Текст книги "Спорим, будешь моей"

Глава 46

Люби, Чарушин… Никогда не переставай.

© Лиза Богданова

– Скучал по тебе, – практически каждая наша встреча начинается с этих слов.

И неважно, два часа назад мы расстались или двадцать два.

Мы урываем любую возможность, чтобы побыть вместе. Занимаем библиотеку, раздевалку, душевую, какие-то кладовые – любое свободное место. Сама от себя в шоке. Ведь я не просто во всем этом участвую, нередко еще и выступаю инициатором. Вижу, как Чарушин всеми силами старается сдерживаться, ограничивается страстными поцелуями и… сама же его провоцирую на большее.

На каком-то интуитивном уровне понимаю, что ему это необходимо. Жажду быть ближе, нужнее, дороже, желаннее… Какое-то сумасшествие! Порой ведь страшно до трясучки. Не только из-за того, что кто-то может нас застукать. Все наши действия – греховны. Но, Господи, как же этот запрет кружит голову.

Сегодня Чарушин злой. Он всегда кипит, если утром нас с Соней провожает Павел. Умыкнул меня, едва в корпус зашла. Приволок в спортивный закуток, где хранится инвентарь, который редко используется. Но не подходит. Не пытается целовать. Тяжело дыша, взгляды исподлобья бросает. Я его в такие моменты инстинктивно боюсь. Не решаюсь нарушать тишину. Зрительный контакт и тот с трудом выдерживаю.

– Сколько это будет продолжаться?

– Что именно?

– Терки эти по углам, – высекает с таким видом, будто ему физически плохо. – Разговоры о твоей свадьбе. И, собственно, присутствие этого чмыря!

– Не надо, пожалуйста, кричать… – прошу, предвидя и опасаясь взрыва.

Опускаю на мгновение взгляд. Чарушин тут же стремительно сокращает расстояние. Сжимает ладонями мои плечи. Встряхивая, заставляет снова смотреть в глаза.

– Меня тошнит, Лиза! Разве ты не понимаешь? – он не орет, но голос его горит эмоциями. – Тошнит, когда я вижу его рядом с тобой! Тошнит, когда приходится считать, сколько у нас осталось времени! Тошнит, когда я представляю мир после гребаного февраля! Меня, блядь, тошнит!!! – повышает все-таки голос, заставляя меня от этого громоподобного крика вздрогнуть и сжаться. – Выворачивает, Лиза! Я, сука, уже наизнанку!

Чувствую это его «наизнанку». Саму колотит. Как ни стараюсь глушить, Чарушин то и дело вытаскивает. Мучает ведь нас обоих! Зачем?!

– А что я могу сделать? – вырывается у меня не менее отчаянно.

Не могу ведь признаться, что помимо личного одобрения, Павел Задорожный умудрился вогнать отца в такую долговую яму, выбраться из которой наша семья уже не сможет никогда. Это, конечно, никто и не обсуждает. Павел не заостряет на своей «помощи» внимания, а родители воспринимают это как благородство.

Ну и как я расскажу об этом Артему? Он и моя семья – две параллельные вселенные. У меня самой в одном измерении они не укладываются. Куда уж Чарушину понять их, а им – его? Нет, никогда этого не произойдет.

– Разорви эту помолвку, – приближаясь, порывисто обхватывает мое лицо ладонями.

Мне приходится выворачиваться. Потому что я вдруг начинаю задыхаться, настолько больно в груди.

– Это невозможно, Артем. Я не могу этого сделать. Слишком много завязано… Не от меня зависит!

– Давай, я еще раз приду к твоим…

– Не дай Бог! – перебиваю его, не скрывая страха. – Сам ведь помнишь, чем обернулся прошлый раз! Еще один твой визит и меня запрут дома навеки вечные!

– А что ты, блядь, предлагаешь? – срывается Артем. Когда отталкиваю, его особенно сильно задевает. Взгляд становится каким-то стеклянным. И при этом – воспаленным и диким. – Хочешь сказать, что в феврале спокойно пойдешь замуж? Так получается? А? – кричит, а я рта не могу открыть, чтобы что-то ответить. Меня его болью захлестывает, так еще своя множится. – После свадьбы будешь позволять мне себя трогать? А? Кончать тебе в руку? Трахать тебя пальцами? Хотя, может, и нормально дашь! Пломба-то будет сорвана! Я верно понимаю? Что ты молчишь? Лиза!

Клянусь, что не знаю, как до этого доходит, но я… Вскидываю руку и бью его по щеке. В ту же секунду, как осознаю, что сделала, мне настолько плохо становится… Словами Чарушина – выворачивает! Я не понимаю, как он меня до такого довел?!

Просить прощение – ничтожно. Это ведь не исправит и не отменит того, что я сделала. Смотреть на него не решаюсь. Боюсь увидеть больше, чем способна выдержать. Метнувшись в сторону, бросаюсь к двери. Едва в собственных юбках не запутываюсь, так спешу покинуть помещение. Но выйти не успеваю. Артем перехватывает поперек талии и резко дергает обратно. Бросает к стене и прижимает собой. Настолько близко оказываемся, что на какой-то миг возникает ощущение, что отрубили освещение – ничего не вижу. Пока Чарушин не отодвигается. Минимально, а хватает, чтобы без подготовки столкнуться взглядами.

И снова я сгораю.

– Прости…

– Прости…

Выдыхаем одновременно.

Я киваю. Прохожусь по алеющей щеке Артема ладонью. А затем и губами прижимаюсь. Одержимо зацеловываю, будто тем самым могу забрать нанесенный вред.

– Я сорвался, – выдыхает он с ощутимым сожалением. – Теперь от самого себя тошно. Ненавижу! Ненавижу тебя обижать.

– Больно? – спрашиваю, едва снова встречаемся взглядами.

– Больно, – хрипит и тянет мою ладонь себе на грудь. Там прижимает к левой половине. – Здесь.

Судорожно тяну воздух. И целую. Туда, где указал. За толстовкой безумно колотится его сердце. Раза четыре губами прижимаюсь, Артем стонет и осторожно подтягивает меня обратно. Шумный выдох из моего приоткрытого рта уже ловит своими губами. Мы как-то так резко и крепко сцепляемся, что вместе мычим от удовольствия. Сталкиваемся языками и жадно загребаем ими свое удовольствие.

Как же я люблю это ощущение, когда мир исчезает. Никого и ничего не существует, кроме меня и Чарушина. А у нас в этот миг космическая связь. Я чувствую, как работает его организм, а он – как работает мой.

Нам мало любого украденного времени. Каждый день мы становимся смелее. Пропускаем все больше пар, бесконечно переписываемся, все чаще оказываемся пойманными при входе или на выходе из очередного места утех – рискуем безбожно. Умудряюсь набивать Артему эсэмэски, даже находясь рядом с родителями.

А однажды… На меня накатывает такое отчаяние, что я выкидываю невообразимое!

Артем *Чара* Чарушин: Душная туса. Зря ехал. Все равно не могу переключиться. Думаю о тебе.

Артем *Чара* Чарушин: Хочу тебя.

Я давно не уточняю, что именно он подозревает под этой фразой. Знаю, что не только сексуальное желание. Но Чарушин, как обычно, еще и расписывает.

Артем *Чара* Чарушин: Хочу тебя целовать, вдыхать, ласкать, обнимать. Спать с тобой хочу!

Меня моментально в жар бросает. Еложу по прохладной простыне и судорожно сжимаю бедра, в надежде, что это хоть как-то поможет унять разлившееся по телу ноющее напряжение.

Лиза Богданова: Приезжай и забери меня!

Печатаю изначально просто, как желание. Но, когда Артем подхватывает, отказаться от этой идеи уже не в состоянии.

Артем *Чара* Чарушин: Приеду!

Артем *Чара* Чарушин: Приеду!

Артем *Чара* Чарушин: Собирайся!

Лиза Богданова: Выползла из-под одеяла. Имей в виду, у нас холодно. Если ты не поторопишься, я замерзну и заболею.

Артем *Чара* Чарушин: Сел в машину.

Лиза Богданова: Ищу одежду.

Артем *Чара* Чарушин: Выехал.

Лиза Богданова: Жду!

Артем *Чара* Чарушин: Я серьезно!

Лиза Богданова: Я серьезно!

Последние сообщения отправляем практически одновременно. А потом пауза. Долгая. Во время нее я обнаруживаю себя у распахнутого шкафа. Думаю. Задыхаюсь. И вдруг, будто прыгнув с моста, принимаюсь суматошно одеваться.

Артем *Чара* Чарушин: Я близко.

Лиза Богданова: Выхожу на улицу.

И правда, иду. Такой решительностью переполнена, что, кажется, ничего меня остановить не сможет. Едва думаю об этом, в кухне вспыхивает свет. Успев взяться за ручку, оборачиваюсь, чтобы столкнуться лицом к лицу с мамой.

– Что ты творишь? – шипит она, но крик поднять, конечно же, не решается.

Конечно же… Я вдруг отчетливо понимаю, что она меня не сдаст. Не сможет! Ей слишком стыдно, перед отцом особенно. Воспитала ведь она.

– Я вернусь до рассвета, – сообщаю спокойно.

Мама в изумлении распахивает рот. На мгновение дара речи лишается.

– Немедленно вернись в свою комнату! Не то я тебя… – шепчет гневно, но я уже уловила ее растерянность.

– Не переживай за меня. Все будет нормально. У меня все под контролем. Никто не узнает, – так же твердо произношу я.

– Лиза… – все, что выдыхает.

А в глазах я читаю панику.

– Спокойной ночи, мама. Не сиди здесь долго. Холодно.

Рывок. Ночь. Свобода.

Грудь какое-то нерешительное ликование раздувает. Улыбаюсь осторожно, когда у обочины притормаживает машина Чарушина. Машу ему и спешу забраться в салон. Придерживая дверь, в какой-то момент оглядываюсь на маму. Она стоит в дверном проеме, все такая же растерянная и потрясенная.

Еще один самый решительный рывок. Хлопок. Окончательная свобода.

Всепоглощающее ликование.

Чарушин выставляет ладонь, я вкладываю свою – сплетаемся пальцами. Встречаясь взглядами, улыбаемся уже без опаски. Не обсуждаем, куда направляемся. Оба знаем, что нуждаемся в уединении.

На даче холодно. Артем что-то регулирует в котельной, но столь большой дом, безусловно, быстро не нагреть.

– Если бы я знал, что приедем, подготовился бы заранее…

– Неважно, – шепчу, когда он обнимает. – Мне с тобой тепло.

Чарушин смеется, как делает всегда, когда счастлив. Мне тоже хочется – не сдерживаюсь. Увлекая, в каком-то одному ему известном такте меня качает. А потом, будто спохватившись, включает музыку.

Танцуем уже под реальные песни.

Голова кружится. Кровь кипит. Каждый сантиметр кожи, как сверхчувствительный передатчик ловит все энергетические импульсы, что выдает Артем. Наслаждаюсь нашими движениями и рваными поцелуями.

– Теплее? – спрашивает без конца.

– Теперь уже жарко!

– Можем, раздеться.

И мы, конечно, раздеваемся. Полностью. Долго рассматриваем друг друга. Я так скучала, что даже стыд притупляется. Слишком увлечена изучением его восхитительного тела, чтобы робеть под встречными голодными взглядами.

Несмотря на то, что Артем сегодня действует особенно неторопливо, трепетно и нежно, пика удовольствия достигаем крайне быстро. Спать ни ему, ни мне не хочется. Натянув два одеяла, долго обнимаемся, сладко целуемся и много разговариваем.

– Как ты решилась? – улавливаю в его голосе восхищение и чувствую себя еще счастливее.

– Не знаю… Наверное, сильно истосковалась по твоей даче, – осмеливаюсь его подразнить.

– По даче? Или все же по мне?

– Боже, конечно же… – громко вздыхаю, принимая его огненный взгляд. – Конечно же, по тебе, Чарушин!

Он смеется. Плавно опрокидывает меня на спину и, прежде чем я успеваю притянуть между нами какое-то из одеял, накрывает собой.

– Как тебя не любить, м?

– Не знаю…

Лично я уже задыхаюсь от полного контакта с его обнаженным телом.

– Не знаешь?

– Люби, Чарушин… Никогда не переставай, – выпаливаю вдруг так жарко, что сама своих чувств пугаюсь.

– Никогда не перестану, – обещает он столь же горячо.

Зависаю на уникальных чертах его лица. Тону в глубинах темных, будто штормовых глаз. А мгновение спустя уже таю под напором обжигающих, но таких ласковых губ.

Мама мне после возвращения ни слова не говорит. Провожает в комнату осуждающим взглядом и на этом все.

Глава 47

Правда? Обещаешь?

© Лиза Богданова

– А на свой день рождения, что планируешь? – задаю этот вопрос осторожно.

Убеждаю себя, что пойму, если Артем захочет гулять с друзьями. В конце концов, уже месяц мы едва ли не каждую ночь проводим вместе. И остановить меня не под силу даже маме, как бы резко та не осуждала. Мне плохо от ее демонстративной холодности и укоризненных взглядов, но вместе с тем я понимаю, что это последние месяцы какой-никакой свободы. И как бы меня не рвало на частички муками совести, отказаться от Чарушина я все еще не готова. Хочется побыть счастливой хоть немного. Насколько это возможно.

– Ничего не планирую, – отвечает Артем приглушенно, щекоча при этом мой затылок сначала дыханием, а после и тактильными ласками. Целует неторопливо и очень нежно. По коже сбегают мурашки. – Но, парни по-любому что-то замутят, – смеется, как всегда, легко, запуская по моему телу еще больше горячих волн.

Чувствуя, как я вздрагиваю, крепче сжимает кольцо из своих рук под моей грудью. Она от этих действий практически выпрыгивает из выреза свитера. Мне становится очень жарко. Чарушину, очевидно, тоже. Он двигается по дивану дальше. Откидывается, вынуждая меня практически лечь сверху. Кожа дивана издает скрип, а сам Артем натужный вздох. В ягодицы мне вжимается его каменная твердость.

У меня еще не закончились месячные. Он это знает, как и то, что я не разденусь и не позволю к себе прикоснуться. В первый день цикла у нас произошел серьезный и жутко неловкий разговор, из которого я узнала, что Чарушина не отталкивает кровь, а он, что для меня ласки в подобном состоянии недопустимы. Мы даже поспорили, но по итогу пришли к мирному заключению – ждать, пока нам обоим не будет комфортно.

– Надо быть готовым к какому-то неожиданному кипишу, – шепчет Артем затянуто. Не раз улавливала у него эти интонации на пике возбуждения. Я с трудом вспоминаю, о чем мы ведем разговор, потому что сама вопреки природе подаюсь этому сексуальному желанию. – Ты же пойдешь со мной в случае чего? Хочу, чтобы ты была со мной. Моя.

– М-м-м… С тобой? На праздник? Мне бы очень хотелось… Но я не могу пока обещать… Надо подумать, Артем, – стараюсь быть честной, чтобы потом не расстраивать.

– Я все равно буду очень… – выговаривает с придыханием, – …очень надеяться…

Вся ночь, как и три предыдущие, проходят в атмосфере нежности и, как бы это не было удивительно, особой страстности. Чарушин оговоренных правил не нарушает, но при этом, проявляя характерную настойчивость, во время поцелуев как-то очень страстно и крайне чувственно сжимает через свитер мою грудь, а несколько раз и там… через юбку, колготки и белье. Это вызывает у меня сильное смущение и вместе с тем распаляет до предела.

Ради Чарушина я все-таки выхожу далеко за пределы своего комфорта и считаю это едва ли не подвигом. Чтобы иметь возможность купить ему подарок, я решаюсь на поиски заработка. Всегда казалось, что мой уровень владения графическими программами для подобного еще недостаточно высок. Но ничего иного я не умею. Поэтому нахожу актуальные предложения и с дико колотящимся сердцем отправляю встречные с прикрепленными иллюстрациями. К моему удивлению, заказчик соглашается на сотрудничество, и я с большим азартом принимаюсь за выполнение технического задания.

Маме, не раз заставшей меня за работой, конечно же, говорю, что это для учебы.

– Это ведь срамота, – фыркает она.

– Почему срамота? – возмущаюсь я в ответ. В последнее время и на меньшее реагирую остро. Ничего не могу с собой поделать. Иногда кажется, что сама мама вызывает неприятие. Хотя я, естественно, не даю этим мыслям развиваться. Гоню их прочь. – Это обложка к художественной книге. Триллер.

Не уточняю, что с элементами эротики.

– Угу, – выдает мама. – А еще позиционируют себя высшим учебным заведением! И что за автор? – присматривается к фамилии. – Такого точно никто не знает.

– Естественно, не знает. Имя вымышлено, – вру я, не собираясь рассказывать, что существует что-то такое, как сетевая литература.

Вот Сонечке объяснять нужды нет. Она и автора знает, и книжки почитывает.

– Эти книги платные, – замечаю однажды. – Как же ты читаешь?

Сестра имеет совесть покраснеть.

– Раз в месяц, когда я плачу с папиной карты по семейным счетам, закидываю небольшую сумму себе на электронный кошелек, – шокирует признанием.

– Это же воровство! – взрываюсь я. – Папа тебе доверяет, а ты…

– Он ничего не понимает! И никогда не узнает.

– Да неважно, узнает ли! Это грех! Красть! Да еще и у своих, – шиплю в ужасе.

– Ну не учи хоть ты меня, – психует Сонечка. И быстро соображает защищаться: – Если бы у нас была нормальная семья, они бы сами давали нам деньги на какие-то личные расходы! К тому же это книги! В книгах нет ничего плохого.

– Да неважно, на что ты тратишь! Разве ты не понимаешь, о чем я?!

– Понимаю! Сорри, они сами не оставили мне выбора.

– Ты неправа, Сонь.

– А ты права? Ты тоже не святая, Лиз! И, как говорится, слава Богу! Потому что не это самое страшное!

Я, безусловно, теряюсь. Но быстро прихожу в себя, чтобы выдохнуть:

– Что же?

Сонечка сердито разводит руками.

– Запрещать своему ребенку жить! Внушать ему какие-то страхи! И выдавать насильно по собственной выгоде замуж!

– Прекрати! – выкрикиваю, чтобы ее остановить.

Но сама ведь понимаю, что права она. Понимаю, но сделать ничего не могу. На поднятый мной хай прибегают девочки, и спор приходится свернуть. А позже мне к нему не хочется возвращаться. Ну не закладывать же Сонечку перед родителями. Тем более, что на мне самой немало вины висит.

– Когда ты это прекратишь? – ругается мама, стоит нам остаться наедине.

Не знает, что Соня относительно моих вылазок в курсе. Все еще надеется, что этот позор удастся сохранить в секрете.

– Не волнуйся. Я все контролирую, – неизменно заверяю я с каким-то обмораживающим хладнокровием. – Ничего плохого мы не делаем. Просто проводим вместе время. Перед свадьбой я… Я сверну эту дружбу.

– В голову не лезет то, что ты творишь! – негодует мама. – Я спать не могу. Всю ночь, что тебя нет, успокоительное пью! Сердце стало прихватывать.

Я молчу. Просто не знаю, что сказать. Совестно, конечно. И все же от Чарушина я отказаться не могу.

Выполнив несколько проектов, собираю нужную сумму на подарок. А вот на красивое платье мне не хватает. Я расстраиваюсь. Соня это замечает и, как всегда, приходит на помощь.

– Я договорилась с одной девчонкой, – тарахтит она накануне дня рождения. – Она работает в «Олимпии». Выберем там тебе платье и пальто!

– Угу, – буркаю я. – И на что интересно?

– Абсолютно бесплатно!

– Это как?

– Покрасуешься перед своим Чарушиным, аккуратно постираем и вернем! – восклицает Сонечка воодушевленно. – Лена все бирки на место пришпандерит и все! Никто ниче не заметит.

В иной ситуации я бы, определенно, отказалась. Не люблю авантюры. Но в тот день мне так хотелось быть красивой… Так хотелось пойти с ним на праздник… Вот я в очередной раз и поступилась своими принципами.

Мы с Соней выбираем самое лучшее платье. Черное. Кажется, Чарушину нравится этот цвет, а я в нем чувствую себя смелее. Возможно, потому что до этого ничего в таких цветах не носила.

Лиф платья украшен камнями. Декольте достаточно откровенное, но смотрится красиво. Половина спины остается голой. Подол заканчивается выше середины бедра – с ботильонами на каблуке, которые нам одолжила вторая подружка Сони, да под темным капроном вид моих ног поразил даже меня.

Кроме того, девчонки вызываются сделать мне макияж и укладку. К концу соборов я себя едва узнаю.

– Боже, Лиза, какая ты красивая! – восхищается Сонечка, пока я пытаюсь поверить, что в зеркале напротив мое отражение. – Чарушин будет сражен!

С робкой улыбкой веду ладонями по бедрам. Любуюсь плавными и сексуальными изгибами своего тела. Этот наряд создает иллюзию идеальности. Иначе не знаю, как судить. Кажется, лучше я попросту не могла бы быть.

Хорошо, что не нужно возвращаться домой. Артем подъезжает за мной к общежитиям, где Сонины подруги помогали мне собраться. Не придется шокировать маму. Подозреваю, что такой вид добил бы ее окончательно.

И да, Чарушин оценивает. Смотрит на меня такими влюбленными и голодными глазами, что я задыхаюсь. Забываю, что должна его поздравить. Он целует, я улетаю. И плевать, что на улице, что кто-то может увидеть, что осудят… Мир вокруг нас кружится. С сумасшедшей скоростью закручивается в какой-то горячий вихорь всепоглощающего восторга.

Нас кружит и кружит. Салюты взрываются. Земля из-под ног уходит.

Мы высоко. Мы так высоко… Пиковая точка счастья.

– У меня для тебя подарок, – шепчу гораздо позже, не прекращая трепетать под его взглядами.

На улице мороз, а мне жарко. Пылают не только щеки, но и все тело. А я не могу перестать улыбаться. Поднимая красочный пакет, вручаю его Артему.

– С днем рождения!

Вот после этого начинаю волноваться. Вдруг не понравится?

Он открывает. Мое дыхание обрывается.

Боже, ну и глупость я придумала! Как забрать назад?! Такая ерунда для него!

– Что это? – выдыхает Артем. Улыбка сходит с его лица. Меня начинает колотить. Дергаю пакет на себя. Он, одаряя странным взглядом, тянет обратно. Со звоном извлекает подвеску из пакета. – Ты сама сделала? – спрашивает глухо.

Мои щеки уже огнем горят.

– Да…

Ни в глаза ему, ни на свой подарок смотреть не могу. Еще утром он мне нравился, а сейчас кажется убогим и уродливым.

– Все эти штуки что-то значат, верно? – слышу, как перебирает каждую деталь, которую я вплела на разной длине цепочки в подвеску, которую хотела видеть под зеркалом заднего вида в его машине. – Сердце, крест, звезда, слон… Почему слон?

– Потом… – выдавливаю с трудом. – Там много амулетов… Я тебе когда-нибудь каждый раскрою… Не сейчас, пожалуйста… – решаюсь поднять взгляд. Глаза в глаза. – Тебе не нравится? – шепчу, едва дыша.

– Ты шутишь? – реагирует незамедлительно. – Конечно же, нравится! Мало того, что выглядит круто… Ты же вложила во все это смысл… Дикарка, – выдыхая, улыбается. Пока прижимается лбом к моему лбу, с трудом ловлю необходимый кислород. – Для меня еще никто ничего своими руками не делал. Это невероятно приятно! Я повешу в тачке и буду ждать, когда ты ответишь за каждую вложенную деталь.

– Правда? Обещаешь? – задыхаюсь уже от радости.

– Конечно же, обещаю. Спасибо, маленькая… Спасибо… – прижимаясь к моим губам, окончательно кислорода лишает.

Но мне он и не нужен. Я им наполняюсь. А еще создается странное ощущение, что сердце, раздуваясь от эмоций, какой-то личный источник питания производит. В груди, в районе легких, аж потрескивает.

Все крепче к Чарушину прижимаюсь. И вот вроде бы вспыхнувший пожар должен быть погашен… Но нет же, разгорается еще ярче. Охватывает нас обоих.

Наверное, если бы не находились на улице, и вовсе обо всем забыли. А так ветер все же в какой-то момент отрезвляет. Разъединяясь, облизываем губы и ежимся.

– Катим?

Волнуюсь. Впервые ведь предстану перед его друзьями и остальными без маски. Но по большей части и это волнение приятно.

– Да, – выдыхаю доверчиво. – Катим, Чарушин, – повторяя за ним, смеюсь.

И он смеется.

Господи, как он смеется…