Текст книги "Ночь поцелуев"

Глава 26

Как выяснилось, информационная атака леди Дагобер увенчалась успехом задолго до полудня. Кейт узнала о позоре Бекхема утром, когда Розали подала горячий шоколад, а подробности услышала несколько позже, в розовой гостиной, где дамы собрались по приглашению леди Арабеллы, чтобы узнать, как превратить в изящный ридикюль муфту из лебяжьего пуха. Урок давала горничная мисс Старк.

Впрочем, ни муфта, ни ридикюль никого особенно не интересовали. Все были заняты обсуждением важной новости и спешили сообщить Эффи, что никогда не доверяли Бекхему, а ее всегда считали святой.

– Покажите, как именно вы держали вилку, – попросила Генри и схватила с чайного подноса серебряный образец. – Куда интереснее научиться сверлить отверстия в таком нахале, как Бекхем, чем узнать, каким образом превратить в ридикюль любимую муфту. Так? Или так?

Кейт рассмеялась: крестная забавно тыкала вилкой в воздух, словно пыталась фехтовать.

– Ой, даже не знаю, – смутилась Эффи. – Все произошло невероятно быстро. Просто я поняла, что надо защищаться, и сделала первое, что пришло в голову.

– Надеюсь, что я еще не в том возрасте, когда мужчина способен постесняться предложить мне нечто неприличное. – Генри решительно подняла вилку. – Смотрите, какое грозное оружие. Я уверена, что при первой же возможности смогу нанести серьезный удар. А может быть, даже удастся убедить мужа в необходимости тренировки.

Леди Дагобер подняла глаза от небольшого стола, за которым писала краткие послания всем, кто, на ее взгляд, имел вес в обществе.

– Мне кажется, тыкать вилкой в мужей аморально.

– Это потому, что сама она предпочитает отхаживать своего Дагобера дубинкой, – негромко пояснила Генриетта.

– Давайте поговорим о завтрашнем бале! – воскликнула Арабелла, бросив на мать настороженный взгляд. – Какой наряд вы выбрали, мисс Долтри? У вас такой тонкий вкус. Наверное, наденете свои чудесные хрустальные туфельки?

Не успела Кейт открыть рот, как Генри снова взяла инициативу в свои руки.

– Хрустальные туфельки? Это еще что за чудо? Наверное, из-за дурацкой поездки в Европу я опять пропустила что-то важное.

– О, это самые замечательные туфли на свете! – восторженно затараторила Арабелла. – Мисс Долтри ввела их в моду нынешней весной. Я тоже о таких мечтаю, но мама никак не соглашается купить.

– Стоят столько, что вполне могли бы быть бриллиантовыми, – вставила леди Дагобер, снова подняв голову. – Пустая трата денег.

– А что, если разобьются и порежут ногу? – заинтересованно спросила Генри. – Да и поскользнуться недолго. Нет, я бы, наверное, хрусталю не доверилась.

– На самом деле они сделаны не из настоящего хрусталя, – объяснила Кейт, пытаясь вспомнить, что говорила о туфлях Розали. – Да, я обязательно их надену.

– Модные вещи всегда ужасно дороги, – высказала свое веское мнение леди Роут. – В прошлом году, во время всеобщего сумасшествия, моя гардеробная была завалена страусовыми перьями. Стоили они немало, да к тому же оказались непомерно тяжелыми: у меня на тюрбане было семь штук, и от них постоянно болела голова.

– Я надену платье из золотистых брюссельских кружев на белом атласном чехле, – сообщила графиня. – И белый тюрбан с восемью перьями – разумеется, тоже белыми. Меня такой плюмаж нисколько не тяготит.

– Белое, белое, белое, – проворчала Генриетта. – Можно подумать, что она невеста. Почему никто не объяснит, что поле, покрытое снегом, выглядит намного обширнее такого же, только вспаханного?

– Генри! – со смехом воскликнула Кейт.

– Да, девочка, ты права: это поле не пахали уже много лет.

– Я надену шелковую тунику, – мечтательно произнесла Эффи. – А что же все-таки наденете вы, Виктория? Так интересно!

Кейт понятия не имела.

– Я привезла три-четыре наряда на выбор, – беззаботно откликнулась она. – Но обычно принимаю решение в последнюю минуту.

– А прическу сделаете в греческом или в римском стиле? – полюбопытствовала леди Арабелла.

– Право, пока даже не знаю, – ушла от ответа Кейт и незаметно ткнула локтем Генриетту, чтобы та перевела разговор в другое русло. – Мое последнее увлечение – парики.

– Я тоже привезла роскошный парик, – гордо похвасталась Арабелла.

– Джентльменам парики не нравятся, – снова подала голос графиня. – Я ведь уже много раз тебе говорила, Арабелла, что мужчина смотрит на волосы женщины, чтобы понять, насколько она плодовита.

Все растерянно замолчали.

– Хорошо, что я люблю парики, – наконец нашлась Генриетта. – В ином случае три моих супруга смотрели бы в другую сторону.

– Прошу извинить маму, – негромко произнесла Арабелла.

– Я тебя слышу, дочка, – отозвалась графиня. – Если необходимо, могу извиниться сама. – Она посмотрела на леди Роут. – Простите, Генри. Не стоило говорить о плодовитости в вашем присутствии.

– Дела давно минувших дней, – пожала плечами Генриетта. – Но заметили ли вы, Мейбл, что впервые назвали меня тем именем, которое я предпочитаю?

– Больше никогда этого не сделаю. – Графиня вернулась к письму. – Чрезвычайно вульгарно использовать в светском разговоре домашние прозвища.

– Всегда чувствовала в себе крайнюю вульгарность, – пожала плечами леди Роут.

– Я вам объясню, что такое настоящая вульгарность, – строго продолжила леди Дагобер. – Вульгарность – это то, как мисс Эмили Джилл строит глазки принцу. Хотя, надо заметить, молодой человек действительно похож на героя романа.

– К тому же на весьма привлекательного героя, – подчеркнула Генри.

– Да, он весьма недурен, – согласилась леди Дагобер. – Но не стоит забывать о том, что он иностранец, принц и гостеприимный хозяин. К тому же сегодня должна приехать русская княжна, его невеста. А Эмили Джилл пожирает его взглядом, как будто он божество или что-нибудь подобное.

– Нет уж, только не это! – Леди Роут явно была шокирована. – Все эти боги абсолютно голые – во всяком случае, мраморные, те самые, которые лорд Элгин вывез из Парфенона и выставил в Британском музее. Я долго их рассматривала, так что знаю, о чем говорю.

– Как вам будет угодно, – обиделась графиня.

– Эмили влюблена, – вступила в разговор Арабелла. – Вчера рассказала мне, что принц ей улыбнулся, и сердце внезапно забилось с такой скоростью, что она едва не упала в обморок.

– Даже без русской княжны он все равно бы на ней не женился. Этот замок, должно быть, требует колоссальных средств. – Леди Дагобер посмотрела по сторонам. – Взять хотя бы слуг: наверняка они ему обходятся в несколько тысяч фунтов в год, никак не меньше.

– Ах, если бы у меня было состояние, – грустно вздохнула Арабелла. – Он такой красавчик!

– Нет уж, охотник за богатством мне не нужен! – отрезала ее матушка и, решительно поставив росчерк в конце последнего письма, кивнула лакею: – Будь добр, отправь вот эту стопку с вечерней почтой.

– Вы исключительно добры, – робко пробормотала Эффи. – Я уверена, что мама сказала бы то же самое, но она так разволновалась из-за отъезда лорда Бекхема, что слегла.

– Ваша мама ведет себя словно цыпленок в дождливую погоду, – кивнула графиня. – Письма – средство верное, должно подействовать. Даже если негодник и сумеет сбежать с корабля, на который принц его определил, показаться в приличном обществе все равно не посмеет. Я написала всем, кого знаю. А тех, кого не знаю, и знать ни к чему.

– Право, огромная любезность, – повторила Эффи.

– Сообщила радостную новость всем заинтересованным особам, в том числе и бывшей мисс Уоддерспун, – гордо продолжала графиня. – Бедняжка оказалась первой жертвой распутного Бекхема. К счастью, была обручена с колыбели… знаете, кто она сейчас?

Леди Роут нахмурилась, вспоминая, а Кейт, Арабелла и Эффи покачали головами.

– Герцогиня Калверт! – торжественно провозгласила графиня. – Я написала и ей, и самому герцогу – благо знаю его с детства. Решила, что правда о жене не навредит.

– А на мой взгляд, – возразила Генриетта, – правда о второй половине всплывает уже через несколько недель после свадьбы. Если не через несколько часов.

– Так и есть, – согласилась графиня. – И все же напомнить никогда не помешает. Если Бекхем надумает снова сунуть нос в Англию, герцог немедленно его проучит. Одно лишь хотелось бы узнать…

Все посмотрели на графиню с нескрываемым удивлением. Та давно убедила присутствующих в своей безусловной осведомленности, так что признание в невежестве прозвучало неожиданно.

– Почему и зачем он это сделал?

– Мужчины подобного склада не способны остановиться, – презрительно пояснила Генриетта. – Мне уже доводилось с такими сталкиваться. Бекхем сам не обладает достоинством, а потому ищет утешения в уничтожении тех, кто осмелился оказать ему сопротивление. Как, например, наша мисс Эффи.

– С какой стати принцу понадобилось вывести Бекхема на чистую воду? – спросила графиня.

– Его высочество похож на царя Соломона, – благоговейно проговорила Арабелла. – Как только узнал о злодеянии, сразу восстановил справедливость.

– А мне кажется, благородная натура не позволяет ему терпеть присутствие подлеца! – театрально воскликнула Эффи. – И потому принц, подобно ангелу мщения, спустился с небес с карающим мечом в деснице и поразил недостойного!

– Хм, в Сент-Эндрюсе такому не учат, – нахмурилась графиня. – Не вынуждайте меня беседовать с вашей матушкой, а не то она сегодня же вечером заставит вас читать Библию.

– О, умоляю: только не рассказывайте ничего маме! – встревожилась Эффи. – Она уже и без того беспокоится, как бы сегодняшние танцы не оказались слишком утомительными. А мне не терпится увидеть русскую княжну – говорят, она приедет к ужину.

– Значит, сегодня будут танцы? – спросила графиня. – А завтра бал? Думаю, Арабелла, нам пора вернуться к себе и хорошенько отдохнуть. Я устала от бесконечных писем. Вы, Эфронсия, тоже пойдете со мной.

Эффи и Арабелла послушно встали, и спустя секунду три дамы выплыли из гостиной.

Глава 27

Леди Роут проводила их взглядом и повернулась к мисс Долтри:

– Может, тебе, милочка, что-нибудь известно о неожиданном благородном порыве принца?

– Возможно, я упомянула в разговоре о печальной участи Эффи, – осторожно призналась Кейт.

– И он, подобно рыцарю в сияющих доспехах, сломя голову бросился выполнять твое пожелание. Странно. Право странно. На твоем месте я бы насторожилась. Когда мужчина начинает вести себя как рыцарь «Круглого стола», это означает, что он, прости за выражение, намерен встряхнуть простыни. В данном случае твои.

– О нет, – слабо возразила Кейт. Воображение живо представило картину: Гейбриел в ее постели, заключает ее в объятия…

– О да, – уверенно подтвердила Генри. – Не советую играть в карты по-крупному, дорогая: твое лицо слишком красноречиво. Все грехи на виду.

– Грехи? Но я не…

– Будущие грехи, – уточнила леди Роут с иронической усмешкой. – Главное – не поставить себя в дурацкое положение. Надеюсь, знаешь, что надо делать, чтобы обезопасить себя от нежелательных последствий?

– Да, – ответила Кейт, пунцово покраснев. – Но мне это ни к чему. Я сказала ему… – Она поняла, что проговорилась, и осеклась.

– Потрясающе! – воскликнула Генриетта. – К сожалению, будущая жена нашего героя появится с минуты на минуту. Если бы позволили обстоятельства, хотела бы ты оказаться на ее месте?

Кейт покачала головой и приняла из рук крестной чашку с чаем.

– Нет.

– Но почему? Принц представителен, хорош собою и не пахнет конюшней. Бывают женихи и похуже.

– Слишком похож на моего отца, – честно призналась Кейт. – Вплоть до того, что тоже вынужден жениться на деньгах. Впрочем, он в этом не виноват, так же как не был виноват отец. Но почему-то не хочется в одиночестве лежать в темной спальне, в то время как муж будет ухаживать за другими женщинами.

Генри прикусила губу.

– Признаюсь, что испытываю чувство вины. И при этом, кажется, впервые в жизни.

– Я имела в виду вовсе не вас, хотя, честно говоря, лучше бы он изменял маме с вами, чем с Марианной. Главное заключается в том, что он попросту не любил жену, не уважал и нисколько с ней не считался. А я мечтаю о настоящем браке.

– Настоящий брак… нелегко определить, что ты вкладываешь в это понятие. Семейная жизнь сложна.

– Если в нее вступают с уважением и любовью, сложности, наверное, не так заметны.

– А почему ты решила, что принц не питает к тебе этих чувств?

– Он питает ко мне вожделение, – откровенно пояснила Кейт, – а это мало что значит.

– Без вожделения ничего не бывает, – покачала головой Генриетта. – Между мужчиной и женщиной, разумеется. Представь, например, твоего предполагаемого жениха, лорда Димсдейла. Если бы женщина смогла почувствовать к нему вожделение, чувство пришло бы само собой. В ином случае… совсем не уверена.

– Гейбриел тяготится необходимостью жениться по расчету: это противоречит его характеру, – и потому, ради самоутверждения, в свободное время ухаживает за мной. Раздумывает, не сделать ли меня любовницей. Играет в принца, влюбленного в дочку свинопаса.

Последовало долгое молчание.

– Что ж, оценка холодная, – наконец заключила леди Роут. – А мне принц видится страстным, ради любви готовым на многое.

– Ни один принц не способен на жертвы, – возразила Кейт. – Женитьба для них – результат протокола, следствие международных соглашений и объект государственного интереса.

– Но в этом отношении нельзя сравнивать его с твоим отцом.

– Мой отец должен был жениться на вас.

– Но тогда тебя не было бы на свете. Более того, я любила первого мужа. И Лео тоже люблю. Тот, кто промелькнул между ними, не был ужасным, но особого энтузиазма не внушал. Во всяком случае, всю жизнь сохнуть от несчастной любви я не собиралась.

– Невозможно представить вас в роли страдалицы с разбитым сердцем.

– Совершенно верно, – согласилась Генриетта. – Потому что я ненавижу страдать – это абсолютно бесполезное занятие.

– Хотелось бы выйти замуж независимо от материальных соображений.

– Главное – не влюбиться в того, кто намерен жениться на тебе из материальных соображений.

– Не влюблюсь, – уверенно пообещала Кейт.

– Хотелось бы верить, – покачала головой Генриетта. – Будь я в твоем возрасте, непременно сама влюбилась бы в принца.

– Ну а я найду человека, который полюбит меня ради меня самой, и отдам ему свое сердце.

– Я пытаюсь вспомнить, была ли когда-нибудь такой же молодой, как ты, но, к сожалению, прошлое тонет в густом тумане.

– Какая же я молодая? – грустно улыбнулась Кейт. – Скоро восемьдесят, как вы сказали об Эффи.

Генриетта вздохнула.

– Полагаю, у бедного Данте шансы на успех невелики? Ты ему очень понравилась – сразу видно.

– Лорд Хатауэй – замечательный человек, – заверила Кейт.

– Слишком скучен со своими бесконечными разговорами о дроздах и викариях. Думаю, в конце концов он достанется Эффи, хотя должна признаться, что сейчас девочка нравится мне куда больше, чем прежде.

– Если так, то можно считать его счастливцем. Уж она-то сумеет расшевелить любого. У этой тихони весьма драматичный характер.

– А ты обратила внимание на лицо графини в тот момент, когда мисс Старк описала принца как карающего посланника небес? Яркое воображение, ничего не скажешь. – Леди Роут поднялась. – Сегодня нам предстоит очень, очень интересный вечер. Надеюсь, русская княжна окажется настоящей красавицей… ради ее же блага.

Глава 28

Выходя из розовой гостиной вслед за крестной, мисс Долтри так и не смогла заставить себя согласиться с ее восторгами по поводу предстоящего вечера.

Разве нормально испытывать столь необузданные ожидания?

С самого утра, едва проснувшись, она не могла думать ни о чем другом, кроме обещания Гейбриела целовать, познавать ее и дарить наслаждение. А главное, разве он не сказал… не произнес волшебного слова «любить»? Что бы это значило?

Как только выяснилось, что принц исполнил свою часть договора, наваждение захлестнуло ее с новой силой. Бекхем отбыл в неведомые края, а репутация Эффи восстановилась настолько успешно, что благодаря покровительству леди Дагобер благополучного замужества можно было ожидать уже в ближайшее время.

Теперь предстояло сдержать слово и отдаться на волю его высочества.

Крестная отправилась разыскивать мужа, а Кейт медленно пошла вверх по лестнице, безуспешно пытаясь привести мысли в порядок.

Выражение «доставить наслаждение» звучало… звучало многообещающе, согревало тело и радовало душу, а говоря точнее, разжигало кровь и доводило до безумия. Кейт поймала себя на том, что поминутно оглядывается, словно ждет, не появится ли из-за угла принц.

Потребовалось немало выдержки, чтобы не вернуться в гостиную или, что было бы еще хуже, не спросить Бервика, где можно найти его брата.

Мысль о возможном падении привела в ужас. Кейт собрала волю в кулак и быстро зашагала по коридору в западное крыло.

Да, каким бы ни оказался поцелуй, принять его все равно придется. Но вот унижаться, демонстрируя собственное лихорадочное состояние, вовсе не обязательно.

Да, она пройдет через все, что он задумал, не теряя достоинства. От этой мысли сердце Кейт забилось еще громче, и она ускорила шаг.

Стоило ли удивляться, что, едва завернув за угол и войдя в картинную галерею, она сразу на кого-то налетела?

Не на Гейбриела – это она знала точно, – потому что в данный момент все ее существо было настроено на характерный пряный, мужественный аромат, а от этого человека исходил легкий запах свинарника, не до конца заглушенный цветочным мылом.

– Ваша светлость! – Кейт поспешно присела в реверансе перед князем Фердинандом, дядюшкой принца. – Прошу простить, задумалась.

– Мисс Долтри, не так ли? – осведомился экстравагантный джентльмен. Седые волосы воинственно топорщились на макушке, а на носу блестело золотое пенсне. – Ничего страшного, моя дорогая. Вот рассматриваю картины – пытаюсь понять кое-какие страницы истории рода Поумроев. Видите ли, история – вещь чрезвычайно важная.

Он стоял перед портретом важного длинноносого патриарха.

– Это первый из них. Похоже, в середине пятнадцатого века именно этот парень и построил замок.

– А сколько времени прошло с той поры, как здесь поселились Поумрои? – поинтересовалась Кейт. Смущение быстро уступило место любопытству.

– Несколько веков, – ответил князь Фердинанд. – Не далее как сегодня утром я изучал в библиотеке книгу пэров и выяснил, что интересующая нас ветвь генеалогического древа засохла уже при Тюдорах. – Он перешел к следующему портрету. – Видите эту леди? Вот на ней род и оборвался.

С портрета на Кейт смотрела миловидная особа с маленькой девочкой на руках, а из-под ее стула выглядывала лохматая собачонка.

– Это и есть последняя герцогиня Поумрой? – спросила Кейт, пытаясь представить, как звали собаку: Раскал? Денди? А может, Фредди?

– Они не были герцогами, – поправил Фердинанд. – Выше баронов не поднимались. Правда, бароны вполне благополучные. С таким замком могли оказывать короне немалую поддержку: снабжать армию и так далее. В те времена Англия умела работать.

– А вы не знаете, как ее зовут?

Князь достал из кармана мелко исписанный листок и принялся просматривать, отыскивая нужное имя.

– Эглантайн, – наконец прочитал он. – Или это ребенок? Нет, леди Эглантайн. Сейчас поищу имя дочери… точно помню, что где-то записал.

– Может, Мерри? – Кейт подняла руку и осторожно прикоснулась к щеке девочки.

– Кажется, так и есть. – Князь перевернул листок. – Вот, нашел: родилась в тысяча пятьсот девяносто четвертом, а умерла в тысяча пятьсот девяносто седьмом. Бедняжка и прожила-то всего три года.

– В саду есть надгробие, и на нем написано имя, – пояснила Кейт.

– А похоронена малышка скорее всего в часовне, – предположил князь. – Я бы уточнил, да никак не могу найти ключ. Должно быть, племянник куда-то спрятал; даже Бервик не знает. Священника у нас здесь нет: все глубоко верующие остались в Марбурге.

Кейт перевела взгляд на следующий портрет.

– А за кого же вышла замуж леди Эглантайн? Вот за этого джентльмена? – Она показала на угрожающего вида лорда, чья рука покоилась на золоченой рукояти меча.

– Звучит достаточно скандально, но замуж дама вообще не выходила. – Князь запустил пятерню в волосы, отчего они встопорщились еще больше. – Этот суровый джентльмен – ее брат, последний лорд Поумрой. Погиб в пьяной драке, не оставив наследников. Он тоже не женился, а Эглантайн, как водится, наследовать не могла. По этой причине замок перешел к какому-то дальнему родственнику по фамилии Фицкларенс, и тот переехал сюда вместе со всей семьей. А два года назад поместье оказалось во владении герцога Марбурга.

– Как же это произошло?

– Мой брат, великий герцог Альбрехт Уорл-Марбург-Баасфельд, породнился с Фицкларенсами через старшую дочь прусского короля Фредерика Вильгельма Второго, герцогиню Йорк и Олбани, принцессу Шарлотту… а через мою троюродную сестру вошел в свойство с Каролиной Брунсвик. – Князь отбарабанил сложные имена с такой легкостью, как будто тренировался с утра до вечера. – И каким-то образом внезапно оказался хозяином замка. Трудно поверить, но подобные чудеса случаются довольно часто – намного чаще, чем вам кажется.

Поскольку Кейт ровным счетом ничего не казалось, она предпочла смолчать.

– Вероятнее всего, никто бы об этом поместье и не вспомнил, – продолжал Фердинанд, – и все здесь навеки заросло бы бурьяном, но случилось так, что Огастас надумал убрать с глаз долой неугодных родственников. – В голосе послышались гневные нотки, и Кейт прониклась состраданием.

– Англия – неплохое место для жизни, – сочувственно успокоила она. – Конечно, у нас часто идут дожди, но люди мы приличные и незлые.

– Вижу, – согласился Фердинанд. – Да и никогда не сомневался, дорогая. Все мы время от времени испытываем на себе стрелы яростной судьбы. Вот только Гейбриела жалко. С первого взгляда, пожалуй, не скажешь, но парень он выдающийся. Необыкновенный.

– Правда? – робко переспросила Кейт.

И пронзительные глаза, и удивительный лоб… даже яркая внешность свидетельствовала о необычности принца. Он с отличием окончил Оксфорд. Заставил ученых мужей глубоко задуматься: опубликовал какую-то работу, в которой поставил под сомнение прежние методы археологических раскопок. В отличие от остальных ему не все равно, в какую сторону движется наука.

Кейт посмотрела на собеседника и внезапно поняла глубину его мысли: с одной стороны, великий герцог Огастас, которому не было дела до смешного стареющего дядюшки, а с другой – принц Гейбриел, чья забота распространялась не только на родственников, но и на историю.

– Наверное, принц рад жить здесь вместе с вами, – предположила мисс Долтри.

– Я был бы счастлив умчаться в жаркие страны, чтобы заняться раскопками могил и древних городов, – возразил Фердинанд. – Но уже настолько стар, что понимаю: жизнь не дает всего, о чем человек мечтает.

– Вам хотелось бы жить в Марбурге?

– Только не сейчас, – убежденно ответил князь. – Там царит тяжелая атмосфера. Порой религиозность переходит все мыслимые границы и начинает душить. Кому понравится, когда тебя постоянно заставляют зубрить Библию? – Он слабо улыбнулся. – За свою жизнь я понял и еще кое-что: можно слово в слово запомнить толстенную книгу, а добру так и не научиться. По-моему, это важно.

Джентльмен поклонился и медленно удалился в ту сторону, откуда пришла Кейт, оставив собеседницу перед портретами.

Мисс Долтри еще раз посмотрела на леди Эглантайн, на ее улыбающуюся дочку, вздохнула и пошла в свою комнату.

Когда же Гейбриел потребует свой законный поцелуй? Логично предположить, что это должно произойти до прибытия невесты. Ситуация выглядела странной, а мысль о том, чтобы целовать обрученного мужчину, – нелепой. Но почему-то Кейт это обстоятельство ничуть не волновало.

Кровь бурлила.

Надо бы принять ванну с душистыми маслами. Даже после многих лет жизни на правах падчерицы мисс Долтри считала горячую ванну главной привилегией леди.

Затем предстоит война с Розали. Глупые восковые вставки она больше ни за что не наденет. Надоело ощущать себя кораблем с выпяченным вперед носом и выставлять грудь на обозрение, как будто это главное достоинство.

Впрочем, многое зависело от того, кто именно ее обозревает.

Одно лишь воспоминание о глазах Гейбриела и выражении, с которым он смотрел на мокрый корсаж, после того как вытащил ее из озера…

Кейт открыла дверь с твердым намерением сейчас же позвонить и позвать горничную, быстро вошла в комнату, подняла руку к шнурку колокольчика и… застыла.

Она была не одна.