Текст книги "Спорим, будешь моей"

Глава 10

Жажду этого погружения.

© Артем Чарушин

– Иу-у… Тём, а что у тебя с губами? – нудит за завтраком настырная зараза – самая младшая сестра. Я ее иногда называю Рина Последняя. И на самом деле надеюсь, что родители реально остановились с детопроизводством. Три младшие сестры – это максимум, который я способен выдержать. – Ты подрался?.. Или… Тебя кто-то покусал?

– Обветрило, – спокойно отзываюсь, не прекращая закидываться.

– Чё, серьезно? – не унимается мелкая. – Ты несколько часов простоял во время урагана, непрерывно облизывая губы?

– Рина, – задушенно выдыхает мама. И краснеет. Папа усмехается и даже не скрывает это дело. – Ешь, милая.

Милая… Она, блядь, такая милая, как филиппинская кобра в разгар охоты. И это ей только шестнадцать! Жаль мужика, которому в будущем достанется это чудо.

Нет, я своих, конечно, люблю. И эту душную липучку – тоже. Но объективно она – та еще заноза в заднице.

– Я все, – извещаю, отодвигая пустую тарелку и поднимаюсь. – Спасибо, мам. Всем хорошего дня, – бросаю, подхватывая сумку с формой.

Но покинуть столовую не успеваю.

– Артем, девчонок по пути закинь, – поручает батя, без возможности съехать с темы. – Я сегодня спешу. Конференция с американцами в половине девятого, а мне еще до офиса доехать нужно.

Не хочу его расстраивать, но любыми темпами он уже опаздывает. Пока докатит до центра Одессы, обед начнется. Бля, утрирую, конечно. Но явно не полчаса эта дорога займет.

– Лады, – соглашаюсь неохотно. Выбора все равно нет. В сторону семьи пустые отмазки не катят. – Быстро в тачку, леди кобры. Я тоже спешу.

– Артем, – одергивает мама.

Слишком мягко, чтобы я устыдился.

– Пап, а Тёма превышает, кстати, – докладывает тем временем Анж – старшая из мелких.

– Как ты можешь знать, превышаю я или нет, если сама правил не знаешь? – невозмутимо отбиваю выпад. – Будешь шестерить – пешком в школу пошуруешь.

– Па-а-ап… – тянет эта сирена на повышенных тонах.

Похрен. Нет, смешно.

– Анжелика, просто иди и сядь в машину, – отзывается батя крайне терпеливо. – Артем знает, что делает. Он ответственный.

– Угу, – выдает сеструля резко, лишь бы возразить.

Я ухмыляюсь.

– Приятно, наверное, когда родители считают тебя божеством, – ехидничает Вероника.

На это я уже откровенно ржу. Мама с папой тоже не сдерживаются. А мелкие гремлинши хором фыркают и гуськом покидают столовую. Салютую родителям и иду за ними.

Заставляя их пищать и возмущаться, намеренно долго блокировку не снимаю.

– Ты специально? Специально? – пыхтит Маринка и топочет от досады ногами.

– Очевидно же, что специально, – с ухмылкой подтверждаю я.

– Достал!

– Ладно, змеиная принцесса, не бузи, – миролюбиво заключаю, услужливо открывая перед ней переднюю дверь. – Прошу.

– Спасибо, черт возьми!

– Без ругательств, принцесса.

– Это не ругательства.

Пожимаю плечами, будто в самом деле думаю над ее словами.

– Все равно убого.

– Это ты говоришь? Сам материшься, как… Как… Как гопник!

– Я парень.

И этим все сказано.

– Ой, что ты… Лично я в этом вопросе не вижу разницы!

– Рина, сядь, блядь, в машину.

Терпение на исходе.

– Вот! – вопит мелкая, тыча в меня пальцем.

Я только качаю головой и ржу.

– Надеюсь, ни за кем из твоих друзей мы заезжать не станем? – спрашивает Ника, когда мы все, наконец, забираемся в тачку.

– Надейся, – ухмыляясь, регулирую зеркала.

– Артем!

– Что?

– Заезжаем или нет?

– Нет, – завожу мотор и выезжаю со двора.

– Так бы сразу и сказал!

– Сказал же.

– Ты невыносимый!

– Как и все парни, – поддакивает сидящая рядом с ней Анж.

– Нет, если честно, Тёма еще ничего… – замечает вдруг Вероника.

Я тут же реагирую. Быстро смещаю зеркало заднего вида, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Тебя кто-нибудь донимает? – интересуюсь настороженно.

Ника краснеет и ерзает.

– Есть один придурок…

– Сейчас подробнее, – голос невольно жестче становится.

– Он перевелся к нам в академгородок из Одессы… – протягивает Ника нерешительно. – И сразу ко мне прицепился. В открытую не донимает. Но намеки… Всякие… Постоянно бросает. Все смеются. Достал уже!

– Ага, а вчера он завалился к нам в раздевалку, – добавляет Анж. – Типа ошибся!

– Покажешь. Разберемся, – хмуро обещаю я, забывая о том, что спешил.

В принципе, на то, чтобы прижучить наглого пиздюка, много времени не уходит. Действую немного агрессивнее, чем требует ситуация. Зато быстро и доходчиво. Десять минут спустя уже спокойно качу в академию.

В тишине салона позволяю себе воскресить в памяти прошедшую ночь. Мать вашу, едва это делаю, миллисекунды, и меня будто на крутом аттракционе подбрасывает. Все внутри взмывает и скручивает до одуряющего жжения.

Вот вроде что-то такое предполагал, когда только все это между нами вспыхнуло. Но, сука, чтобы настолько… Да я попросту охренел от всего, что творилось с моим телом! Вштырило от Богдановой так, словно сразу несколько стимуляторов прямо в сердце рубанули. А потом уже оно само множило эту дичь и бешеными толчками раскидывало по телу. Я забыл, кто я такой, и на каком свете нахожусь. Я просто не мог остановиться. Жил какими-то инстинктами, и они были такими мощными, что в какой-то момент потерял уверенность в том, что являюсь человеком.

И ведь развезло так лишь от того, что я ее целовал. Ничего больше. Ничего, блядь, больше.

Рвусь в академию только затем, чтобы урвать хоть малую часть этого безумия. Едва успеваю занять свое привычное место, вижу Богданову. Желудок сходу сворачивает. Сердце разгоняется и толкается в глотку. Все мое тело напрягается. Замираю в предвкушении, понимая, что когда столкнемся взглядами, меня снесет. Жажду этого погружения. С головой хочу.

Минуту спустя меня ждет такое же жгучее разочарование – Богданова в мою сторону не смотрит. Впервые проходит, не подняв ни на мгновение взгляд.

Сердцебиение раздирает горло. Виски долбит пульс. Уши забивает шумом. Кровь бурным потоком несется по телу, и в какой-то момент кажется, что мышечная масса к херам растворяется. Ничего, кроме этого кипения, не ощущаю.

Не знаю, как и по каким углам Богданова прячется, но я не вижу ее весь день. Не появляется она и на физре. Настроение не просто в ноль сливается. Ниже, вашу мать.

Еще и Кирилюк, пошел бы он на хрен, всю тренировку взъебывает. Не унимается, даже когда начинается дождь. Носимся под раздражающе-мерно секущими струями не меньше часа.

Не в курсе, какой температуры осадки. Я по-прежнему киплю.

– Чарушин, твою мать, шевелись!

Охота послать. Серьезно.

Видит, старый хрен, что мы на пределе, и все равно подстегивает.

– Медленные, как куры. Дамы на сносях, вашу мать. Все! Конец моему терпению. Всем покинуть поле! На беговые дорожки, дамы! Десять кругов на время. Кто не вложится в одиннадцать минут, до конца семестра в запасе просидит!

– Гребаный мудак, – выдыхает Тоха.

– А если, блядь, никто из нас не вложится, че он тогда делать будет? Сам на поле выйдет? – хрипит Филя. – Бешеная скотина.

– В такие минуты я пиздец как завидую Бойке, – подключается Жора. – Бросил все к херам, и свободен.

Я молчу. Чувствую, если скажу что-то, уже не остановлюсь.

– Время, дамы! Время!

Свисток. Срываемся с места.

Глава 11

Так происходит со всеми?

© Лиза Богданова

Я постоянно вижу Чарушина с этой блондинкой. Но сегодня реагирую тяжелее всего. Потому как он… Он ее обнимает.

Боже… Мне-то что?

«Ты не оттолкнула меня…», – то и дело воскрешаю эту до ужаса емкую фразу.

Он прав, обвиняя во всем меня. Я виновата. Больше такой ошибки не повторю.

Третий день проявляю твердость. Не читая, удаляю то, что Чарушин пишет. Изучив его расписание, старательно выбираю пути собственного перемещения. А если и оказываемся где-то рядом, не смотрю на него. Никаких больше провокаций.

Все хорошо. Хорошо. Только вот… Что-то беснуется внутри. Ноет и ноет. Невыносимо.

Он знал, что делает? Так происходит со всеми?

После той ночи я много молилась. Но легче мне не становилось.

Если бы можно было выпить какую-то таблетку и все забыть…

Соньку отругала. На эмоциях чуть до рукоприкладства не дошло. Готова была ее прибить! Плакала и ругала. Пока она сама не разрыдалась. Молила о прощении и обещала, что такое больше не повторится.

Физкультура оставалась единственной проблемой. Раз прогуляла, второй… Но не могу же я пропустить весь семестр. Пришла к Кирилюку во внеурочное время. Просила согласовать с деканатом индивидуальный план. Так он так раскричался, что я чуть не оглохла. И снова набросился за этот баскетбол! С его слов, наша академия криворуких держать не обязана. Даже если у меня по спецпредметам отлично, дал понять, что спокойно меня завалит.

– Чтобы попадать в кольцо, много ума не нужно! Это элементарная координация и минимальная физическая подготовка! Если ты с этим не справляешься, значит, с тобой что-то не так! Можешь переводиться в спецгруппу, но, имей в виду, и там буду я. А ты, Богданова, мне уже не нравишься.

– Почему не нравлюсь? – простодушно поинтересовалась я.

– В прошлом году я тебя пожалел. Думал, ты просто затурканная и неуклюжая. Но нет, ты оказывается, из тех вертихвосток, которые морочат моим игрокам головы!

– Это… – задохнулась праведным гневом. И стыдом. Его было больше. – Это неправда! Никому я ничего не морочу. Все совсем наоборот.

На глазах выступили слезы. Однако этому сухарю Якову Константиновичу было все равно. Ему явно лет сто назад удалили сердце. А возможно, он без него родился.

– Так, иди, давай, – буркнул он. – Не занимай мое время. Тренируйся лучше.

Легко сказать… А если я элементарно не понимаю, как держать мяч? Я его вообще боюсь! Наверное, потому что ассоциирую баскетбол с Чарушиным.

– Мам, у меня проблемы с физкультурой, – решаюсь признаться.

Другого выхода не вижу.

– Какие еще проблемы? – хмуриться.

– Яков Константинович взъелся на меня за то, что я не умею играть в баскетбол. Сказал, если я не научусь, выставит соответствующие оценки… – шмыгнув носом, опускаю взгляд. А если точнее – смущенно прячу. – После которых зачет мне не светит.

– Что за ерунда? – мама даже смеется. Не сразу воспринимает ситуацию серьезно. Ну, конечно, она же не знакома с Кирилюком. – У вас академия кибернетики и информационных технологий. Разве там может быть важен спорт?

– Это все из-за ректора… Он поставил баскетбол на вторую ступень после технологий. Наша сборная команда популярная и успешная за пределами академгородка. Многие ВУЗы сейчас развивают спорт помимо основных специализаций. Это тоже их «лицо», уровень престижности и профориентационная работа.

– Пусть себе развивают. Молодцы. А простые студенты здесь при чем? – искренне недоумевает мама.

– Ну, вот такой он… Яков Константинович… – мямлю я. – Ты же понимаешь, что взгляды преподавателя оспорить трудно.

Мама вздыхает. Соглашается, конечно. Сама нас всегда учила ни при каких обстоятельствах не вступать в конфликт.

– И что теперь?

– Я подумала, – начинаю сдавленно. В глаза почему-то смотреть не решаюсь. – Если бы ты меня отпускала, в парке есть старая баскетбольная площадка… Туда давно никто не ходит… А мяч я могу у Даньки брать, – вспоминаю нашего десятилетнего соседа. – Каждый день понемногу… Обзоры посмотрю… И может, что-то получится…

Мама снова вздыхает. Знаю, что ей не нравится сама идея, что я должна буду куда-то выходить. Она всегда говорит, что детей нужно держать под контролем. Исключением являются только садик, школа и ВУЗ. Сразу после занятий мы обязаны идти домой.

– Ладно, – неохотно, но все же соглашается мама. Я от удивления даже взгляд на нее вскидываю. Не ослышалась ли? Но она продолжает: – Только оставайся, пожалуйста, на связи всегда. И чтобы эти тренировки не занимали больше часа. Кто-то из девчат будет ходить с тобой.

– Да зачем? Там безопасно, мам…

– Все равно, – прерывает строгим тоном. – Береженого Бог бережет.

Будь моя воля, я бы сама никогда в этот парк не возвращалась. Мало того, что баскетбол напоминает мне о Чарушине, еще и это место… В ту ночь мы носились совсем рядом с заброшенным баскетбольным полем.

Стараюсь переключиться, но пока получается плохо. Меня начинает потряхивать только при входе в парк.

– Не так уж тут и страшно, – шепчет маленькая Стефания. Ей и Ульяне довелось идти со мной первыми. – Ну… Почти.

– Конечно, не страшно. Это просто парк, – говорю я и нервно оглядываюсь.

– А мы не потеряемся? – тревожится Уля.

И я вдруг осознаю – мы действительно дикие.

– Не потеряемся. Я знаю дорогу. Ну и, кроме того, в телефоне есть карта, которая может выстроить маршрут в любую точку и вывести даже из дремучего леса.

– Дремучего леса? – охает Стефа. – А волки здесь есть?

– Конечно, нет, – заверяю я и сама вздрагиваю. По коже толпами мурашки бегут. – Девочки, это просто парк. Такая же часть цивилизации, как и улица, на которой мы живем.

– Если честно, я бы хотела вернуться домой… – шепчет Уля.

Я не знаю, что на это ответить. Поэтому решаю промолчать.

Когда мы добираемся до поля, достаю из сумки плед и стелю малышне под деревом. Мечтательница Стефа ныряет в книгу о Нарнии. А Уля, несколько раз опасливо оглянувшись, принимается за принесенную вышивку.

Я бы с радостью осталась с девочками. Даже без всякого занятия. Посидела бы, наблюдая за ними… Но мне приходится достать из пакета мяч и выйти с ним на поле.

Ветер шелестит листвой, Уля тоненько напевает, а меня то и дело отбрасывает в ту ночь. Урывками, потому что я сопротивляюсь.

«Добегалась, Дикарка?»

Игнорируя дрожь, неуклюже набиваю мяч.

«Я от тебя с ума схожу… Люто…»

Сердце колотится. Отзываются эти удары во всем теле. В ушах, в том числе.

Замираю перед кольцом. Для начала хочу научиться попадать в кольцо со штрафной линии.

«Ты со мной тоже дуреешь…»

Дыхание с шумом срывается.

Я подношу мяч так, как показывали в видеообзоре. Смотрю на кольцо, но глаза вдруг начинаются слезиться.

«Никто не увидит…»

Вздрагиваю уже ощутимо. И эти ледяные шпоры пронизывают мышцы, будто острые штыри.

Сцепив зубы, практически вслепую совершаю бросок. И… он, конечно же, оказывается слишком далеко от моей цели. Лишь край щитка задевает и летит на площадку.

Пораженно выдыхаю. Несколько раз моргаю и иду за укатившимся с поля мячом. Не дойдя до травы, замираю. Потому что мяч поднимают раньше меня. Задушенно тяну воздух и, вскидывая взгляд, сталкиваюсь с Чарушиным.

Меня словно огненной волной окатывает. Отшатываюсь и замираю. Но справиться с эмоциями и ощущениями это не помогает.

Я забываю о девочках. Стою, смотрю в глаза этому дьяволу и жду, когда мое сердце разорвется. Кажется, иначе это закончиться не может.

Чарушин же… Он, напротив, выглядит чересчур расслабленно. Лениво подбрасывает мяч, будто забавляясь, прокручивает его на пальце и, не прикладывая никаких заметных усилий, направляет в корзину.

Не нужно оборачиваться, чтобы понять, что, несмотря на расстояние, попадает точно в цель. Но я все же верчусь. Проследив чистейшее прохождение мяча через кольцо, неконтролируемо охаю.

Быстро спохватившись, снова смотрю на парня. Трудно, но когда я не вижу, что он делает, нервничаю еще сильнее.

Чарушин прищуривается. Не разрывая зрительный контакт, слегка склоняет голову набок и, как всегда, прямолинейно спрашивает:

– Ты меня избегаешь?

Глава 12

Бог спустился на землю смертников…

© Лиза Богданова

– Ты меня избегаешь?

Я не способна ответить. Нервно сжимая ладони в кулаки, ощущаю, как в них собирается липкая влага.

Отступаю. Точнее сказать, крадусь. Не отрывая от Чарушина взгляда, заторможенно и минимально сдвигаюсь. Однако он на каждый мой шаг делает свой. Не позволяет увеличить расстояние. Напротив, сокращает его, пока не оказывается почти вплотную ко мне. Не прикасается, руки в карманах брюк держит. Но, нависая и замещая окружающий мир, будто кислорода меня лишает.

«Ты не оттолкнула меня…»

Разорвав зрительный контакт, пытаюсь игнорировать Чарушина. Смотрю на его черную футболку, пока в глазах рябить не начинает.

Но он ведь никуда не девается! Стоит и смотрит на меня. Выдерживать это никаких сил не хватит. И я с отрывистым вздохом сдаюсь. Запрокидывая голову, сталкиваюсь со знакомой и такой пугающей порочной темнотой его глаз.

С трудом сглатываю и шумно втягиваю воздух. Чарушин тоже. Размыкая губы, производит несколько коротких вдохов-выдохов. А потом проходится по ним языком и резко стискивает челюсти.

Я моргаю. Внизу живота становится больно и горячо. Перераспределяя эти ощущения, напрягаюсь всем телом и еще сильнее сжимаю кулаки. Раню себя ногтями, но и это не отвлекает.

– Ты собираешься отвечать? – одна из идеальных бровей этого дьявола надменно приподнимается. Красивые губы скашивает кривоватая ухмылка. – Ты вообще как, слышишь меня? Повторить?

– Мне нельзя с тобой разговаривать.

– И почему же? – спрашивает он, прежде чем я готова дать ответ.

«Никто не увидит…»

– Мои сестры… – выдыхаю я.

Сама себя не слышу. Но Чарушин каким-то образом улавливает смысл. Скашивает взгляд к тому месту, где сидят настороженные девочки. Они давно побросали свои занятия и выглядят сейчас очень испуганными.

– Привет, – им он улыбается как-то иначе.

У меня даже сердце екает, когда я это вижу. Ну, или как назвать, когда вполне здоровую четырехкамерную мышцу пронизывает стрелой? Опуская взгляд, мотаю головой. А Чарушин тем временем отходит.

Направляется прямо к девочкам. Те, подобно мне, едва дышат, когда он приседает и упирается одним коленом в плед.

– Я – Артем. Тренер Лизы, – клевещет дьявол и даже не краснеет.

– Тот, который накричал на нее и пригрозил отчислить из академии? – простодушно уточняет Стефа.

Чарушин смеется и мотает головой. А у меня по телу будто электричество пробегает. Ищет выход. Да только его нет. Проносится по кругу и, в конечном итоге, разряжается в той же несчастной сердечной мышце.

– Нет, другой. Я здесь, чтобы помочь вашей сестре.

– Научить ее играть? – протягивает Уля. – Это бесполезно, – шепчет, как всегда, искренне. А потом, спохватываясь, с сожалением смотрит на меня. – Извини.

Чарушин снова смеется. И снова этот звук внутри меня отзывается и учиняет беспредел.

– Нет, не бесполезно, если за дело берется профессионал, – самоуверенно заявляет он девочкам.

Я презрительно морщусь. И вдруг ловлю себя на мысли, что неискренне это делаю. Напоказ. Впрочем, Чарушина не задевает. Зря с этим лукавством грех на душу взяла.

– Так ты ей поможешь? – вздыхает Стефа с восхищением.

– Да. Только об этом никто не должен знать. Вообще никто.

Ну… Демон!

– Почему? – спрашивает Уля.

– Если кто-то узнает, у меня будут проблемы. Вы же этого не хотите?

– Нет, – выговаривают девочки почти в унисон.

Я сердито вздыхаю.

– Так, хватит, – высекаю и быстро иду к ним. Но едва Чарушин выпрямляется, резко теряю всю решительность. Он снова весь мир заслоняет. Дьявол! – Уходи сейчас же! Не… Не… Не надо так делать!

– Как?

А я ведь не могу объяснить, что имела в виду.

– Так!

Чарушин смеется. И я бы повелась на эту эмоцию, если бы его глаза не горели пороком.

Боже…

Кого я обманываю? Все равно ведь ежусь, словно после мороза под солнце ступила. Кожу стягивает дрожью, и демон это, похоже, замечает.

К счастью, мне плевать, что он думает!

И снова я ловлю себя на лжи!

Боже…

Он меня своим взглядом сжигает дотла. Медленно скользит им по губам, шее… груди… Обратный путь гораздо быстрее преодолевает.

Впивается в глаза.

Черты лица заостряются. Ноздри жестко раздуваются на вдохе. Ресницы заторможенно и вместе с тем гипнотически трепещут.

Разве может быть темнота такой горячей?

Вновь мне не хватает воздуха. Снова сокращаются до боли мышцы.

– Возьми мяч, – приказывает таким тоном, словно и правда имеет надо мной какую-то власть. – И подойди к штрафной линии.

– Что ты делаешь? – выпаливаю, едва сдерживая раздражение.

– Помогаю тебе, очевидно же.

– Я не просила!

– Да. И я знаю, почему.

– Не надо… – выдыхаю и прерываюсь. Судорожно втягиваю воздух. – Какими бы ни были твои мотивы, я против.

– Да я правда просто помочь тебе хочу, – разводит руками.

Такой «честный», аж на слезу пробивает!

– А я сказала, чтобы ты уходил, – повторяю достаточно нервно. – Знаешь… Нельзя насильно причинять… Даже добро!

Чарушин упирает руки в бока. Закусывая губы, яростно тянет воздух.

– Нет, не знаю.

– Тогда…

Закончить не успеваю. Он вдруг шагает ко мне, и я, естественно, забываю слова и предназначение языка.

– Если хочешь, чтобы я ушел, сыграем, – выдвигает безапелляционно.

Ответа не дожидается. Пока я напряженно перевариваю все те эмоции, которые ему по каким-то проклятым причинам так легко удается во мне вызывать, сам идет за мячом. Подхватывая тот, сразу же возвращается. А я ведь даже не успела восстановить дыхание.

– Становись на линию, – это указание кивком головы подкрепляет. Я не шевелюсь. Поэтому он, заставляя меня вздрогнуть, окликает: – Лиза? – еще один кивок. – Становись.

Вдыхаю и… зачем-то иду. Сама себе своих мотивов объяснить не могу.

– Прекрати смотреть на меня, – шепчу, останавливаясь напротив кольца.

Чарушин ухмыляется, слегка мотает головой и бросает мне мяч. Ловлю машинально и замираю. Артем же… Не отводя взгляда, как-то угрожающе медленно обходит меня. Верчусь, когда оказывается за спиной. Но он тут же стискивает мои плечи руками и возвращает в исходное положение. Прижимаясь сзади, наклоняется настолько, что я ощущаю его дыхание.

– Прости, что набросился в ту ночь, – говорит приглушенно. Я жутко краснею и едва мяч не роняю. Да что там… Если бы он не держал, я бы и сама свалилась. Только хочу кивнуть в знак того, что принимаю эти извинения, Чарушин добавляет: – Я был пьян.

И я как будто умираю.

Не знаю, почему, но это очень больно. Вот прям раздирает изнутри. На лоскуты рвет, даже вдохнуть трудно.

Осознаю, что все-таки роняю мяч, когда Артем тянется и подхватывает его. С хриплым смешком возвращает обратно в мои руки. Накрывает их своими ладонями, и мне под кожу будто тысячи горячих иголок загоняет.

– Ненавижу эту бездушную резиновую штуку, – шепчу, чтобы хоть как-то скрыть свое волнение.

Смех Чарушина становится еще более хриплым.

– Дикарка, – выдыхает он. – Ты понятия не имеешь, как это звучит.

– Ну и хорошо… Я не хочу знать… Это только ты… Воспринимаешь все неправильно… – кое-как складываю свои мысли в слова.

Ужас! Звучу так, будто у меня реальные проблемы.

Ужас в тройной степени! Он все еще прижимается ко мне.

– Окей, ты права, – соглашается, но легче мне от этого не становится. – Расслабься.

Издевается?

– Я расслаблена, – обманываю в который раз за этот час.

– Нет, Дикарка, не расслаблена, – вновь понижает голос до тех самых странных интонаций, которые вызывают у меня дрожь. – Ты зажата, как пружина. Вот-вот выстрелишь.

– Так отойди, чтобы я тебя не приложила.

– Поздно, – выдает еще тише. Сипло, словно болеет. Горячие ладони соскальзывают мне на талию, и я не могу их остановить. Дрожать начинаю, так крепко он сжимает. Внутри стремительно пожар разгорается. Нет шансов затушить. Особенно когда Чарушин губами уха касается. – Ты меня уже приложила.

Я содрогаюсь отчетливее, а он еще сильнее сжимает и хрипло выдыхает.

– Давай играть… – голоса своего пугаюсь.

Поэтому почти сразу же затыкаюсь.

Чарушин это замечает и, конечно же, смеется. Недолго, правда. Через пару секунд выдыхает так, словно ему… больно. Резко отстраняется.

– Положи мяч на левую ладонь и, придерживая правой, подними чуть выше головы, – в голосе все еще слышится хрипота, но тон кажется серьезным. Одновременно со словами направляет мои движения. – Вот так замри. Слегка присядь… Кхм… Не настолько… Просто согни ноги так, чтобы колени немного выступили вперед, – трогает ладонями мои бедра, и я, конечно же, шокированно дергаюсь во все стороны, почти теряя равновесие. Понимаю, что это всего лишь спортивный инструктаж, но меня так никто никогда не касался. – Блядь… Лиза… Замри, не бойся.

Выполняю указание. Но едва его тяжелое и сиплое дыхание ударяет меня в затылок, снова вздрагиваю и шатаюсь.

– Не зажимайся… – шепчет он, удерживая ладонями мои бедра. – Не бойся, – повторяет внушительнее. Я киваю и правда беру во внимание его слова. Пока, неосознанно пошатнувшись, не ощущаю ягодицами… твердость, которая приводит меня в панику. – Блядь… Кхм… Кхм… – прочищает несколько раз горло. – Это не из-за тебя. Просто физиологическая реакция. Так бывает.

– Ладно… – принимаю на веру и спешу отстраниться. – Бросать? – оглядываюсь в ожидании поддержки.

Встречаемся взглядами, и что-то случается. Меня словно волной несет. В груди вспышка за вспышкой, и по всему телу жар разливается. Дыхание с шумом срывается.

– На кольцо смотри, – выдыхает Чарушин. Сглатываю и выполняю указание. Хотя в этот раз его слова больше похожи на просьбу. – Выбрасывая мяч, одновременно с этим выпрямляй колени и локтевые суставы.

– Бросать? Прямо сейчас бросать? – теряюсь я.

– Да, – выдает уверенно. – Давай.

Я выкидываю и… Мажу, конечно же.

– Нет, Уля была права, – стону от досады. – Я безнадежна!

Чарушин отстраняется, а я расстроенно бреду за мячом.

– Не ной, Дикарка. Это не поможет. Просто продолжай работать.

– Просто? – вспыхиваю я.

Он сжимает губы, явно пряча улыбку, и уже знакомым жестом разводит руками.

– Бог спустился на землю смертников, – комментирую я с невесть откуда взявшимся ехидством.

– Что-что?

Смешно ему!

– Именно так ты сейчас выглядишь!

– Что ж… – качает головой, не переставая светиться, словно новогодняя елка. – Как есть, Дикарка.

Я прищуриваюсь. Медленно перевожу дыхание. Но это не помогает.

– Иди ты! – выдаю, не сдержавшись.

– Вот это да! – снова смеется невыносимый демон. – Сильно.

Я на эти насмешки не реагирую.

– Все, мы сыграли. Мне пора, – произношу решительно. Прохожу мимо Чарушина к девочкам. Засовывая мяч в пакет, обращаюсь к ним: – Собирайтесь. Мы уходим.

– Это не игра, – слышу в голосе парня недовольство. – Теперь ты мне должна будешь.

Резко оборачиваюсь, едва он выставляет эти претензии.

– Ничего я тебе не должна!

– Должна, – давит интонациями и ухмыляется.

Я больше не реагирую. Уверена, взглядом удается передать все, что думаю. Жаль, этот непробиваемый демон мою злость серьезно не воспринимает.

– Завтра в это же время. Запомни, – выдвигает уверенно.

Я подхватываю пакет, сумку, девочек и, смеряя его еще одним сердитым взглядом, демонстративно ухожу.

– До завтра, Дикарка! – прилетает в спину.

Тихо, сквозь зубы, посылаю его к черту.

Только вот… Внутри все по-прежнему неистово пылает.