунды передавал на землю сигналы смертельной опасности…
* * *
Ужовы придирчиво осмотрели друг друга, проверили карманы, вышли на балкон и взглянули на суетящихся во дворе спецов. Те уже развернули все ловушки, оцепили район и теперь покуривали, поглядывая на десятый этаж. Заметив Ужовых, рыцари передовой науки затушили сигареты и замахали руками.
– Фамильярность! – с негодованием заметил Васька, завязывая на поясе верёвку дополнительным узелком.
Иван Иванович доверил крепёжные работы сыну как вундеркинду-золотые-руки. Репетируя, они сначала полетали по квартире и убедились, что Иван Иванович вполне вынесет двоих. Потом нашли ремни, бечёвки, веревки, выбрали что покрепче, взяли моток про запас, ещё полетали – с грузом – и облегчённо вздохнули. Теперь можно и в путь. Каникулы кончились.
– Пап, а ты дорогу знаешь?
– Ну, в общем… Я ведь никогда… Но нам ведь главное – просто лететь. Стрелять в нас не будут – бессмысленно. И они это знают.
– А если мы до полусмерти напугаем мирных граждан? А если за нами вышлют вертолёт с какими-нибудь хваталками-крючками? Ты ведь неопытен в воздухоплавании над Москвой. Опять же – провода, встречные птицы… Ты меня удержишь?
– Васька! – взорвался отец. – Ну что ты предлагаешь? Вон выгляни в окно! Выбора-то нет. Большая научная мясорубка ждёт нас. Каждая клетка наших тел с каждой секундой дорожает. Мировое сообщество учёных втихаря замерло: ждут, стервятники. Биоинженеры запасаются своими нанолопатами – докопаться до секретов бытия. Нам даже пикнуть не дадут про всякие там права неприкосновенной личности! Лететь надо немедленно, и все дела. – И он потуже затянул верёвку, соединяющую его с сыном.
– Ладно-ладно, это я так, для куража… – успокоился Васька.
Они приставили к перилам табуретку и сделали первый шаг. Наблюдатели приготовились ловить их тела. Это странно, однако никто из специалистов, сконцентрировавшихся на поимке Ужовых, не задал себе психологический вопрос: почему они вообще вышли на балкон? Что за бравада?
Иван Иванович с небольшой картинностью встал на кромку перил и протянул руку Ваське. Тот подхватил игру: торжественно поднялся, шумно оттолкнул табуретку, прижался к отцу, словно прощаясь, положил голову ему на грудь и…
С минуту столбняк не отпускал очевидцев. Открыв рты, они смотрели на улетающих прочь Ужовых и теребили в руках бесполезную сеть. Наверное, с таким же чувством влюблённый бедняк наблюдает за пышной свадьбой своей девушки с другим, более обеспеченным дуралеем.
* * *
«Через 50 лет мы избавимся от абсурда выращивания целой курицы для того, чтобы съесть только грудку или крылышко, и будем выращивать эти части по отдельности в подходящей среде…»
Уинстон Черчилль, премьер-министр Великобритании, 1932 год
Мария разложила на полу все документы, изобличавшие Аристарха Удодовича в многолетней незаконной деятельности на биотехнологической ниве. Всё, над чем билось мировое научное сообщество, то сопротивляясь общественному мнению, то потворствуя ему, всё, что носилось вокруг генной инженерии, обсуждалось в парламентах и прочих важных инстанциях, – всё это давно и далеко послал Аристарх Удодович, завхоз института и тайный руководитель Центра экспериментальной медицины. Он сам принял решение: разрешил сотрудникам любое клонирование, любые, так сказать, улучшения любых видов, их скрещивания – вплоть до получения настоящих крокозябликов – во плоти.
Эти добры молодцы, прикормленные и даже закормленные Аристархом, давно вышли на уровень получения плодоносящего капустофеля. Квакающие фрукты, судя по фотографиям и аудиозаписям, давно уже не развлекали этих учёных ввиду своей банальности. Скрестив, перекроив, вывернув и перетасовав абсолютно всё генное, вплоть до выращивания мамонтёнка, динозаврика и маленького зелёного человечка, не нуждавшегося в пище, эти весёлые ребята подошли к яду бессмертия ещё в 2000 году. Как они шутили, к юбилею христианства. У них были такие шутки.
Мария смотрела на храпящего Аристарха и уговаривала себя успокоиться, застыть, окаменеть, чтобы выдержать то, что она задумала, до конца. До победного конца. Как вы помните, её с весны мутило от людей, точнее, от любых проявлений банальной физиологии. Ей всё больнее давили на нос ароматы пота, даже простой испарины. А хлюпы и хрипы, извергавшиеся бронхами храпуна, разрывали её уши, жаля куда-то в сердце.
Так прошла ночь. Утром завхоз проснулся, потянулся и почти ласково посмотрел на свою гостью:
– Ну-с, что надумали?
– Пока ничего, – ласково ответила Мария. – Хочу на дачу. К вам. Интересуюсь новейшими достижениями подпольной науки.
– А зачем это вам? – завхоз поднялся с дивана, потянулся, сделал лёгкую гимнастику.
– Женское любопытство, понимаете ли.
– У вас? – удивился Аристарх Удодович.
– Поехали! – резко сказала Мария. – А то укушу!
– Кусаться нехорошо, – сообщил ей завхоз, как ребёнку.
– Иногда очень хорошо, – заверила его Мария, подходя вплотную.
Аристарх Удодович отшатнулся.
– Ага. – Мария перестала дышать и положила руки на его плечи. – Ага. Себе вы это дело не вкололи. Значит, знаете, в чём допустили брак. Давно знаете?
– О каком браке речь? – он попытался вывернуться, но Мария вцепилась в него крепко и чуть-чуть вдавила свои острые ногти в кожу.
– Отпустите меня, – задёргался завхоз. – Я не люблю, когда меня царапают!
– И долго мы тут обниматься будем? – спросила Мария, чуть сильнее вжимая ногти в потные плечи завхоза.
Ей было бесконечно противно трогать это липкое существо, но что поделаешь – дорогу на дачу надо узнать.
– Вы не сделаете этого! – ещё раз попытался вырваться завхоз. – Вы же знаете!
– Почему же? Сделаю! – Мария царственно улыбнулась. – Неужели вам не хочется бессмертия? Вернёмся в институт, будем работать дальше…
– Работать дальше – не над чем! – крикнул ей в лицо Аристарх Удодович. – И незачем. Всё ясно. Всё сделано!
– А теперь надо всё переделать, дорогой Аристарх Удодович. Давайте без свары, ладно? – И она ещё крепче вцепилась в него ногтями, задыхаясь от омерзения.
Аристарх почувствовал, что ещё один нажим – и острые ногти войдут под кожу. Правда, это ещё не стопроцентная опасность заражения, но уже на полпути точно. А ему никак не хотелось болеть. Он уже болел. Ему тогда вовремя вкололи антивакцину и отменили сувенирное бессмертие. Сотрудники секретной лаборатории, поэкспериментировавшие с препаратом на своём патроне, навсегда зареклись делать такие вещи без предварительного изучения дополнительных материалов, а именно – души человека.
А было так.
Три года назад, когда успех был уже очевиден, Михаил, ныне покойный главный изобретатель, решил, что первым в вечность должен пойти начальник, хозяин, отец наш родной. Он же всех собрал в команду, он их всех выкормил почти грудью, значит, ему и бессмертие в руки. Первому.
Вся лаборатория собралась ночью, торжественно, с угощениями, сели в кружок, затаили дыхание.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.