Текст книги "Зачем?"

Занималось утро. Хмурое, серое, мокрое. Старший офицер с небольшим злорадством подумал о трясущихся в ледяных облаках Ужовых. Ничего, недолго вам всем осталось Родину дурить. Все эти секреты – вот они, в кулаке. Он даже руку вскинул. Правую. И по локтевому сгибу хлопнул – левой. Левой. Левой.

Перед глазами размечтавшегося офицера почему-то поплыли картины его суворовского детства. Воспитанники маршируют. Плац. Знамя. Левой. Левой.

Он так разыгрался – видимо, сказалось напряжение последнего времени, – что поменял руку и теперь хлопал ребром правой руки по локтевому сгибу левой. Кругом! Ещё раз меняем руку! Левой. Правой!

Он вскочил и пустился в пляс. Вприсядку. Показалось мало – перешёл на брейк-данс. Ух, здоров! Ай, молодец! Как я их!..

Притомившись, офицер счастливо раскинулся на ковре, улыбаясь от уха до уха. Давненько он не был так доволен собой. Жаль, что не похвастаешься. Нельзя. Служба.

– Да что уж там, похвастайся, – раздался с дивана спокойный голос Кузьмы Африкановича Сидорова. – Давай, вояка. Докладывай.

Старший офицер отлевитировал от пола, с трудом придал телу вертикальное положение и воззрился на начальника. Тот сидел на диване и курил. И с малозаметной усмешкой смотрел на опупевшего от неожиданности коллегу.

– Что такое? Ты думал, они меня там совсем… курить отучили? – Сидоров рассмеялся своему удачному эвфемизму.

– Товарищ генерал! – И опять столбняк.

– Всё ясно. Молодец. Благодарю за службу. Давай выпьем.

– А вам уже можно? – сглупил старший офицер.

– Да-а… – ответил генерал. – Прав был главшпан: учиться, учиться и учиться. Брысь!

Старший офицер, расплёскивая остатки своего высшего торжества, унёсся за выпивкой. Вот ведь как н…л их всех генерал Сидоров! Вот ведь.

– Пап, нас пасут! – прислушавшись к вибрациям воздуха, сказал Васька. – Ты слышишь? Может, в какой-нибудь Париж махнём?

– Слышу. Может. Когда всё закончится. Знаешь, увидеть Париж и умереть. Слыхал про такое произведение искусства?

– Нет. Всё впереди.

– И такое произведение тоже уже было.

– Значит, у меня сейчас – воспоминания о будущем?

– О, а таких было даже несколько!

Они опять засмеялись. Решили подняться повыше и проверить – куда достают радары их преследователей. Ужовы – оба – одинаково остро ощущали направленные с земли лучи внимания. Поначалу жёсткие лучи, как ни странно, с высотой не ослабевали, а крепли, становились более цепкими. Даже липучими.

– Интересно, – задумался Иван Иванович. – Впрочем, наши товарищи изобретатели могут всё. Давай ещё повыше!

За облаками, где уже не было дождя, сияло ледяное солнце. Ужовы не боялись холода. И ещё: они сейчас узнали, что подниматься могут сколько угодно. Их полёт не зависит ни от наличия воздуха, ни от гравитации. Они могут лететь куда угодно. Земля была не властна удержать их. Полёт стал естественным, как в прежней жизни – дыхание.

Но только один – наисильнейший – двойной луч ни на секунду не отрывался от них. Вот уже все остальные отлипли, оторвались, отклеились, и лишь он один ласково держал их: казалось, что за сердца. Этот луч не мешал лететь. Он просто был. Как бесконечная нить серебра. Как межпланетный голос монохорда.

Тёплый. Теплее, чем обступивший Ужовых ледяной космос. Иногда он казался раскалённым, и это качание то ли действительных температур, то ли мимолётных ощущений не имело значения, не влияло на скорость, на полноту свободы. Они поднимались, а двойной луч ласкал их души.

– Я понял, что это, – вдруг сказал Васька.

– Ты понял, кто это, – ответил отец. – Спускаемся? Мы нужны ей.

– Чему быть… – кивнул Васька, и они повернули к Земле.

В подземной лаборатории распаковывали важный груз. Не сентиментальничая, учёные сложили Аристарха на длинном столе более или менее в соответствии с анатомическим атласом, надели суперпрочные перчатки, вооружились инструментами и полезли в ненавистные глубины.

Они и раньше не пылали к Аристарху Удодовичу особой любовью: так, полезный старикашка, юркий, как лиса. Он создал им сверхзащиту и тепличные условия, но они всегда воспринимали это как должное: гении! Единственным человеком, понимавшим тонкие струны Аристарха, был Михаил, главный изобретатель, ныне покойный. Впрочем, в смерть Михаила тут не очень-то верили. Он умел всё – так неужели он скрылся всего-навсего в небытие? Он один знал, зачем Бог создал человека из клеток. Он знал, что двойная спираль ДНК не является продуктом эволюции. Он видел каждого человека насквозь в самом прямом смысле слова – до клеточного ядра. Он даже умел диагностировать начинающийся рак ещё до первого деления злых клеток. Обещал как-нибудь всё рассказать при случае. Правда, случай никак не подворачивался: работали круглосуточно.

Ладно, главное сейчас – расковырять злодея Аристарха, а с идеалистом Михаилом разберёмся после. Всё равно аппаратура-то здесь.

Сегодня сиял и царил Саня с его новейшим прибором-сферой. Все убедились, что после инъекции Саня стал лучше, чем был, по крайней мере, внешне. Казуса, подобного эксперименту на Аристархе, не произошло, значит, сему новоявленному бессмертному вполне можно доверить общее руководство. Ассистировать дали Диме как отличившемуся в московской командировке и тоже вроде бы не пострадавшему от укола. Слон стал было тоже намекать: кольните-де и меня, чего уж там, но остальные запротестовали – местной науке пока нужны смешанные кадры. И потенциально живые, и потенциально мёртвые.

Саня подтолкнул свою солнышку к потолку, Слон включил приборы, Дима ловко отсёк Аристарху голову. Когда извлекали мозг, морщились и отворачивали носы: очень уж гадостная была масса. Втайне каждый подумал о собственных мозгах.

К вечеру в высоком прозрачном цилиндре с секретным раствором, кстати, тоже некогда изобретенным Михаилом из каких-то горных ромашек, зашевелилось нечто бесформенное, сгустилось, забулькало, и через час безо всякого микроскопа можно было наблюдать энергичный процесс развития хорошенького свежего эмбриона. Как ожидалось, это подрастал Аристарх-2.

Учёные расслабились и взялись за свои обычные шутки.

– А столик мы поставим здесь…

– А колясочку купим в отделе игрушек…

– А подгузники понадобятся? Одноразовые нынче дороги…

– Интересно, он пока до старости доживёт, мы покурить успеем?

– Слышь, а вдруг он сначала жениться захочет? Я слышал, у Аристарха-1 когда-то была жена. Померла от рака, естественно. С таким-то мужем…

– Может, он поэтому и взялся за это дело? А вдруг из благородных побуждений? Помнишь, он как-то цитировал старинное советское кино: «Кто нам мешает, тот нам поможет!»[10]10
  Комедия Л. Гайдая «Кавказская пленница».


[Закрыть] И всё ворковал с кем-то по телефону про какие-то канцтовары. Я не сразу понял, что это канцеротовары…

– Ой! Смотри!

В неестественной тишине, образовавшейся внезапно, без перехода, слышно было угасающее бульканье. В цилиндре больше не было исходной жидкости. На высохшем дне перекатывался чудовищных размеров младенец, который корчил рожи и постоянно ощупывал свою потную голову с пятью-шестью тощими седыми волосинами на темени.

Сверху на цилиндр опустилась сфера. Посидела на верхней крышке, полетала по окружности – и вдруг каким-то невероятным образом прошла сквозь сверхпрочную стенку сосуда. И опустилась на небритое лицо гомункулуса. Учёные не дыша сделали шаг назад.

Существо встало на ножки, злобно покосилось на зрителей, махом вышибло дно и крышку цилиндра и – чмокнуло огненную сферу!.. со словами благодарности!.. От этой ласки, очевидно, ожидаемой, сфера сразу подросла в диаметре. Засверкала ещё ярче. Резвясь, пролетела сквозь стенку цилиндра в обратном направлении, повисела под потолком и юркнула куда-то в сторону ядерного реактора.

– Саня… – в унисон прошептали творческие работники. – Саня!..

Но ответ прозвучал из разбитого сосуда:

– Что, сукины дети, профукали науку?! Документов захотелось? Деньги нужны? Ужо вам всем теперь будет по потребностям!..

Сфера, хлебнув клонированной человечинки, чрезвычайно возвеселилась и сгоряча познала самоё себя. Она впитала эманации пока одного только Аристарха, экспериментально обессмерченного глупым гордецом Саней, но аппетит возрос экспоненциально. Говоря почти человеческим языком, она ощутила волю к власти. Ницшеанка хренова.

И она полетела к Москве, призываемая уже знакомыми флюидами вечности. Она хотела вкусно питаться. По дороге она прихватила с собой Диму, прямо в хирургических перчатках, он и охнуть не успел, а также Саню вместе с его превосходными новенькими зубами. Сверхчувствительность этой солнышки безошибочно сообщила ей, что по городу бегает много подходящей еды.

Лабораторные умники, воздержавшиеся от укола бессмертия, бросились друг другу в объятия и зарыдали от счастья, что жадная сфера проигнорировала их. А Аристарх-2, голый, сидел на покрытом осколками операционном столе, закинув одну волосатую ногу на другую, и с величайшим презрением смотрел на дело в общем-то своих рук.

– Дайте брюки, рубашку и стакан спирта! – приказал Аристарх-2.

Мужики, не раздумывая, посрывали всё с себя и поднесли шефу-2. Тот порылся, не нашёл подходящего размера и отбросил всю кучу в мусорную корзину. Теперь все были голые.

– Так и поотрывал бы вам всё! – с ненавистью сказал Аристарх-2, глядя в причинные места сотрудников, скукожившиеся от нечеловеческого страха. – Как вы допёрли дать Сане самостоятельную работу?

– Да он как-то сам, внезапно. Мы и не знали…

– А может, её поймать как-нибудь? – робко предположил один умник.

– Дурак! Это мусоросборка для бессмертных. Она сначала своих соберёт, а потом… Я вообще не представляю, что она сейчас выкинет. Лови, если знаешь как! – Аристарх-2 сплюнул.

– А почему она вас не взяла с собой?

– А я её успел поцеловать в зад, так сказать, – хихикнул Аристарх-2.

– Может, это и есть выход? – предположил другой умник, поправляя очки.

– Нет, зад был одноразовый. На один поцелуй – на первый. Всё.

– Откуда вы это знаете? – поинтересовался третий, приходя в себя. – Она ведь и Саньке зубы сделала, когда Димка ему выбил…

– Конечно, сделала. Созидание и разрушение. Обновила Саньку, подсобила мне – и всё. Что будет дальше? Да чёрт-те что будет… Накрывается ваша наука, жадюги!

А сфера мчалась, дрожа от нетерпения, на бывшую дачу Мар Марыча, где в супертвёрдом сейфе продолжала распухать сгущёнка, которую некогда звали Ильзе. Это был самый крупный кусок поживы, и сфера безошибочно нашла дорогу в своё, так сказать, кафе. Даже ресторан. Подлетев к герметичному сейфу, она беспроблемно высосала из него Ильзе – до последней капли всего, что там набралось, и увеличилась в диаметре ещё метров на сто. Ощутив новый прилив сил, сфера так разгорячилась, что немедля вышла в открытый космос и сделала пару витков вокруг Земли, просто так, из избытка ломового кайфа. Зацепив по дороге несколько невинных астероидов и пару тонн космического мусора, пожевала-пожевала, выплюнула и ринулась в океан – что-то ей там замерещилось.

Старик Океан, до краёв наполненный вечностью, то есть бессмертной водой, крайне удивился нахальному вторжению. Он и так давно устал глотать бригантины, каравеллы, подводные лодки, шлюпки, космическую станцию «Мир», обломки ракет и просто трупы, а тут вдруг врывается какая-то визгливая нечисть и требует свою долю.

Надо пояснить, что шустрая сфера обладала повышенным чутьём на всё бессмертное в принципе. Несколько вакцинированных двуногих придурков – этого ей было оскорбительно мало.

Талантливо уловив, что вода пахнет принципиальным бессмертием, молодая дура и полезла за очередным кормом. Океан восстал. Оторвав от Антарктиды десяток айсбергов, он поднял волну, закрутился, забурлил, взревел и кинул в гостью горстью мороженой вечной воды.

Сфера захлебнулась, подавилась, возмутилась, выпрыгнула из Океана, сплюнула айсберги, промахнулась – и громадные льдины, минуя свою историческую родину, поразлетелись по разным континентам.

Боже, что тут началось!

Если вкратце, то – мир перевернулся.

Если вы когда-нибудь пересмотрите новости этих дней, вы всё поймёте без комментариев. Собственно, комментировать такое безобразие трудно, потому что человечество ещё не научилось критически комментировать своё поведение. Настоящие учёные всё ещё посмеиваются над глупенькими идеалистами, верующими в Бога. И подлинные гуманисты всё никак не успокоятся, словно им всем лично один умник внушил под гипнозом, что «…должно же быть возможным какое-то переупорядочение человеческого общества, после которого иссякнут источники неудовлетворённости культурой, культура откажется от принуждения и от подавления влечений, так что люди без тягот душевного раздора смогут отдаться добыванию благ и наслаждению ими»[11]11
  З. Фрейд. Будущее одной иллюзии.


[Закрыть].

Словом, вожделенное переупорядочение произошло, но вид открылся – некрасивый.

Не будем здесь подробно останавливаться на всех бедствиях, накрывших все уголки мира в тот день. Вернёмся к уже знакомым героям и местностям, откуда пошла вся эта заваруха.

* * *

Возмущённая ответом Океана, ненасытная сфера кинулась к Москве. Перемещалась она стремительно, изредка тормозя над речушками и ручьями глотнуть воды, для чего сильно поджимала пылающие бока: воспоминания о визите в Океан, быстро научивший её уму-разуму и приличным манерам, всё ещё больно отдавались во всех внутренностях.

Сфера безумно желала жить, то есть питаться. Случайно опрокинув несколько танкеров, перевозивших нефть и мазут, и хлебнув полученной эмульсии, она рассвирепела. Невкусно! Тьфу.

Чистой воды, без примесей, в природе было так мало, что сфера заплакала: её мутило, потом рвало, а после временного облегчения наступал новый припадок голода.

До Москвы она долетела изнурённой, обозлённой и бесформенной. Даже не сферой, а вялым сгустком неоднородного вещества, проклинающего своего создателя – Саню.

Делать нечего – надо было срочно пополнять запас жизненных сил. Фокус с водой не удался. Требуются дефицитные живые источники.

Зависнув над городом, она прислушалась: откуда-то шёл тонкий вкусный ток с явными эманациями бессмертия, но такой слабый, что сфера поначалу растерялась.

Как раз в этот момент генерал Сидоров, счастливо улизнувший из психушки с помощью тщеславного старшего офицера, решил проверить содержимое своего личного сейфа. Как вы помните, незадолго до госпитализации Кузьма Африканович заложил туда на хранение два крысиных хвостика – от беленького Петровича и от его случайной серой знакомой по подвалу.

Открыв дверцу, генерал замер: хвостики выбрались из коробки, заметно подросли. На пригузной части каждого виднелось утолщение, напоминавшее бутон. Почуяв свежий воздух, бутоны зашевелились и потянулись к выходу. Генерал, не подумав, отпрянул. Видимо, испугался. Да и нервы – после психбольницы – подрасшатались, наверное.

Сфера, притаившаяся в облаках, почуяла усиление тока: выдержанные в хорошем сейфе чистенькие бессмертные хвостики с бутонами, явно сулившими расцвет целеньких новых крыс, – это был подарок! Соскользнув с облака, сфера потянулась в штаб к Сидорову.

Генерал прижался к стене: хвостики свободно летали по его кабинету, а бутоны утолщались, и уже были видны пробивающиеся в стороны лапки, ушки, усики. А уж когда проступили глазёнки, генерал страстно возжелал вернуться в Институт имени Сербского.

Крысы, только что обретшие глазки, первым делом подлетели прямо к перекошенному лицу генерала и сурово посмотрели ему в глаза, словно напоминая, как он с ними обошёлся, мерзавец такой. Крысы будто пообещали ему месть. А в следующую секунду в форточку просунулась бледно-прозрачная лента: это сфера, не решаясь вползать в кабинет целиком, выделила свою разведывательную часть.

«Э, нет!» – подумали крысы и помчались прочь. Второе окно было приоткрыто, и свежевосстановленные крысы вылетели в него с такой скоростью, с какой сфера пока ещё не умела соображать.

Зато в кабинете остался полноценный генерал, что было не так вкусно, поскольку он трясся и потел, но выбирать не приходилось, и сфера, плотно обвив Кузьму Африкановича своей разведывательной лентой, вытянула, высосала его в форточку – и мигом интегрировала. И вновь напиталась живительными силами: бессмертие генерала перешло на неё.

Летучие крысы, вырвавшись на московские просторы, первым делом кинулись в подземелье, к братьям и сёстрам своим. На крысомосковском диалекте растолковав им ситуацию и перспективы, а также поведав об истинной, подлой человеческой сути, они призвали всех крыс российской столицы незамедлительно стать бессмертными. Всех до единой! И если кто-то из людей ещё вздумает экспериментировать над крысами, то есть надругаться над основами их природы, а также молоть на фарш, кремировать и развеивать пепел, – то всё равно всегда будут обеспечены вечные живые тылы крысиного воинства. И сомнительному господству человека над Землёй будет положен конец.

И крысы принялись передавать друг другу бессмертие. Передача осуществлялась двумя способами: либо нежным покусыванием товарища – до появления первой капельки крови, либо безудержными страстными ласками. Всемосковская оргия! Крысы бросились любить друг друга, а для надёжности ещё и покусывали друг друга, и вибрации тотального эротического взрыва невидимо вздымали из-под земли свои особые волны.

Первыми новую волну ощутили посетители ночных клубов. Измученные постоянной эротоманией, в которой уже не было никакого новшества, как в изжёванной резинке, они остро нуждались в подкреплении своего телесного тонуса. В клубах встрепенулись. Для начала почему-то заказали ещё шампанского. Не помогло. Когда шампанское исчезло по всей Москве даже из круглосуточных супермаркетов, заволновалась милиция. И не только оттого, что в поисках волнующего – или успокаивающего – напитка по городу заметались машины всех иномарок, а оттого, что всё это было похоже на некую загадочную акцию предразборочного бандитского толка, а от разборок милиция очень устала.

Сфера, временно сытая, принюхивалась к поведению города и покачивалась на шпиле МИДа. Всё вокруг шевелилось всё быстрее и спонтаннее. Сфера ждала. Её томило предчувствие такого восхитительного ужина или, возможно, завтрака, что она даже засмаковала своё ожидание.

Внизу начался следующий этап. Один гедонистичный молодой человек, оснащённый модным драйв-мышлением, вышел за сигаретами.

У киоска сидела и умывалась толстенькая хорошенькая зверушка, в коей молодой курильщик не сразу признал крысу: уж такая она была кругленькая, пушистая и крепкая. И хвост полосатый.

– У-тю-тю! – позвал её молодой человек.

«Ладно, ты будешь первым!» – решил Петрович, подбежал к протянутой руке, потёрся о неё шёлковым ушком и легонько тяпнул парня за указательный палец. Чуть-чуть, как комарик. За последнее время Петрович отменно навострился прокусывать живые ткани так, чтобы их владельцы и владелицы чувствовали только наслаждение и не дёргались.

Наш драйв-гуляка внезапно схватил такой оргазм, что чуть не упал на асфальт. Застонав от небывалого кайфа, он взял покорного Петровича на руки, покачал-побаюкал и понёс к себе домой, забыв купить сигареты.

Петрович не сопротивлялся, потому что главное дело своей жизни он уже доделал: московские крысы, все до единой, получили дозу бессмертия, а его серая подруга отправилась в командировку в Питер – с аналогичной задачей. Посему Петрович мог позволить себе всё. С его точки зрения, люди ещё далеко не расплатились с ним за содеянное мясорубками – как в Институте генетики, так и в штабе у Кузьмы Африкановича.

Парень принёс Петровича домой и позвонил своей девушке с приглашением немедленно прибыть. И ещё лучше – с какой-нибудь подругой. Он был современный парень, без предрассудков моногамии, а тут такое происшествие! А всё остальное так надоело!

Девушка явилась через полчаса, причём, тоже без предрассудков, с двумя подругами. Все думали, что предстоит колоссальный секс. Ну, в чём-то они были правы, конечно, отчасти.

Хозяин дома, большой выдумщик в состоянии простоя, разрезвился на всю катушку. Раздев девушек и крепко завязав им глаза, отчего подруги укрепились в своих предвкушениях, он положил их на широкий диван, посадил рядом шёлкового паиньку Петровича и тихо-тихо свистнул. Последнее было лишнее, потому что Петрович и без указаний знал, что ему делать.

Когда девушки – как им казалось – достаточно приготовились, ну там приняли всякие позы, начали заученно гладить себя по разным местам, Петрович пошёл в атаку, а хозяин дома стал наблюдать.

Петрович быстро и аккуратно перекусал девушек в самые заповедные места, которые сейчас в силу обстоятельств были самыми доступными, и отбежал в сторону – послушать крики нечеловеческой страсти. Влияние Петровича на девиц потрясло даже парня, устроившего этот акт. Их взлёт в страсти переплюнул все его фантазии: такого он ни в одном кино не видел.

Когда девицы пришли в себя, он одел их и развязал глаза.

Он не успел ничего объяснить: в открытую форточку бесшумно вползла толстая светящаяся лента и уволокла одну из мурлыкающих вакханок. Остальные даже не заметили исчезновения подруги. Они были потрясены. Через час почти весь город бился в сверхъестественном экстазе: девушки подарили свои ощущения своим знакомым, а те – своим знакомым, а поскольку мы все друг с другом хоть отдалённо, но знакомы, зараза распространилась молниеносно.

Сфера тоже почувствовала новый прилив сил. Оказалось, что свежезаражённое тело юной дурочки – весьма приятное питание. Сфера полетела дальше, по Арбату, по бульвару – к Тверской, за новыми дурочками.

Отец и сын Ужовы опускались в Москву очень медленно. Предчувствуя развязку и не сопротивляясь судьбе. Когда до города оставалось несколько километров, Васька вздохнул, включил свои сверхчувства и осмотрелся. И ужаснулся.

Схватив отца за руку, мальчик дрожал, не веря видению.

– Что ты, родной? – удивился отец, полагавший, что события минувшего года навек закалили его сына.

– Папа! – Васька не мог вымолвить ни слова и потянул отца вниз – и показал куда-то в сторону Кремля.

Иван Иванович вгляделся и замер.

На горизонте занимался серый рассвет. Было холодно, мокро и необъяснимо тихо. Автомобили, по окна в лужах, стояли в бесконечных пробках. В домах не было света, на улицах не было прохожих.

Но над городом сияла громадная, идеально ровная, довольная и торжествующая сфера с прозрачной мембраной. Она была похожа на гигантскую живую клетку: в центре просматривалось копошащееся ядро.

Клетка-сфера излучала полное и окончательное наслаждение. Она была спокойна и счастлива. Она объелась. Жители мегаполиса, повреждённые коварным Петровичем, всего за одну ночь обеспечили свою мегагостью самым отборным питанием. Как вы помните, начало процессу положил чувственный молодой человек, вышедший за сигаретами. И сейчас гигантская мусоросборка надменно покачивалась над Москвой и даже Подмосковьем, словно обещая свои цепкие объятия каждому, кто ещё ухитрится вольно или невольно обессмертиться.

Петрович и остальные крысы благоразумно попрятались в глубинах подземного города, куда сфера, может, и смогла бы когда-нибудь проникнуть, но, во-первых, все крысы теперь умели быстро летать, а во-вторых, сфера нахваталась людей под завязку и пока не имела жгучих желаний.

Ужовы рассматривали апокалипсическое зрелище и думали: где искать Марию? Точнее, брикет в жидком азоте. Сфера заслоняла собой город. Васька не мог видеть сквозь её мембрану, хотя и полупрозрачную.

– Как ты думаешь, Вась, мы опоздали?

– Я думаю, пап, мы ещё можем попробовать. Пока это чудище висит не шевелясь, попробуем спуститься. Хуже уже не будет.

– А что у неё в серединке? Видишь? Вроде ядра.

– Там, папочка, люди. Не меньше миллиона.

– Все они хотели наслаждений, – решил Ужов. – Спускаемся!

Они пробрались в город через лес на Лосином острове. Влияние сферы над этим районом было слабее, чем над злачным Центром. Ужовы посидели на скамеечке, передохнули, Иван Иванович достал свой мобильный телефон и позвонил в Службу спасения. Ничего лучше в голову не пришло.

Там, разумеется, никто не ответил, поскольку все службисты-спасатели попали в ядро сферы в числе первых: кто работал голыми руками, кого поцарапал или укусил кто-нибудь из спасаемых, в кого ещё как-то, но зараза вцепилась. Пандемия, взвихренная крысами, распространилась среди людей, как молния в сухом лесу, ибо первым признаком заболевания было бескрайнее блаженство и мгновенное выздоровление ото всех иных – любых – хворей. А этого хотели все.

Аналогичные ситуации сложились в «скорой помощи», милиции, проституции, бездомничестве, любовничестве и прочих контактных отраслях. Впрочем, туда Ужов не звонил.

– Ей пока не до нас, – прошептал Васька, вслушиваясь в музыку сферы. Покачиваясь над городом, она что-то напевала, черпая вдохновение в мыслях и чувствах поглощённых ею бессмертных.

– Я не думаю, что это надолго. Мы обязаны успеть, – ответил Ужов, пряча бессмысленный мобильник в карман. – Ищи, вслушивайся, на тебя одна надежда!

– Нет, не только! – мелодично сказал кто-то за кустом. – И на меня тоже!

– Миленькая!!! – вскричали Ужовы, увидев свою прозрачно-перламутровую подругу. – Как ты? Нашла себя?

– Да. Но времени мало. Эта мусорка, – птица махнула крылом в небо, – не может поглотить меня, я всё-таки бестелесная душа, а ей надо обязательно вместе с мясом. Очень прожорливая тварь. А вы непременно окажетесь в опасности, если не успеете в криолабораторию. Сфера может расширяться сколько влезет. В смысле – сколько в неё влезет, так сказать, стройматериала…

– А откуда такая напасть? – спросил Васька.

– Всё имеет смысл… – несколько невпопад ответила птица. – Летим! Я покажу безопасную дорогу. А если подумать, то мне – и нам – повезло.

Втроём они за десять минут добрались до спецлаборатории, лавируя между высокими домами, но не поднимаясь над крышами. Птица явно не первый раз была в лаборатории, но что она одна могла там поделать, со своими нежными перламутровыми крыльями!

Охраны не было. Её тоже всосала сфера. Все секретные двери были распахнуты. Здание казалось совершенно необитаемым. Темно, холодно. Электричество вырублено.

– Пап, а ведь если электричества нет, значит, и холодильник не работает. Это – в нашем случае – как? Хорошо?

– Скорее! – птица уверенно летела по коридорам. – Вон за тем поворотом!

За тем поворотом стоял густой туман. Два-три шага – и видимость пропала. Птица нырнула куда-то, вернулась, прихватила Ивана Ивановича за рукав и втянула за собой в очень холодную комнату, где стояла полная тьма. Птица постучала клювом в невидимую стену.

Откуда-то донёсся стон, будто кто-то потягивался после мучительно-долгого сна. Ваське почудилось, что темнота и холод зашевелились, хотя что-то привидеться в абсолютной тьме комнаты могло только ясновидящему.

Птица подталкивала пальцы Ивана Ивановича к замкам, задвижкам, вентилям, легко ориентируясь во тьме. Ужов повиновался каждому её движению. Это было как танец. Так влюблённые взаимно чувствуют мельчайшие па и отзываются на призыв. Иван Иванович головой понимал, что помогает душе собственной жены встретиться с её телом. Но сердцем он теперь чувствовал гораздо более высокую задачу. В конце концов, любой мужчина, овладевая женщиной, входит в отношение между её душой и телом. Иван Иванович вспомнил, что в прежней жизни, целуя жену, редко чувствовал её душу. Просто не думал об этом. Тело было так прекрасно, такое знакомое и такое навек своё, что… и вообще его всегда ждала работа. Какая-нибудь очередная научная статья.

А сейчас, на ручном управлении осуществляя процесс, который у всех и всегда проходит автоматически, он только и успевал удивляться: как же безрадостно и бессмысленно живут обычные мужчины и женщины! Как же плохи обычные их любовные дела и делишки, если даже он, нормальный опытный муж Ужов, сейчас так потрясён своими действиями!

Под руководством Машиной души он ищет её тело во тьме…

Когда вскрыли контейнер, дело пошло быстрее. Птица положила руку Ивана Ивановича на какой-то рычаг, велела надавить, потом ещё много раз, потом позвала на помощь Ваську. Они все вместе нажали на рычаг изо всех сил и вытащили платформу. Было бы электричество – обошлись бы одной кнопкой. Но электричества не было. Всё сделали вручную.

Брикет подтаял. Глаза Ужовых привыкли к темноте, но видеть глазами здесь было ни к чему. Пока не на что было смотреть. Васька рассматривал кучу обломков такси вкупе с обрезками людей, высившуюся на платформе, с помощью своего третьего глаза и всем сердцем страдал, что этот глаз у него есть. Птица сидела на его плече и ждала своей участи.

Стон повторился. Куча железа с грохотом свалилась на пол с платформы. Одновременно прозвучала матерная очередь изрядной длины и залихватскости. Потом заскрипели старческие суставы.

– Мужик, бабуся, слышь, пап, – прошептал Васька. – А где мама?

Птица вспорхнула с его плеча и улетела в глубины контейнера. Через минуту комната внезапно озарилась радужными лучами, вырвавшимися из той громадной ёмкости, где до сего дня хранился жуткий брикет, символ успешной работы известной вам спецгруппы. Все зажмурились.

На краю контейнера сидела Маша, смущённо поправляя на плечах новенькое прозрачно-перламутровое платье. Она светилась. Муж упал на колени перед ней, Васька бросился на шею. Бабуся перекрестилась. Мужик-таксист ещё разок выматерился, но так, для проформы. Все всё понимали – и не смели дышать… Чудо. Ничего не поделаешь: чудо.

– Любимые мои… – вымолвила Мария. – Вы хоть успели слетать на свою ненаглядную Луну?

– Мне бы ваши проблемы, – пробормотал таксист. – У меня жена дома убивается, с моей звездой героя спит. А я тут, – он осмотрел себя, – практически без штанов. Наука, так её растак…

Бабуля, мудрая женщина, ещё весной сообразившая, что встреча с этой женщиной, Марией, сулит массу неожиданностей, смиренно разыскивала в куче хлама свой плед – хоть чем-нибудь прикрыться. Нашла.

Иван Иванович взял жену на руки, понёс к выходу. Все двинулись за ними. Васька, наиболее здравомыслящий участник шествия, вкратце доложил размороженным товарищам обстановку в городе.

– Так, значит, эта круглая блямба и нас захочет схавать, – остановился таксист, он же, как вы помните, майор.

– Теоретически, – кивнул Иван Иванович. – Но покамест она сыта, улетаем из Москвы. Немедленно. Я помню дорогу.

– Улетаем? – не поняли бабуля и таксист.

– Это наши осложнения, – пояснил Ужов, но его спутники поняли его слова только на улице, когда он подхватил воздушно-лёгкую бабулю, а Ваське велел взяться за майора. И они впятером на предельной скорости улетели из Москвы в Костромскую губернию, к Дуне.

* * *

Забьётся где-нибудь в уголке, свернёт пальцем ухо в трубочку, чтобы лучше слушать, скосит сверлящий глаз и высасывает каждое слово, – если только вообще есть что послушать. А потом выйдет и, с трудом отбившись от оваций, гула голосов, грохота аплодисментов, радостных взглядов, криков, восклицаний, восторгов, начнёт говорить. И сразу яснеет в головах. Точно пришёл Ильич и осветил все щели, все кривые закоулочки и переулочки. Как же мы этого раньше не понимали, а?

Н.И. Бухарин. «Памяти Ильича». Газета «Правда», 1925 г., 21 января

В дачной лаборатории было уныло. Уцелевшие учёные бродили туда-сюда, бесцельно выделывая всяких уродцев из оставшихся генетических заготовок. Эдакая, понимаете ли, скучающая группа кройки и шитья. Аристарх-2 с омерзением взирал на продукты этого праздного творчества.