Текст книги "Вниз по течению. Книга первая"

Глава 12

«Лежу в трусах на диване в отходняке страшном после 10 дневного запоя. Понятно, что не спится. Смотрю по телеку херню всякую. Жена в другой комнате, потому что от меня вонь смердячая. Угораздило меня фильм посмотреть «Знаки» про инопланетян, Мэл Гибсон снимается. Жуть короче. А на улице погода – кошмар. Ветер страшный завывает, что-то во дворе хлопает (я в частном доме живу) в общем страшно. И тут, сука, отключают свет. Видать от ветра коротнуло где-то. Я на измене лежу и смотрю в окно. Луна яркая светит. И вижу я, что как будто инопланетянин страшный стоит на крыше гаража и смотрит на меня. Всё думаю – хана мне, тряханет сейчас. Встаю и думаю идти на кухню, там таблетосы всякие лежали типа сонных и корвалол. Тьма кромешная и ходить тяжело – качает в разные стороны. Открываю дверь на кухню, захожу в полном мраке. И тут на плечо мне прыгает какая-то херня, вцепляется когтями и висит! Вы не поверите, как я крутился, орал, и рыдал в истерике! Прибежала жена с детьми. Темно бля, я в истерике под столом ору как резанный. Жена кричит «Что с тобой?», я не могу языком пошевелить, звуки издаю страшные и всё. Дочка испугалась, расплакалась. Еле жена свечку нашла, зажгла. Хотела санитаров вызывать. Я твержу: «На меня набросился кто-то!». Прошу, сиди рядом. Зарылся к ней в колени и держусь за неё, а всего трясёт капец. Она меня по голове гладила до утра. К утру более-менее очухался. Светать стало и свет подключили. Женщина моя и говорит мне: «А у тебя и в натуре плечо поцарапано». Выяснилось потом, пока я в коме был, дети котёнка притащили и на кухне его поселили. Он ночью на шкаф залез и сидел, а когда я зашёл на меня прыгнул, чтобы слезть… Я чуть не сдох тогда. Сердце сильное молодое выдержало.

Иногда захожу на форум почитать, когда выпить хочется, чтобы отбить желание… Дочка заикаться стала с того дня. Виню себя до сих пор. Жаль прошлое не изменить…»

Первой реакцией Натки на слова Клима был не страх, и даже не удивление, а досада на себя. Вот ведь как – думала и про подпольный притон, и про рабство, и про похищение на органы, и совсем уж разная дичь в голову лезла. А вот такую, казалось бы, эталонную ещё с детских лет страшилку, как опыты над людьми в секретных лабораториях – забыла! Стыд и позор!

Следом за досадой пришло, как ни странно, разочарование. Слишком всё оказалось просто и даже банально. Ведь понятно же, что существуют у государства такие нужды, для которых требуются человеческие жертвы. И кого же принести в жертву, если не тех, кто сам поставил на себе крест? Тех, кого никто не станет искать? Тех, от кого обществу никакой пользы, один вред?

И ведь как здорово придумано! Никаких тебе темниц с цепями, никаких мягких палат, никаких наручников и кляпов! Всего-навсего сотни километров лесной глуши вокруг, плюс необходимый минимум для выживания в ней. И вуаля – не нужно тратиться на сооружение звукоизоляционных подвалов и их охрану, не нужно нанимать персонал для обслуживания десятков подопытных, даже не нужно думать об их пропитании! Зачем, ведь они сами обо всём позаботятся, если захотят жить! Они будут рубить дрова и топить избы, чтобы не замёрзнуть зимними ночами. Они будут вскапывать огороды и собирать грибы, чтобы не испытывать голода. Они будут даже влюбляться и жениться, чтобы их существование хоть чем-то походило на полноценную жизнь. С позволения, конечно, неведомых экспериментаторов.

Наверное, у Натки сильно изменилось лицо, потому что Рая крепко взяла её под руку, удерживая на ногах, и торопливо сказала:

– Да не слушай ты этого дурня! Опыты! Он сейчас понарасскажет! Пошли в дом, чаю вскипятим, да поговорим нормально.

Она повернулась к Климу.

– А ты чеши отсюда, пока я тебя пинками не погнала, жених недоделанный! Язык бы тебе оторвать! И так уже дел наворотил, засра…

– Нет, – перебила женщину Натка, вовремя подумавшая о том, что ещё одна точка зрения кроме Раиной для полноты сейчас картины не повредит, – Пусть идёт с нами. Я хочу послушать и его тоже.

Рая снова заругалась, а Клим заскулил, обещая поведать всё без утайки, и вообще доказать, что он ничего плохого изначально не замышлял, что не нужно им ссориться, не нужно пороть горячку, а нужно всем вместе сесть, и помириться за горячим чаем. В результате этого короткого, но эмоционального диспута, был найден компромисс. Рая не захотела распивать чаи с Климом, но смирилась с его присутствием, так что троица всё-таки отправилась в избу, где и устроилась по удобству: новоявленная хозяйка – на печи, Рая – за столом, Клим – скромненько на краешке лавки, в уголке.

И узнала Натка вот что.

Давным-давно выросла на берегу таёжной реки деревня. Какой реки? Безымянной. По крайней мере для нынешних обитателей – они называли её просто Река. Кто построил деревню, почему так далеко от заселённых людьми мест? Неизвестно. Но деревня была, пусть и давно заброшенная. Были разрушенные избы, старые колодцы, заросшие огороды… тайга постепенно наступала на деревню и рано или поздно взяла бы своё, если бы однажды люди не вернулись в это глухое место и не восстановили деревню. На месте старых изб поднялись новые, в заново вскопанных огородах появились теплицы, взвился к небу первый дымок топящихся бань… а потом пришли жильцы. Странные жильцы: слабые и больные, с затравленными взглядами и неверными движениями, с дрожащими руками и серыми лицами. Зачастую они не умели ничего, что следовало бы уметь делать в здешних условиях: возделывать землю, рубить дрова, готовить в печи, крутить запасы на зиму, рыбачить… Но они учились, а потом учили других, тех, кто прибыл в Нижние Колдыри уже позже…

– Куда?! – встрепенулась Натка, почти убаюканная ровным Раиным голосом.

Клим в углу захихикал.

– А это первые поселенцы были с юмором. Назвали так нашу дерёвню. По мне так очень метко!

– А тебя никто не спрашивает! – оборвала его восторги Рая, и снова повернулась к Натке, – Ну да, пошутил кто-то, а название взяло и прижилось. Да и какая разница по сути? Колдыри так Колдыри.

– Нижние Колдыри, – повторила Натка, как зачарованная, – А почему Нижние?

– Потому что цивилизация от нас вверх по течению Реки, – опять влез Клим, – Оттуда и катера приходят.

– Какие катера?

– Так те, на которых новеньких привозят! Да и халаты здесь не сидят безвылазно, приезжают-уезжают, меняются…

– Какие халаты? – Натка совсем перестала что-либо понимать.

– Да эти же, которые в лабе работают, мы их так называем, потому что в халатах всегда ходят.

– В белых? – зачем-то спросила Натка, и Клим замотал головой.

– Не! У них крутые халаты, какие-то желтушные, с разными кармашками, застёжками…

– Сам ты желтушный! – опять перебила его Рая, – Бежевые у них халаты. И ещё бы им не быть крутыми, чай контора не бедствует.

Натка решилась, наконец, задать вопрос, который считала главным на повестке дня.

– А что за контора-то? Что здесь делают с людьми? Какие опыты?

Клим набрал было в грудь воздуха, но Рая глянула на него так, что этот воздух вышел обратно тихим испуганным свистом.

– Ну, во-первых, не опыты, а тесты. Во-вторых, не делают с людьми ничего такого, чего бы они сами с собой много лет добровольно не делали.

Это туманное замечание ничего Натке не сказало, и она вопросительно подняла брови. Клим ёрзал в углу, явно испытывая нестерпимое желание влезть в разговор, но боясь снова разозлить Раю. А та вздохнула, словно набираясь сил перед чем-то важным, и ответила:

– Мы тут все кто? Пьяницы! Алкаши, грубо говоря. И если от этого и плясать, то что на нас лучше всего испытывать можно?

– Алкоголь?! – ошалело озвучила Натка, единственное пришедшее ей в голову предположение, и почувствовала унизительную радость, порождённую внезапной надеждой. Алкоголь! Если в загадочной лабе тестят алкоголь, значит ли это, что здесь можно будет пить? Разумеется! Бесплатно и много пить, при этом будучи обеспеченной едой и халявным жильём?! А-ха-ха-ха, неужто она нежданно-негаданно попала в рай?!

Ей тут же стало стыдно за этот животный всплеск эмоций, доказывающий то, что она может с радостью поступиться человеческими правами и свободами в обмен на халявное бухло! Добровольно предоставить своё тело для неизвестных экспериментов, лишь бы ей почаще наливали, не забывали подать закуску, и содержали в тепле. Она, которую ещё какой-то час назад приводила в отчаяние мысль о вынужденном затворничестве в этой жопе мира, теперь сама готова остаться здесь всего лишь ради возможности бухать без привычных напрягов, которые осложняли этот процесс на вольных городских хлебах! Господи…

Рая смотрела грустно и понимающе, сумев правильно истолковать гамму чувств, наверное очень ясно отобразившуюся на Наткином лице. И ответила на невысказанный вопрос, не дожидаясь его.

– Будет у тебя ещё возможность нафестивалиться в зюзю, не сомневайся. Только погоди радоваться, не так оно всё произойдёт, как хотелось бы. Знаю, сначала может показаться, что в сказку попала: пей – не хочу, всё оплачено! Да только другая это сказка.

– Какая? – опасливо спросила Натка, чья радость действительно стремительно исчезала при виде ставших вдруг затравленными взглядов Раи и Клима.

– Страшная, – коротко ответила женщина, – Не алкоголь здесь тестируют, милая. А средства от алкоголизма. Разного рода медикаменты, способы кодирования, гипноз, лазер…

Клим в углу судорожно вздохнул, но промолчал.

– И что? – Натка снова ничего не поняла, – Разве это плохо? Ну пусть не будут поить, зато ведь вылечат? То есть мы все потом просто сами не захотим пить, ведь так?

Почти умершая радость в её душе начала возрождаться. Если больше никогда не захочется пить, если к алкоголю появится стойкое отвращение (а именно так и должно происходить после правильных кодировок, разве нет?), то это, пожалуй, даже лучше халявного бухла! Тогда… точнее если… если она сумеет вырваться отсюда, то у неё начнётся совсем другая жизнь! Трезвая. И пусть такая жизнь будет довольно скучной и пресной, как у всех непьющих, зато навсегда отпадёт осточертевшая необходимость каждое божье утро начинать с мысли «Где достать?» Ведь если хорошо подумать, то от идеи бросить пить Натку отталкивало лишь одно – страх перед неистребимой тягой, которую придётся преодолевать снова и снова, снова и снова, пока жизнь не превратится в одну сплошную мучительную борьбу с собой. Но если не будет тяги, не будет и борьбы!

Клим снова вздохнул, и Рая махнула на него рукой.

– Да говори уже!

– Я, Наташа, сначала тоже обрадовался, – голос мужика неузнаваемо изменился, враз растеряв былую самоуверенность и браваду, – Думал – надо же как фортануло где не ждал! Сплошная халява! И на тесты с охотой пошёл, ждал, что вот сейчас меня вылечат, синячить больше никогда не захочу, а там – в бега подамся! По тайге хаживал, опыт есть. В лабу приплыли, мне какую-то хрень вживили под кожу и под замок посадили, в одиночную палату со всеми удобствами. Да не просто посадили, а с бутылкой водки.

– Зачем с водкой? – изумилась Натка, – Тебя же получается только что зашили, тебе нельзя было… а… оооо…

– Вот тебе и оооо, – передразнил Клим, – Поняла теперь? Тестируют халаты свою и чужую продукцию! В том числе на то, что будет с человеком, который кодировку сорвёт. Через день, неделю, месяц, полгода…

– Но ведь от этого можно умереть!

– И что? Мало алкашей на замену по миру ходит? Ты потом на опушку выйди, там кладбище есть. Маленькое кладбище, но ведь и деревня наша небольшая.

– Особо-то не нагнетай! – осадила его Рая, – Не всё так ужасно. Я тут уже четыре года живу и в ус не дую.

– Так конечно! – Клим шумно хлопнул себя ладонями по бёдрам, – Тебя на гипнозе тестят, никак не перетестят! Зашили бы хоть раз – по-другому бы запела!

– О том и говорю, – не разозлилась Рая на его крик, – Это кому как повезёт, а ты сразу о кладбище, будто дело уже решённое. Ты, Нат, его не слушай! Мы с тобой бабы, а на бабах редко медикаменты испытывают, нас больше на гипноз, да на лазерное кодирование водят. Там если и сорвёшься, сильно плохо не будет. Уж не помрёшь точно.

– А ты Нинку вспомни!

– Нинке, царство ей небесное, не повезло, – Рая пожала плечами и снова обратилась к Натке, – Да, баб тоже зашивают иногда или таблами кормят, но гораздо реже, чем мужиков. Нас меньше тут, а женский алкоголизм – он особого изучения требует, с мужиками-то и так уже всё понятно. Так что у тебя по любому расклад выгоднее. Опять же молодая, организм сильный. Прорвёшься!

– Куда прорвусь? – несмотря на исходящее сквозь матрас тепло печи, Натка почувствовала, как по телу расползается холод, – Если выживу после всех этих тестов, меня отпустят? Когда? Почему вас до сих пор не отпустили?

Рая отвела глаза, неопределённо двинула полными плечами.

– А здесь ведь и не держат. Хоть сейчас на все четыре стороны иди.

Натка вспомнила попа-грушу и фыркнула.

– Ага – иди! А за тобой с собаками погонятся?

– Не погонятся, а искать пойдут, – поправил Клим, – Чтобы обратно вывести, не дать пропасть. И обычно, когда кого находят, те рады этому до усрачки, аж собак целуют.

– Рады?!

Лицо Клима прорезала кривая ухмылка, но не насмешливая, как раньше, а по-стариковски горькая.

– А ты как думала? Что пойдёшь-пойдёшь по полянкам, да и в город выйдешь? Нет, милая! Это глухие северные леса, тут пропасть, как два пальца об асфальт! И если тебя по-быстрому медведь задерёт, то повезло считай. А в трясине утонуть не хочешь? А ногу в буреломе сломать и валяться, пока тебя гнус не сожрёт? А заблудиться и медленно умирать от голода? А…

– Короче, нас отсюда когда-нибудь отпустят или нет? – перебила Натка, которую начал раздражать покорный пессимизм Клима, – Я имею в виду – отвезут ли откуда взяли, а не прогонят на съедение медведям?

Клим с Раей переглянулись, словно решая, кому говорить, и женщина взяла это бремя на себя.

– Нет, Наточка, никто никого никуда не повезёт. Сама понимаешь – это секретный и незаконный объект, если правда о нём всплывёт – головы полетят. А люди, надо думать, за всем этим стоят большие, так что не дадут нам уйти.

Натка спустила ноги с печи, бессознательно готовая спрыгнуть на пол и бежать, бежать, бежать прочь из нечаянной западни, не понимая, почему эти два человека, так спокойно рассказывающих о полной безнадёжности их положения, до сих пор находятся здесь, как они могли со всем этим смириться?!

– Успокойся и дослушай! – велела Рая, почувствовавшая её состояние, – Не всё так плохо. Да, уйти куда-то, кроме как на смерть в тайгу – нельзя. Зато можно остаться. Если пять лет продержишься, послужишь халатам верой и правдой, они от тебя отстанут. Не будут больше в лабу тягать, слышишь? Мне вот всего один год остался, раза три-четыре ещё отмучиться, и сама себе хозяйка!

– Пять лет?! – взвизгнула Натка, которой недавно хотелось выть при мысли о том, что придётся всего лишь перезимовать в этом унылом месте, – Пять лет быть подопытным кроликом, и ради чего?! Чтобы потом просидеть тут до старости?!

Рая пожала плечами.

– А чего не посидеть? Чем тебе тут плохо? Да у нас же тут настоящее… как его… экопоселение! Другие готовы большие деньги платить, чтобы в таких условиях оказаться. Живи да радуйся! Природа, своё хозяйство, в лесу ягоды-грибы, в реке рыба. А какие здесь красивые зимы! Ты думаешь, мы скучаем? Да тебе в городе такое веселье и не снилось, какие гулянья мы устраиваем: поём, танцуем, костры палим! Опять же из лабы книги привозят кучами, даже свой маленький кинотеатр у нас есть – фильмы смотрим.

– Электричества же нет? – глупо озвучила Натка самый ненужный из сотен вопросов, вертевшихся сейчас у неё на языке.

– Да как же нет? – почему-то радостно засмеялась Рая, – Ну в избах-то да, нету, жирно будет в каждую избу электричество проводить, но генератор имеется! Включаем, если надо, не такие уж мы тут дремучие, как кажется. И люди у нас хорошие – живём, как одна большая семья.

Натка невольно покосилась на Клима с его окровавленным носом и распухшим ухом, который после сегодняшних событий меньше всего вязался у неё с представлениями о хороших людях и большой семье. Рая правильно растолковала этот взгляд, и махнула рукой.

– Этот давно всех достал! Смутьян и дебошир! Я вот сейчас по домам пройдусь, народ соберу, и мы скажем проверяющему, что не надо нам его тут. Ему предупреждение уже было сделано, а он ишь что удумал – новенькую девочку в бане зажал!

– Раиса, не губи! – Клим попытался сказать это наиграно театрально, но голос сорвался и дрогнул, – Не хочу в лабу, уморят ведь. Да я лучше в Реку головой тогда, если сердца у тебя нет!

– Что с ним сделают? – полюбопытствовала Натка, которой было неприятно наблюдать, как здоровенный мужик, ещё недавно бывший таким уверенным и нахальным, на глазах сдувается, буквально уменьшаясь в размерах.

– Да ничего такого, чего и так бы не сделали, – отмахнулась Рая, – Тесты будут проводить. Только жить он постоянно станет в лабе, а не здесь людям нервы трепать.

– Зачем ты врёшь?! – взвизгнул Клим на этот раз откровенно плачущим голосом, – Тесты будут проводить, ага! Ты уж и скажи тогда, что проводить их будут не раз в три-четыре месяца, а постоянно! В режиме… как его? Нон-стоп! Пока не сковырнусь! Да такой смерти врагу не пожелаешь, а ты… Короче, Раиса, давай здесь всё порешаем! Если намерена меня топить, я тогда прямо сейчас собираюсь и в тайгу ухожу куда глаза глядят. Лучше так, чем халаты в лабе замучают!

Рая возвела глаза к потолку, и Натка вдруг поняла, что на самом деле добрая женщина и не думала губить неразумного Клима, а проводила своеобразную воспитательную работу, которая, надо признать, увенчалась успехом.

– Значит так, – выдержав напряжённую паузу, ответила она, – Ты сегодня не передо мной, ты перед Натой провинился. Если она тебя простит – я тоже забуду.

Клим громко сглотнул, облизнул губы, и, подняв глаза на Натку, набрал в грудь воздуха.

– Да ладно! – она не дала ему ничего сказать – было тошно и хотелось поскорее закрыть эту тему, – Проехали. Я за себя постояла, на том всё и забудем.

Клим посветлел лицом, торопливо закивал.

– Вот спасибо! Ты не думай – я не ангел, конечно, но добро завсегда помню! С этой минуты смело на меня во всём рассчитывай – добрыми соседями будем. А постояла ты за себя хорошо, я урок усвоил.

Он осторожно прикоснулся пальцами к прокушенному носу и засмеялся. Засмеялась и Рая, сбросившая с себя маску строгости. Не до смеха было только Натке, которая до сих пор отказывалась поверить в открывшуюся ей жестокую правду об этом месте. И по-прежнему не понимала, как её новые знакомые могут быть так спокойны, как они могут жить здесь, обустраивать быт, создавать пары, и даже весело смеяться, как сейчас. Это казалось настолько диким и не укладывающимся в голове, что у неё само собой вырвалось:

– Зачем вы это терпите?!

Клим и Рая замолчали, воззрились на новую соседку, сначала с удивлением, потом – с пониманием. Снова переглянулись.

– А что нам остаётся? – задал встречный вопрос Клим.

Натка беспомощно развела руками.

– Ну не знаю… вас же много! Вас не держат взаперти, у вас есть топоры, вилы, ножи… почему вы просто не разнесёте эту лабу?!

– Лаба на другом берегу Реки, – снисходительно пояснил Клим, – Толпой туда не прийти, с топорами и вилами, хе-хе…

– У вас нет лодок? Вы же рыбачите!

– Есть лодки, но мало. Чтобы всех через Реку переправить, нужно несколько заплывов. А в лабе камеры, охрана, собаки, оружие. Они если увидят, что мы толпой плывём, сразу и встретят нас, как полагается в таких случаях…

– Но вы же говорили про какого-то проверяющего, который сюда приезжает?

– Ну приезжает. Каждый день. Проверяющий с двумя охранниками. Посмотреть, как дела, все ли здоровы, спросить – не нужно ли чего.

– Так можно же их… того, – Натка лихорадочно вспоминала все когда-либо просмотренные ею фильмы про побеги из плена, тюрем, и концлагерей, – В заложники взять!

– И? – Клим откровенно веселился.

– Ну и свои условия выдвинуть!

– Какие?

– Например, пусть дают нам катер! Чтобы на нём уплыть!

– Все в катер не влезут. Да и не даст нам его никто. Ты думаешь, что они заложников пожалеют? Да им легче нас вместе с заложниками перестрелять, а потом нанять новых сотрудников и привезти новых алкашей, чем подставить под угрозу секретность этого места.

Натка сникла. Спросила угасающим голосом:

– И что – никто никогда даже не попытался что-то сделать?

Клим равнодушно пожал плечами.

– В лабе только буянили некоторые, когда от тестов совсем невмоготу становилось. Но там быстро успокаивают.

– А какой смысл что-то делать, Наточка? – осторожно спросила Рая, – Ну вырвемся мы отсюда, а дальше что? Я понимаю, что тебе сейчас ещё с бодуна плохо, ты рада бы в город попасть, чтобы подлечиться. Ну попадёшь, допустим, подлечишься, чем бог пошлёт. А дальше-то что? Какая жизнь тебя там ждёт? Дом-то хоть есть?

– Нет, – вынуждена была признаться Натка, но тут же добавила, – Есть друг, я у него живу, когда совсем пойти некуда.

– Твой хахаль? – тут же насторожился Клим, которого, кажется, жизнь ничему не учила.

– Нет, просто друг, немолодой уже, – Натка вдруг почувствовала острый приступ тоски по спокойному и мудрому, как тибетский монах, несмотря на свой образ жизни Вите, – Мы помогаем друг другу.

– Пьёт? – строго спросила Рая, и получив утвердительный кивок, добавила, – Значит, вариант ненадёжный. Сегодня есть, завтра нет. Да и вообще – рассчитывать по жизни только на себя нужно. А как ты на себя, милая, можешь рассчитывать, если тебе бутылка хозяйка?

– Не мне одной! – огрызнулась Натка, хоть и в мыслях не держала обижать добрую Раю, так много сделавшую для неё. Просто неожиданно стало очень обидно, как бывает обидно людям, которых внезапно ткнули носом в ту правду, которой они стараются избегать.

Но Рая не рассердилась. Кажется, даже обрадовалась.

– Верно говоришь! И мне бутылка хозяйка, и Климу, и всем остальным здесь! Потому и не дёргаемся. У многих ведь в прошлой жизни и доли того не было, что есть сейчас. Дом, хозяйство, скотина, кто и семьёй обзавёлся. Занятие по душе многие нашли. Мужики вон охотой и рыбалкой увлекаются, бабы рукоделием или творчеством каким. Одна рисует, другая романы села писать, третья травы от любой болезни собирает. Сыты-умыты мы всегда, в тепле, и при деле. А останься в городах, наверно и в живых бы многих уже не было.

– И что, прямо все такие довольные и возвращаться не хотят? – не поверила Натка.

– Поначалу ещё как хотят, особенно пока трубы горят, – влез Клим, – Да чего там – почти каждый хоть раз в побег через тайгу намыливался – не верят, что мы вправду от людей так далеко.

– И ты тоже?

Клим опустил голову, словно ему внезапно стало стыдно.

– И я тоже. Через неделю ушёл, как только с бодуна очухался. С того самого, с которого меня сюда и привезли – ох и пил я тогда! Впрочем, не суть. Ушёл, короче, вверх по Реке, откуда катера приходили. Думал, что так и буду вдоль русла чесать, пока к людям не выйду или не встречу кого. Два дня шёл по берегу, а потом он заболоченным стал. Сначала ещё худо-бедно удавалось двигаться, а дальше никак – топь! Ну пошёл в обход. Иду-иду, а болоту ни конца нет, ни края. И лес меняется! У берегов-то он светлый был, редкий, лиственный, а потом такая чащоба началась! Вековые ели во мху стоят, всё небо загораживают, под ногами сплошной бурелом, из-за гнуса света белого не видать – тучей вьётся! Ночью и вовсе страх… Хотел к Реке вернуться, иду-иду, иду-иду, а её нет, как будто и не было никогда. Ещё два дня шарахался, оголодал, обтрепался, а выйти никуда не могу, по кругу ходил, как заколдованный, пока силы не кончились. Тут я и понял, что вот он – конец мой пришёл. Помню, упал на землю, от гнуса руками кое-как закрылся и завыл. Самое страшное даже не помирать было, а пропасть в этой глуши, знать, что косточек твоих никогда не найдут, креста над ними не поставят…

Натка, помимо воли проникшаяся этим рассказом, снова почувствовала, как по телу разливается холод, словно это она сама оказалась вдруг посреди дремучего леса без надежды в последний раз услышать человеческий голос.

– А ещё было очень обидно – глухо продолжал Клим, – Что и там откуда я пришёл, никто меня не вспомнит, никто не заплачет, и ни один из дорогих собутыльничков, с которыми вместе мелочь у магазинов стреляли, рюмки за упокой моей души не поднимет. Словно и не было меня на свете никогда. Словно я пыль, которую ветром унесло и только чище стало.

Рая еле слышно всхлипнула и оттёрла глаза рукавом, вряд ли жалея Клима, скорее вспомнив что-то своё.

– И вот лежу я, слёзы текут, гнус пожирает, и уже думаю, может пойти да в трясину с головой, чтобы быстрее отмучиться? И вдруг слышу далеко-далеко собачий лай, – Клим прикрыл глаза и на несколько секунд замолчал, – Самый лучший звук на свете! Вскочил я на ноги, заорал, как припадочный! Побежал туда, откуда он доносился… И мне в ответ уже люди: «Ауу!» Веришь – заревел я в голос! Таким меня и нашли – в слезах и соплях…

– Это нормально, – снова, уже не скрываясь, всхлипнула Рая, – Все плачут, когда их находят.

Клим медленно покачал головой.

– Все – не все, но кто-то же и второй раз уходит. Не понимаю… мне одного раза за глаза хватило!

– А мне и одного не нужно было, – Рая передёрнулась, как от озноба, – Страсть леса боюсь! Всегда боялась. Да и сразу как-то смекнула, что лучше, чем здесь мне нигде больше жизни не будет. Там-то я уже только конца ждала…

– Мне жаль, что с Борисом так получилось, – неловко буркнул Клим после паузы, – Хотя… может, ещё одумается.

– А и одумается – назад не приму, – сухо отозвалась Рая, – Зачем? Чтобы постоянно подвоха ждать? Предавший однажды – предаст дважды.

– Тоже верно, – вздохнул Клим, а Натка уже хотела спросить о каком Борисе идёт речь, и в чём он провинился перед Раей, но тут на крыльце раздались шаги.

Заскрипела, открываясь, дверь в сени, и на пороге избы возник, как чёртик из табакерки, грушевидный поп с лукавой улыбкой на лице.