Текст книги "Любовь бродяги"

– Вероятно, кляп, – предположил Рэмзи, и она согласно кивнула.

– А потом – кто-то бьет меня ногами по животу. И шаги – гулкие, словно какой-то большой человек ходит ночью по пустой церкви.

– Похоже, ты была в каком-то большом помещении.

– На складе! – вдруг ахнула она. – Но ведь это значит…

Она вздрогнула и закусила губу. О'Киф ласково погладил ее по голове, успокаивая.

– Не волнуйся, – приговаривал он. – Память сама вернется к тебе, не надо торопить события.

– Боже мой! – зашептала она, взволнованно облизывая губы. – Выходит, меня похитили. – Она села на кровати и, откинув одеяло, провела пальцем по шраму на лодыжке. – Теперь я припоминаю, как все было. Я вылезла из какого-то подвала сквозь разбитое окно. И при этом порезала ногу. Мне стало больно, и я заплакала. Это переполошило моих похитителей. Чтобы освободиться, я сбросила зацепившийся башмачок, он был такой маленький, в белый горошек. А потом бежала, бежала и бежала. Увидев какой-то контейнер с мусором, я забралась в него и затихла и сидела не шевелясь, как мышка. – Пенни всхлипнула и горестно пожала плечами. – Теперь все ясно! Меня не бросили, а похитили. Да будут прокляты эти негодяи! Они сломали мне жизнь!

– Пенелопа! – окликнул ее Рэмзи, но она не слушала его.

– Они вернули ему лишь туфельку, – жалобно причитала она. – А та розовая звезда, которую я видела во сне, – это «Красная леди». Ведь он говорил, что Аннора никогда не снимала ее. – Пенни закрыла лицо руками и горько зарыдала. – Я – дочь Александра Блэквелла.

Глава 36

Пенелопа сидела за столом и смотрела на Рэмзи, ловко расправляющегося с завтраком. Когда прошлой ночью, вспомнив свое детство, она уже хотела позвонить Александру, О'Киф напомнил ей, что в приличном обществе не принято будить людей в такой час, и посоветовал отложить это мероприятие на более благоприятное время, а пока заняться с ним любовью, благо сие дело не требует особого внимания к распорядку дня. Это его предложение было весьма благосклонно встречено благодарной собеседницей. И они провели остаток ночи во всех отношениях приятно и полезно, до такой степени увлекшись этим добродетельным занятием, что к утру ни Пенелопа, ни ее страстный поклонник от избытка любовного усердия не могли уже пошевелить ни одной из своих утомленных конечностей. И, не успев разжать жарких объятий, погрузились в прохладный сон без забот и сновидений.

– Ты знал об этом? – резко спросила Пенни.

– Я понял все только после того, как Александр рассказал мне свою историю, – ответил Рэмзи, поднимая голову над миской. – Тем более что ты – копия своей мамы.

Звон упавшей тарелки привлек их внимание. Они одновременно обернулись и увидели белую как полотно Маргарет, собиравшую разбитую посуду. Пенелопа поднялась со стула и, подойдя к экономке, бережно взяла ее под руку и отвела в сторону.

– Что с тобой? – спросила она.

Слезы потекли из глаз пожилой женщины. Пенни присела рядом с ней и, взяв за руку, почувствовала, что та дрожит.

– Не надо расстраиваться, – успокаивала ее Пенелопа, – это всего лишь посуда.

– Не в этом дело, – пролепетала, всхлипывая, Маргарет. – Все эти годы я догадывалась, что ты дочь Блэквелла.

– Неужели?

– Но я не была уверена, что это правда. И лишь когда умерла Аннора и ее фотографию напечатали в газете, я убедилась в истинности своих догадок. – Мэгги вновь всхлипнула и вытерла бегущие по щекам слезы. – О похищении ее дочери было сказано очень кратко, ноя поняла, что ты могла быть этим похищенным ребенком. – Голос ее на мгновение прервался, она вздохнула и. продолжала говорить. – Ты молчала, даже детская служба не смогла установить твоей личности. Все, что у тебя было, – это маленький медальон. Но инспектора говорили, что ты, вероятнее всего, нашла его среди мусора.

– Почему же ты ничего мне не сказала?

– А если бы все оказалось не правдой? Ведь я слышала, как ты плачешь во сне о том, что тебя бросили. И не хотела лишний раз тебя расстраивать. Тем более что даже Bt полиции мои предположения не приняли бы всерьез.

– Ты обращалась в полицию?

– Да, но они не захотели меня слушать. Ведь единственным моим аргументом была фотография из газеты. – Маргарет на мгновение замолчала и поправила прическу Пенелопе. – А ты была такой крошкой. И я все время боялась, что тебя отнимут у меня. И чем старше ты становилась, тем больше возрастал мой страх, но я делала все возможное, чтобы найти твоих родственников. Ты должна мне верить.

– Я тебе верю, – сказала Пенни, чтобы подбодрить Мэгги, и подумала о том, как трудно ей было одной с маленьким ребенком.

– Я не хотела отдавать тебя первому встречному, который заявит, что состоит с тобой в родстве. Мне нужны были доказательства.

– Спасибо, – произнесла, всхлипнув, Пенелопа, и слезы потекли у нее из глаз. – Я никогда не забуду твою доброту.

– А я всегда буду любить тебя как родную дочку, – проговорила, вздыхая, экономка и вытерла краешком халата ее слезы.

– Ты и так моя мама. Ведь ты любила меня, заботилась обо мне. Ты всегда была единственным человеком, на которого я могла рассчитывать.

Маргарет улыбнулась и вдруг заплакала снова. Плечи ее тряслись, из глаз текли слезы. И Пенни ласково гладила ее по голове, уговаривая забыть все горести и страхи. Рэмзи сочувственно вздыхал, глядя на эту трогательную сцену. И Пенелопа вновь поблагодарила Бога за то, что этот человек появился в ее жизни.

А через час в доме поднялась суматоха. Рабочие с киностудии разматывали электрические провода, тянули кабели от входной двери через весь холл, катили поставленные на колесики кинокамеры. Рэмзи, очарованный происходящим, совался во все дела, мешая всем работать.

– Здорово! – говорил он, поглядывая на чем-то недовольную Пенелопу. Она была молчалива и раздражительна с того самого момента, когда он, позвонив Александру, пригласил его зайти к ним сегодня утром. – Как твое настроение?

– Нормально, – ответила она, стараясь казаться спокойной и при этом нервно поигрывая медальоном. – Это очень важный момент в моей жизни.

Он взял ее за руку и отвел в кабинет, затем, закрыв за собой дверь, прижал Пенни спиной к стене и тихо сказал:

– А я-то думал, что самым важным моментом в твоей жизни была прошлая ночь.

– И она тоже, – улыбнулась Пенелопа, обвивая свои руки вокруг его шеи. – И сны, и твоя любовь были прекрасны.

– Ты дразнишь меня! – воскликнул он и страстно поцеловал ее в губы. – Я обожаю тебя и обещаю, что отныне ты никогда не будешь одинока и не останешься без любви, семьи и забот. У нас будет прекрасная семья.

– И дети, – выдохнула она, заглядывая ему в глаза и чувствуя, что сама мысль о возможности иметь своего ребенка делает ее безмерно счастливой.

– Да, но сначала мы должны пожениться.

– Хочешь, мы сделаем это сегодня? Это не кажется тебе излишней торопливостью?

– Конечно, нет, – засмеялся О'Киф, лаская ее грудь. – Тогда мы наверняка успеем вступить в брак до того, как вырастет твой живот.

Стук в дверь заставил его отступить в сторону и недовольно проворчать что-то себе под нос. Пенни улыбнулась и отошла от стены.

– Пенелопа! – раздался голос за дверью.

– Это Александр, – шепнула Пенни, смутившись.

Рэмзи протянул руку, чтобы впустить гостя, но она попросила его немного помедлить и, поправив одежду, пригладила растрепавшуюся прическу. Посмотревшись в зеркало и убедившись, что все в порядке, она кивнула, и Рэмзи открыл дверь.

Когда Александр вошел в комнату, он и Пенелопа некоторое время молча смотрели друг на друга, словно отыскивая в лицах родные черты. Затем Блэквелл протянул вперед руки, готовясь обнять вновь обретенную дочь. Более двадцати лет он не видел свою девочку. Ее детство и юность прошли без него. Он не знал ни ее первых радостей и огорчений, ни первых ссадин на коленках, первых любовных увлечений, не видел, как она взрослеет, как становится женщиной, и теперь волновался как никогда.

– Я так скучал без тебя, дочка! – наконец выговорил он.

И Пенни почувствовала, как замерло ее сердце. Колени подогнулись, ноги ослабели. Рэмзи поспешил поддержать ее, и она бессильно оперлась на его руку, не сводя глаз с лица Александра. Теперь Пенни ясно вспомнила, как он выглядел в молодости. Светлое видение воскресло в ее памяти: молодой красивый мужчина держит ее на руках и легко танцует по залу, напевая на ухо веселый мотивчик.

– Здравствуй, папа, – сказала она, оставляя поддерживавшего ее О'Кифа.

– Как ты выросла, дочка, – с волнением произнес Блэквелл. – Я уже не могу взять тебя на руки.

Она бросилась в его объятия и, всхлипывая, уткнулась лицом ему в плечо. Александр закрыл глаза, ласково гладя ее по голове, и тихо проговорил:

– Видела бы тебя твоя мать.

– Ты здесь, и это прекрасно, – лепетала Пенелопа, плача от радости.

Рэмзи качал головой, глядя на них. Теперь он по-настоящему понял ту боль одиночества, которую испытывала она, прожив столько лет без любви и внимания, чувствуя, что никому не нужна, не решаясь кому-нибудь рассказать о своей печали.

Отец и дочь стояли, обнявшись, посреди комнаты, и их светлое безмолвие выражало воскресшую в сердцах любовь и надежду на новую счастливую жизнь. Рэмзи улыбался, чувствуя это, и маленькая одинокая слезинка, скользнув из его прищуренного глаза, скатилась по загорелой щеке. «Видела бы их Тесс, – думал он. – Ведь это она помогла соединиться отцу и дочери. И может быть, оттуда, с небес, они с Дэйном со счастливой улыбкой созерцают возрождение своей семьи!»

Звукооператоры и светоустановщики суетились вокруг Джастина Бейлора, пока тот неспешно прикреплял к лацкану пиджака маленький микрофончик. Он уже заметил перемены, произошедшие в характере Пенелопы со дня их последней встречи. Заметил и то, с каким вниманием следит она за каждым движением и выражением лица высокого длинноволосого мужчины, стоящего, небрежно прислонившись к стене, неподалеку от кинокамеры.

– Почему для проведения интервью вы пригласили именно меня? – спросил он Пенни, недоуменно пожимая плечами. – Ведь, как мне кажется, мы не совсем поладили во время нашего прошлого свидания. А теперь перед премьерой…

– Это интервью не связано с премьерой, – перебила она его. – Кстати, я слышала, вы получили повышение по службе?

– Да, – ответил он, перебирая свои бумаги.

– Поздравляю. Думаю, наш сегодняшний диалог принесет вам еще большую популярность. Ведь это последнее интервью, которое я даю прессе. – Она улыбнулась, и Джастин удивленно посмотрел на нее. – По окончании следующего фильма я отхожу от дел, потому что пока мне больше нечего сказать зрителям.

Пенелопа посмотрела на Рэмзи, и тот ободряюще кивнул ей. Задержав взгляд на его крепкой ладной фигуре, она почувствовала, как щеки ее покрылись румянцем. Воспоминания о прошлой ночи нахлынули на нее, и Пенни ощутила в своей душе такую любовь к нему, что ей стало больно на него смотреть. Никто еще никогда так не волновал и не привлекал ее.

– Ага, – сказал Бейлор, заметив ее смущение. – Кажется, я вижу причину вашего решения.

– Я выхожу замуж за этого человека.

Луч прожектора метнулся к стоящему у стены Рэмзи, ярко высветив его лицо. О'Киф не дрогнув продолжал смотреть на Пенелопу. И оператор, отсняв то, что считал нужным, вновь повернул камеру в сторону Джастина и Пенни.

– Ты, я вижу, имеешь на нее виды, – заметил, подходя к Рэмзи, Александр.

– Я лишь хочу, чтобы она была счастлива, – ответил тот, оборачиваясь к нему.

– Мы оба этого хотим. Лишь бы нам не помешали нахальные репортеры, я многое хотел спросить у тебя.

– Тогда тебе лучше обратиться к Маргарет. – О'Киф кивнул в сторону стоящей неподалеку экономки. – Все эти годы она была вместе с Пенни.

Блэквелл поспешил к миссис О'Халерен и тут же заговорил с ней. Она улыбнулась и, выйдя на несколько минут из комнаты, вернулась вместе с Хэнком. Собравшись в углу небольшой компанией, они о чем-то возбужденно беседовали.

Помощник режиссера закричал: «Тишина!» Яркий свет прожекторов залил всю комнату. И женщина, поправлявшая Пенелопе прическу, торопливо вышла из кадра. Рэмзи хорошо видел лицо Пенни. Он удивлялся ее мужеству, с которым она решилась открыть перед публикой ошибки своей юности, и еще больше любил за это. Он знал, с каким могущественным врагом приходится ей теперь сражаться, но знал и то, что у них нет другого выхода и только так можно освободиться и от угроз Слоун, и от переживаний темного прошлого.

– Интервью, кстати, выйдет в эфир завтра утром в программе «Говорит Флорида», – сказал Джастин и дал сигнал к началу съемок. Поздоровавшись с публикой и произнеся пару вводных фраз, он обернулся к Пенелопе. – Вы начали свою кинокарьеру в семнадцать лет. И все знатоки кино приветствовали появление новой звезды, но почему вы никогда не рассказывали о своей жизни?

– Это достаточно печальная история, – произнесла задумчиво Пенни и начала рассказывать о том, как она жила до того, как стала кинозвездой.

Александр внимательно слушал, как она открывала все неприглядные подробности своей юности: наркотики, бродяжничество. И сердце все больше и больше сжималось в его груди. Как и двадцать пять лет назад, он ничем не мог помочь ей. И от этого ему было особенно больно.

– Хорошо, сняли, – сказал наконец Джастин и огляделся. В холле не осталось ни одного человека, сохранившего бы невозмутимое выражение лица. «И как это удавалось ей так долго скрывать свое темное прошлое?» – подумал он, восхищаясь ее выдержкой и самообладанием. Он видел, что все присутствующие на съемке сочувствуют Пенелопа, понимая, сколько сил потребовалось ей, чтобы, страдая от одиночества и бедности, преодолеть свою пагубную страсть к наркотикам, и предчувствовал, что поклонники простят ей заблуждения юности, узнав, как она была тогда бедна и одинока. Бейлор удивлялся той смелости, с которой она заявила о шантаже.

– А вы знаете, кто вас шантажирует? – спросил он.

– Я думаю, рано еще говорить об этом, – ответила Пенни, оглянувшись на Рэмзи.

Но Джастин и сам догадывался о том, кто это может быть. Ведь в сообщениях полиции ясно говорилось, что в деле Тесс Ренфри принимали участие люди Ротмера. К тому же ему было хорошо известно о старом соперничестве между Слоун и Тесс, а дочь Фэлона не из тех, кто легко забывает прежние обиды. Да и в прошлом у нее немало темных пятен.

– А не взять ли нам интервью у мистера О'Кифа? – сказал Бейлор после непродолжительного раздумья.

– Не стоит, – улыбнулась Пенни. – Кое-что я хочу оставить при себе.

– Что ж, значит, увидимся завтра утром.

– Хорошо. Я познакомлю вас с моим отцом.

– Отцом? – переспросил ошеломленный репортер, широко раскрывая глаза. И Пенелопа с улыбкой кивнула в сторону пожилого мужчины, стоявшего в двух шагах от Рэмзи. Джастин внимательно посмотрел на него и, еще более удивленный, повернулся к своей собеседнице:

– Знакомое лицо.

– Тем лучше, у вас будет время, чтобы освежить свою память, – сказала она, поднимаясь с места и подходя к О'Кифу, сразу же заключившему ее в объятия.

Александр протянул Пенелопе старинный сундучок.

– Остались только письма и фотокарточки, – печально произнес он. – Все драгоценности мы вынуждены были продать.

– Спасибо, – поблагодарила она, обнимая Блэквелла и принимая из его рук семейную реликвию.

Висящий на ее шее медальон с тихим стуком ударился о крышку сундучка. И Александр, сняв с нее тонкую золотую цепочку, положил себе на ладонь памятную драгоценную брошь.

– Аннора надела его на тебя за несколько недель до похищения, – и он ласково провел пальцем по матово блестевшей поверхности, – а я, признаться, был против. Ты еще мала, говорил я, и будешь брать его в рот, не дай Бог, подавишься.

– Она и теперь частенько берет его в рот, – сказал с улыбкой Рэмзи, обнимая Пенни за плечи.

Она еще раз поцеловала отца, взяла медальон и следом за О'Кифом направилась к лестнице. Когда они оказались наедине в его комнате, Рэмзи спросил:

– Смею ли я надеяться, что ты отложишь изучение содержимого этой шкатулки до завтра?

– Я не могу, – ответила Пенелопа. – Мне так не терпится узнать, что там.

Он взял из ее рук сундучок и, поставив его на туалетный столик, крепко обнял.

– Я не могу наглядеться на тебя, – пробормотал он.

– Я слишком мало уделяю тебе внимания сегодня, – виновато произнесла она, прижавшись к его груди.

– Да, – откликнулся он, и ее рука скользнула к ремню его брюк.

– Я думаю, мы можем осмотреть шкатулку позже, – лукаво проговорила Пенни, расстегивая ремень.

– Конечно, – согласился О'Киф, чувствуя, как ее ладонь пробралась к нему под брюки.

– Чем бы нам заняться пока? – с притворным недоумением спросила Пенелопа, нежно поглаживая его своей теплой рукой. И вдруг быстро сняла с него футболку, целуя обнажившуюся грудь.

Рэмзи вздрогнул и, с силой вдохнув в себя воздух, принялся расстегивать пуговицы на ее блузке. Она, нетерпеливо выгнувшись от его прикосновений, резким движением скинула юбку и отбросила в сторону туфли, следом за ними полетела ее блузка. И О'Киф склонился над застежками лифчика.

– Никак не получается, – пробормотал он сквозь стиснутые зубы.

– Рви его! – решительно произнесла она, и он, сорвав с нее лифчик, прижался губами к ее груди.

Пенни откинула назад голову и весело захохотала, смеясь все время, пока он нес ее к кровати. Волосы огненным водопадом рассыпались по одеялу. И Рэмзи целовал и целовал ее запрокинутое вверх лицо. Она мягко застонала, притянув его к себе, и, проникнув рукой ему под брюки, вновь стала с неистовым жаром целовать крепкую загорелую грудь.

– Ах, как я хочу тебя! – бормотал Рэмзи, поглаживая ее ноги.

– Знаю, – отвечала Пенелопа, прижимаясь к нему бедрами.

– Сейчас, немедленно! – воскликнул он и быстро снял с нее трусики.

Она стянула с него брюки, и он прижал ее к кровати, проникнув в теплую глубину. Пламя любви обожгло ему сердце.

– О Боже! – застонал он, двигаясь в стремительном ритме страсти. И Пенни стиснула рукой складки простыни, отдаваясь этому могучему мерному движению, заставлявшему ее стонать от восторга.

Все кончилось быстро и неожиданно. Рэмзи навалился на нее всем телом и виновато прошептал:

– Прости.

– Все было замечательно, – откликнулась она. – В тебе было какое-то очаровательное неистовство.

– Это в равной мере относится и к тебе, – сказал он, ложась с ней рядом. – Я помню, как одна неистовая женщина затащила меня в сарай и сделала со мной все что захотела на охапке пересушенного сена.

– Наверное, она это сделала потому, что подобные физические упражнения очень полезны для здоровья, – ответила Пенни, и они вновь занялись любовью.

Рэмзи не спалось. К двум часам ночи он почувствовал себя совершенно бодрым и открыл глаза. К тому же мешали уснуть расшатавшиеся нервы. Его немного беспокоила предстоящая премьера. Хорошо еще, что к тому времени выйдет в эфир интервью с Пенелопой и можно не бояться провокаций, связанных с ее прошлым.

О'Киф покачал головой и понял, что уже не уснет. А значит, нужно чем-то заняться. Перебрав в уме возможные развлечения, он остановился на верховой прогулке и, поднявшись с кровати, направился к конюшне. Он уже представлял себя верхом на серебристой кобыле, как вдруг услышал беспокойное ржание лошадей. Подойдя поближе, Рэмзи осторожно заглянул в раскрытые двери сарая и увидел тонкий луч света, медленно блуждающий в темноте. «Кто-нибудь из охраны», – подумал О'Киф, но на всякий случай вынул из-за голенища нож.

– Кто там? – спросил он.

И тоненький лучик света сразу исчез. В сарае стало совсем темно, и только кое-где пробивался голубоватый свет луны. Бесшумно шагнув внутрь и держась левой рукой за стену, Рэмзи принялся внимательно обследовать углы конюшни. Через минуту его глаза привыкли к темноте. И он, услышав легкое шуршание, стал осторожно подбираться к выключателю, чтобы включить электричество. Но тут его ноги уперлись во что-то твердое, лежащее на полу. Не успел он нагнуться и ощупать загадочный предмет, как острая боль в затылке заставила его опуститься на колени, а затем рухнуть вперед на выставленные руки.

Когда через секунду он немного пришел в себя, то заметил, что лежит на трупе лошади, острый запах крови наполнял его ноздри, затрудняя дыхание. Он попытался подняться, но тело не слушалось его. И, тихо застонав, Рэмзи вновь потерял сознание, лишь на мгновение увидев перед этим узкую полоску желтоватого света и чьи-то ноги.

Глава 37

Хэнк осторожно двинулся вдоль стены, прижимая к груди ружье. Оглядевшись, он скользнул в раскрытые двери сарая и, затаившись в темном углу, стал ждать, когда глаза привыкнут к мутному полумраку конюшни. Как вдруг какое-то тихое движение у находящейся напротив стены привлекло его внимание. Дрожащими руками направив в сторону подозрительных звуков ствол ружья, испуганный шофер принялся внимательно вглядываться в темноту. Сквозь распахнутые настежь двери пробивался неверный свет луны. Тяжелый сырой воздух першил в горле. Хэнк молча оглядел все углы и стропила, но насторожившее его движение не повторилось, и только посреди сарая смутно темнела какая-то плохо различимая фигура, лежащая на полу.

Подойдя чуть ближе, шофер узнал знакомые стянутые резинкой волосы и осторожно потрогал сапог бессильно вытянутой ноги. Рэмзи пошевелился и медленно, пошатываясь стал подниматься на ноги. Встав, он застонал и потрогал рукой болевший затылок.

– Иди сюда, – позвал его Хэнк, прячась в темном углу конюшни.

– Что ты здесь делаешь? – спросил О'Киф, прислоняясь спиной к стене.

– Я проснулся и пошел выпить воды, как вдруг заметил, что отключена сигнализация.

– Я ее не выключал, – сказал О'Киф и сморщился от боли, пронзившей ему затылок. Сняв с крючка влажную тряпку, он приложил ее к голове. – Впрочем, может быть, я забыл.

– А это, – шофер кивнул на труп лошади, – как тогда объяснить?

– Похоже, нас предали.

– Надо заняться поисками злодеев. Тем более что сигнализацию я уже включил, оставив без защиты лишь конюшню. На-ка, возьми это. – Хэнк протянул ему в темноте какой-то предмет. Взяв его в руки, Рэмзи узнал большой, остро отточенный нож. – Я думаю, это сгодится. Фу! Ну и воняет же здесь!

– Смертью и кровью, – пояснил О'Киф, разглядывая ружье своего собеседника. – Ты всегда гуляешь с заряженным винчестером?

– Привычка, – усмехнулся тот. – Ведь я в прошлом моряк. Служил вместе с отцом Тесс.

– Да? – удивился Рэмзи. – Ну тогда нам не страшны никакие злодеи, найдем и обезвредим.

Они вышли из сарая и стали внимательно осматривать местность вокруг него. В голове у О'Кифа стучало, в глазах темнело, и он порадовался, что Хэнк включил сигнализацию. Уж слишком велика усадьба, чтобы можно было как следует осмотреть ее вдвоем. Медленно продвигаясь вперед, они заглядывали под каждое дерево, под каждый куст. Затем шофер двинулся к воротам, а Рэмзи пошел к морю, приглядываясь к теням и стараясь не попасть в ложащиеся на траву полосы света.

Вдруг он услышал легкое шуршание прибрежной гальки и увидел очертания тени на белом кирпиче стены. «Уходят по пляжу, как в первый раз», – подумал он, ускоряя шаг и оглядываясь в поисках помощи, но никого не было вокруг, кроме идущего впереди врага. Быстро приблизившись к нему, Рэмзи настиг его в густых зарослях прибрежного тростника. В лунном свете поблескивало какое-то оборудование, которое тот нес на себе. Не видя поблизости лодки, О'Киф недоумевал, что он делает здесь, как вдруг увидел, что гость закинул себе за спину два продолговатых баллона. Решив, что ждать больше нельзя, Рэмзи кинулся к нему и приставил к горлу лезвие ножа. Застигнутый врасплох, враг замер на месте.

– Можешь не сомневаться, я пущу его в дело, – сквозь зубы произнес О'Киф.

– Я не вооружен.

– Сними баллоны.

Гость повиновался его приказанию. И Рэмзи, взяв из его рук оборудование, пошатнулся и, не удержавшись на ногах, ослабил свою хватку. Тот сразу же воспользовался этим и, подхватив баллоны, помчался к морю. Но О'Киф в два прыжка вновь настиг его и схватил в тот момент, когда незнакомец уже готовился нырнуть. Не замедляя движения, Рэмзи сразу же нанес ему удар в подбородок, затем, размахнувшись, ударил кулаком по ребрам так, что тот стал судорожно глотать воздух.

– Довольно, – прохрипел обессиленный враг, покачиваясь под тяжестью своего снаряжения.

О'Киф перерезал ремни, удерживающие баллоны, и они упали на песок. Приблизив лезвие к горлу незнакомца, он повернул его лицом к себе и встретился с взглядом Ноуэла Вокера.

– Что ты здесь делаешь? – пробормотал Рэмзи, со злостью глядя на предателя.

– Я должен ему, – ответил Вокер.

– И поэтому ты решил пойти на преступление?

– Но он слишком влиятелен.

– А ты труслив!

Вдруг рядом с ними раздался выстрел. Ноуэл вздрогнул и оглянулся. Из кустов вышел Хэнк, подталкивая дулом ружья какого-то человека, по лицу которого текла кровь.

– Прошу прощения, – сказал шофер, покосившись на своего спутника. – Но он хотел удрать.

Не успел он закончить фразы, как в доме стали загораться огни, освещая пляж и высокие заросли тростника. На пороге появилась Пенелопа.

– Рэмзи! – закричала она.

– Иди сюда! – отозвался О'Киф.

Тем временем Хэнк подошел к нему и Ноуэлю и, сердито ворча, поднял с земли разрезанные ремни и выбросил их в море. А Рэмзи с интересом осмотрел разбросанное по пляжу снаряжение, проклиная свое невежество и сердито поглядывая на приведенного шофером человека.

– Возьми ружье, – сказал Хэнк подошедшей к ним Пенни. – И целься прямо в лоб.

– Все повторяется снова, – пробормотала она, глядя на О'Кифа. – Боже мой, да ты весь в крови!

Он посмотрел себе на грудь и заметил на рубашке большое красное пятно.

– Это кровь лошади, – ответил он. – Вокер зарезал твою кобылу.

– Как? – удивилась она. – Ноуэл, зачем ты это сделал?

– Мне заплатил Ротмер, чтобы я узнал ваши планы, – сказал Вокер, с опаской поглядывая на дрожащее в ее руках ружье. – Он полновластный хозяин моего агентства, так же как и города. А вам лучше вернуть ему то, что он просит.

– А если мы не сделаем этого?

– Вам будет плохо.

– Так, значит, это ты все время помогал ему? И ты напал на меня в прошлый раз на пляже?

– Да, – усмехнулся он. – Я не раз мог тебя убить.

Рэмзи размахнулся и ударил его кулаком в челюсть. Ноуэл упал на песок и забился, как выброшенная на берег рыба. Казалось, он потерял сознание. О'Киф злобно выругался, и Пенелопа с подозрением посмотрела на него.

– Ты что-то задумал? – спросила она.

– Ничего особенного, – ответил он. – Просто пришло время отбросить в сторону правила вашего столетия и играть по моим законам.

Маргарет принесла веревки, и вдвоем с Хэнком они связали пойманных преступников. Затем шофер, взяв ружье из рук Пенни, подтолкнул незваных гостей к старому сараю для лодок. Пенелопа проводила их взглядом и вдруг, словно о чем-то вспомнив, подбежала к Ноуэлю. Рэмзи, беспокоясь за нее, пошел следом. Но она, остановившись перед Вокером, с размаху ударила его кулаком в нос.

– Это тебе за Маргарет!

Кровь брызнула из разбитого носа, Ноуэл выругался. И Пенни, невозмутимо повернувшись, вернулась к О'Кифу.

– Но ведь это противозаконно, – с иронией сказал он.

– Знаю, но не выношу бессмысленной жестокости, – ответила она, осматривая побелевшие от удара костяшки пальцев.

– Пойдем, – улыбнулся Рэмзи, нежно поцеловав ее в щеку. – Захвати с собой светящийся цилиндрик.

– Фонарик, – уточнила она, довольная тем, что он берет ее с собой. – Нужно будет заняться твоим образованием.

– Непременно, – усмехнулся он. – Заодно ты объяснишь мне, как это люди умудряются плавать с такими тяжестями на спине.

Фэлон проснулся внезапно. Тяжелое удушье сдавило ему грудь. Широко раскрытым ртом он глотал воздух, но тяжесть не проходила. Открыв глаза, он попытался повернуть голову, но тут яркая вспышка света заставила его прищуриться, и холодное лезвие ножа коснулось его горла.

– Кто вы? Что вам надо? – хрипло прошептал Ротмер.

Нож шевельнулся, и Фэлон ощутил, как теплая струйка крови потекла по шее. Яркий свет мешал ему различить лица нападавших, но он догадался, что их было двое: один навалился ему на грудь, приставив к горлу лезвие ножа, а другой стоял возле кровати. Ротмер видел лишь руку, держащую нож и готовую вот-вот пустить его в дело.

Он не знал, кто на него напал. Любой из его многочисленных врагов мог нанять этих проходимцев. И гадать об этом бесполезно. Легкий шорох, раздавшийся рядом с его головой, привлек внимание. И вдруг зловещий глухой голос произнес:

– Я – твой ночной кошмар. Я – прошлое, вернувшееся к жизни.

– Идите к черту! – выругался Фэлон, со страхом подумав о том, как им удалось не потревожить собак и избежать ловушек сигнализации.

Холодный смех был ему ответом. И Ротмеру стало не по себе.

– Жалкое ты создание, – продолжал голос. – Охотишься за слабыми и так боишься сильных.

– А ты не прячься в темноте, покажись мне.

– Это тебе не поможет. Я все равно распорю твое брюхо и покажу тебе твои собственные кишки. Или сожгу заживо, как одного из твоих предков.

– Ты знаешь прошлое моей семьи? – спросил оторопевший от ужаса Фэлон, безуспешно пытаясь посмотреть направо.

– Не это ли ты ищешь? – Перед его глазами появился небольшой кусок бумаги, и он почувствовал, как замерло его сердце. – Не боишься разделить судьбу Филипа?

– Где вы это взяли? – Страх, недоумение, надежда прозвучали в одном этом вопросе.

– Твоя сестра поведала нам тайну.

– Не может быть!

– Неужели? – Рука незримого человека встряхнула перед глазами Ротмера старинный документ и вновь скрылась из поля зрения. – Тогда почему ты так боишься этого клочка бумаги? Говори.

– Но если бумага у вас, вы и так все знаете.

– Говори, – настойчиво повторил мрачный, как ночь, голос, и лезвие ножа снова скользнуло по горлу.

– Я любил ее! – вскрикнул почувствовавший боль Фэлон. – Но она предала меня.

– Так же, как Филип любил Элизабет?

– Может быть. Этот документ был у нее. Женщины из рода Блэквеллов передавали его по наследству из рук в руки, как старинную реликвию. А она, воспользовавшись им, угрожала погубить и меня, и всю мою семью. И все ради них! – Он попытался привстать, но сильный толчок вернул его на кровать. – Отдайте его мне!

– Но почему она угрожала тебе?

– Я хотел навязать ей свою любовь.

Фэлон повернул голову и попытался разглядеть своих врагов, но яркий свет все так же мешал ему видеть. Все, что он разобрал, был темный неотчетливый силуэт: черное на черном. И он подумал о том, что они знали обо всем заранее, еще до его признания. Ему стало невыносимо стыдно тех непристойных предложений, которые он делал своей сестре.

Фэлон решил, что должен получить обратно письмо, свидетельствующее о его позоре, и этот старинный листок бумаги, подтверждающий то, что в жилах его семьи течет дурная кровь их дурных предков.