Текст книги "Спорим, будешь моей"

Глава 28

Ночь «до» и ночь «после» тебя трогать не буду.

© Артем Чарушин

– Я тебя люблю.

Говорю спокойно. Смотрю прямо в глаза. Но так же, как и в прошлый раз, не получаю никакой реакции. Дикарка смотрит на меня так, словно не понимает, о чем речь. Полная растерянность. Единственное – краснеет. Поэтому определяю, что слова все-таки доходят и имеют для нее какой-то вес.

Так ничего и не сказав, просто обнимает. Сама. Хоть что-то.

– Поцелуй меня, – выдавливаю хрипло, как только отстраняется.

Смущается, но просьбу выполняет. Приподнимаясь, тянется ко мне лицом. Я не двигаюсь. Стойко дожидаюсь, пока она, распахивая рот, нерешительно ловит мои губы. Пошатываясь, сцепляемся. Веки сходу падают. Я ее вдыхаю и как-то заторможенно на вкус принимаю. Вместе замираем в запредельно-сладком оцепенении. Не двигаемся, пока по телам разлетаются волны тока.

Когда первая острота спадает, наступаю я. Обвивая рукой вокруг талии, подтягиваю Лизу выше. Фиксирую ладонью затылок. И целую, конечно. Выдавая такую череду эмоций, которую сам переживаю с трудом. Жаром накрывает. Дрожью выходит.

Пока двигаются наши губы, неистово горим. Чувствую, что бомбит нас обоих. Только Дикарка, как обычно, долго не выдерживает. Отталкиваясь, разрывает контакт. Смотрит мне в глаза, будто пьяная. А я, вероятно, с тем же мороком во взгляде, на ее влажные, пухлые губы.

– Пора ехать, Артем, – напоминает тихо о том, что мы планировали делать еще полчаса назад.

– Да… Сейчас поедем, – выдыхая, опускаю ее на пол. Нужно успеть до конца лекций, чтобы Лиза вовремя вернулась домой. – Слушай, в одном клубе скоро планируется маскарадная туса. Я подумал, ты вполне можешь пойти со мной.

Богданова, конечно же, принимает потрясенный вид. Приходится спешно добавлять пояснения:

– Я подберу тебе такой костюм, в котором никто не узнает. Обещаю, – сжимаю ее ладонь. – Просто соглашайся. Пожалуйста, Лиза. Ночь «до» и ночь «после» тебя трогать не буду. Выспишься.

Лицо Лизы смягчается. Но она явно колеблется. И я, безусловно, этому не удивлен.

– Артем, – говорит, наконец. – Я понимаю, что ты публичный человек, любишь компании… Что тебе хочется «тусить», – в последнее определение вкладывает какое-то снисходительное презрение. И мне это не нравится. Как и ее натянутая улыбка. – Можешь, пойти сам. Я не против.

– Зато я против, – отсекаю чуть резче, чем следует. – Блядь… – выдыхаю и замолкаю. Ненадолго. Быстро нахожу нужные слова. Глядя своей Дикарке в глаза, их озвучиваю: – Лиза, я не хочу идти один. Я в принципе не с целью тусовки рвусь туда. Хочу тебя вытащить, чтобы ты сама что-то увидела.

– Я… – в одном этом местоимении улавливаю возмущение. – Считаешь, что мне это нужно? Я уже была на ваших «валерьянках»! Мне не понравилось. Совсем. Извини.

Воспоминания заставляют меня захохотать.

Лиза сердито выдергивает ладонь и отворачивается. Обнимая ее со спины, не прекращаю посмеиваться.

– Это совсем другое, клянусь. Все прилично будет. Ну, относительно.

По меркам семьи Богдановых прям очень относительно. Для нас же – ок. Но я хочу, чтобы Дикарка выбиралась из своих джунглей и видела реальный мир таким, какой он есть.

– Соглашайся, – прошу приглушенным и мягким тоном.

– Ну, если ты хочешь… Соглашаюсь, – сдается Лиза после небольшой паузы.

– Умница, – быстро целую ее в шею.

Подхватывая поперек тела, несу к двери. Обуваемся, выходим, закрываю дом – все слаженно и почти без слов.

В дороге начинаем говорить.

– Давай продолжим тренировки по баскетболу. Тебе ведь нужно сдать зачет. Да и видеться сможем больше, – подкидываю я идею.

Лиза с улыбкой пожимает плечами. Но я уже знаю, что это «да». Она всегда так делает, прежде чем решиться озвучить.

– С мамой поговорю и напишу тебе, – оповещает сдержанно. – Думаю, не против будет. Больше двух недель, как сняли швы.

– Не болит? – в тему спрашиваю я.

Поворачивая голову, быстро оглядываю ее, словно могу запросто просканировать.

– Да уже давно не болит, – отвечает Лиза.

– Хорошо, – киваю и неосознанно хмурюсь, когда въезжаем в академгородок. Еще семь минут и разойдемся. – Слушай, я решил тебя предупредить, – загоняю вообще-то без какого-либо плана.

Вижу, как Дикарка напрягается и, черт возьми, предвкушаю ее реакцию просто на слова. О большем думать пока рано.

– В каком смысле?

– В следующий раз, как будем на даче, я планирую тебя завести в спальню, – сообщаю вполне уверенно.

Бросаю взгляд на Лизу, вижу всю эту бурю эмоций, которые она моментально и весьма выразительно выдает: растерянность, изумление, дикое смущение. Да массу всего!

– Черт возьми, обожаю тебя! – выдаю со смехом.

Ловлю ее ладонь, прижимаю прохладные пальцы к губам. Целую. А потом и вовсе между указательным и средним прохожусь языком. Дикарка вздрагивает, но руку не выдергивает.

– Так ты пошутил? – спрашивает едва слышно. Смотрю на нее, слегка приподнимая брови. – Насчет спальни и следующего раза?

Уточняет, полагая, что я сам забыл, о чем говорили? Ну, ни хрена подобного, конечно. Только об этом и думаю теперь.

– Нет, Лиза, не пошутил. Имею в виду, когда согласишься ехать, – тут уже открытое предупреждение. Голос на эмоциях, которые шарахают в этот момент за грудиной, садится и выдает характерные хрипы. – Но ты ведь согласишься, – это не вопрос, но и не давление.

Выражаю какую-то уверенность вкупе с надеждой.

Дикарка не отвечает. Просто уводит взгляд. Сосредотачивается на том, что происходит за окном. А там, между прочим, тупо дождь льет. И тем не менее она не смотрит на меня до самой парковки. Хорошо, хоть руку не забирает. Держу на колене, пока не приходится заглушить двигатель.

– Повернешься? – не спрашиваю, а прошу. Смеюсь, потому что ее смущение меня всегда разогревает до предела. Тяну за руку, чтобы ускорить процесс. А когда Лиза оборачивается, ловлю ее обеими руками. Встречаемся взглядами и, как обычно, замираем, чтобы считать какую-то информацию. – Не обижу, помнишь? – выдыхаю и тону в тех самых невероятных зеленых глазах, которые как звезды.

Да, блядь… Круче звезд!

– Помню.

– Меня от тебя так мотает, просто пиздец, – выдаю без пауз. – Что это такое, не знаешь?

Лиза сглатывает и отрывисто вздыхает. Осторожно мотает головой.

– И я не знаю… Это ведь не просто любовь, – выдаю крайне откровенно. До мяса вскрываюсь. – Потому что о любви я все знаю, а с тобой… – голос срывается. Приходится тормозить и прочищать горло. В нем, кажется, ерш застрял. – С тобой меня колошматит насмерть. Думал, привыкнем друг к другу, чуть полегче станет. А оно, это бешеное чувство, только растет.

Сам не знаю, какого ответа от своей Дикарки добиваюсь. Но явно не того, который она мне дает:

– Я пойду с тобой в спальню, Чарушин.

В этом мгновение в моем теле такие изменения происходят, которые ощущаются примерно, как если бы мое сердце, пробив грудь, катапультировалось на хрен в космос, высадилось на Солнце, обгорело там, а потом, едва срослась моя плоть, вспомнило, что надо назад-таки, и с тем же безумным свистом прорвало ее обратно. После первого глотка кислорода гремит по ребрам нещадно. Словно не за меня, а против меня призвано работать.

Забывая, что надо держать марку и сохранять мнимую уверенность, сжимаю Лизу крепче и прижимаюсь к ее лицу своим лицом. Но так, чтобы сохранять зрительный контакт.

– Пойдешь? – переспрашиваю, выдавая голосом все эмоции.

– Да, Артем, пойду.

Глава 29

Только если ты в этом доме будешь со мной…

© Лиза Богданова

Едва мы входим в клуб, на нас громоподобными басами обрушивается музыка. Она не имеет ничего общего с той, которую включает в своей машине Артем. Этот психопатический грохот и звон – нечто нездоровое. Я стараюсь не выказывать своего неприятия. Судорожно сжимаю крепкую ладонь Чарушина и покорно шагаю следом. Он, наверное, чувствует мою нервозность. Тут же оборачивается.

– Боишься? – прижимается губами к уху.

Мотаю головой.

– Никто тебя не узнает, отвечаю, – сказав это, отстраняется и оглядывает меня с головы до ног.

Чарушин и раньше не стеснялся выказывать свою заинтересованность, но сейчас как-то по-особенному сжирает меня взглядом. Короткое облегающее платье и откровенное декольте тому причиной. Я ощущаю себя голой. Каждый сантиметр моего тела пылает. Хоть я никак не могу решить: хорошо это или плохо, осознаю, что мне приятно.

Черная маска закрывает больше половины моего лица. Видны лишь губы и подбородок. Артем прав: узнать меня невозможно. Уверена, никому и в голову не придет, что я могу одеться подобным образом и заявиться в клуб. А то, что видит и знает Чарушин – я принимаю с волнением, но положительно. Всеми силами пытаюсь раскрыться, быть ближе к нему. Это тяжело, учитывая то, кем меня воспитали. Однако, я стараюсь.

Показываю, чтобы наклонился. И, когда он исполняет мою просьбу, шепчу максимально громко на ухо:

– Все нормально. Я тебе доверяю.

Артем выпрямляется, смотрит мне в глаза, и между нами незамедлительно трещат молнии дикого напряжения.

– Можно я тебя поцелую? – горячо выдыхает мне в ухо.

Я нерешительно оглядываюсь. Людей если не тысяча, то сотни точно. Одна лишь мысль о том, чтобы вступить здесь в какой-либо контакт, ужасает. Жар безумной волной проносится по телу. И все же я киваю.

Едва не умираю, когда это происходит.

Ласки Чарушина и без того до дрожи волнуют. Но сейчас меня колошматит так яростно, что кажется, это физически заметно. К счастью, думаю я об этом недолго. Мгновение и полностью в нем растворяюсь. Подчиняюсь напору, сама обнимаю и целую в ответ. Наши губы движутся синхронно. Я уже знаю тактику. Получаю удовольствие. Оно с каждым разом сильнее. Наверное, потому что я себя отпускаю и не просто позволяю наслаждаться, а стремлюсь, чтобы и Артем получил максимум. То, что он привык и чего так жаждет.

– Ты такая вкусная, такая красивая… Очень сексуальная… – хрипит он мне в ухо. – Охуенная моя Дикарка… – новыми нотками пробивает, будто электричеством. Я обожаю эти реакции своего тела. Подсела, сказал бы Чарушин. – Люблю тебя. Слышишь?

Наполняясь пульсирующим и искрящим теплом, робко киваю. Верю ему, конечно. Он ведь не просто говорит. Все его признания несут потрясающую силу, потому что выдает Чарушин все на эмоциях. Вижу, как его колотит. Чувствую, как бомбит.

Артем берет меня за руку, и мы продолжает путь через толпу. Немного теряюсь, когда подходим к его друзьям. В какой-то момент мне даже кажется, что я попросту рухну без чувств. Сердце так загоняется, тарабанит и натужно выдает колоссальное количество энергии. Только его чувствую, только его слышу… В кровь кусаю губы. Пока не убеждаюсь в том, что меня не узнают.

– Что за киса с тобой? Надеюсь, это не кто-то из твоих сестер, – горланит Шатохин, и все смеются.

Меня это, конечно, смущает. И вместе с тем снимает часть напряжения. Я даже плечи расслабляю и улыбаюсь, когда вижу, что и Артем смеется.

– Не сестра. Моя девушка – Лиза. И за нее я тебя, Тоха, тем более убью, – отбивает он вроде как грозно, но при этом не нарушая общей атмосферы веселья.

– Твою мать, – ругается Шатохин. – Прям девушка? Все такие серьезные, аж тошно. В двадцать лет решили свернуться в круг. Пиздец.

Наверное, он имеет в виду Бойку. Его, кстати, с Кариной не видно. Вари тоже нет. Как я поняла со слов Артема, она по таким местам не тусуется. Наверное, она скромная девушка. Я пару раз ненароком видела их с Чарушиным переписку – он при мне писал. Придраться там, и правда, не к чему.

– Заткнись и подвинься, – толкает Артем друга.

Садится сам, а потом притягивает под бок меня. На мгновение задыхаюсь – все смотрят. Потом вспоминаю, что узнать меня нереально и снова расслабляюсь.

– Что пьете?

Фильфиневич указывает на стоящую посреди стола бутылку с темно-янтарной жидкостью.

– Бухаем, – сообщает так спокойно, будто это нормально.

Хотя для них, конечно же, нормально. С беспокойством смотрю на Чарушина. Не хочу, чтобы он пил, но не знаю, как сказать.

– Я сегодня – пас. За рулем, – объявляет он уверенно.

Все так же спокойно это принимают. А я довольно улыбаюсь.

Артем заказывает себе безалкогольное пиво, а мне какой-то сладкий коктейль.

– Нравится? – спрашивает, едва я глотаю и отрываюсь от яркой закрученной трубочки.

– Да, спасибо. Очень вкусно.

Улыбаюсь ему, а он – мне. Чувствую, как находит мою ладонь. Сплетая пальцы, сжимаем с особой интимностью. Знаю, что Артем хочет поцеловать меня – поглядывает на губы. В груди, словно салют взлетает, и мне вдруг хочется смеяться. Сдерживаться не пытаюсь. Звонко выплескиваю эти эмоции.

Чарушин вскидывает брови, распахивает улыбающийся рот и замирает. Такой откровенный восторг выдает, что даже забавно. И это заставляет меня еще заливистее хихикать.

Наконец, он тоже смеется. Обнимая меня, привлекает к себе и прижимается лицом.

– Я тебя обожаю, – признается, как всегда, свободно и искренне.

Еще несколько минут поглощенные друг другом сидим, пока Фильфиневич не суется к Чарушину с какими-то вопросами по машинам. Я в них ничего не понимаю, поэтому не пытаюсь улавливать информацию. Потягиваю коктейль и наблюдаю за людьми. Честно признаться, ничего подобного даже в телевизоре не видела, что, конечно же, не удивительно, учитывая то, какие программы и фильмы разрешают нам с сестрами смотреть.

Парни и девушки моего возраста ведут себя раскрепощенно. Танцуют, смеются, эмоционально разговаривают, обнимаются и целуются. Несмотря на все установки, ничего ужасного я в этом не вижу.

– Лиза, – как будто нараспев зовет Шатохин, и мне приходится перевести на него взгляд. Он мне в лицо не смотрит. Изучает грудь, гад. Едва сдерживаюсь, чтобы не повести себя, как дикарка, и не прикрыться руками. На мгновение подаюсь слабости и молюсь о том, чтобы просто провалиться сквозь землю. Но это ведь не выход… – А ты, где учишься, малыш? У нас или в большом городе?

– В большом, – отвечает за меня Чарушин.

Я лишь киваю, подтверждая эту ложь.

– Понятно тогда, почему я не могу узнать тебя. Крутой костюм, кстати. Соточка.

На это я не знаю, как реагировать. Артем отзывается хохотом, только поэтому улыбаюсь.

– Тоха, сказал, отвали. Не хрен к ней клеится, придурок.

– А я че клеился? – строит оскорбленный вид. – Прям ничего сказать нельзя. Задрали.

– Лучше молчи, ага, – говорит Чарушин. – Ты без слюней не умеешь, – снова смеется.

– Да пошел ты, – беззлобно отбивает Шатохин и сам ржет. – Пойду себе найду какую-нибудь покорную цыпу, – бубнит, прежде чем подняться. – Буду ее всю ночь вертеть и жарить.

Я невольно вспоминаю те глупости, что они выдавали о девчонках на вечеринке у Фильфиневича, и невольно краснею. Хорошо, что за маской не видно. Другие ведь реагируют спокойно.

– Не обращай внимания, – как будто извиняется за друга Артем. – Блядство – цель Тохиной жизни.

Мне жутко неловко, ведь тот еще не ушел. Тянется за сигаретой. Невозмутимо вскидывая бровь, подкуривает.

– Мистер Член, бля, – подключается к нападкам Георгиев.

Какой ужас!

Впрочем, Шатохин и на это не обижается.

– Мистер Большой Член, – важно поправляет он. – Смотрите внимательно и, мать вашу, завидуйте, как самочки слетаются на меня, словно на мед.

Я загораюсь. Остальные разражаются хохотом.

– Не давай облизывать, – выкрикивает Фильфиневич. – Мед имеет свойство заканчиваться.

Боже…

– У меня безлимитный запас, – выдает с ухмылкой Тоха и, наконец, уходит.

Я вздыхаю и понимаю, что не могу поднять взгляд. Не в силах даже на Артема смотреть. Слишком сильный дискомфорт испытываю. Меня будто в очень тесную парилку запихнули и до предела накалили это крохотное помещение.

– Извини, – выдыхает мне на ухо Чарушин. – Тебе придется привыкать к подобным разговорам. Они козлы, знаю. Да и я тоже. Увы, такова современная реальность. Тебе стремно только потому, что до этого не сталкивалась. Прости, что вынуждаю прозревать. Это неизбежно. Ты ведь не планируешь всю жизнь дома просидеть?

Все это тихо говорит. Уверена, что другие не слышат. Да и не обращают они сейчас на нас внимание – я все-таки решаюсь проверить. Заняты чем-то своим. Поднимаю взгляд к лицу Артема. В очередной раз радуюсь, что маска скрывает все свидетельства моего смущения. Надоело выглядеть в глазах Чарушина дикаркой. Я же понимаю, что это ему рано или поздно надоест. Он прав: нужно как-то привыкать и раскрепощаться.

– Конечно, не планирую.

«Только если ты в этом доме будешь со мной», – хочется добавить.

Висит на языке. Вертится. Зудит. Но я все же не решаюсь.

– Знаешь, в чем еще один плюс этой вылазки? – возбуждает мое любопытство этим вопросом. Заглядывая в глаза, с нетерпением жду последующего пояснения. – Сегодня все поймут, что я занят.

И эта информация делает меня очень счастливой. Я даже смеюсь, прежде чем пошутить:

– Не придется отбиваться от фанаток?

Может, это и ерунда, но мне нравятся и игривые интонации, которые удается выдать, и сам вопрос.

– Типа того, – со смехом отзывается Чарушин. – Пойдем, потанцуем. Хочу тебя перед всеми засветить.

– Что? – испуганно выдыхаю я, в то время, как Артем уже выпихивает меня из-за стола. Обнимая со спины, как он любит, заставляет двигаться вместе с ним в заданном им же направлении. – Господи… Я не умею…

– Я тебя научу, – шепчет с каким-то двойным смыслом.

Мое тело реагирует раньше, чем сознание – разлетаются мурашки, ускоряется сердцебиение, сбивается дыхание.

Боже мой…

– Я тебя всему научу, Лиза.

– М-м-м…

– Скажи, что согласна, – вроде как просит, но в тоже время такую страстную потребность выдает, что голос звучит требовательно.

Содрогаюсь, когда пресловутых мурашек становится слишком много. Инстинктивно ерзаю и трусь о сильное тело Артема. Ищу опору и поддержку. Чувствую ее. Поэтому выговариваю, будто в пучину с головой бросаясь:

– Согласна.

Глава 30

Взлетаю, будто птица…

© Лиза Богданова

– Все, дыши, – шепчет Чарушин мне в ухо, прикусывает его и смеется. Из-за грохочущей вокруг нас музыки слабо слышу, но очень хорошо ощущаю влажные и горячие вибрации его собственного дыхания. – Мы уже танцуем. Все, Дикарка, все. Дыши.

Как дышать, если он так откровенно прижимает? Ладони, с какой-то поразительной интимностью, давят на поясницу. Пальцы трогают, щупают, выражают больше, чем я могла себе представить… Артем возбужден. Он, что постоянно возбужден? Как не обнимет, чувствую его напряженную мужскую плоть. Твердую, будто кость. И отличительно горячую. Не знаю, кажется мне или в действительности через ткань прожигает повышенной температурой эта часть тела… Ясно понимаю лишь то, что я, как заметил когда-то Чарушин, становлюсь мокрой. Прямо сейчас. Осознаю, из-за чего это происходит, Артем не оставил мне возможности сомневаться.

Какие же темные эти ощущения…. Какие сильные…

Не могу остановить. Чувствую его, и внутри все качается. Да так, словно в шторм. Хлещет, щекочет, колит, жжется и зудит. Вроде как стремишься что-то сделать, чтобы облегчить. И вместе с тем не хочется, чтобы все это прекращалось.

Дыхание, конечно, возобновляется. Больше инстинктивно, когда организм уже протестует против кислородного голодания, которое я ему на нервной почве устроила. Но даже после этого голова не перестает кружиться. Возможно, потому что мы с Чарушин вращаемся… А, может, виной тому мои эмоции? Я ведь только от одного его запаха с ума схожу. Не просто привыкаю… Кажется, я стремительно вхожу во вкус.

Мои чувства углубляются и усиливаются. Моя жажда растет. Моя потребность становится всепоглощающей.

– Лиза… – выдыхает Артем. Не зовет, нет. Этим хриплым стоном словно дополнительно ласкает. А дальше вход идут руки – скользят по спине, губы – прихватывают шею, целуют, втягивают кожу. – Моя сладкая Дикарка…

Я уже не слышу музыку. Она мне не мешает. Я будто исключительно на Чарушина настроена. Безошибочно улавливаю все слова, движения, реакции и выдохи. Сама его обнимаю. Глажу затылок, шею… Колю пальцы о короткую, но жесткую щетину на подбородке. Все крепче прижимаюсь.

– Блядь… – хрипит Артем, и даже это сейчас звучит естественно. Совсем не критично и не оскорбительно. Особенно, когда он столь же тяжелым тоном добавляет: – Я люблю тебя… Лиза… – трется щекой о мою щеку и шумно втягивает воздух. – Я хочу тебя… Всю тебя хочу… Знаешь, как накрывает?.. Сам в шоке. Полный финиш.

Как я могу обижаться на подобные признания? Они меня смущают, конечно. Но одновременно и будоражат. Разогревают кровь до таких температур, о которых я раньше не подозревала. Меня будто жарит изнутри. Кожу жжет неистово. Кажется, я плавлюсь.

Чтобы хоть как-то успокоить сердце, кладу голову Чарушину на грудь и, прикрывая веки, делаю глубокий вдох. Расслабляюсь, потому что, несмотря на бурю все еще шокирующих эмоций, которые он у меня вызывает, доверяю ему. Главную роль играет даже не то, что он говорит, а то, что я чувствую. И он меня чувствует. Понимает. Тормозит все свои действия. Обнимает нежно-нежно, словно баюкает в этом странном для меня танце. И грохочущая музыка не способна разрушить наше единение.

– Тебе, должно быть, со мной очень скучно… – шепчу я многим позже.

В глаза Артему еще не смотрю. Просто выдыхаю свои страхи ему на ухо и припадаю губами к шее.

– Почему ты так думаешь? – спрашивает как-то настороженно.

Чуть ли не обижен на меня… Или я додумываю. Взгляд ведь поднять не решаюсь.

– Ты веселый, компанейский, свободный, – последнее с особым восхищением выговариваю. – А я… Я только слушаю тебя и не знаю, что говорить.

– Ты стеснительная. И, по чесноку, меня от этого капитально прет.

Только он это произносит, я вспыхиваю, словно спичка. Вся горю. Но заставляю себя продолжать диалог.

– Не только поэтому молчу… Чаще всего я, правда, не знаю, как реагировать. Просто не знаю.

– Ну и что? – все так же легко отзывается Артем, в то время как мне кажется, что Вселенная летит в бездну. – Мне не скучно, не выдумывай, окей? Я тащусь от тебя, – говорит быстрее и жарче. Искренне и сокрушающе. – Я готов сутками с тобой тусить. Если бы было возможно, каждую минуту своей жизни, понимаешь?

Понимаю. И верю. С огромным облегчением выдыхаю. Приподнявшись на носочки, тянусь к нему, чтобы с каким-то безумным порывом выразить все свои эмоции. Хотя бы так, раз сказать не могу. На мгновение задыхаюсь, когда Чарушин приподнимает над полом.

Контакт резко становится очень тесным и интенсивным.

Внутри меня что-то лопается и заливает грудь кипятком. Рвано выдыхаю, когда Артем откидывает голову, чтобы посмотреть мне в глаза. Затяжные секунды. Только я, он и огненные молнии между нами. Все системы организма тормозят. А потом, будто сигнализация включается. Они запускаются, но вместе с сиреной и противопожарными водяными струями. Воспламенение при этом все равно случается. И все живое во мне клинит, трещит и искрит.

Взгляд Чарушина соскальзывает ниже. Я рассчитываю выдохнуть и восстановиться. Но… Он смотрит на мои губы, и напряжение подскакивает до небес.

Не знаю, кто выступает инициатором, однако, поцелуй случается. Страстный, голодный и необычайно откровенный. Потому что я какие-то барьеры роняю. Ослабляю присущее телу сопротивление. Впервые сливаемся без всяких страхов, зажатости и смущения с моей стороны. Полноценно.

Взлетаю, будто птица. Ощущаю себя совсем другим человеком. Бесконечно счастливой и такой же свободной, как Чарушин.

Мы продолжаем целоваться. Уже неспешно, с наслаждением, крайне чувственно. И даже музыка меняется. В какой-то момент становится тягучей и романтической.

К тому моменту, как наши губы рассоединяются, кажется, что вкус Артема не только в моем рту остался, а пробивается даже в дыхании, парит в груди, теснится в сердце. Последнее вдруг ощущается таким маленьким. Не вмещает производимые мной эмоции. Натужно раздувается и горячо пульсирует – вот и вся его работа. Медленно, но верно – на износ.

Долго смотрим друг на друга, не замечая никого вокруг. Пока Чарушин не выдвигает:

– Пойдем за стол, надо отдышаться.

Опуская меня на пол, берет за руку и, как обычно, ведет за собой. Но и за столом, в компании его друзей, мы по-прежнему не отлипаем друг от друга. Даже Артем не в состоянии поддерживать общий разговоров. Смотрит на меня, непрерывно поглаживает бедро ладонью, иногда прижимается губами к моим губам.

– Ты как? – выдыхает в какой-то момент. – Может, поедем уже?

Это звучит, как будто не по плану. Сколько мы здесь? Часа полтора? Может, и меньше.

– А зачем мы приезжали? – смеюсь я. – Готовились столько… – указываю на свой костюм.

Чарушин пожимает плечами и тоже смеется. На нем маски нет, и я отлично вижу, каким лукавым становится его лицо. Обожаю его мимику, красноречивые взгляды, улыбку… Внутри все замирает, а отмирая, принимается знакомо часто и горячо пульсировать.

– Понемногу будешь привыкать, окей? Сегодня час, в следующий раз – два… – делится своими соображениями практически на ходу. Потому, как поднимается и тянет меня из-за стола. Пока я растеряно моргаю, прощается с друзьями: – Все, мы отчаливаем. Не убухивайтесь в хлам. Забирать, блядь, не приеду. Дела.

– Знаем мы твои дела, – ржет Шатохин, а за ним и остальные.

А мне в очередной раз до удушья неловко становится.

– Пошел ты… – бросает в ответ смеющийся Чарушин.

Смотрит на меня и будто физически теплом окатывает. Хочется зажмуриться и поежиться. Но я лишь улыбаюсь и, ненадолго оглядываясь, машу ребятам на прощание.

– На дачу? – спрашиваю, как только оказываемся на улице.

Артем поворачивается, задерживает на мне взгляд и, с ошеломительно-красивой улыбкой, поправляет:

– В спальню.

– Ах, да… Ах…