Текст книги "Поцелуй герцога"

Глава 17
В горе и радости, в болезни и здравии

В обществе Джорджианы было хорошо отдохнуть. Они подошли к краю сада и присели на маленькую скамью. Джорджиану, как и герцога, очаровывали рассказы про свет, волны и частицы. Ему было удивительно приятно беседовать с ней.

Куин даже не заметил, как похолодало, пока случайно не коснулся ледяной руки Джорджианы.

– Мисс Джорджиана, кажется, вы замерзли. Нам надо вернуться в дом.

Она не обратила на него внимания.

– Интересно, что изменится, если вы положите лист бумаги, который используете для расщепления света на цвета спектра, под углом?

– Что вы имеете в виду?

– Если я правильно вас поняла, вы подносите к окну кусок картона вертикально.

Герцог кивнул.

– Когда свет попадает в щель, он разделяется на цвета спектра, демонстрируя нам, что состоит скорее из лучей, нежели из частиц. Правда, мне непонятно, почему лучи появляются при прохождении потока света через щель.

– Возможно, потому, что свет искривляется при прохождении. Хотя, по правде говоря, я не совсем уверен.

– А что, если сделать разрез наискосок? Лучи тогда будут искривляться точно так же? Что, если щель будет параллельна оконной раме? Что произойдет?

Герцог помолчал.

– Не знаю, но это интересный вопрос. Попробую провести эксперимент завтра. – Он взял Джорджиану под локоть и помог ей подняться. – Мне тоже становится холодно.

Джорджиана улыбнулась.

– Я и не заметила, потому что мы так интересно беседовали. – Она взяла его под руку, и они направились к дому. Оба довольно молчали. Куин размышлял о том, как разное положение надрезов может влиять на свет, а Джорджиану его молчание, кажется, совсем не беспокоило.

Его мысли прервал звук шагов, и подняв глаза, он увидел идущую по тропинке Оливию. Куин не очень разбирался в одежде, но сейчас на ней было платье цвета тусклого золота, отделанное поперечными полосами кружева. Оно состояло из тысяч крошечных веревочек, и по нему так и хотелось провести пальцами.

Оливия бежала по тропинке, и веревочки колыхались. Минуту назад герцогу было холодно, но теперь его охватил жар. Во всем теле пульсировала кровь.

– Джорджи! – воскликнула Оливия. – Ваша светлость. – Она сделала реверанс.

Джорджиана крепче сжала руку герцога.

– Прости, что пришлось искать меня, Оливия. Мы говорили о природе света.

– Ну конечно же! – Улыбка Оливии была широкой и искренней, однако в глазах мелькнула ревность. Или герцогу показалось?

Куин коснулся руки Джорджианы.

– Мы так интересно беседовали, что я, к сожалению, позволил вашей сестре замерзнуть.

Джорджиана бросила на него странный взгляд и снова обратилась к сестре.

– Мы как раз шли в дом, Оливия. Спасибо, что пошла меня искать.

– Прошу прощения за вмешательство в вашу беседу, – дружелюбно сказала Оливия, повернулась и зашагала рядом с Джорджианой.

– Вы назвали сестру Джорджи? – поинтересовался герцог.

– Да, это ласкательное имя я для нее придумала. Боже, как холодно! Я вижу свое дыхание.

Джорджиана рассмеялась.

– Не говори глупостей, Оливия. Чтобы влага от дыхания сгустилась и стала видимой, должно быть намного холоднее.

Куин рассеяно слушал Джорджиану, но не мог заставить себя ответить. Когда Оливия делала глубокий вдох, тонкая кружевная ткань ее платья натягивалась на груди. Казалось, еще чуть-чуть, и все мужчины в доме увидят ее обнаженное тело.

Герцог чуть не застонал.

– Мне нравится имя Джорджи, – хрипло произнес он таким тоном, словно имел в виду нечто совсем другое.

Джорджиана с удивленной улыбкой посмотрела на него. А Оливия отвела взгляд.

Они обе слышали его и обе неправильно поняли.

– Что ж, – поспешил сказать герцог, – предлагаю нам пройти в библиотеку и погреться у камина, прежде чем мы присоединимся к остальным гостям в зале.

– Мне совсем не холодно, – отмахнулась Оливия. – Я согреюсь от танцев. – Они подошли к ступеням, ведущим на мраморную террасу. Мысль о том, что Оливия может танцевать с другим мужчиной, пронзила герцога, словно ножом.

Все произошло очень быстро. Герцог вежливо помог Джорджиане подняться на ступеньку выше, поскользнулся, нарочно качнулся вперед и наступил на край ее платья.

Звук рвущейся материи был музыкой для ушей герцога-ученого.

Сдержав улыбку, Куин стал рассыпаться в извинениях, и это далось ему на удивление легко. Джорджиана сохраняла спокойствие, хотя с другими дамами на ее месте случилась бы истерика. Шов на талии разошелся, и оттуда виднелась сорочка.

– Я пойду с вами, – сказала Оливия сестре. – Нам остается только пройти через комнату, а потом подняться по лестнице.

– Чушь! – отмахнулся Куин. – Это я все испортил, и я отнесу вас в комнату, мисс Джорджиана. Вы подвернули лодыжку. – Он поднял ее на руки – она была почти невесома. Герцог словно держал птицу, одни легкие кости и перья.

Джорджиана не вскрикнула, а лишь обеспокоенно вздохнула.

– Оливия, вам придется нас сопровождать, – бросил Куин через плечо. – Я отнесу вашу сестру вверх по лестнице, а вы пойдете с нами.

Не дожидаясь ответа, он вошел в открытые двери. Вокруг раздались голоса, все расспрашивали, что случилось с Джорджианой.

– Всего лишь подвернула лодыжку, – повторяла Оливия, шагая впереди.

– Со мной все в порядке, – спокойно отвечала Джорджиана. – Я немного отдохну и вернусь в зал.

– Я передам вас вашей служанке, – заявил Куин так, чтобы все его слышали. – Конечно, вам решать, возвращаться или нет. Никто не захочет, чтобы вы танцевали с поврежденной лодыжкой, мисс Джорджиана.

Болтая о разной чепухе, они добрались до лестницы. Куин начал подниматься, размышляя, какие разные все-таки сестры. Джорджиана была словно пушинка в его руках. А мысль о том, чтобы нести вот так Оливию, нести ее наверх в спальню…

Он зашагал быстрее и, поднявшись, отошел в сторону, давая Оливии пройти.

Как только они оказались в комнате, Джорджиана вежливо, но твердо освободилась и сделала реверанс.

– Благодарю, что спасли меня, ваша светлость.

– Рад услужить, в конце концов, это я стал причиной неприятности. И думаю, нам надо называть друг друга по имени. – Он поцеловал ее руку. – Близкие называют меня Куином.

В глазах Джорджианы появилось странное выражение, которого герцог не мог понять, как в случае с Оливией.

– Могу я называть вас Джорджи? Это имя вам идет.

Она кивнула.

– Это честь для меня. Оливия, я спущусь примерно через полчаса. Еще раз спасибо, ваша светлость.

– Меня зовут Куин, – повторил он.

Джорджиана была серьезной молодой женщиной, ее глаза никогда не улыбались.

– Конечно, – согласилась она, закрывая за ними дверь.

Оливия, нахмурившись, глядела на дверь, но Куину было все равно, что думала или чувствовала Джорджиана. Он быстро огляделся, к его огромному облегчению, поблизости никого не было и никто не мог их видеть. Крепко схватив Оливию за руку, он потянул ее за собой по коридору, распахнул дверь спальни и втащил внутрь, словно непослушного ребенка.

– Что это вы делаете? – сердито прошептала она.

Куин не только прекрасно отдавал себе отчет в своих действиях, но и знал, о чем думает сейчас Оливия. Она могла возражать и спорить, но он научился читать по ее глазам.

Он молча закрыл дверь, прижал к ней Оливию и прикоснулся к ее губам. И снова между ними запылал неудержимый огонь страсти.

– Куин! – вскрикнула она, но он уже прильнул к ее губам, не в силах ни о чем думать, потому что его тело сгорало от желания. Ему хотелось прикоснуться к ней, обладать ею.

– Ты мне нужна, – сбивчиво произнес он, подхватил Оливию руками и прижал к себе. – Оливия! – глухо повторил Куин, словно умоляя. Она приподнялась на цыпочки и целовала его, но этого было недостаточно.

Он быстро уложил ее на постель и медленно опустился сверху. Он хотел, чтобы Оливия поняла, что он собирается сделать.

Она что-то неразборчиво пробормотала и принялась целовать его. Ее тело было мягким и податливым, пальцы запутались в его волосах.

Так они лежали довольно долго. Их поцелуи были не такими, как представлял себе Куин. Ему казалось, что он прекрасно знает все о поцелуях: всего лишь легкое прикосновение губ.

Однако сейчас все совершенно иначе. Это был и ад, и общение – все в одном. Каждое касание с невероятной силой отдавалось во всем его теле: ласковое прикосновение ее пальцев к его волосам, и вот через секунду они уже болезненно сжались. Ее сладкое дыхание с ароматом чая и лимона. Чуть слышные гортанные звуки, которыми она будто подбадривала его, без слов говорила ему, что…

Куин отпрянул, глядя на Оливию, властно провел рукой по ее шее, плечам, груди. Она задрожала и собиралась было что-то сказать, но он приложил палец к ее губам. Через мгновение палец скользнул внутрь. Куин застонал, и его тело содрогнулось.

Ему удалось собраться с мыслями.

– Я не женюсь на Джорджиане, – выпалил он, потому что никогда не умел говорить красиво, хотя с Оливией все было проще.

Она распахнула глаза и застыла.

– Боже мой, я самая ужасная сестра на свете! Дай мне встать!

Он покачал головой и провел пальцем по ее лицу.

– У тебя такая красивая кожа.

– Меня тошнит, – свирепо произнесла она. – А ты пытаешься меня соблазнить!

– Да!

– Перестань! И дай мне встать.

Куин нехотя перекатился на бок, не разжимая объятий.

– Я не могу жениться на ней, но это не имеет к тебе никакого отношения.

– Лжец. – Она гневно посмотрела на него, и он встретил этот взгляд. Оливия была словно пламя.

– Я никогда не лгу.

– Ты лжешь сейчас. Если бы ты никогда не встретил меня, то женился бы на Джорджи, и вы были бы счастливы, как два клопа под матрацем или два алхимика в лаборатории, если точнее.

– Конечно, я не могу быть уверен на все сто процентов, но мне так не кажется. Только когда моя мать пригласила в дом леди Алтею и мисс Джорджиану, я понял, что не могу жениться на той, кого она выберет для меня.

– Она сделала правильный выбор, – упорствовала Оливия. – Вы прекрасная пара. То, что происходит между нами, всего лишь лесной пожар, как ты сам сказал. Это пройдет. Огонь угаснет. Пожалуйста, дай мне встать.

– Я не совсем понимаю, что такое любовь, особенно любовь между мужчиной и женщиной, о которой столько говорят. Но осмелюсь сказать: чувство, которое я испытывал к Еванджелине, некоторые могли бы назвать любовью. Хотя скорее она мне нравилась, или же то была лишь страсть.

Оливия замерла и коснулась его щеки.

– Мне жаль.

– Наш брак не удался. Она не любила меня, и ей хотелось быть с другими мужчинами. Нам было трудно. Но мне она все равно нравилась, даже когда наставила мне рога и сбежала. Я ничего не мог с собой поделать. Знаю, это глупо.

Оливия наклонилась и поцеловала его в губы.

– Ты должен гордиться своей верностью. Ты замечательный, Куин.

– Нет, я глупец. Я должен был остановиться.

– Не думаю, что мы можем выбирать, влюбляться или нет.

– Верно. Я согласен с тобой. И я действительно никогда не лгу.

Она покачала головой.

– Мне надо вернуться вниз на случай, если Джорджи решит прийти на бал.

– Я кое-что хотел тебе сказать. – Куин пытался вспомнить, но не мог отвести взгляд от ее полных губ.

– Ты никогда не лжешь, – ответила она, садясь и отводя глаза. – Это я поняла.

– Мне бывает непросто понять некоторые слова.

Оливия обхватила колени руками и уткнулась в них подбородком, с любопытством глядя на Куина.

– И все же ты один из самых умных людей, которых я встречала.

– Только потому что ты не была в университете.

Оливия хмыкнула.

– Многие не пожелали бы услышать подобный комплимент и стали бы настаивать, что я преувеличиваю.

– Как я уже сказал, я никогда не лгу. Вполне возможно, я один из самых умных людей, встреченных тобой. Но это не делает меня самым умным на свете. Вспомни, как я был влюблен в Еванджелину.

– Это лишь доказывает, что ты тоже человек.

– Жалкое доказательство, – сухо ответил Куин. – Я просто не смог бы произнести вслух эти клятвы, если бы они ничего для меня не значили.

– Клятвы? Ах да, клятвы у алтаря.

– Любить тебя и заботиться о тебе… Пока смерть не разлучит нас.

– Бедная Еванджелина.

– Она уже в прошлом. Но я не могу сказать эти слова кому угодно. Они много значат для меня. Они обладают силой.

– Даже если Еванджелина не уважала их?

– Да. Знаешь, как она умерла?

Оливия крепче обхватила колени.

– Нет.

– Она собиралась оставить меня. Решила бежать во Францию со своим любовником, этим нелепым существом по имени сэр Бартоломью Фоплинг.

Оливия закашлялась.

– Я не шучу. Фоплинг был очень одаренным человеком: мог петь на нескольких языках, танцевать, и у него всегда были выглаженные галстуки. Они взяли с собой Альфи. – Куин замолчал. – И отправились во Францию, хотя собирался шторм. Их предупреждали не садиться на лодку, но Еванджелина подкупила капитана. Она была в ужасе, потому что я преследовал их, боялась, я ее поймаю.

– Ты уверен, что хочешь это рассказывать?

– Почему нет? Твоя служанка расскажет тебе то же самое.

– И ты преследовал ее?

– Я чуть не загнал лошадь, но опоздал. Ужас в том, что та пристань по-прежнему снится мне. Я не догнал их, передо мной было лишь море в белых барашках пены. Лодка затонула в паре миль от берега.

Они помолчали.

– Полагаю, – медленно произнесла Оливия, – будущей герцогине не пристало произносить неприличных слов, особенно когда дело касается умерших. Поэтому, стараясь избегать ругательств, я лишь скажу, что твоя жена, Куин, была дурой.

На его губах появилась легкая улыбка.

– Это было давно. Пять лет назад. Почти целая жизнь.

– Глупости. Разве можно пережить потерю любимого человека? Особенно ребенка.

– В любом случае я не могу жениться на Джорджиане, – повторил герцог и добавил: – Никогда.

– Мне кажется, ты бы мог со временем полюбить ее или она начала бы тебе нравиться.

– Еванджелина была мне неверна, но я никогда ей не изменял. Я был настолько ослеплен страстью, что порой сомневался, сумею ли сдержать себя. Конечно, мне это все-таки удавалось.

По ее лицу пробежала тень.

– Еванджелина отказалась от того, о чем мечтает каждая женщина в королевстве. Она этого не заслуживала.

– Заслуживала или нет, но у нее это было. Когда я нес твою сестру по лестнице, я не почувствовал ничего.

Оливия нахмурилась.

– У Джорджи великолепная фигура. Она прекрасна во всем.

– Я как будто нес на руках ребенка – длинные ноги и волосы.

– Она элегантна. Я бы все отдала за такую фигуру, как у нее.

– Правда?

– Конечно. Я всегда хотела выглядеть как она. Правда, видимо, недостаточно сильно, чтобы отказаться от еды.

– Это безумие. У тебя есть все, чего нет у нее.

Оливия собралась было спорить.

– Все, чего нет у нее.

Она нахмурилась.

– Включая меня.

Глава 18
Безумие во всех его проявлениях

Последние слова, произнесенные Куином с таким типичным для него спокойствием, потрясли Оливию до глубины души.

– Что? – прошептала она. – О чем ты говоришь?

– Я говорю, что ты мне нравишься. Странно, но кажется, ты мне нравишься больше, чем Еванджелина. Возможно, я сошел с ума. – Он помолчал. – Других признаков сумасшествия я не вижу, поэтому предполагаю, что это лишь человеческая слабость. Не хотелось бы причислять ее к недостаткам.

Оливия недоверчиво покачала головой.

– Возможно, я из тех мужчин, кто повинуется лишь голосу вожделения.

Оливия глубоко вздохнула.

– Я польщена. Уверяю, ни одна женщина не станет возражать, если ее назовут желанной. Но ты должен меня выслушать, Куин. Я не предам Руперта, особенно когда он в другой стране и участвует в сражении. И кроме того, я никогда не предам сестру. Ты почти целый час просидел с ней в саду. Ты нес ее на руках по лестнице. Ты ухаживал за ней.

– Я был не более почтителен с ней, чем с любой другой молодой женщиной под крышей моего дома.

– И сидел с ней на скамейке почти час? Не могу представить, чтобы на ее месте была другая гостья.

– Твоя сестра очень умна, мы говорили о науке. С ней приятно беседовать. Однако сорокапятиминутная беседа не означает, что я на ней женюсь.

– Вообще-то у Джорджианы есть основания ожидать предложения руки и сердца. И я никогда не встану у нее на пути. Если вы не поженитесь по какой-либо другой причине, так тому и быть. Но я не хочу, чтобы говорили, будто я украла ее будущего мужа.

Оливия встала.

– Мне надо заколоть волосы.

Куин порывисто подскочил к ней.

– Не выходи за меня, – сказал он, крепко обнимая ее.

– Не выйду! – Но ее голос дрогнул.

– Просто не притворяйся, будто не мечтаешь об этом. Будто между нами нет ничего большего, чем было между мной и Еванджелиной, между тобой и Монтсурреем или даже твоей сестрой.

Сердце Оливии билось так громко, что ей казалось, герцог может услышать его стук.

– Не думаю, что это имеет значение.

– Не имеет значения? – взревел он. – А что тогда имеет значение? Что?

– Тише! Если нас здесь поймают, мне придется выйти за тебя замуж, и я никогда тебя не прощу.

Герцог привлек ее ближе.

– Ты не понимаешь меня, потому что никогда не теряла близких. Ничто не имеет большего значения, ни наука, ни математические теории, ни титул и земли. Ничто…

– Есть еще честь, – ответила Оливия, чувствуя, как ее сердце пронзила боль. – Моя честь. Я не могу предать Руперта и сестру.

Его взгляд изменился.

– Твоя любовь не так безгранична, как море, и не так глубока.

– Я никогда не говорила, что люблю тебя, тем более не использовала эти метафоры, – спокойно возразила Оливия. – Я тебя едва знаю.

Его пальцы сдавили ее бедра, словно он собирался спорить. По телу Оливии пробежала дрожь. Герцог знал, что она чувствует.

Однако все же отпустил ее.

– Моя мать всегда говорила: когда дело касается чувств, я безнадежно глуп. Я редко поддаюсь эмоциям, но если это случается, я словно схожу с ума.

Оливия расправила платье, избегая смотреть герцогу в глаза. Она испытала то же безумие, хотя и не могла в этом признаться. Если бы она сделала это, он бы овладел ею. Это было видно по его глазам. Он закричал бы «Ты моя!» и созвал бы в комнату всех гостей.

И ей бы пришлось жить с разбитым сердцем, зная, что она предала собственную сестру.

Нет.

– Я возвращаюсь к себе в комнату, а потом спущусь вниз, – сказала Оливия. – Если ты сейчас же присоединишься к гостям, скорее всего никто не заметит нашего отсутствия.

Герцог поклонился, и Оливия вышла из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Оливия вернулась в комнату сестры. Сердце ее все еще бешено билось.

– Джорджи?

Джорджиана безмятежно сидела у камина и читала книгу.

– Уже прошло достаточно времени, и я могу спуститься вниз?

– Полагаю, ты успела отдохнуть, – ответила Оливия, с трудом улыбнувшись.

– Как думаешь, мне стоит притвориться, будто я хромаю?

– Конечно, нет. Ванна из уксуса и холодной воды помогла, но вряд ли ты захочешь делиться такими подробностями с гостями. Хотя, возможно, тебе не стоит танцевать.

– Вот и хорошо. Я не люблю танцевать. – Джорджиана поднялась и пригладила волосы перед зеркалом.

– Не любишь танцевать? – удивленно переспросила Оливия. – Я и не знала.

– Похоже, в положении герцогини мне многое не по душе. К примеру, танцы. И мне неинтересно болтать о вышивке, как, например, с матерью Алтеи. Целых два часа.

– Ты болтала? Я, кажется, впала в какое-то оцепенение.

– Если бы поблизости был гроб, я бы с радостью бросилась в него.

– Джорджи! Ты сама на себя не похожа! – рассмеялась Оливия.

– Думаю, я как раз становлюсь собой. В саду мы с герцогом беседовали про свет.

Оливия перестала смеяться.

– Конечно, это было намного интереснее, чем разговоры о вышивке.

– Как несправедливо, что я не могу поступить в университет. – Глаза Джорджианы пылали, словно у связанного сокола. – А ведь я могла бы учиться, Оливия. Учиться, как он. Может быть, даже лучше.

– Правда?

Джорджиана кивнула.

– Я совсем ничего не знаю. Но я бы научилась. Это то же самое, что учиться быть герцогиней, только намного интереснее! – в отчаянии выкрикнула она.

Оливия замерла.

– Хочешь сказать, ты училась быть герцогиней, только потому, что больше учиться было нечему?

Джорджиана прошла в коридор.

– Ты слишком эмоциональна. Перед нами поставили задачу. Мы могли бы провалиться или преуспеть. Я выбрала второе. Ты же позволила чувствам встать на пути.

Оливия схватила сестру за руку.

– Джорджи!

– Да? – Взгляд ее был холоден.

– Ты на меня сердишься?

Джорджиана смягчилась.

– Нет, конечно, нет. Я сержусь, потому что мне пришлось учиться быть женой герцога. Даже если бы речь шла об ученом, меня бы это не устраивало.

– Ты сама хочешь быть ученым!

Джорджиана кивнула.

– Мне было интересно беседовать с герцогом. Но в то же время я испытывала такое негодование, что еле сдерживала себя.

Оливия поцеловала сестру в щеку.

– Ты могла бы изучать что угодно, Джорджи.

Джорджиана небрежно пожала плечами – явный признак того, что она была на грани отчаяния.

– Правда! – продолжала Оливия, закрывая за собой дверь спальни. – Зачем тебе университет? Все уже написано в книгах, и мы можем достать любые.

– Хочешь сказать, вы с Рупертом?

– Да, и мы могли бы вызвать профессора из Оксфорда или Кембриджа. Мы заплатим ему, чтобы он научил тебя всему, чего нет в книгах. Ты все быстро освоишь, Джорджи!

– Да, это возможно.

– Когда ты выйдешь замуж за Сконса, то сможешь покупать любые книги и, конечно, обсуждать все с ним. Естественно, мы с Рупертом неподходящие собеседники для тебя.

Джорджиана сделала несколько шагов по коридору, но остановилась.

– Знаю, я говорила тебе, что он идеальный мужчина, Оливия, но все же это не так. Между нами нет никакой искры.

– Возможно, появится со временем? – с трудом выдавила Оливия.

– Я правда думала, что когда встречу идеального мужчину, то почувствую что-нибудь. Желание быть с ним. Страсть, любовь, назови, как хочешь. Сначала мне казалось, будто то же самое я испытываю к Сконсу. Мне нравится беседовать с ним. Но я не желаю называть его этим глупым именем – Куин.

– Тебе не нравится его имя?

– Похоже на название фрукта.[3]3
  От quince (англ.) – айва.


[Закрыть]

Оливия смотрела ей вслед, пытаясь подавить захлестнувшее ее чувство радости и облегчения.

– И даже если бы он не был похож на зебру, он все равно не смотрит на меня так, как на тебя, – бросила Джорджиана через плечо.

– Это неправда, – вяло возразила Оливия.

– Я не глупа! – воскликнула Джорджиана. – Возможно, я и хотела выйти замуж за Сконса, пока не узнала его получше. Но даже если бы я по-прежнему мечтала об этом, я не кость, которую ты можешь швырнуть ему лишь потому, что чувствуешь себя виноватой и отказываешься признать собственные чувства.

– Я и не считаю тебя костью!

Джорджиана пронзительно взглянула на сестру.

– Если он тебе нужен, Оливия Литтон, возьми его. Ради Бога, он ведь герцог! У тебя есть шанс осчастливить маму и самой стать счастливой. Скоро вернется Руперт, но вряд ли он станет умнее, чем прежде. Чего же ты ждешь?

– Я не могу предать Руперта, – слабым голосом произнесла Оливия.

– Ты предала бы его, если бы отдала Люси бродячему лудильщику. Не думаю, что Руперт будет горевать больше пяти минут, если ты откажешься стать его женой.

– Я боялась предать тебя, – с трудом произнесла Оливия.

Джорджиана ослепительно улыбнулась.

– Если бы герцог был мне нужен, я бы вызвала тебя на дуэль. На рапирах. На рассвете. Но я не стану этого делать.

Оливия крепко обняла Джорджиану, стараясь не смять ее прическу.

– Мы дадим тебе наследство, Джорджи. Ты это прекрасно знаешь.

– Да. – Когда они входили в зал, Джорджиана впервые за много лет выглядела по-настоящему счастливой. – Не забудь. Потому что я не собираюсь занимать твое место и выходить замуж за Руперта. Мне все еще не по себе при мысли о той сцене в библиотеке. Я лучше останусь старой девой. Если у меня будет достаточно книг для чтения, все будет хорошо.

– Ты можешь делать все, что пожелаешь, – сказала Оливия, и по ее телу пробежала волна жара. – Вполне достаточно одной жертвы на герцогский алтарь.

Джорджиана весело рассмеялась, и на них сразу обернулись два джентльмена.

– Если ты принесешь эту жертву, то мы все будем очень счастливы.

Щеки Оливии запылали.

– Знаю…

Джорджиана легко коснулась ее щеки.

– Ты этого заслуживаешь, ведь ты была так добра к Руперту. Знаешь, мы сможем найти ему жену. Не Алтею, но какую-нибудь добрую и понимающую девушку.

– Которая достаточно умна, чтобы управлять имением. Ты правда думаешь…

Джорджиана усмехнулась и взглянула в сторону.

– Боже мой, кажется, герцог танцует с Аннабел Тревельян. Вот уж она-то с радостью стала бы герцогиней.

Оливия резко повернулась, услышала смешок Джорджианы и увидела герцога, который с мрачным видом стоял у стены и глядел на танцующих.

– Он встал так, чтобы видеть тебя, – шепнула ей на ухо Джорджиана. – И если ты пройдешь в библиотеку, он последует за тобой.

– Я не посмею. – Сердце Оливии бешено колотилось.

– И это самая храбрая женщина? – укоризненно произнесла Джорджиана. – Женщина, которая вошла в кабинет отца с Рупертом, зная, что скоро должно произойти самое неприятное событие? Ты ведь смелая, Оливия.

Она глубоко вздохнула. В этот миг Куин повернул голову. Джорджиана была права: он искал Оливию.

Он любил ее. Или, скорее, она ему нравилась.

Почти ничего не видя, Оливия прошла в зал под смех Джорджианы. Взглянула на Куина, приглашая его следовать за собой.

Он выпрямился, и его глаза блеснули. Оливия пробиралась сквозь толпу гостей, останавливаясь, чтобы ответить на приветствия и отказываясь от предложений потанцевать. Это была игра, самая захватывающая игра, в какую она когда-либо играла.

Куин шел за ней. Оливия могла бы поспорить, что он не устоял перед ее взглядом. Власть опьяняла, кровь кипела, колени ослабели.

Оливия вошла в библиотеку.

В тихой комнате никого не было, кроме слуги. Герцогиня не хотела, чтобы гости уединялись, и поэтому в каждой комнате разместила слуг.

Оливия кивнула ему.

– Все хорошо, Робертс?

Узнав ее, слуга успокоился.

– Пока только три пары, – с улыбкой ответил он.

– Дай догадаюсь… Книга для пари на месте?

– В каждой комнате. По два пенса за комнату. Я сделал ставку, что эту попытаются использовать пять пар.

Дверь отворилась. Оливии не было нужды оборачиваться, сам воздух становился другим, когда герцог был рядом.

– Робертс. – От глубокого голоса Куина по ее спине пробежала дрожь. – Ее светлость ожидает вас.

Робертс был слишком хорошо вышколен, чтобы позволить себе выразить любопытство. Он поклонился и тихо вышел.

Оливия обернулась.

Куин был великолепен: широкие плечи, казавшиеся еще шире под темно-синим сюртуком из тончайшего сукна, подчеркивавшим зеленый цвет его глаз.

Выражение этих глаз заставило ее отступить.

– Куин! – вскрикнула Оливия, словно глупая тринадцатилетняя девчонка.

– Ты позвала меня, – прямо произнес он. – И я пришел, Оливия. Надеюсь, ты была серьезна, потому что я не смогу устоять перед тобой.

Она не знала, что сказать. Он был так красив – худой, сильный, мускулистый. Даже волосы у него необычные.

А она полная и непривлекательная.

В два шага он преодолел разделявшее их расстояние. Они были так близко, и от этого разница между ними становилась острее. Невероятно! Куин поднес руки Оливии к губам, и по ее спине снова пробежала дрожь.

– Я толстая, – выпалила она.

– Нет, ты самая прекрасная, чувственная женщина, какую я когда-либо видел. – Взгляд Куина медленно скользнул по ней. Все ее тело охватил огонь.

– Я хочу тебя, – произнес он. – Я хочу упасть на колени и боготворить твои бедра. – Он быстро провел рукой по изгибам ее тела – интимный жест, который может позволить себе мужчина лишь наедине со своей женой.

Но Оливия не вынесла бы, если позже он бы пожалел о содеянном, если бы в его глазах она вдруг увидела разочарование, как у своей матери. Она поспешно заговорила:

– Я не смогу стать хорошей герцогиней. Не думаю, что я по душе твоей матери. Она бы предпочла, чтобы ты женился на Джорджиане. Уверена, сама мысль о том, что ты можешь жениться на мне, приведет ее в ужас.

– И поэтому в моем имении есть отдельный дом. Я женюсь не на своей матери, а на тебе. – Взгляд серо-зеленых глаз Куина был таким… Оливия и представить не могла, чтобы мужчина так смотрел на нее.

– Я отпускаю грубые шутки. У герцогини не должно быть такого чувства юмора.

Его лицо было спокойным, но глаза смеялись.

– Я знаю одно такое стихотворение, которому научил меня мой кузен Перегрин, когда мы были детьми. «Раз у дамы возникла охота…»

Куин замолчал. Щеки Оливии порозовели.

– Посидеть на колючках осота… – тихо продолжила она.

– По правде говоря, я никогда этого не понимал. Но когда начинаешь объяснять подробно, стишок перестает быть смешным. Ты уверена, что хочешь быть с человеком, который любит неприличные шутки и к тому же всякий раз должен просить объяснить их?

– А ты уверен, что хочешь быть с женщиной, которая не разделяет твою любовь к науке? Боюсь…

– Чего, милая?

– Тебе будет со мной скучно. Я не могу рассуждать о природе света, а если ты начнешь рассказывать о математических функциях, я засну. Я не отличаюсь особым умом.

– Но ты разбираешься в чувствах, а я нет. Это не значит, что мой ум ничего не стоит. Нам нравятся разные вещи. Зачем мне докучать тебе математикой? Вместо этого ты можешь научить меня смеяться.

Оливия с трудом сдерживала слезы.

– Ты научишь наших детей неприличным стишкам? – спросил Куин.

Она задумалась.

– Возможно.

– Тогда сначала научи меня. Стыдно признать, но Альфи никогда не учил стихов.

Он обхватил ее за плечи, пальцы скользнули в ее волосы, играя с прядями.

– Знаешь, впервые после смерти Альфи я хочу говорить о нем. Я произнес его имя вслух и мне больше не кажется, будто я падаю в черную пропасть.

Оливия сглотнула.

– Возможно, мы назовем одного из наших детей этим злополучным именем, Альфингтон? – тихо произнес он. – Чтобы помнить о нем.

– Куин, – прошептала она. Они оба прекрасно знали ответ. – Как думаешь, сколько у нас будет детей?

– Много? – Он пристально смотрел ей в глаза. – Я всегда хотел, чтобы дом был полон детей, чтобы никто не чувствовал себя одиноким.

Сердце Оливии сжалось при мысли о будущих одиноких герцогах, Куине и Альфи.

– Поэтому ты и запускал воздушных змеев, чтобы Альфи не чувствовал себя одиноким?

– Еванджелина не хотела детей. Она была в ужасе от изменений, произошедших с ее телом. Хотя мне нравилось, как она выглядит.

– Правда?

– Мне казалось, она никогда не была более прекрасной, а она считала себя отвратительной. Целых два года не позволяла прикоснуться к ней и видеть ее обнаженной.

– Значит, она не всегда изменяла тебе?

– Всегда, – спокойно ответил Куин, словно они говорили о погоде. – К своим любовникам она относилась по-другому.

Уже в который раз Оливия подумала, что не следует высказывать вслух свое мнение об Еванджелине.

– Я не хочу говорить о бывшей жене. Предпочел бы вообще не упоминать ее имени.

– Ты уверен? По сравнению с тобой, Куин, я совершенно обычная.

Он с таким удивлением взглянул на нее, что Оливия не могла сомневаться в его искренности.