Текст книги "Екатерина Арагонская. Истинная королева"

Пришел брат Диего и строго заговорил с ней:

– Бог понимает твою печаль, дочь моя, но такое неумеренное переживание – это грех против Его воли. Разве святой Павел не говорил об усопших как об уснувших, а не как о мертвых? Твой сын почил в Боге и познаёт радости вечной жизни.

Из чувства долга Екатерина попыталась видеть в случившемся благо, но руки ощущали болезненную пустоту. Отчаянно мучило неутолимое желание видеть ребенка, прикасаться к нему.

Генрих был для нее единственным утешением. Скрывая свою печаль, он оставался с ней в самые черные дни скорби, поддерживал ее во время приступов бурных рыданий и пытался развлечь музыкой и играми.

– Траура при дворе не будет, – распорядился он.

Тем не менее в тот день, когда маленького принца погребли в Вестминстерском аббатстве, король оделся в черное и потратил на похороны огромную сумму. Вся эта помпезность – ночные бдения, свечи и факелы – предназначалась для одного крошечного младенца, но сыну короля полагалось быть упокоенным с великолепием среди своих праотцев.

А мать горевала о нем и причитала, затворившись в своих покоях. Сердце ее было разбито. Приданое новорожденного пришлось убрать подальше: оно не пригодилось.

Глава 13
1513 год

Читая письмо, Екатерина хмурилась. Оно было от Франсиски де Касерес: та молила, чтобы ее вновь приняли на службу. Муж ее умер, и она не желала ничего иного, кроме как быть полезной королеве.

Екатерина показала письмо брату Диего.

– Вашей милости не следует соглашаться ни при каких условиях, – строго заявил он. – От нее одни беды, и мне бы не хотелось видеть ее во дворце!

Екатерина посчитала такую строгость излишней. Казалось, брат Диего едва ли не боится Франсиски, и королева даже мимоходом подивилась: какие у него для этого причины и не отнеслась ли она четыре года назад слишком предвзято к словам своей фрейлины? Но обвинения в безнравственности в отношении брата Диего не могли быть правдивыми – Екатерина не допускала мысли, что ее духовник мог вести себя предосудительным образом. Он служил ей долгие годы, и за все это время не дал Екатерине ни малейшего повода усомниться в его добродетели.

Потом пришло еще одно письмо от Франсиски, затем еще одно. Очевидно, эта женщина не собиралась останавливаться. Она могла стать причиной осложнений, которые плохо отразились бы на королеве.

Однажды вечером Екатерина разделяла трапезу с Генрихом в своих покоях, при этом присутствовали только Уолси и Мария. Заговорили о бесчестных слугах – Уолси был вынужден прогнать одного за воровство. Екатерина упомянула о назойливости Франсиски, пересказав, что случилось несколькими годами раньше.

– Я знаю брата Диего как человека добропорядочного. Она сказала неправду. Но у нее сложилось стойкое предубеждение против него, и он опасается, не предъявит ли эта женщина новых лживых обвинений.

– Мы не можем этого допустить, – сказал Генрих. – То, что затрагивает его, касается и вас. Томас, что вы посоветуете?

Уолси сложил руки домиком у себя под подбородком.

– Почему бы не избавиться от нее, отправив за границу? – предложил он. – Если вы напишете рекомендательное письмо, место при каком-нибудь иностранном дворе ей будет обеспечено. Осмелюсь ли я дать вам совет обратиться к регенту Нидерландов?

Екатерина покачала головой:

– Боюсь, следовать таким курсом опасно. Франсиска участвовала в грязных интригах Фуэнсалиды и утверждала, что он открыл ей какие-то секреты брата Диего. Стоит ли подвергаться риску, что она устроит какое-нибудь безобразие за границей или станет распространять безосновательные слухи, которые плохо отразятся на мне? Регентша Маргарита была моей невесткой. Я бы не хотела отправлять к ней такую сомнительную личность.

– Тогда, мадам, мы пошлем ее обратно в Испанию, – сказал Уолси.

Вдруг Екатерина поняла, почему Генрих так полагался на этого человека. Ему без труда удавалось находить нужные решения и освобождать других людей от проблем. И все же, несмотря на глубокую благодарность, она не могла проникнуться к нему симпатией.

Когда Екатерина сообщила брату Диего, что Франсиска будет отправлена домой, его глаза наполнились слезами облегчения и благодарности.

– Эта женщина – чистый яд! – негромко сказал он. – Наконец-то и я, и ваша милость будем от нее избавлены.

И вновь Екатерина посчитала его волнение преувеличенным. Неужели ему есть что скрывать?

– Генрих, забудьте об этом, – говорила Екатерина, понизив голос.

Они вышли в Гринвичский парк пострелять в мишень: Генрих пустил стрелу мимо цели, лук Екатерины лежал поблизости на траве. Мягкая весенняя погода вызвала массовый исход из душных дворцовых покоев, и большая толпа оживленных придворных стояла на почтительном расстоянии, наблюдая за упражнениями.

– Какой позор! – кипятился ее супруг. – Если бы только ваш отец оказался на месте, когда был нужен. Проклятье!

Стрела попала в самый край мишени.

– Это было недопонимание, – убеждала его Екатерина, глядя, как он снова прицеливается. – Моего отца нельзя винить, обеспечение вашей армии было плохим – это факт.

Екатерина не могла допустить, чтобы ответственность за совместное неудачное выступление против Франции целиком ложилась на Фердинанда. Во всем виноват Уолси! Его хваленая распорядительность на этот раз подвела.

Генрих нахмурился – вторая стрела тоже попала не в яблочко. Он упражнялся ежедневно и был превосходным стрелком. Брэндон говорил, что Генрих натягивает тетиву с большей силой, чем любой другой мужчина в Англии, но сегодня король был слишком расстроен и не мог сосредоточиться. Генрих взял еще одну стрелу из ящика рядом.

– Это не вина Уолси, – пробормотал он. – Мой лорд в Дорсете сказал мне, что напрасно ждал атаки вашего отца с юга. – Они вели этот разговор уже не в первый раз, и все равно позорное отступление армии продолжало вызывать досаду короля. – Он жаловался, что Фердинанд растратил попусту драгоценное время, пытаясь поддержать атаку на Наварру.

Екатерина понимала: такой ход давал Фердинанду преимущество, но промолчала. Ей была невыносима мысль, что Генрих сомневается в мудрости ее отца или плохо думает о нем.

– Мой отец не виноват в том, что повальная дизентерия скосила вашу армию, – сказала она. – Если бы болезнь не распространилась так быстро, он бы пришел, я в этом уверена.

Но было ясно, что упущенного не наверстать.

– Это было бесславное отступление, – фыркнул Генрих.

– Не стоит больше об этом думать. Соберите новую армию и совершите еще одно вторжение в этом же году! Мой отец хочет того же. Вместе вы одержите победу!

Генрих прислушался к словам Екатерины. Он легко поддавался влияниям, потому что любил свою жену и жаждал видеть ее счастливой. Но до сих пор иногда замечал грусть в ее глазах, когда какие-нибудь мелочи напоминали ей об умершем сыне и боль утраты возвращалась. Но при виде того, с каким энтузиазмом ее супруг занялся приготовлениями ко второй кампании, по сердцу Екатерины разлилось тепло.

– Я сам поведу своих людей к победе! – заявил он.

Все разговоры Генриха вертелись вокруг Черного принца, Генриха V и прошлых триумфов Англии во Франции. Он не мог думать ни о чем другом, кроме славы на поле брани.

Аудиенции у королевы попросил Луис Карос. Она сразу заметила, что посол озабочен.

– Ваше величество, вам известно, что Испания так же стремится напасть на Францию, как и король Генрих, но здесь, кажется, не слишком этому рады. Олмонер любит французов и вместе с другими советниками пытается отговорить короля от войны.

– Им это не удастся. Король склонен начать войну.

– А вы, ваше высочество?

– Я тоже за это, и думаю, он ко мне прислушается.

– Хорошо. – Карос выглядел успокоенным. – Говорят, в Англии даже самые мудрые советники не могут противостоять королеве.

Екатерина подыскивала удобный момент и не упустила его. Выйдя однажды в дворцовый сад, она натолкнулась на Генриха: в компании с несколькими придворными он играл в шары, а рядом стоял Уолси и наблюдал.

– Господин олмонер, мне известно, что вы отговариваете короля от вторжения во Францию, – тихо произнесла Екатерина.

– Я за мир, мадам, не за войну. – Уолси озадаченно посмотрел на нее.

– Посол моего отца полагает, что вы благоволите к французам. – Она в упор смотрела на него, но Уолси был непроницаем.

– Значит, он неправильно меня понял, мадам. Мне бы не хотелось, чтобы вы решили, будто я хоть в чем-либо враждебно настроен к Испании. Моя цель – защитить интересы Англии. Это маленькое королевство, а в христианском мире главенствуют две великие силы: Испания и Франция. – Он терпеливо объяснял ей это, как будто женщине такие вещи трудно понять. – Дружба Англии обеспечивает баланс сил и сохраняет мир, а потому если король отдает предпочтение Испании или Франции, значит у него есть на то веская причина.

– Я с трудом могу представить себе, что он предпочтет Францию, когда женат на испанке.

– Вполне естественно, что ваша милость придерживается такого мнения. Но история показывает, что ни один союз не вечен.

– Будьте уверены, я приложу все свои силы, чтобы сохранить этот, – твердо сказала королева.

Уолси лишь склонил голову, как будто уступая ей.

– Похоже, Брэндон настроен на победу, – произнес он, возвращая внимание к игре.

Обратно Екатерина шла под руку с Генрихом.

– Не позволяйте им отговорить вас от войны с Францией, – сказала она.

– Вы разговаривали с Уолси.

– Он объяснял мне, как работают союзы, – скривилась Екатерина.

Генрих засмеялся:

– Как будто вы сами этого не знаете, любовь моя! Уолси ненавистна сама идея войны. Он переубедил бы меня, если бы мог. Но не волнуйтесь, Кейт, я не отстану от Франции, что бы он ни говорил!

Екатерина ощутила себя победительницей. Наконец-то она переиграла Уолси.

Ближе к концу весны Генрих подписал соглашение с Фердинандом и их союзником императором Максимилианом, связав себя обязательством вторгнуться во Францию в текущем году.

– Это будет замечательное приключение! – воскликнул он, полный воинственного духа.

Екатерина знала: Генрих уже видит свое победное возвращение в лавровом венке и с короной Франции.

– Более того, – добавил он, – это будет священная война, нет, Крестовый поход.

– Людовик всегда был врагом Церкви, – сказала Екатерина. К французскому королю она питала лишь презрение. – Кто еще мог бы вторгнуться в личные владения папы?

– Не бойтесь, – успокаивал ее Генрих. – Я не намерен ни отдыхать, ни останавливаться, пока он не будет разгромлен. Благодарю Господа за моего дорогого испанского отца. Я знаю, он поддержит меня и никогда не бросит.

– Я тоже окажу вам содействие, мой Генрих.

– Да, я знаю, что могу на вас рассчитывать. – Он поцеловал ее, потом стал серьезным и мрачно посмотрел на нее. – Кейт, я решил сделать вас регентом Англии. Вы будете управлять страной, пока я во Франции.

Гордость переполнила сердце Екатерины.

– Это большая честь, – прошептала она.

– Клянусь, вы будете такой же хорошей правительницей, как ваша мать Изабелла!

– Я сделаю все, что потребуется. Не подведу вас.

– Уолси отправится со мной, но я оставлю здесь архиепископа Уорхэма и графа Суррея – они будут вашими советниками. К тому же приняты все меры для защиты границы на случай, если шотландцы решат воспользоваться моим отсутствием.

– Они этого, разумеется, не сделают. Ваша сестра замужем за королем Яковом.

– Но Шотландия – друг Франции! Якову я не доверяю. Он поддерживал самозванца Уорбека против моего отца. Будьте начеку. Вы можете положиться на Суррея. Он весьма опытен. – Генрих помолчал. – Я рад, что вы ждете ребенка, Кейт. В противном случае я бы не уехал.

Екатерина погладила легкую выпуклость под распущенной шнуровкой:

– Я очень надеюсь, что это снова будет сын.

Именно эти слова Генрих хочет услышать от нее. По правде, она боялась надеяться на удачный исход этой третьей беременности. Они ждали достаточно долго: прошло уже больше двух лет с момента рождения бедного маленького Генриха. Екатерина все еще горевала о нем и знала: память о малютке навсегда сохранится в тайниках ее сердца.

– Вы должны заботиться о своем здоровье, – сказал Генрих.

Он никогда не упрекал ее за то, что новой беременности пришлось так долго ждать.

– Я буду делать все, что скажет повитуха, и стану молиться каждый день, чтобы Господь даровал нам здорового малыша.

– А я буду молиться о благополучном исходе родов, – сказал Генрих, ища губами ее губы. – Вы мне очень дороги.

– Не знаю, как я вынесу ваше отсутствие, – промурлыкала Екатерина. – Берегите себя, мой господин! Избегайте ненужного риска!

Носилки Екатерины потряхивало – ее везли вверх по крутому склону в Дуврский замок. Впереди ехал король, а позади – его лорды, офицеры и марширующие в ногу одиннадцать тысяч солдат. Вдоль дороги на всем пути следования процессии по графству Кент выстроились толпы, люди выкрикивали благословения королю и подбадривали его храбрых воинов. Наконец они добрались до границы королевства, где на белых скалах высилась, как страж, наблюдающий за морем, огромная крепость. Над ней в ясном июньском небе кружили и пронзительно вскрикивали чайки, а внизу, в гавани, где стоял на якоре могучий флот, пенились серые волны.

В главной башне древнего замка в присутствии всего двора Генрих возложил на Екатерину обязанности регента, а она дала клятву не пощадить сил в делах на благо короля и Англии.

В ту ночь Генрих разделил с ней ложе. Несмотря на беременность, она лежала в кольце его крепких рук, сознавая, что он страшится момента разлуки так же, как она. Утром, услышав, как супруг напевает в умывальной комнате военные марши, она поняла: он уже покинул ее. Тем, кто уезжает, всегда легче, чем остающимся, к тому же Генрих отправлялся на войну, которой всегда желал. У него будет много дел. К счастью, на ее долю тоже выпадет немало занятий, которые заполнят ее дни.

Король и королева прощались на пристани. Огромные военные корабли со скрипом качались на сердитых волнах, чайки кричали, и небо расстилалось над головой голубым пологом.

– Благодарю Бога за такую могучую ратную силу! – воскликнул Генрих, простирая руку в сторону колонны хорошо вооруженных воинов, грузившихся на корабли. – Вы видели когда-нибудь нечто более прекрасное, чем этот флот?

Он отвернулся от Екатерины, его ум был занят мыслями о планах кампании и грядущей славе.

Екатерина решилась быть твердой, но, когда Генрих освободился из ее объятий, не смогла сдержать слез. Неожиданно рядом с ней очутился галантный Суррей и обнял за плечи, будто защищая. Так они наблюдали за королем, всходившим на флагманский корабль: вот он обернулся помахать на прощание толпе на берегу. Никогда еще Генрих – высокий и полный энергии, с развевающимися на ветру золотисто-рыжими волосами – не выглядел таким прекрасным.

Якоря были подняты, суда величаво тронулись из гавани. Тут Екатерина ощутила тошноту. Она стояла бы на пристани, пока корабль с ее мужем на борту не скроется из виду, однако Суррей настоял, что пора отправляться.

– Наблюдение за тем, как уезжает любимый, лишь продлевает муку разлуки, – заметил он.

«Я должна быть сильной», – сказала себе Екатерина. Она была назначена хранителем королевства своего мужа и должна сберечь его для любимого. Кивнув Суррею, Екатерина отвернулась и пошла прочь от моря, высоко держа голову.

По пути обратно в Ричмонд старый граф рассказывал Екатерине истории из своей юности.

– Мне сейчас семьдесят, и я многое видел, – говорил он ей.

Суррей не делал секрета из того, что когда-то служил королю Ричарду.

– Почему бы и нет? – говорил он. – Конечно, после Босуорта я был отправлен за это в Тауэр. Почивший король спросил меня, почему я сражался за тирана, и я ответил, что он был для меня коронованным правителем и, если бы парламент водрузил корону на пень, я бы сражался за этот пень. Думаю, королю понравились мои слова, потому что вскоре меня простили и позволили служить ему. Но я был лишен права наследовать Норфолк – герцогство своего отца.

– Это очень печально, – посочувствовала Екатерина, решив поговорить с Генрихом.

Столь важный и благородный лорд должен получить вознаграждение за свои заслуги.

– Я не виню его милость, – продолжил Суррей. – Он всегда был расположен ко мне. Но есть и другие люди, которые меня не любят. Должен признать, наша неприязнь взаимна.

Разумеется, речь шла об Уолси. Екатерина знала, что Суррей его ненавидит, так же как Бекингем и многие другие лорды. Этот сын мясника поднимался все выше и выше, оттесняя их с важных постов. Но Екатерина ничего не сказала, чтобы Суррей не подумал, будто она осуждает короля. По крайней мере, влияние мастера олмонера не распространялось на спальню! Она знала: Генрих скорее прислушается к ней, чем к Уолси. Разве не было тому подтверждений?

Вскоре Екатерина поняла, что Генрих, занятый военной кампанией, не расположен к писанию писем. Она распорядилась об устройстве эстафеты, чтобы гонцы переправляли сообщения между Лондоном и Францией, однако после нескольких дней молчания не желала уже ничего иного, кроме как узнать о здоровье короля. Особенно когда ей стало ясно, что французы продвигаются вперед. Целыми днями она стояла на коленях в своем кабинете и молила Господа не оставить ее супруга своим попечением. Екатерина не могла найти покоя, пока не получит известий.

Уолси находился с армией во Франции и, конечно, знал обо всем происходящем, поэтому Екатерина написала ему, прося сообщить о короле. «Я верю, уповая на Господа, что он вскоре вернется домой с великой победой, как подобает каждому государю на свете», – завершила она свое послание.

Но прошло две недели, прежде чем Екатерина дождалась ответа. За это время она едва не лишилась рассудка от беспокойства за Генриха. Как же велико было ее облегчение, когда Уолси сообщил, что все обстоит благополучно.

Екатерина ответила, что была крайне встревожена сведениями о риске, которому подвергает себя король. Для ее успокоения Уолси написал, что следит за Генрихом, и, полная искренней благодарности, она выразила ему признательность. «Молю вас, добрый господин олмонер, напоминайте королю, чтобы всегда действовал осмотрительно, дабы, по милости Божией, не приключилось каких неприятностей. Если вы примете во внимание, в каком я нахожусь положении, не имея ни утешения, ни малейшей радости, пока не получу новостей, вы не будете в обиде на меня за причиненное беспокойство».

В августовскую жару Екатерина со своими фрейлинами занималась шитьем штандартов, флагов и нагрудных знаков для находившейся во Франции армии. Она также изготовила новое нижнее белье, чтобы послать его Генриху. Она-то знала, как он взыскателен по части свежего белья, а получить его во время военных действий не так-то просто. Екатерина шила и шила, закатав тяжелые рукава и сняв из-за жары головной убор. Ребенок шевелился у нее под поясом.

Четыре года она наблюдала за тем, как Генрих управляет Англией, и давала ему советы, впитывала в себя запутанные и нигде не записанные правила английского двора. Теперь она чувствовала себя готовой к роли регента: присутствовала на заседаниях совета, выслушивала мнения лордов и принимала во внимание их рекомендации. Большинство дел, которыми они занимались, были невероятно скучными. Она как раз обсуждала отправку сена, овса и бобов для королевских лошадей, когда в зал совета ворвался Суррей и без церемоний бросил на стол письмо:

– Мадам, шотландцы готовят нападение!

На мгновение воцарилась тишина. Все были ошеломлены, лорды в замешательстве переглядывались. Наконец Екатерина встала. Она поняла: настал ее час доказать свою состоятельность. Как дочь своей матери, она должна быть смелой и решительной.

– Значит, мы должны их встретить. Мужайтесь, господа, нам придется вступить в битву.

– Ваша милость, но не можете же вы… – Суррей умолк, не договорив. Он смотрел на высокий живот Екатерины.

– Добрый Суррей, я, конечно, не намереваюсь сама вести вас в бой, но могу собрать войско и буду поддерживать вас во всем, – задорно добавила она. – Смею напомнить вам, что моя мать, королева Изабелла, ехала верхом вместе с армией до самых родов и вскоре после них снова была в седле. Но я намерена воспользоваться вашим руководством, мои лорды.

Они поаплодировали ей за решительность и принялись обсуждать план защиты королевства. Казалось, лорды обрадовались возможности разобраться с шотландцами. Екатерина возблагодарила за это Господа. Конечно, Англия и Шотландия враждовали издавна; англичане были бы рады взять верх над королем Яковом. Какое коварство – вторгаться в Англию, когда ее правитель бьется за пределами страны во имя святого дела!

Когда наконец все было готово, набрали людей, старый вояка Суррей на коне возглавил армию.

– Я рад, несмотря на седые волосы, снова быть полезным, – сказал он Екатерине, любезно прощаясь с ней. – Горю желанием отправиться на север и проучить шотландцев. Да дарует нам победу Господь!

Екатерина смотрела вслед старому храбрецу и истово молилась о том, чтобы он вышел из битвы победителем.

Вскоре пришло известие о вторжении короля Якова в Нортумберленд.

– У него восьмидесятитысячное войско! – в тревоге сказала Екатерина архиепископу Уорхэму. – Надеюсь, мы сможем его одолеть.

– Не бойтесь, мадам. В лице лорда Суррея мы имеем непревзойденного военачальника.

И все-таки Екатерине хотелось бы, чтобы Генрих – юный, сильный, энергичный – сам был здесь и справился с этой угрозой.

Через три дня из Франции была получена восхитительнейшая новость. Генрих и Максимилиан взяли город Теруан. Потом, почти сразу вслед за этим, пришло хвастливое известие от самого Генриха о еще одной великой битве, в которой он со своими союзниками разгромил французов. «Их армии хватило одного взгляда на наши превосходящие силы, чтобы обратиться в бегство, – писал король, – потому мы называем это сражение Битвой шпор».

Екатерина задумалась: насколько значительны эти победы? Вымостят ли они дорогу в Реймс? Генрих наверняка сказал бы «да». Может быть, это предвестники более важных викторий. Она молила Бога, чтобы состоялся решающий триумф, как при Азенкуре.

Однако Екатерина не собиралась умалять достижения своего супруга. Она поспешила написать Уолси: «Король одержал столь великолепную победу, что, думаю, таких прежде не видывали. Вся Англия и особенно я должны благодарить Бога за его успехи».

Вскоре после этого Екатерина получила письмо от самого Генриха. Узнав о вторжении шотландцев, он приказывал ей со всей возможной поспешностью готовиться к защите королевства.

«Мы сделали это, и даже больше, с великим усердием, – сообщила она ему. – Ваше королевство в надежных руках».

Тем временем срок беременности увеличивался, ребенок становился все более активным. «Это, наверное, мальчик, – думала Екатерина, – по милости Божьей это должен быть мальчик».

Она отяжелела и передвигалась с трудом, но отправилась на север в Бекингем, где хотела дожидаться новостей от Суррея. Он оставил тридцать тысяч человек резерва стоять лагерем под городом, и все они до единого радостно приветствовали Екатерину, когда она приехала повидаться с ними. Спустившись с носилок, Екатерина забралась на колоду – ей помог крепко сложенный командир – и обратилась с речью к столпившимся перед ней мужчинам. Старалась говорить громко, чтобы ее голос разносился далеко. Она помнила, что много лет назад в Испании так поступала ее мать.

– Я желаю увидеть вашу победу! – выкрикнула она. – Господь Бог улыбается тем, кто встает на свою защиту, и помните, отвагой англичане превосходят все другие народы!

Как они приветствовали ее!

Екатерина остановилась у Эдварда Фоулера, богатого торговца, в его хорошо обставленном доме из дерева и кирпича – Касл-Хаусе. Именно туда однажды вечером, где-то в середине сентября, ей доставили письмо от Суррея. Трепеща, она сломала печать.

«Ваша Милость, спешу сообщить Вам, что Господь сподобил нас одержать великую победу, – читала Екатерина. – Король шотландцев и цвет шотландской знати полегли на поле брани у Флоддена».

– Благодарю Тебя, Господи! – воскликнула Екатерина и перекрестилась.

Сердце ее тяжело билось, и ребенок ворочался внутри. На такое она даже не рассчитывала.

Екатерина продолжила чтение. «Наши англичане сражались как герои. Произошло великое побоище, и десять тысяч шотландцев были убиты».

Остановившись на этом месте, Екатерина подумала о своей золовке, королеве Маргарите. Та внезапно овдовела, а ее малолетний сын, тоже Яков, теперь станет королем вместо отца. А это означает долгое регентство. Клыки Шотландии были вырваны; погибло столько приближенных Маргариты, что пройдут годы, прежде чем страна и королева восстановят силы. Англия была в безопасности. Это действительно великая победа.

Екатерина пошла в приходскую церковь Бекингема и вознесла благодарственные молитвы. За спиной у нее толпились горожане. Отдельно она помолилась за Суррея. Старый храбрец – как хорошо он выполнил свой долг! Она постарается добиться для него от короля достойной награды.

На следующий день пришло еще одно письмо от Суррея с подтверждением: тело короля Якова было найдено среди мертвых. Гонец также передал ей посылку. Когда Екатерина вскрыла ее, то обнаружила внутри королевское знамя с гербом Шотландии и разорванный, окровавленный дублет Якова. Это потрясло королеву, но она не поморщилась и не отпрянула. А приказала герольду отправить знамя и дублет во Францию королю.

– Передайте его милости, что теперь я возвращаюсь в Ричмонд, – распорядилась она.

И там по воле Божьей родится их сын. По ее расчетам, ребенок должен был появиться на свет через несколько недель. Екатерина постоянно молилась и постилась ради того, чтобы роды прошли удачно. Что еще она могла сделать для этого?

Екатерина прекратила писать, перо замерло над пергаментом. Был ранний вечер, тишина стояла в гостевом доме аббатства Уоберн, где она остановилась, прервав поездку. Темнота теперь наступала быстро, и королева приказала подать свечи, чтобы писать Генриху.

Сир, к этому времени Вам уже должно быть известно о славной победе, которую Господь даровал Вашим подданным в Ваше отсутствие. Я считаю, эта битва послужила к великой чести Вашей Милости и всего Вашего королевства, больше даже, чем если бы Вы завоевали корону Франции.

Она перечитала написанное. Не подумает ли Генрих, что она умаляет его достижения по другую сторону Ла-Манша, превознося триумф над шотландцами? Разумеется, нет! Он поймет, насколько важно это было по большому счету. Да, она оставит все как есть.

Екатерина снова взялась за перо. «Ваша Милость должны увидеть, как я держу свое обещание, посылая Вам знамя и дублет Якова. Я подумывала, не отправить ли Вам его тело, но сердца англичан не выдержали бы этого». Забальзамированный труп был помещен в чулан во дворце Ричмонда. «Лорд Суррей, мой Генрих, предвидел, какое удовольствие доставят Вам похороны короля шотландцев. Молю Бога, чтобы Он послал Вас домой как можно скорее, потому что без Вас здесь всякая радость не полна».

Она подумала, следует ли рассказать Генриху о том, что она собиралась предпринять. Станет ли он упрекать ее за такую дальнюю поездку на позднем сроке беременности? Или посчитает, что на такой риск пойти стоило? В итоге Екатерина решила, что Генрих одобрил бы ее. Ставки были так высоки, что она чувствовала себя обязанной поехать, несмотря на слабость, которую ощущала после стольких недель напряженной работы и переездов. Поэтому она написала: «И теперь я отправляюсь к Богородице Уолсингемской, которую обещала посетить много лет назад». Екатерина была уверена, что Богородица, сама мать короля, поймет, как нужен Англии здоровый наследник. Его появление прекрасно увенчало бы славные победы!

Екатерина босая приблизилась к святилищу и встала в очередь вслед за другими паломниками. Здесь, перед лицом Господа, все были равны. После ослепительного солнца снаружи у входа в церковь было темно. Но впереди, справа от алтаря, разливалось сияние – там стояла на постаменте небольшая статуя Богородицы Уолсингемской, сверкавшая драгоценными камнями, золотом и серебром и освещенная бесчисленными свечами.

В благоговейном трепете Екатерина преклонила колена, чтобы помолиться и получить Святое причастие. Взяв от нее приношение, монах вынес фиал из хрусталя и золота с какой-то похожей на сливки жидкостью.

– Святое молоко Мадонны, – тихо сказал он, поднося его к губам Екатерины для поцелуя.

Она с чувством приложилась к сосуду, в сердце моля Марию благословить ее сыном. И внезапно почувствовала уверенность, что так и будет. Сердце преисполнилось благодарностью.

Когда Екатерина вышла на солнечный свет, вокруг нее столпились люди. Они просили ее благословения и желали ей счастья.

– У вас там мальчик, госпожа моя! – крикнула ей какая-то женщина. – Я вижу это по тому, как вы его несете.

Только незнакомка произнесла эти слова, ребенок шевельнулся. «Теперь уже недолго», – подумала Екатерина, радуясь в душе словам женщины не меньше, чем обретенной в святилище уверенности. Уже почти сбылось. Только бы роды прошли удачно, а там все будет хорошо.

Генрих захватил еще один город – Турне. Суррей и Уорхэм доставили Екатерине это известие, когда она сидела в саду Ричмонда.

– Это французский город, но он лежит в отдалении от других, в Бургундии, – объяснил Суррей.

– Его милость творит чудеса, – сказала Екатерина. – Одержать столько побед! И выйти из битв невредимым. Бог действительно не оставляет его своим попечением.

– Гонец сообщил, что король после этих усилий стал бодрее, чем был прежде.

– Не знаю, как он выдерживает это, – заметил Уорхэм.

– Вы знаете короля – он никогда не может сидеть тихо и спокойно, – с улыбкой проговорила Екатерина.

Странно, но у нее сложилось впечатление, что ни Суррей, ни Уорхэм не радовались новостям так, как должны бы были.

– Теперь он перейдет к большим делам, – добавила она. – Я начинаю верить, что он действительно завоюет Францию.

– Мы все надеемся на это, мадам, – отозвался Суррей. – Но уже осень, пора военных кампаний заканчивается. Король находится в Лилле со своими союзниками. Они договариваются о том, чтобы сообща напасть на Францию не позднее следующего июня.

– Еще король желает устроить брак принцессы Марии с эрцгерцогом Карлом, – добавил Уорхэм.

– Это хорошие новости, – одобрила Екатерина. – Союз с сыном королевы Хуаны укрепит узы дружбы между двумя нашими народами.

Она с горечью вспомнила о своей сестре: та все еще томилась в Тордесильясе, от нее не поступало никаких известий. Екатерина часто молилась, чтобы Хуана зашла в своем безумии достаточно далеко и не понимала, что с ней приключилось. Задумывалась она и о том, как относится к матери Карл, не повредила ли ему разлука с ней и ужасная кончина отца. Бедное дитя – остаться фактически сиротой так внезапно, ему ведь всего тринадцать. Ее материнское сердце сжалось от боли. Дай Бог, чтобы живая и красивая принцесса Мария принесла радость в его жизнь.