Текст книги "Спорим, будешь моей"

Глава 34

Вряд ли я еще рискну…

© Лиза Богданова

Мы опаздываем совсем немного… Приезжаем к моему дому в 4:45. И, честно признаться, попрощавшись с Чарушиным, я продолжаю думать о нем. Сердце никак не хочет утихать. Усиленно стучит, выбивая головокружительные ритмы. Меня реально ведет, пока иду к своему окну. Я все еще будто пьяная. От любви, конечно.

Артем мне столько раз сказал о своих чувствах. Только сегодня раз десять.

Боже… Я такая счастливая!

Невозможно уместить внутри. Потому и штормит так сильно. Эмоциональная и гормональная передозировка – не справляюсь никак. Ведь я тоже очень люблю своего Чару Чарушина. Чувствую, что готова сказать об этом вслух. Возможно, даже сейчас… Оборачиваясь, сходу ловлю взгляд Артема. Ждет, пока благополучно заберусь в окно своей спальни. Выкрикнуть «люблю», я, конечно же, не осмеливаюсь. Но, решаю, что напишу ему, как только окажусь в постели. Ежусь от бегущих по коже мурашек, улыбаюсь и отправляю Чарушину воздушный поцелуй.

Он смеется. Он всегда смеется, когда счастлив. Открыто выражает свои эмоции.

Боже… Это я делаю его счастливым… Я!

Как же упоительно это осознавать! Никогда раньше даже не представляла, что взаимная любовь творит такое волшебство. Артем каждый день открывает во мне что-то новое, заставляет испытывать попросту невообразимые чувства. И сегодня случился по-настоящему ошеломляющий прорыв.

С трудом разрываю контакт и пробираюсь в окно. Сразу же его закрываю и плотно зашториваю, чтобы утром у мамы не возникло никаких лишних мыслей. Только вот, едва оборачиваюсь и совершаю несколько шагов к своей кровати, зажигается свет. Моргаю, пытаясь как можно быстрее привыкнуть к ослепляющей вспышке. И едва мне это удается, потрясено застываю – у двери стоит мама.

Оценив мой внешний вид, хватается за сердце. На ее лице столько эмоций высыпает… Ужас, горечь, стыд, боль… И во мне все этот с удвоенной силой отражается. Накрывает, сметая все хорошее, что буйно цвело лишь минуту назад. Я будто со стороны на себя смотрю. Это развратное платье, горящее лицо, оскверненное тело, виноватый взгляд. Мне вдруг в ту же секунду хочется умереть.

У мамы от шока даже слов не находится. Так ничего и не сказав, она осеняет меня крестом, выключает свет и покидает комнату.

– Черт… – бормочет Сонечка. – Блин, что теперь будет?

Я стою неподвижно. Кажется, не пошевелюсь, пока тело не усохнет и не посыплется. Только слезы прорываются. Беспрепятственно и обильно катятся по щекам.

Телефон коротко вибрирует. Должно быть Артем пишет. А я даже посмотреть не могу.

– Лиза, Лизонька… – в какой-то момент осознаю, что сестра меня трясет. – Приди же в себя… Дыши!

– Дышу, – отзываюсь ровным тоном, ни единой эмоции.

Хочу лишь, чтобы Соня отстала.

– Что будем делать? Что?! – паникует она. – Мама… Она придет в себя и… Что будет? Лиза?!

– Я не знаю! – выкрикиваю, чтобы отстала. – Да и что может быть? Самое страшное уже произошло…

В тот миг именно так и думала. Меня разбомбили чувства вины и глубочайшего стыда. Разорвали и размазали. Казалось, что хуже быть не может. Позже поняла, как сильно ошибалась… Оставшиеся два часа до будильника ни я, ни Соня не спим. Не получается. Разговор тоже не идет, хотя сестра старается. Я в оцепенение впадаю. О Чарушине не думаю. Все мысли фокусируются на том, какой меня увидела мама. Все установки, которые Артем за эти недели разрушил, возвращаются и, учитывая все, что между нами было, приводят меня в священный ужас.

В какой-то момент не выдерживаю… Падаю на колени, складываю перед собой потные, дрожащие ладони и, прикрывая глаза, начинаю молиться.

– Лиза… – выдыхает Сонечка. Приземляется рядом со мной. – Прекрати… Не надо так! Ты ничего плохого не сделала! – плачет горше меня. – Лиза!

Я не собираюсь отвлекаться и отвечать ей, но вздрагиваю, когда в комнату заходит мама. Вдвоем с Соней оборачиваемся и замираем под уничижительным взглядом родительницы. Первый шок схлынул. Однако, она явно до сих пор не знает, что сказать. Скорбно поджимает губы и судорожно сцепляет перед собой руки.

– Сегодня и до конца этой недели вы обе останетесь дома.

– Но, почему? – подскакивает на ноги Соня. – Для этого нет причин, мамочка! Мы ничего плохого не сделали. Лиза всего лишь была на танцах…

– Соня, замолчи, – резко обрывает ее мама. Обе вздрагиваем. И замираем, пока не прилетает жесткая команда: – Лиза, встань. Подойди ко мне.

Спешу подчиниться. В глаза смотреть не могу, поэтому приблизившись, опускаю голову.

– Ответь мне на один вопрос, – мамин голос с каждым словом становится суровее. – Ты чиста?

В моей груди словно атомная бомба взрывается. Не убивает. Но все поражает и увечит. Немыслимой болью охватывает.

Знаю, что должна говорить правду. Но выговорить ее слишком сложно. Я все же скорее умру, чем поделюсь совершенным с мамой. Не могу. Стыдно до смерти.

– Да, чиста.

Лгу я, и поражает это вранье меня. Влетает в раскуроченную грудь и адским огнем там все охватывает.

– Хорошо, – мамин голос смягчается. А мне еще хуже становится. Так и не осмеливаюсь поднять глаза. Сама себя проклинаю. – Я отцу сказала, что вы заболели. Одевайтесь и за работу. А позже… Решим, что делать дальше.

Как только мама уходит, Соня принимается усиленно возмущаться.

– Ненавижу этот дом, – одна из экспрессивных фраз, которые я улавливаю. – Хуже тюрьмы! Ненавижу! А ты… Глупая ты, Лиза! Если бы я встретила парня, хоть немного похожего на Чарушина, я бы от него никогда не отказалась!

Меня будто молнией поражает. Прошивает через все тело. Застываю, пытаясь отыскать в закопченном мозгу какие-то здравые мысли.

– А я разве отказывалась? Я не отказывалась, – шепчу едва слышно.

– А что же ты сделала, когда на колени здесь падала? – расходится Соня. – Хочешь сказать, что не открестилась от всего, что у вас было? Пойдешь к нему?

– Не пойду, но… – сама сообразить не могу, что буду делать. – Я не отказывалась… Я его люблю и… – больше ничего сказать не получается.

Истерика начинается раньше, чем я понимаю, что оплакиваю. Падаю, Сонечка едва успевает подхватить. Оседаем вместе на пол. Она хоть и не добивает меня, обе осознаем, что это по сути прощание. С моей любовью, с теми безумными эмоциями, которые Чарушин во мне вызывает.

– Может, если мы успокоим маму… Может, потом ты снова сможешь?.. – шепчет Соня, когда моя истерика на исходе сил стихает.

– Вряд ли я еще рискну… – хриплю севшим голосом. Эти слова не только горло, но и грудь раздирают. – Не переживу еще раз.

– Конечно же, переживешь! Успокоишься, наберешься сил и снова полетишь.

Едва Соня это говорит, вспоминаю о подаренном Чарушиным птичьем крыле. Нащупываю его под пижамой. Крепко сжимаю.

Есть ли надежда? Я не знаю. Но так хочется верить!

Мама занимает нас с Соней на весь день. Драим дом от самого дальнего угла до порога. Кожа на ладонях лопается от усердия. Сонечка то и дело ноет, а я молчу. Молчу, потому что чувствую – открою рот и снова разрыдаюсь. На душе туча висит. И каждую минуту она набирается влагой. Становится больше и тяжелее. Знаю, что в любом случае прорвется – грозе быть. Но надеюсь дотянуть до вечера. Хотя уже в сию секунду мне жить не хочется.

Закончив в доме, метем двор. За ним следует работа в палисадниках. Убираем листья и сухие цветы, выкапываем георгины, хризантемы и канны. Все это прячем в подвал. К вечеру сил почти не остается, но мама заставляет нас помочь и с ужином. Тяжелее всего оказывается на нем присутствовать. Меня словно наизнанку выворачивает. Болит все тело. Ни одного живого места не остается. Ни сантиметра.

Кое-какое облегчение чувствую, когда мама, наконец, позволяет уйти в комнату. Первым делом отправляюсь в душ. Понимаю, что если размажет позже, этого сделать не смогу. Пробивает дрожью уже, когда надеваю пижаму. Самую теплую выбрала, а все равно трясет. Особенно, когда беру в руки телефон и забираюсь с ним под одеяло.

Чарушин звонил и писал на протяжении всего дня. Сердце сжимает, едва только вижу его имя на экране. А уж, когда читаю сообщения…

Артем *Чара* Чарушин: Привет. Почему не отвечаешь?

Артем *Чара* Чарушин: Все в порядке?

Артем *Чара* Чарушин: Лиза??? Ты заставляешь меня сходить с ума!

Артем *Чара* Чарушин: Лиза???

Артем *Чара* Чарушин: Дикарка, бля…

Артем *Чара* Чарушин: Извини.

Артем *Чара* Чарушин: Я надеюсь, что ты не накручиваешь насчет того, что случилось вчера. Пожалуйста, не гони. Если что-то испугало, просто скажи мне об этом. Я клянусь, что буду впредь сдержаннее… Если ты, конечно, захочешь… Что еще? Помнишь, я говорил, с моей стороны все серьезно. Я тебя люблю.

Артем *Чара* Чарушин: Блядь… Я очень сильно тебя люблю. Клянусь.

Вот в этот момент мою тучу и прорезает острой и громогласной молнией. Грудь стискивает до удушения. Из глаз брызгают первые слезы. Первые, потому что я знаю, что с этой минуты их будет много. На душе настоящая буря с грозой.

Артем *Чара* Чарушин: Лиза?

Артем *Чара* Чарушин: Ну твою ж мать… Возьми ты телефон!

Артем *Чара* Чарушин: Пожалуйста.

Не успеваю дочитать, смартфон оживает вибрацией.

Чарушин!

Давлюсь слезами и рыдаю громче. Притискиваю аппарат к груди, но принять вызов не решаюсь. Хорошо, что Соня ушла в ванную. Иначе она бы сделала это за меня.

Как только вибрация стихает, проматываю оставшиеся непрочитанными сообщения и быстро набиваю ответ.

Лиза Богданова: Все в порядке. Я просто заболела. Эту неделю не буду в академии.

Артем *Чара* Чарушин: Сильно забелела? Может, я к тебе приеду?

Лиза Богданова: Нет, не надо!

Сердце в страхе заходится. Не получается совладать с собой. Я снова срываюсь на рыдания, однако, то и дело их утираю, чтобы набрать следующее сообщение.

Лиза Богданова: Извини, но мама бегает ко мне каждые пять минут. Температура высокая. Она проверяет. Я поэтому даже телефон не могу толком в руки взять. Прости. Спокойной ночи. Поговорим… Поговорим, когда получится.

Артем *Чара* Чарушин: Я тебя люблю.

Зажимаю ладонью рот, отправляю в ответ смайлик и выключаю телефон.

Глава 35

Боже мой… Что же теперь будет? Что дальше?

© Лиза Богданова

– Так, хорошо, – решается мама на еще один, более детальный разбор полетов утром следующего дня. – Расскажи мне, где ты была и что делала?

Со скорбным лицом, будто кто-то умер, присаживается на стул у моего рабочего стола. Готовится слушать кошмарные вещи! Худшие в своей жизни. И расскажи я все, как есть, так бы, безусловно, и было. Но я снова вру, для меня это уже естественно. Сама страдаю от мук совести, однако, иначе попросту не выживу.

– Я услышала о маскараде, и мне стало интересно, что там… как там… – запинаюсь на старте. – В общем… Я просто хотела посмотреть…

Мама зажмуривается и, сердито поджимая губы, резко качает головой.

– Где ты взяла одежду?

– У подруги… – выдаю очередную ложь. Но, встретив убийственно-осуждающий взгляд, спешу исправиться: – То есть, мы не прям друзья! Так… знакомые…

– Не смей больше с ней общаться, – заключает мама строго. Я не сразу понимаю, что должна ответить. – Ты меня слышишь? Лиза?

– Да! – оживаю чересчур бурно. – Я поняла. Не буду, конечно!

– Вижу, что ты раскаиваешься. Молодец, – в голосе мамы появляется одобрение. – Сегодня я хочу, чтобы ты провела день в тишине очищения.

А это значит – без еды, в одиночестве, в молитвах.

Я страдаю. Едва нутро не выплевываю в своих рыданиях. А она считает, что так и должно быть. Это очень странная любовь родителя к своему ребенку. Впервые задумываюсь о подобном.

Пока меня слепят слезы, мама поднимается и направляется к двери.

– Пойдем, София.

Сестра бросает на меня сочувственный взгляд. Вынуждена подчиняться, как и я. Мама даже не допускает других вариантов. Ну и, конечно же, она уверена, что я подобной глупости никогда больше не повторю. Щелкает дверной замок. Меня оставляют на сутки одну.

Невольно смотрю в окно. Пока стекают слезы, фокусируюсь на ручке, которую так легко провернуть и сбежать. Возможно, навсегда…

Боже, о чем я только думаю!

Сама себя ругаю. К «правильным» мыслям взываю. Отметаю все сомнения и принимаю покаяние. Однако, едва опускаюсь на колени и прикрываю глаза, начинает вибрировать телефон.

Я очень стараюсь не обращать на это внимание и продолжать. Но все тексты вдруг забываются, а мысли упорно летят к Чарушину. Долго борюсь с собой. Он тем временем звонит и звонит, раз за разом. Не давая экрану толком потухнуть.

И я… В какой-то момент подскакиваю. Часто дыша, принимаю вызов.

– Да… Привет…

– Твою мать, Лиза… – выдыхает со столь явным облегчением. Мне кажется, я даже слышу, как его сильный голос дрожит. Ловлю шумный и протяжный вздох. – Как ты? Я места себе не нахожу.

– Отлично! – говорю шепотом, но эмоции и тут усиливают. – То есть, конечно… Имею в виду, что чувствую себя отлично. Не то, что ты волнуешься…

– Я понял, – заверяет Артем. Выдерживает паузу, а потом вдруг озвучивает горячую просьбу: – Позволь, приеду. Я должен тебя увидеть!

– Чарушин… Чара… – выдыхаю с тихой грустью, очень нежно. Как никогда сильно сердце к нему рвется. Невозможно удержать. – А ты мог бы меня забрать?

– Конечно! – натуральным образом выкрикивает. – Блядь… Сейчас? – спрашивает с огромной надеждой. Не дает ответить. Сразу же набрасывает: – Пожалуйста, скажи, что сейчас!

Я зажмуриваюсь, вся сжимаюсь и выпаливаю:

– Сейчас!

– Выезжаю, – тут же отзывается Артем. – Буду ждать на нашем обычном месте.

– Ага, хорошо. До встречи.

Отключаюсь. Рука с телефоном падает безвольной плетью. Во всех конечностях появляется дрожь. А сердце… Оно раздувается и принимается натужно качать кровь, забивая своим стуком каждый уголок моего тела. Этот поистине одуряющий грохот разрывает все многомиллионные клетки в моем организме.

Я правда собираюсь это сделать?

Я???

Сама себе не верю. Наверное, я действительно двинулась. Мама, конечно, до утра не появится. Но… Исчезнуть на следующий день после того, как меня поймали, прямо из-под носа, когда мама ждет, что я покаялась – это ведь чистое безумие!

Что я делаю?

Одеваюсь. Причем выбираю лосины, которые когда-то покупала, чтобы носить под юбкой. Не хочу сегодня натаскивать все эти балахоны. Стыдно так думать о том, к чему приучали с детства. Но вместе с тем, чувствую настоящее отторжение.

Сердце колотится, как сумасшедшее, непрерывно. А, когда приходит время выбираться на улицу, и вовсе кажется, что какой-то приступ все же поймаю. Только мне все равно, я готова даже умереть, но увидеть Чарушина.

Несусь к его машине, не глядя по сторонам. Меня так колошматит к тому моменту, тело плохо слушается. Носит по ветру и ноги подкашиваются. Пальцы с трудом слушаются, не сразу удается открыть дверь. А потом… Едва справляюсь с подъёмом во внедорожник. Выдыхаю свободно лишь, когда захлопываю дверь.

Артем сразу же заводит мотор и начинает ехать. Осознает, наверное, что полностью расслабиться я смогу только вдалеке от дома. Я не спрашиваю, куда мы едем. Подозреваю, что на дачу. И меня этот вариант вполне устраивает. Только волнение мощной дрожью выходит. Все тело трясется, это заметно визуально. Артем только смотрит на меня и все понимает. Протягивает руку и находит мою ладонь. Крепко сжимает, а я его в ответ изо всех сил стискиваю.

– Сейчас приедем, обниму, – обещает с неизменной улыбкой, но по глазам вижу, что тоже переживает. – Расскажи пока, что делала вчера? Чем болела?

Я почему-то не могу признаться, что лгала. Хотя очень хочется. Вместо этого продолжаю нагромождать.

– Температура поднялась… Горло… – шепчу, прикрывая глаза.

Ненадолго. Потому что мне жизненно необходимо смотреть на него. Держать непрерывно в ракурсе. Он – вот, что меня успокаивает. Только он. Только мой Чара Чарушин.

– А сейчас как? Болит что-то? Температура как?

В голосе неподдельное беспокойство. Как бы странно это ни было, но я, оказывается, ничего подобного никогда не получала дома. Любая хворь у родителей вызывала… досаду и какую-то смиренную горечь.

Почему-то сейчас это осознание поражает меня, как шаровая молния.

– Все хорошо, – выговариваю все еще сипловато. – Я просто перенервничала, пока уходила. День, и я… Боялась, что кто-то увидит.

– Понимаю, – выдыхает Чарушин как-то устало.

Надеюсь, это чувство не на меня направленно. Сердце еще и вес переживаний по этому поводу принимает.

– Артем…

Рвусь сказать, что люблю его. Но не получается. Никак. Слова застревают в горле. Ни вдохнуть, ни выдохнуть не могу.

– Что, маленькая?

От звуков его ласкового голоса мне лишь хуже становится. То есть, лучше, конечно. Просто захлебываюсь эмоциями и окончательно теряю самообладание.

Поднимаю его ладонь и прижимаю ее к своей щеке. Жмусь, как щенок. Может так удастся передать все, что чувствую.

– Сейчас, Лиза… – хрипит Чарушин крайне сдавленно. – Еще немного и будем дома.

Дома… Из его уст это слово такое странное. Теплое. Уютное. Волшебное!

– Ты насколько вырвалась? Пару часов есть?

Вижу по глазам, какой надеждой горит, побыть подольше вместе. И впервые за сегодня улыбаясь, выдаю:

– Я твоя до завтрашнего утра.

– Серьезно?

Усиленно киваю.

– Серьезно!

Чарушин не скрывает своей радости. Так широко улыбается… Так красиво… Так искренне… Потрясающе!

Мы заезжаем во двор. Артем глушит мотор. Быстро целует сначала меня в губы, а потом, прежде чем отпустить мою руку, каждый палец. Я плыву от бурлящего ощущения счастья.

Он бодро выпрыгивает со своей стороны. Я почти с тем же воодушевлением со своей. Только захлопываю дверь, оборачиваюсь и внезапно сталкиваюсь лицом к лицу с Кириллом Бойко. У меня глаза из орбит выскакивают от страха, а у него – от шока. Я даже закричать не могу. Хотя в тот момент именно это и хочется сделать. Не думая, резко заскакиваю обратно в салон и захлопываю за собой дверь.

Знаю, что с улицы стекла машины тонированные. Однако, меня уже вовсю колотит. Кажется, что я как червь под микроскопом. Ужас охватывает, хотя до конца и не понимаю, что именно так сильно пугает. Я уже не соображаю, чем чревато это столкновение… Нет, не соображаю…

Чарушин, судя по выражению лица, матерится и, шагая к своему лучшему другу, увлекает его за угол дома.

Боже мой… Что же теперь будет? Что дальше?

Глава 36

Я должна буду сделать тебе так же?

© Лиза Богданова

– Успокоилась?

Шагая задом наперед, Артем проводит меня за руки в новый незнакомый дом. Он, как всегда, свободно улыбается. Я же стараюсь не выказывать охватывающей меня паники. Сейчас мне больше, чем обычно, стыдно за свои реакции. Я действительно дикарка, это Чарушин давно мне доказал, но я, честно, пытаюсь с этим бороться.

– Чей это дом? – спрашиваю, чтобы выказать хоть какую-то вербальную реакцию.

Врать о своем психологическом состоянии не готова.

– Фили, – отвечает Артем. И зачем-то уточняет: – Фильфиневича.

Я, конечно же, и без того поняла, о ком речь.

На нашем привычном месте, даче Чарушина, мы пробыли недолго. Меньше десяти минут он о чем-то говорил с Бойко. Вернулся вроде как спокойным и просто сообщил, что придется провести день в другом доме. Я, естественно, сразу же заволновалась.

Где? С кем? Безопасно ли там? Смогу ли я расслабиться?

Все-таки к дому Артема я привыкла. А новое место само по себе вызывает беспокойство. Даже когда я осознаю, что здесь мы тоже совершенно одни.

– А Фильфиневич не против, что мы здесь? Он не приедет? Или кто-то еще?

– Нет, не против, – заверяет Чарушин незамедлительно. – Он в курсе, что я с девушкой. До завтра никто не появится. Сто процентов. Правда, расслабься, – в какой-то момент обнимает. Очевидно, как я ни скрываю, улавливает мое волнение. Протяжно вздыхая, позволяю себе вцепиться в него, выливая всю тревогу. – Доступ только у нашей пятерки, клянусь. Бойка, как ты поняла, оккупировал мою хату. А Тоху и Жору Филя предупредит, что и у него сегодня занято. Так что, выдыхай, окей? Ничего не бойся.

– Окей, – сначала просто по инерции шепчу.

А пару секунд спустя осознаю, что действительно расслабляюсь. Вдыхаю запах Артема и растекаюсь, как шоколад в жару.

Мы вдвоем. Вместе. Одни. И это главное.

– Голодная?

Не особо. Однако, хватаюсь за этот вопрос, как за возможность окончательно раскрыться.

– Да, – выпаливаю, отстраняюсь и смотрю Чарушину в лицо. – Давай я что-нибудь приготовлю.

Уверена, что здесь, как и в доме Артема, внушительный запас продуктов. Кивая и увлекая меня в кухню, он это подтверждает.

Нахожу все необходимое, чтобы стушить сочное мясо с овощами. К нему Чарушин выбирает капеллини. Смеемся, когда он пытается самостоятельно их сварить.

– Нет, – выдыхаю я резко, заметив, как Артем заносит жмут тонких спагетти над кастрюлей с холодной водой. – Что ты делаешь? – смеюсь еще громче при виде его растерянного лица. – Боже, Чарушин! Вода должна закипеть.

– Черт… – он тоже хохочет.

Откладывая капеллини обратно на доску, вдруг обнимает меня. Хотя, почему вдруг… Для него естественно такое поведение. Я все еще моментами теряюсь, но стараюсь привыкать.

Чарушин наклоняется, чтобы поцеловать. Я ответно тянусь. Прикрывая веки, ненадолго прижимаюсь и замираю, принимая тепло его губ. Он быстро захватывает мой рот. Скользит внутрь меня языком. Жарко ласкает.

– Ты такая вкусная, Лиза… – сипит глухо мгновение спустя. – Никакая еда мне не нужна. Тебя хочу.

– М-м-м… – мычу, вспыхивая.

– Это что значит? – посмеивается Артем, не прекращая между тем, рвано целовать.

– То, что… – дышу так часто, словно только закончила бежать кросс. – Я пока не научилась, что тебе на эти слова отвечать, – говорю, как есть. – Подскажи. Дай варианты.

– Ты могла бы признаться, что тоже хочешь меня, – ухмыляется Чарушин.

Он в этом, судя по всему, не сомневается. Вероятно, хотел бы услышать.

Смотрю на него бездыханно. Собираюсь с силами. Только вот… Быстро сдаюсь. Судорожно тяну воздух и прячу лицо у него на груди.

– Я не могу, – шепчу, все крепче прижимаясь. – Но… Ты же сам знаешь…

– Знаю, – подтверждает Артем, пока я вслушиваюсь в гулкие и мощные удары, которые выдает его сердце. – И все же рассчитываю когда-нибудь услышать.

Киваю, он наверняка чувствует. А потом мы оба застывает неподвижно. И так хорошо становится, как никогда прежде. Я бы точно могла простоять так вечность. Чувствовать тепло, запах, руки, силу Чарушина – всего его… Все, что мне надо.

Возвращаемся в действительность, когда на плите разряжается буря из кипящих жидкостей и подскакивающих крышек. Показываю Артему, как опускать спагетти и как правильно их размешивать.

– Круто! Никогда не думал о том, чтобы научиться готовить. Но теперь больше, чем уверен, мне этот навык пригодится.

– Серьезно? – смеюсь я. – И зачем? У вас, наверное, своя кухарка дома…

Он так смотрит, мне вдруг кажется, что обижается.

– На самом деле, нет, – отвергает мои предположения. – Мама все делает сама. Она это любит. Ну знаешь, занимается домом… Из рабочих у нас только клинер, садовник и дворник.

Ну, тоже немало, если сравнивать с моей семьей. Держу эти умозаключения в себе, только чтобы не обижать Чарушина. То, что его мама готовит – уже удивительно.

– Ладно, – выдыхаю смущенно. – Давай, садиться за стол.

– Давай.

Я привыкла, что папа просто занимает свое место и ждет, пока мы с мамой все подадим. Но, казалось бы, избалованный Артем изумляет тем, что помогает мне полностью накрыть на стол, отодвигает для меня стул и только после того, как я сажусь, опускается на соседний стул.

Обед проходит легко и даже весело. Все, конечно, благодаря рассказам Чарушина. Я хоть и пытаюсь принимать активное участие в диалоге, все же по большей части слушаю. Впрочем, Артема это никогда не напрягает.

Убираемся вместе. Тут, конечно, мне снова перепадает ведущая роль. Он такой забавный в том, чего совсем не понимает. Я хихикаю, безусловно.

– Боже… Надеюсь, ты не обижаешься? – выдаю после очередной волны смеха. – Прости… Я знаю, что ты мог бы точно так же потешаться надо мной в других вопросах… Ну, в которых ты осведомлен… – щеки опаляет жаром, но я все равно улыбаюсь.

– Мог бы, если бы твоя неосведомленность меня не крыла другими реакциями… – выдыхает хрипловато с какой-то хулиганской ухмылкой.

Не успеваю ничего ответить, как скручивает меня и резко прижимает к себе.

– Я себя хорошо веду? Когда в спальню пойдем?

Тут уже я не способна засмеяться. Хотя он вроде как шутит… Или все же серьезно… Тон дурашливый, но вопросы определенно важные.

– Вечером… Давай сначала погуляем, хорошо?

– Хорошо, – соглашается Чарушин.

И я снова расслабляюсь.

Мы действительно проводим день на улице. Несмотря на холодный, порывистый ветер, долго гуляем у моря. Много целуемся, обнимаемся, болтаем. Я забываю о том, что произошло дома. О том, кто я такая. Снова чувствую себя совсем-совсем другой. Беззаботной, влюбленной и счастливой.

Когда темнеет, без каких-либо колебаний соглашаюсь возвращаться в дом. Артем показывает мне ванную, вручает полотенца и оставляет одну. Сам, очевидно, в тоже время занимает вторую ванную комнату. Встречаемся примерно четверть часа спустя в выбранной им спальне: разгоряченные после душа, влажные и слабо прикрытые полотенцами.

Я моментально краснею, но взгляд от него не отвожу. Он меня тоже жадно рассматривает.

– У меня нет пижамы… – шепчу, взволнованно сжимая махровые уголки.

– Зачем тебе пижама? – выдыхает Чарушин.

В его глазах такая темнота клубится, что я сама едва дышу.

– Мне ведь нужно в чем-то спать… – выдвигаю очень неуверенно.

Артем кивает. Я вздыхаю.

Напряжение отпускает. По телу дрожь отходняка сбегает.

Ненадолго.

Потому что… Чарушин просит:

– Сними полотенце.

И в тоже мгновение откидывает свое.

Я смущаюсь сильнее, чем в первый раз. Особенно, когда понимаю, что он уже возбужден.

«Я другая…», – напоминаю себе.

Я здесь, потому что люблю его… Я здесь, потому что хочу быть счастливой…

После этого самовнушения позволяю себе рассматривать Чарушина… Позволяю себе чувствовать… В этом нет ничего постыдного.

Он красивый, мощный, сексуальный, раскрепощенный, свободный. Он мужчина.

И я хочу, чтобы он был моим мужчиной.

Мой Чара Чарушин…

Отрывисто дыша, развожу края полотенца. Оно тотчас становится непосильно тяжелым и буквально вываливается из моих рук.

Вот и все… Я абсолютно голая. Абсолютно.

Шумно выдыхаю и замираю.

Перехватываю взгляд Артема – током прошивает. Он так смотрит, что никаких ни слов, ни ласк не надо – я ощущаю его желание. Особенно, когда Чарушин стопорится в районе моего лобка. Так мощно вздыхает, что плечи поднимаются и грудь раздувается.

Мое сердце срывается. Развивает такую скорость, что кажется, на ходу вырабатывает электричество. Наматывает максимум, пока не вспыхивает ярким пламенем.

– Можешь, пожалуйста, лечь на кровать… – хрипит он очень низко.

Я не знаю, вопрос это или просьба. Однако, киваю и иду. Ложусь и цепенею. Ненадолго. Потому что, стоит поймать темный взгляд, который в буквальном смысле касается моей раскрывшейся плоти, меня начинает трясти.

Это Артем… Все будет хорошо… Он никогда меня не обидит…

– Замри, – приказывает внушительно, когда я все же порываюсь свести бедра и закрыться.

И я замираю.

Сознание захватывает понимание, что я сама не знаю, как именно выгляжу там… Это кажется странным и очень интимным. Никто никогда, включая меня саму, меня там не разглядывал.

Только Чарушин получается… Только он…

Что он там видит?

Я не шевелюсь, пока Артем не накрывает меня собой. Тогда вздрагиваю. Встречаемся взглядами, и уже непрерывной дрожью расхожусь.

– Не бойся, – шепчет успокаивающе Чарушин.

Я и не боюсь. Те чувства, что поражают мой организм, гораздо сильнее любого страха. По большей части они приятные… Боже, настолько приятные, что даже вообразить невозможно. Испытывают мое тело на крепость, как фортецию. Я сражаюсь чисто инстинктивно, но очень быстро осознаю, что готова сдаться.

– Я люблю тебя… – выдыхает Чарушин тяжело и припадает к моему рту.

Сливаемся в обоюдном удовольствии. Множим это наслаждение двусторонними ласками. Языками сплетаемся, трогаем друг друга руками. Мои ноги, как и все тело, продолжают дрожать, но расходятся шире и принимают Артема, когда он настойчиво проталкивает свои бедра.

Застываем одновременно, когда его твердость впаивается в мою плоть. И тогда я впервые чувствую, как колотит самого Чарушина. Перекат чувственной дрожи столь сильный, что меня заодно сотрясает.

Он такой большой, горячий и твердый… Ощущается одуряюще приятно. Восхитительно. Чарующе. Волшебно. Как же будет, когда Артем войдет в меня? Сейчас представить более чудесные ощущения невозможно. Но, тем не менее, уже разъедает любопытство. Соблазн томительно пульсирует где-то внизу живота. Там как будто котелок с жидкостью закипает, опрокидывается и заливает всю полость. Сладко порхающие, нежные бабочки резко взметают вверх и разлетаются по всему моему телу.

Мы отмираем и продолжаем не просто целоваться… Пить друг друга, вкушать без стыда и каких-либо ограничений. Все смывает, остаются лишь безусловные инстинкты. Я вдруг осознаю, что задаю своему телу какое-то движение. Натуральным образом трусь о Чарушина, в стремлении унять дикий зуд и невыносимое жжение в сосках.

Он стонет мне в рот и тут же смещается вниз. Прокладывая горячую дорожку из влажных и рваных поцелуев от моей шеи к груди, без предупреждения всасывает одну из воспаленных вершин.

Я выгибаюсь и громко стону, буквально умоляя о большем. Вся горю и трясусь. Живу какими-то инстинктами. И сейчас мне это кажется самым важным, крайне естественным и запредельно необходимым.

Когда Артем скользит ладонью по внутренней поверхности бедра, даже не пытаюсь его остановить. Напротив… В предвкушении этого зажмуриваюсь и на мгновение замираю. Едва он прикасается, за моими закрытыми веками, словно тысячи разноцветных лампочек зажигается. Тело пульсирует ритмичной дрожью. Изо рта вылетают гортанные и удивительно страстные звуки.

– Ты такая мокрая… Дикарка… Бля… Ох, бля… – бормочет Артем, не прекращая в промежутках терзать мою грудь. Я киваю. Кому и зачем? Не соображаю. А потом и вовсе… Тело пронизывает резкой и размашистой, словно огненная стрела, молнией, когда Чарушин заявляет: – Я хочу тебя попробовать…

Еще до того, как спускается лицом мне между ног, понимаю, о чем говорит. Не знаю, каким образом догадываюсь, ведь я о подобном и слышала-то только мельком. А сейчас… Прямо сейчас… Артем широко раздвигает мои бедра, толкает колени вверх и прижимается к моей влажной плоти ртом.

– Подожди… – удается с трудом прошептать.

Я приподнимаюсь на локтях. Он вскидывает голову.

Глаза в глаза.

Жар. Запахи. Учащенное дыхание.

Порок… Порок… Порок…

К черту!

Я другая.

– Я должна буду сделать тебе так же? – выдавливаю то, что в этот миг волнует.

Ответ в его глазах читаю. Они становятся буквально безумными.

«Сосет, наверное, хорошо…», – мозг взрывают давние воспоминания.