Текст книги "Любовь бродяги"

– Неужели? – насмешливо прищурилась Пенелопа.

– Именно так, – ответил О'Киф и вновь притянул ее к себе и горячо поцеловал в губы. Этот страстный завораживающий поцелуй заставил Пенни на мгновение забыться. И Рэмзи, не отрываясь от ее губ, думал уже о том, как бы доказать ей свою любовь в постели, но, вспомнив о сундуке, не выпуская ее из своих объятий, вдруг спросил:

– У тебя есть ключ?

– Что? – не поняла она.

– Ключ, – повторил он, многозначительно покосившись на сундук. – Разве ты не хочешь посмотреть, что там внутри?

Она оглянулась и увидела золотую пластинку с выгравированным на ней именем. Лицо Пенелопы потемнело, и, испуганно вздрогнув, она тряхнула головой:

– Нет, не хочу! – Затем после некоторой паузы, освободившись от его рук, уже спокойнее добавила:

– Лучше это сделать попозже.

– Неужели тебе не интересно? – О'Киф удивленно пожал плечами. – А меня так и разбирает любопытство.

– Меня тоже, – призналась Пенни. – Но боюсь, я к этому еще не готова.

Рэмзи упрямо поджал губы, сдерживая свое нетерпение. Ему хотелось сейчас же открыть загадочный сундук, чтобы разрешить наконец все свои сомнения и избавиться от невольно мучающего его страха. Но Пенелопа выглядела такой усталой и ослабевшей, словно вымокший в пруду котенок, что он не решался настаивать на своем. Казалось, нажми на нее посильнее, и она, как старинная растрескавшаяся статуэтка, что под внешним блеском скрывает ветхость распада, рассыплется на множество мелких пыльных обломков.

– Что ж, смотри сама, – пожал он плечами, – В конце концов, этот подарок послан именно тебе. А я подожду, покуда ты не соизволишь полюбопытствовать о его содержимом.

Пенни зябко поежилась, поглядев на толстую деревянную крышку сундука. И Рэмзи вдруг понял, что она боится того, что может обнаружиться внутри. В недоумении он принялся гадать о том, что же могло так напугать Пенелопу и зачем она медлит в таком, казалось бы, простом деле. О'Кифу было искренне жаль ее, хотелось приласкать, утешить, успокоить. И он, шагнув навстречу, взял ее на руки и понес к кровати.

– Оставь меня, – слабо протестовала она. – Ты слишком груб.

– Что-что? – засмеялся он и, разжав руки, бросил ее на постель.

Тихо охнув, Пенни опустилась на одеяло, но, тут же приподнявшись, кокетливым жестом поправила сбившуюся прическу. О'Киф двумя пальцами взял ее за подбородок и внимательно осмотрел царапину на шее. Ранка была не так глубока, как ему показалось вначале. И, успокоившись, он ласково потрепал Пенелопу по щеке.

– Тебе пора спать.

– А я вовсе не устала, – ответила она, сев в кровати.

– Не лги, – Рэмзи легко толкнул ее обратно. – Меня тебе обмануть не удастся.

– Ты не только забияка, ты еще и хвастун, – Я не привык, чтобы мне возражали, – Придется привыкать.

Она насмешливо покосилась на него, ожидая, когда он выйдет из комнаты. Но О'Киф не торопился. Испытующе глядя в ее зеленые кошачьи глаза, он словно решал, как поступить дальше. И вдруг, быстро склонившись над ней, приблизил вплотную свое лицо.

Она лежала тихо, прислушиваясь к биению своего сердца. В полумраке спальни ее глаза блестели таинственным изумрудным огнем. Грудь порывисто поднималась и вновь опускалась вниз, следуя неровному ритму дыхания. И это нервное зыбкое движение грозило нарушить хрупкую тишину замершего мгновения.

Вдруг Пенни облизала губы. И это, словно невольное приглашение продолжить их любовную игру, заставило Рэмзи склониться ниже. Чувство благодарной нежности наполнило его душу. Ему захотелось сказать ей, что он отныне готов защищать ее от всех врагов и бел, спасать от страхов и неприятностей жизни. Его взгляд погрузился в глубину изумрудного сияния ее глаз. И, медленно наклонив голову, он поцеловал Пенни в губы.

Она тихо вздохнула и почувствовала, как мягкое ласковое тепло наполнило ее сердце. Рэмзи крепко прижался к ее груди. Его поцелуй становился все жарче и страстнее. И тут будто легкий бархатный огонь опалил тело Пенелопы, горячая чувственная дрожь пробежала по ее коже. И невольно вспомнилась прошлая ночь, безудержное пламя страсти и то спасительное освобождение от всех забот и гнетущих опасений, которое она нашла в объятиях Рэмзи О'Кифа. Тело Пенни упруго, по-кошачьи выгнулось вверх, словно умоляя о продолжении жаркой любовной ласки. Руки, в теплой истоме замешкавшись на груди, сомкнулись вокруг широких мужских плеч. Она крепко, с наслаждением прижалась к О'Кифу, с радостью ощущая на себе тяжесть его горячего тела. Но он вдруг осторожно приподнялся на руках и тихо шепнул ей на ухо:

– Теперь тебе нечего бояться.

«Кроме тебя», – подумала Пенелопа, чувствуя, как быстро бьется ее сердце, растревоженное его страстным поцелуем.

Улыбнувшись, Рэмзи поднялся с кровати и, осторожно ступая, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Глава 21

Рэмзи стоял перед дверью, едва сдерживая мучительное волнение. Как ему хотелось вернуться назад, в только что оставленную им комнату, чтобы удовлетворить свою горячую страсть, возбужденную в нем Пенелопой! Как хотелось дать выход своей мучительной любви! Сейчас же. Здесь. Не откладывая на некий неопределенный срок. Ведь он знал, что может довести ее до состояния наивысшего блаженства. Знал, что наверняка насладится ее громкими криками счастья.

О'Киф чувствовал, что он слишком возбужден. И это не нравилось ему. Необходимо было успокоиться, привести в порядок свою не в меру разошедшуюся фантазию. Прийти наконец в себя. Сжав покрепче кулаки и прислонившись спиной к стене, он оглядел полутемный коридор. Никого, слава Богу, рядом не было. И Рэмзи, воспользовавшись наступившей тишиной, решил обдумать события прошедшего дня. Тем более что его всерьез беспокоил один важный для него вопрос: не был ли он слишком эгоистичен в своем сегодняшнем поведении?

Но тут негромкий звон железа привлек его внимание. Он сделал несколько шагов по коридору и за поворотом обнаружил Маргарет с большой связкой ключей, сидящую на корточках перед грудой разбитой посуды. Сокрушенно покачивая головой, она не спеша собирала в свой широкий передник тонкие кривые осколки.

– О, моя печальная роза, – ласково сказал О'Киф, склоняясь над миссис О'Халерен. – Что так огорчило тебя?

Он взял двумя пальцами за подбородок и повернул ее лицо к свету. Щеки старой женщины были мокры от слез.

– Я глупая, трусливая, – всхлипнула она, – и я до смерти боюсь разных бандитов с их пистолетами и ножами.

Рэмзи помог ей подняться на ноги, аккуратно придерживая наполненный осколками передник.

– Успокойся, – тихо произнес он. – Они приходили не за тем, чтобы кого-нибудь убить.

– Но ведь они чуть не убили Пенни.

– Это было всего лишь предупреждение.

– Может, это и так. – Губы Маргарет задрожали. – Но с тех пор как мы потеряли Тесс, я не могу не беспокоиться о Пенелопе.

– Ты, похоже, ее очень любишь. Он взял ее под руку, и они не спеша двинулись по коридору.

– Да, – кивнула миссис О'Халерен. – Она – все, что у меня есть.

Маргарет всхлипнула, и О'Киф, достав из кармана платок, вытер ее мокрые щеки, подумав при этом о том, как много искренних, любящих сердец окружает Пенни.

– А ты давно ее знаешь? – спросил он.

– Я, можно сказать, вырастила ее, – она испытующе посмотрела в лицо внимательно прислушивающегося к ее словам Рэмзи, – но больше я тебе ничего не могу сказать. Я обещала хранить тайну. Одно лишь могу добавить: у Пенелопы есть основания не доверять своим родственникам. Ведь ты, наверное, и сам заметил, насколько она скрытна и замкнута.

– Да, заметил.

– Но знай одно: ты по-настоящему нужен ей. Я говорю это тебе потому, что сама она скорее умрет, чем признается в этом.

– Я весьма признателен тебе за твою искренность, – произнес О'Киф и, наклонившись, поцеловал ей руку.

– Ну, это уже лишнее, – Маргарет смущенно повела плечами, – ты не можешь не вызывать доверия. Хорошего человека сразу видно. – Они остановились у двери его комнаты. – Кстати, не нужно ли у тебя прибрать?

– Нет, не нужно. Я привык сам заботиться о себе. И не вижу оснований изменять этой полезной привычке.

– Ну вот, я так и знала, – разочарованно произнесла Маргарет и, кивнув на прощание, стала спускаться по лестнице, угрюмо ругая несносных полицейских, натащивших в дом целый воз грязи.

А Рэмзи, улыбнувшись ее безобидному старческому ворчанию, вошел в свою комнату и тихо прикрыл дверь. Только теперь он почувствовал невыносимую усталость, будто внезапно навалившуюся на него, и, закинув руки за голову, бессильно опустился на кровать. Его взгляд упал на темную старинную коробку, переданную ему агентом из Лондона. Вздрогнув, он приподнялся и пододвинул коробку поближе. Достав ключ из кармана пиджака и вставив его в замочную скважину, он, затаив дыхание, приподнял толстую тугую крышку и, улыбнувшись от нахлынувших на него приятных воспоминаний, поудобнее расположился на постели, готовясь осмотреть послание своих друзей.

На самом верху лежал старинный секстант очень тонкой работы, а рядом с ним – серебряная астролябия, отделанная золотом. Это были подарки отца. «Чтобы ты, – как сказал отец, – всегда мог найти дорогу домой». Рэмзи с благодарностью принял от него эти вещи, хотя и знал, что тот продал ради них великолепного жеребца из их семейной конюшни.

Заглянув в коробку, О'Киф обнаружил лежащий под драгоценными навигационными инструментами черный силуэт матери, сделанный некогда заезжим художником-французом, и, бережно разгладив его на колене, словно вновь услышал ее ласковый, с мягким акцентом голос и почувствовал тонкий аромат сирени от ее любимых французских духов, разносившийся легким ветерком по залитой солнцем комнате, когда она, поставив по пюпитр новые ноты, садилась музицировать за клавикорды. От волнения у Рэмзи перехватило дыхание. Он тронул пальцем старый маленький медальон, притаившийся в углу коробки, но не решился открыть его, потому что слишком хорошо знал, что лежит в нем. Там скрывался пушистый каштановый локон, пахнущий чистотой и невинностью.

Горечь и ледяная тоска наполнили душу О'Кифа. Он попытался успокоиться. И, резким движением перевернув коробку, высыпал ее содержимое на одеяло. Увидев толстый золотой перстень, покрытый изящным вьющимся узором, он надел его на средний палец правой руки. Затем приподнял к свету длинную золотую цепь и внимательно осмотрел ее. Среди желтых поблескивающих колец покачивался большой темно-розовый бриллиант, и луч света, раздробившись на его гранях, рассыпал по всей комнате яркие разноцветные искры.

Рэмзи покачал головой и нахмурился. Он не видел этого камня, а, значит, бриллиант был из тех, что похитила Тесс. Зачем Дэйн положил его в коробку, оставалось загадкой. О'Киф еще раз окинул взглядом разбросанные на одеяле вещи. Все они напоминали ему о том прошлом, от которого его отделяли несколько столетий. Всего лишь месяц назад он прикасался в последний раз к этим предметам, но на самом деле с тех пор прошло уже более двух веков.

Вот складной нож, на рукоятке которого вырезана дата его первого плавания, вот циркуль с его корабля, транспортир, квадрант, рейсфедер, а это булавка с жемчужной головкой от белого жабо, некогда принадлежавшего его деду, – единственная вещь, которую отец ни за что не желал продавать даже тогда, когда их семья осталась без средств к существованию. А вот эти красные кисти сестра подарила Рэмзи за два дня до своей трагической гибели от руки того мерзавца-англичанина.

О'Киф не спеша уложил вещи обратно в коробку и, оставив ее открытой, взял в руки переданный посыльным вместе с ней сверток. Развязав стягивающие его ремни и развернув тонкую кожу оболочки, Рэмзи увидел лежащий сверху небольшой, свернутый пополам листок бумаги, на котором было начертано его имя. Узнав почерк Дэйна, он торопливо развернул письмо и прочел то, что было написано.

«Дорогой друг, – писал Дэйн. – Тесс и я надеемся, что это послание найдет тебя в тех отдаленных дебрях будущего, куда ты забрался, не спросив совета у своих друзей. Я, поверь мне, оценил искренность и благородство твоего поступка. И благодарен тебе за то, что ты решил не мешать нашему счастью. Я не забуду этого, Рэм.

Отправляя это послание, мы, конечно, не знали, в какое именно столетие ты угодил (Черт возьми! Ну и чудеса же происходят на свете!), но понадеялись все же на удачу (и твою, и нашу) и решили отослать его в будущее. Ведь в конце концов выбора у нас все равно не было. В прошлое, как ты понимаешь, послать посылку значительно труднее.

А я, Рэм, честно признаюсь, немного завидую тебе (если ты, конечно, оказался там, где мы предполагаем). Каких чудес ты только не увидишь в будущем! Моя жена, правда с большой неохотой, рассказывает мне о них. Она уверяет, что в моем времени ей со мной гораздо лучше. Но я отчасти представляю себе твои приключения.

Кстати, знаешь, Тесс буквально очаровала все общество Корал-Ки своим обаянием, смелостью, энергией. И я уверен, что именно ее доброта и заботливость помогли отцу справиться с горем после гибели Дезире. Плутовка под предлогом необходимости для нее школы верховой езды уговорила его совершать длинные прогулки. И старик просто расцвел после этого. (Ах, как я люблю эту маленькую шалунью!)

Да вот и это послание придумала она. Я бы, честно говоря, до такого и не додумался. Тесс, скажу тебе по секрету, очень беспокоится о тебе. Она едва ли не целую ночь проплакала, когда ты исчез. И наверное, поэтому так настаивала на отправке этой посылки, надеясь, что она поможет тебе в трудную минуту. Моя милая женушка страшно переживает, что ты там совсем один, без друзей и без знакомых. Так пусть, как говорит она, хоть эти старые вещи своим старинным теплом согреют его одинокую душу. (Ну как? Правда, здорово сказано?! Она у меня вообще умница!)

Да, чуть не забыл, она к тому же хочет (А чего хочет женщина, того хочет Бог! Что ни говори, а французы тоже иногда говорят довольно умно) предупредить тебя о возможных неожиданностях и опасностях, которые ты можешь встретить в ее времени. Так что к сему посланию прилагаются ее наставления. А я прощаюсь с тобою. Держись! Не унывай. – Твой старый (теперь-уже очень старый) друг Дэйн».

Рэмзи растроганно улыбнулся. На его глазах едва не выступили слезы, так взволновала его забота далеких друзей. Подумав, что никогда не забудет о них, он рассеянным жестом поднял лежащую поверх стопки вещей старую книгу, обернутую темным плотным бархатом, и, развернув ее, достал вложенное между страниц письмо Тесс. Быстро пробежав глазами первые строчки, он вдруг вскинул голову и громко расхохотался, обнаружив в них ворчливые колкие упреки по поводу его несносной привычки бросаться сломя голову в разные туманные скопления и совет не залезать в постель к первой попавшейся девице. Рэмзи улыбнулся, представив себе Тесс, пишущую эти наставления, и решил не принимать всерьез ее суровую отповедь. «Интересно, что бы она сказала о связи с Пенелопой?»

Вновь обратившись к письму, О'Киф прочитал подробный рассказ о современных болезнях, новых видах оружия, успехах медицины и торговцах наркотиками, борьбе за свои права негров и женщин. Но настойчивее всего Тесс обращала его внимание на необходимость хранить тайну. Когда же она упомянула имя Пенелопы, Рэмзи почувствовал, как замерло его сердце.

«Обязательно найди ее. Если ты, конечно, оказался в нашем столетии. Пенни несколько холодновата и строга с незнакомыми людьми (и это вполне простительно в ее положении), но у нее добрейшая душа. Так что имей терпение. И ты получишь чудесного друга. Я ведь знаю, почему ты прыгнул в этот дурацкий туман. Ищешь совершенство, идеальную женщину. Я видела, как это желание возрастало в тебе по мере нашего сближения с Дэйном. Но теперь, когда ты преодолел барьер времени, ты получил преимущество перед нами».

О'Киф читал эти торопливые размашистые строки, и у него теплело на душе. Он хотел как можно больше узнать о Пенелопе, и свидетельство ее подруги было в этом отношении бесценно. Потянувшись за следующим листком письма, он нечаянно уронил на пол длинную подзорную трубу. Обернувшись, он поднял ее и, поднеся к лицу, посмотрела окно. На горизонте медленно покачивалась на волнах маленькая рыбацкая лодка, и одинокий крошечный человечек торопливо тянул из воды намокшую серую сеть. Неожиданная тоска о позабытом море вдруг охватила душу Рэмзи, тоска по гулкой, покачивающейся под ногами палубе, по обжигающему лицо соленому северному ветру, по парусам, хлопающим тугими крыльями над головой. Он опустил трубу и печально склонил голову. «Это беспокойство бездельника, – решил он, – нужно искать работу».

В дверь постучали. О'Киф поднял голову и пригласил войти, на пороге показался Энтони.

– Я не помешал? – спросил он.

– Нет, – отозвался Рэмзи и только тут вспомнил о разбросанных на одеяле вещах.

Взгляд Тони с любопытством остановился на лежащих на кровати предметах. Он осмотрел открытую темную коробку, сложенные листы писем, книги в сафьяновых переплетах и поднял глаза на О'Кифа.

– Я уезжаю, – сказал он.

– Счастливого пути. Приятно провести время, – отозвался Рэмзи.

– Ты не понял. Завтра утром я уезжаю из страны. – Тони рассеянно оглядел комнату. – У меня дела. Нужно кое-кого навестить, подписать кое-какие контракты, пообщаться с клиентами. – Взгляд его вновь упал на разбросанные по постели вещи, и он удивленно вскинул брови. – Неужели это астролябия? – Энтони подошел к кровати и взял в руки старинный инструмент. – Черт возьми! Это она. – Надев очки, он внимательно осмотрел старый навигационный прибор. – С ума сойти! Она что, и правда сделана из золота и серебра?

Рэмзи хмуро кивнул, торопливо соображая, что бы такое рассказать, лишь бы объяснить появление у него столь необычного для этого века приспособления.

– Можно посмотреть? – Тони кивнул в сторону секстанта, и О'Киф молча протянул ему прибор. – Надо же, какое чудо!

Энтони с не меньшим любопытством осмотрел и этот старинный инструмент. Хорошо сохранившийся, блестящий, аккуратно смазанный маслом, он производил впечатление только что вышедшего из слесарной мастерской. Но особое удивление вызывала кропотливая, сделанная вручную разметка. В нижней части тонким каллиграфическим шрифтом были выгравированы высокие заглавные буквы.

– Р. М. Г. О'Киф – это кто-то из твоих предков? – спросил Тони, заметив эту надпись.

Рэмзи ничего не ответил и отобрал у него секстант.

– Не отпирайся, – настаивал Уэйнрайт. – Это наверняка твой родственник, такие точные совпадения не бывают случайными.

– Все, что я могу тебе сказать, боюсь, не убедит тебя, – ответил О'Киф, повернувшись к нему спиной и. собирая разбросанные бумаги. – А посему лучше тебе вообще не спрашивать ни о чем.

– Но ты все-таки попробуй. Я не так туп, как кажется, и вполне способен кое-что понять.

– Нет, не могу, не проси меня об этом.

– Но почему?

Энтони пожал плечами и окинул взглядом кучу книг и листов бумаги, лежащих на кровати, словно хотел найти ответ среди них. На какую-то долю секунды ему показалось, что он узнает почерк, которым написано одно из писем, но в то же мгновение Рэмзи собрал листы воедино, и Тони так и не успел понять, кто же написал это послание.

– Я очень благодарен тебе за заботу, – сказал О'Киф, поворачиваясь к нему лицом. – И был весьма рад отплатить тебе тем же. Скажи, нет ли какого-либо дела, которое я мог бы исполнить, покуда ты не вернешься?

– Ну разве что, – улыбнулся Уэйнрайт, – присмотреть в мое отсутствие за Пенелопой.

Рэмзи нахмурился и, подойдя к окну, стал нервно постукивать пальцами по подоконнику.

– Я, признаться, желал бы найти себе другой дом, – ответил он, глядя на накатывающие на берег волны. Охрана Пенни обеспечена, его финансовое положение позволяло ему приобрести отдельное жилище. И он не понимал, что может послужить оправданием его пребывания в чужом доме. Не считаться же всерьез с тем нелепым, неразумным чувством, которое, не спросив его разрешения, привязало О'Кифа к здешней взбалмошной хозяйке, словно бабушкиного серенького козлика во дворе. Но с другой стороны, оставлять Пенелопа одну на долгое время далеко не безопасно, покуда вокруг рыщут зубастые серые волки. И он должен защитить ее от происков этих хищных агрессоров.

– Ну так как? – переспросил Энтони, заметив его колебания. – Это, я думаю, придется тебе по душе.

– Похоже, ты даже без очков видишь достаточно, – усмехнулся Рэмзи.

– А как же!

– И ты не против такого поворота событий?

– Нет.

О'Киф некоторое время колебался, прежде чем задать следующий вопрос. Наконец решившись, он отвернулся от окна и спросил:

– Не пойму, что связывает тебя с Пенни?

– Ха-ха! – засмеялся Тони, угадав скрытый смысл его вопроса. – Ты, похоже, не совсем четко представляешь себе положение дел. Поверь мне, никаких особых видов у меня на нее нет. Впрочем, я сомневаюсь, что кто-либо вообще может иметь на нее какие-нибудь особые виды. И ты, думаю, уже мог в этом убедиться.

– Да, конечно.

– Я искренне люблю Пенелопа, – продолжал он. Рэмзи вздрогнул и хмуро покосился на него. – Но только как сестру или, может быть, даже как дочь. – Лицо О'Кифа расплылось в трогательной улыбке. Энтони задумчиво поскреб свой заросший густой растительностью подбородок и печально добавил:

– Ну да, я ведь ей в отцы гожусь. – Он улыбнулся. – Так что ты можешь быть совершенно спокоен.

– А я ничуть и не сомневался.

– Неужто? То-то я смотрю, ты не обращаешь на Пенни никакого внимания. Гляди, как бы ваши отношения не довели вас до беды.

– Я надеюсь, что мне никогда не потребуются твои советы, англичанин.

– Ты хочешь меня оскорбить? Напрасно. Я не хочу с тобой ссориться. – Тони покачал головой, наблюдая, как Рэмзи извлек из кармана целую горсть маленьких любовных записочек, доставшихся ему от девиц из кабачка, и небрежно бросил их на одеяло. – Ты уже доказал свою преданность Пенелопе и доказал, что способен ее защитить в случае опасности. И это очень хорошо. Ведь она, как я знаю, не потерпит присутствия у себя в доме постороннего человека, будь то полицейский или телохранитель. И организовать ее охрану будет очень тяжело, – Что ты хочешь этим сказать?

– А то, что, кто бы ни нанял напавших на нее накануне агентов, он явно не остановится на полпути, не добившись своего. И я хочу нанять тебя телохранителем.

– Что? – удивился Рэмзи. – Я не ослышался?

– Нет.

– Но я, кажется, не просил у тебя денег. Я и так присмотрю за Пенни.

– Ага! – улыбнулся Энтони. – Значит, ты остаешься?

Он не хотел отпускать О'Кифа, не узнав тайну его прошлого. Любопытство Уэйнрайта было крайне возбуждено. Этот человек как никто интересовал его.

– Хорошо, – кивнул Рэмзи, протягивая ему руку. – Я сделаю все возможное, чтобы Пенелопа чувствовала себя в безопасности.

– Я не сомневался, что ты меня поймешь.

Вполне удовлетворенный достигнутым соглашением, Тони вышел из комнаты и направился к лестнице. Не успел он ступить на первую ступеньку, как поспешивший вслед О'Киф окликнул его. Уэйнрайт остановился, поджидая Рэмзи.

– Ты ведь, наверное, знаешь ее друзей? – тихо сказал тот, чтобы их не услышали посторонние. – Знакома ли тебе некая особа по имени Слоун?

– Да, конечно, – насторожился заинтересованный Энтони. – Она очень активная деятельница женского университетского клуба. Там они и познакомились с Пенелопой. Ведь Пенни поступила в университет, чтобы быть рядом с Тесс, хотя к тому времени для нее в этом не было особой необходимости. Ведь тогда она уже получила «Оскара» за свой первый фильм.

Рэмзи пожал плечами, словно выражая свое недоумение по поводу того, кто такой этот самый господин Оскар и как это девица может его получить. Тони понял его сомнения и еще раз подивился неописуемому невежеству своего собеседника.

– Неожиданно свалившаяся на Пенелопа популярность, – продолжил он, – сильно задела некоторых ее друзей. Среди них была и Слоун. Правда, более всего та почему-то не любила Тесс. И это для меня всегда оставалось загадкой.

– А как фамилия сей наглой девицы?

– Ротмер, – ответил Уэйнрайт и с удивлением посмотрел на О'Кифа, потому что тот разразился вдруг таким потоком отборных ругательств, словно хотел поразить ими насмерть своего заклятого врага. Выговорив эту громоздкую, неудобопроизносимую тираду, он резко повернулся и, громко топая по коридору, удалился левою комнату, с грохотом захлопнув за собой дверь.