Текст книги "Любовь бродяги"

– Что вы хотите? – спросил он.

– Скоро ты узнаешь.

Свет неожиданно погас. Мутная темнота сгустилась в комнате. И Ротмер почувствовал, что свободен. Дрожащими руками откинув одеяло, он встал с постели и, подойдя к столу, выдвинул средний ящик, нащупывая хранящийся там пистолет. Вооружившись, Фэлон зажег свет и внимательно огляделся. Но спальня опустела. Спрятав в ящик оружие, он принялся разминать онемевшие руки, думая о том, как его врагам удалось разыскать пропавшее письмо. Угрозы, брошенные ему в лицо Аннорой, вновь всплыли в его памяти.

Она хорошо знала, как он дорожит честью семьи, как оберегает честное имя Ротмеров от любой грязи, которая могла запятнать его в прошлом, и воспользовалась этим. Но Фэлон думал, что Александр уничтожил после ее смерти это треклятое письмо, как он уничтожил большинство ее личных вещей, желая избавиться от преследующей его памяти. Правда, на прошлой неделе Ротмер на какую-то долю секунды испугался, что старинный документ может попасть в руки О'Кифа, но по прошествии времени успокоился на этот счет, решив, что тот все равно ничего не поймет из его содержания.

Фэлон опустился на кровать и горестно покачал головой, припоминая ошибки прошлого. Теперь они могли сильно навредить ему. Если слухи об этом проникнут в прессу, то разрешить возникшее затруднение будет гораздо сложнее, чем при хулиганских выходках Слоун.

Вспомнив о дочери, он резко вскочил на ноги и, выбежав в холл, распахнул дверь ее спальни. Увидев спящую на кровати Слоун, он успокоился и, тихо вздрогнув, вернулся в свою комнату, все еще раздумывая о той ловкости, с которой его враги проникли в дом, где все коридоры, кроме двух, были опечатаны. Почувствовав желание выпить, Рот-мер подошел к шкафчику и вдруг остановился, заметив листок бумаги, лежащий на ковре. С замиранием сердца приблизился он к бумаге и, быстро схватив ее, поднес к глазам. Это было то самое старинное письмо, о котором он с такой горечью вспоминал только что. Даже старая печать рода Ротмеров, которую Аннора прикрепила к нему сама, была на месте.

Все еще не веря своей удаче и не понимая, почему враги оставили у него такой важный документ, Фэлон быстро подошел к камину и, чиркнув спичкой, поджег ненавистный ему клочок бумаги. Наблюдая за тем, как горит старое письмо, он испытывал то чувство, которое, вероятно, испытывает отчаявшийся преступник, внезапно узнавший об отсрочке смертного приговора. И радостно улыбнулся, когда последний уголок листа, объятый пламенем, превратился в черную горстку пепла.

Протянув руку Пенелопе, чтобы та не споткнулась при выходе из потайного туннеля, Рэмзи закрыл дверь и удовлетворенно оглядел темный сарай.

– Как думаешь, он не догадается? – спросила Пенни, следя за тем, как он раскидывает сено.

О'Киф поднес палец к губам и, взяв ее за руку, повел к высокой стене, окружавшей поместье. Перебравшись через стену, они сняли темные капюшоны и направились к лесу, обходя то и дело попадавшиеся на пути большие рекламные щиты, извещавшие о завтрашнем банкете. Пенелопа весело перепрыгивала через поваленные стволы деревьев, ныряла под низко склонившиеся ветви, и ее так и подмывало громко расхохотаться на весь лес. Когда они отошли от усадьбы на значительное расстояние, она наконец не выдержала и произнесла:

– Я же говорила тебе, что он все нам расскажет!

– Как это в такой хорошенькой головке помещается столько ума? – любезно откликнулся Рэмзи, притянув ее к себе и поцеловав в макушку.

– Но почему ты решил, что для Фэлона письмо важнее бриллиантов и ищет он именно его? – спросила она, отталкивая его и открывая дверцу машины.

– Я почувствовал это по его реакции во время разговора, – ответил он, опускаясь на сиденье и застегивая ремень безопасности. – А когда ты нашла письмо, я вспомнил, что видел что-то похожее у Тесс в сумочке с бриллиантами. Возможно, Элизабет передала его ей, пока они сидели в подвале у Филипа. Бумага хранилась в позолоченной коробочке вместе с драгоценностями, составляющими состояние Блэквеллов.

– Элизабет, наверное, была очень сильной женщиной, если смогла восстать против оскорблений, которые терпела. Этот Филип, судя по письму, просто сумасшедший.

– Да. И притом злой сумасшедший. Фэлон хотел скрыть его бесчинства от потомков.

– Кстати, насколько я поняла, Аннора ничего не сказала Александру о домогательствах Фэлона.

– И мы не скажем. Хотя я уверен, что он знает об этом, но не хочет расстраивать тебя дурными новостями из прошлого.

– Как ты думаешь, что хотел узнать Ротмер, посылая в наш дом Вокера?

– Конечно, место, где лежит письмо.

– Возможно, теперь Фэлон успокоится, – сказала Пенелопа, когда машина въехала в ворота ее поместья, и с радостью огляделась вокруг. Приятно было видеть отсутствие охраны и камеры на заборе. Рэмзи распустил телохранителей, предварительно разоружив их.

– Не все еще закончилось, – ответил О'Киф.

– Почему? – спросила Пенни, останавливая машину. – Ведь Ротмер получил все, что хотел, А Ноуэла мы отправили в полицию.

– Ты забыла о бриллиантах.

– Но они потеряны где-то между настоящим и будущим.

Рэмзи не ответил, и Пенелопа посмотрела на него. Увидев ее вопросительный взгляд, Рэмзи медленно покачал головой.

Пит Мэтерс взял пульт дистанционного управления и остановил просмотр видеоматериалов. Откинувшись на спинку стула, он проглядел свои записи и задумчиво постучал пультом по столу.

– Не похожа она на ту женщину, которую мы видели в прошлый раз, – сказал он после минутного молчания.

– Да, – согласился Даунинг.

– А как тебе вообще эта история?

– Она вынуждает меня отказываться от моей версии.

– Я же говорил тебе, что Ренфри вынудили прыгнуть за борт.

– Похоже, ты прав.

– А Гамильтон была соучастницей в этом деле.

– Но как продолжать расследование после этого? – Даунинг кивнул на экран телевизора. – Ведь у нас к тому же нет никаких доказательств. И поэтому мы должны проверить слова Пенелопа и осмотреть машину Тесс. Может быть, мы и правда найдем в ней пулевые отверстия.

Капитан, их непосредственный начальник, просунул голову в дверь кабинета и, косо взглянув на телевизор, полуутвердительно спросил:

– Просматриваете интервью? Заметили здорового парня на заднем плане?

– Вы имеете в виду О'Кифа? – поинтересовался недовольный его вторжением Мэтерс.

– Нет, другого, с седыми волосами. Питер перемотал пленку назад и внимательно осмотрел движущиеся по экрану фигуры.

– Тоже мне детективы! – насмешливо улыбнулся капитан, заходя в комнату. – Да вот же он.

– Вижу, – ответил Пит, пожимая плечами. – И что?

– Это Александр Блэквелл.

– Что? – удивился Мэтерс, с недоумением поглядывая на своего напарника.

– Я еще только начинал службу, когда его кораблестроительная компания была известна всему городу. Потом что-то случилось, и о нем долго ничего не было слышно. Я уж думал, что он давно умер. А вот, поди ж ты, живой и невредимый стоит себе в доме Пенелопы Гамильтон и ведет изящную светскую беседу. Кстати, в свое время он был каким-то образом связан с Ротмером. Так что имейте это в виду. А заодно, – начальник хитро улыбнулся и бросил на стол тяжелую папку с секретными материалами, – прочтите вот это.

Глава 38

Все пять дверей кинотеатра были распахнуты настежь. Из них то и дело как бы невзначай выбегали взволнованные зрители, радостно улыбаясь направленным на них кинокамерам. Тоненькая изящная блондинка, в меру кокетничая, держа в левой руке небольшой микрофон, непринужденно сообщала всматривавшемуся в нее объективу:

– Итак, мы находимся в двух шагах от прославленной «Юниверсал студио». Только что закончилась демонстрация нового кинофильма «Золотая маска». Еще не смолкли в зале отзвуки бурных аплодисментов, но уже с уверенностью можно сказать, что мы попали на настоящее празднество киноискусства. Этот фильм стал истинной сенсацией года, Восхитительные натурные съемки, прекрасные, тщательно отделанные костюмы героев, интригующий и все время держащий в напряжении любовный сюжет – все это делает картину шедевром нашего времени. Простой молодой американец и титулованная аристократка, изумительно сыгранная ведущей актрисой нашего кино Пенелопой Гамильтон, находят друг в друге неиссякаемые источники вечно юной любви и страсти. Их роман с великолепной стремительностью разворачивается на глазах очарованных зрителей, и порой кажется, что сама богиня возвышенной страсти сходит в зал с сияющего энергией и счастьем экрана. И поэтому неудивительным представляется появление на этом изысканном празднике кино нашей очаровательной кинозвезды мисс Гамильтон в сопровождении романтичного и таинственного незнакомца Рэмзи О'Кифа. Затворничество, похоже, больше не прельщает обаятельную мисс Гамильтон. И все указывает на большие перемены, произошедшие в ее настроении и судьбе. – Темпераментная блондинка перевела дух, поправила прическу и продолжила восторженный лепет:

– Романтический спутник звезды, мистер О'Киф, пока еще не проронил ни одного слова. Но внимание, которое он оказывает кинематографическому светилу, говорит само за себя. И светило не возражает. Мы можем не сомневаться, что Рэмзи О'Киф и есть тот волшебный похититель заколдованных дамских сердец, которому удалось выманить сиятельную красавицу из ее одинокой кельи. Блондинка еще долго рассуждала на темы любви и кинематографии, наделяя самыми восторженными эпитетами имя Пенелопы и то и дело поглядывая на ревущую за кинокамерой толпу. Сама же виновница торжества в это время двигалась по неширокому коридору, образованному натянутыми между столбиками ленточками, и время от времени ненадолго останавливалась, чтобы расписаться на протянутых к ней со всех сторон листочках бумаги. Подписав один из них, она заметила, что девушка, протянувшая его, с восхищением смотрит на идущего рядом Рэмзи. Пенни подошла к нему поближе и тихо шепнула ему на ухо:

– А вон та красавица, кажется, влюблена в тебя.

О'Киф приблизился к очарованной им девушке и галантно поцеловал руку. Та тихо вздохнула и вдруг, взвизгнув, запрыгала от восторга. Рэмзи испуганно отшатнулся, а Пенелопа, засмеявшись, взяла его за руку и быстро повела к машине. Оказавшись на сиденье, она сбросила жавшие ей туфли и лукаво покосилась на качавшего головой О'Кифа:

– Ты поступил очень мило.

– Не сошла ли она с ума от радости?

– А хоть бы и так, – засмеялась Пенни. – Надеюсь, вечер будет чуть спокойнее дня.

Он помахал рукой обступившей автомобиль толпе и вновь повернулся к Пенелопе, с восхищением глядя на ее обтянутую чулком ногу, пока она поправляла сбившийся мысок. Еще раз окинув критическим взглядом ее темно-зеленое с бусинками платье, Рэмзи подумал, что оно чересчур экстравагантно и откровенно. И хотя Пенни объяснила ему, что это специальное платье для коктейля и в двадцатом веке принято носить такие наряды, Рэмзи все же остался при своем особом мнении, решив тем не менее воздержаться от комментариев, видя, как она волнуется перед премьерой.

– Я в восторге от твоего таланта, – сказал О'Киф, склоняясь над ней.

– Тебе понравился фильм? – спросила она, прижимаясь к нему, обрадованная его похвалой.

– Да, – ответил он, ласково гладя ее по ноге. – Все получилось очень удачно.

– Но я видела, что тебе было не по себе во время любовной сцены.

– Пожалуй, – согласился он. – Я чувствовал себя человеком, подглядывающим в замочную скважину.

– Но это необходимо по сюжету.

Пенни успокаивающе погладила его по руке, думая о том, что он восхитительно смотрится в черном смокинге. Ей хотелось сейчас же, сняв с него это роскошное одеяние, предаться любви, но незатененные окна препятствовали осуществлению этого желания.

– Даже если это так, – тихо проговорил Рэмзи, – я все равно не хочу видеть тебя в руках другого мужчины, хотя бы и актера.

Ей нравилась его ревность, она говорила об истинности чувств. Пенелопа понимала, что сейчас творится в его душе.

Хотя сцены, показанные в фильме, были скорее чувственными, чем эротическими, она знала, что они показались бы чересчур откровенными любому мужчине восемнадцатого столетия.

– Я больше не буду делать то, что тебе неприятно, – виновато сказала она, заглядывая ему в глаза.

– Но ведь это твоя работа, – нерешительно произнес он, прижимая ее к своей груди.

– Придется от нее отказаться.

– Почему?

– Потому что у меня скоро вырастет слишком большой живот, чтобы играть в такие резвые игры.

– Что? – радостно выдохнул Рэмзи, еще сильнее сжимая ее в объятиях. – Повтори то, что ты сказала.

– Я беременна.

Он почувствовал, как сердце взволнованно затрепетало в его груди, а у нее на глазах выступили слезы.

– О, моя любимая! – пробормотал он, нежно и признательно целуя ее и ласково покачивая в своих руках.

– Твоя чуткость никогда не перестанет удивлять меня, – сказала она, обвивая руками его шею.

– А меня – твоя, – откликнулся он, лаская рукой ее щеку. – Ведь я люблю тебя.

– И я благодарна Богу за это. – Пенни тихо заплакала, пряча лицо у него на груди.

Автомобиль тронулся с места, скрывая их от глаз любопытной публики.

Следователь по делам об убийствах расстегнул длинную молнию на черном мешке для транспортировки тел, и Пит Мэтерс зло выругался, признав в пострадавшем своего свидетеля.

– Что ты об этом скажешь? – спросил он, хотя пулевое ранение на груди Оуэна говорило само за себя.

– Смерть наступила около пятнадцати часов назад, – ответил следователь, осмотрев ногти и зубы мертвеца. И Пит почувствовал, что его вот-вот стошнит. Сколько бы тел он ни перевидал в своей жизни, каждый раз это производило на него крайне неприятное впечатление.

Застегнув молнию на мешке, криминалист сделал знак служителю, что можно убрать тело. И тот, взвалив его на тележку, отвез в поджидавший рядом фургон.

– Что-нибудь известно? – поинтересовался Мэтерс.

– Его обокрали. При нем не обнаружено ни денег, ни удостоверения личности; даже ярлычки на одежде и те сорвали.

– Что еще?

– Остальное покажет вскрытие. – Следователь на секунду замолчал, и Пит нетерпеливо переступил с ноги на ногу. Ему хотелось поскорее закончить с этим делом, не сулившим ничего приятного. – Но одно можно сказать уже сейчас: либо в момент наступления смерти, либо непосредственно перед этим он был с женщиной.

– Да? – удивленно приподнял брови Мэтерс. – Выходит, наш покойник был лихой любовник!

– Не преувеличивай, – усмехнулся криминалист.

Фэлон стоял у окна и наблюдал за суетящимися возле его дома поставщиками продуктов, цветочниками, музыкантами. Сейчас он менее всего желал принимать участие в этой шумной бестолковой суете. Излишней была и пресса, и съезжавшиеся к нему кинозвезды, и несколько конгрессменов, любезно посетивших его дом. Но все эти торжества планировались еще два года назад, и теперь Ротмера связывал подписанный тогда контракт.

Его беспокоили не расходы, благо большую часть суммы выделила сама киностудия, а снующие повсюду репортеры. Они разбили целый лагерь в его поместье, и со вчерашнего вечера, ни на минуту не смолкая, звонил телефон. Единственное, что утешало Фэлона среди этого хаоса, было чувство выполненного по отношению к семье долга, облегчение и вновь обретенная уверенность в себе при воспоминании о сожженном ночью письме. Еще радовало возвращение Ноуэла и его доклад о проведенной операции.

Ротмеру необходимо было знать, в доме ли Пенелопы хранятся те бриллианты, что похитила у него Ренфри. Местонахождение «Красной леди» сильно беспокоило его. Но он понимал, что единственно возможная для него сейчас манера поведения – это делать вид, что ему ничего не известно о хранящихся у Гамильтон драгоценностях. Ведь не в его интересах предавать огласке эту историю с кражей.

«Впрочем, – думал он, – может быть, и к лучшему, если камни находятся на дне Карибского моря». Похоронены следы еще одной ошибки. Нет бриллиантов – значит, нет и расследования. А за спокойствие можно заплатить и несколько миллионов.

– Ты видел это? – прервала его раздумья Слоун, заходя к нему в комнату.

Фэлон нахмурился и покосился на видеокассету, которую она держала в руках. Быстро подойдя к стенному шкафу, дочь вставила кассету в видеомагнитофон и, взяв пульт управления, включила телевизор. Экран осветился, на нем появилась дающая интервью Пенелопа.

– Вот так, – сказала Слоун после просмотра записи. – Она обвинила тебя в исчезновении Тесс. Так что подумай о том, что будешь говорить полиции, когда тебя придут арестовать.

– Но она не назвала меня.

– Кому нужно, тот догадается.

– Ее слова не доказательство. Никто не видел, чтобы я вламывался к ней в дом, стрелял в нее или гонялся за ней по улицам. Я могу сказать, что у меня и в мыслях никогда не было причинять ей какие-нибудь неприятности.

– Но ведь это ты шантажировал ее. А Тесс Ренфри по показаниям моряка, видевшего ее гибель, признана судом мертвой. И тебя могут обвинить либо в нанесении тяжелых телесных повреждений, либо в попытке организации убийства. – Слоун злобно покосилась на отца. – И если я пойду ко дну, то прихвачу с собой и тебя, папочка.

– Приятно слышать, – усмехнулся Ротмер. – Ты всегда была образцовой дочерью.

– Спасибо за комплимент. Одно я могу утверждать, судя по интервью, – бриллианты у этой нахальной актриски. Иначе зачем ей идти на такое? Ясно – чтобы снять с себя все подозрения.

– Ты думаешь, если найдутся драгоценности, то я прощу тебя?

– Конечно.

– Но Гамильтон в отличие от тебя не нарушала законов.

– Да? – дерзко прищурилась она, вызывающе подбоченившись. – Раньше тебя это не слишком заботило.

– Многое изменилось с тех пор, – раздраженно ответил Фэлон. – Хотя бы потому, что погибла Ренфри.

– Ты хочешь сказать, что это расстроило осуществление твоей навязчивой идеи? – зло спросила Слоун, нахально улыбнувшись, и, с деланным равнодушием отвернувшись, направилась к двери. «Погибла? Может быть, – думала она. – Но могильный камень еще не покрыл память о ней. И сегодня вечером нужно завершить начатое».

Пенелопа нервно прохаживалась вдоль нижних ступенек лестницы, раздумывая о том, как сложится сегодняшний вечер. Премьера, слава Богу, прошла удачно, даже слишком. Но в зале не было Фэлона, а теперь волей-неволей придется посмотреть ему в лицо. Придется встретиться с Слоун и войти в тот дом, который когда-то был для Пенни родным. А Александр? Как будет чувствовать себя он, гостем переступив порог своего собственного дома?

– О Боже мой! – вдруг раздался рядом с ней вздох Маргарет.

Пенелопа оглянулась и с неудовольствием заметила измученное лицо старой женщины, которая, слегка приподняв голову, смотрела на спускавшегося по ступенькам Рэмзи, одетого в коричневый камзол с белыми крахмальными манжетами, выглядывавшими из-под рукавов. Сегодня он как никогда походил на величавого, галантного кавалера восемнадцатого века, волею провидения случайно оказавшегося в мелком и суетном двадцатом столетии. Элегантный костюм подчеркивал изящную стройность его стана. Легкий жилет, отделанный золотом, суживаясь книзу, оттенял стройность талии, и от этого плечи казались еще шире, а грудь гордо вздымалась под непринужденными складками коричневой парчи. К поясу был пристегнут большой кремневый пистолет, кожаные рейтузы, обтягивающие сильные стройные ноги, заправлены в высокие сапоги необыкновенно черного цвета, излучавшие душистый и свежий аромат свежевспаханной земли.

Остановившись рядом с Пенелопой, О'Киф ласково коснулся рукой ее подбородка и с улыбкой заглянул в глаза.

– Если ты будешь смотреть на меня так восторженно, – сказал он, – мы непременно опоздаем на вечер.

– Ах, Рэмзи, – прошептала она, – как бы я хотела познакомиться с тобой в восемнадцатом столетии!

– Почему же именно тогда?

– Глядя на тебя, я понимаю, чего ты лишился и скольких трудов тебе стоило привыкнуть к нашему мелочному веку.

– Я был одинок там, – возразил он, нежно погладив ее щеку.

– И все же ты видел столько замечательных людей и событий. Теперь это история.

– Скоро историей станет и двадцатый век. Нашим детям он будет казаться прекрасным. – О'Киф крепко обнял ее. – А сейчас это наше время – твое и мое. И я нисколько не жалею, что оставил позади свое одиночество.

– Не верится, что ты действительно был одинок, – ревниво произнесла Пенни.

– По-настоящему я люблю только тебя. Моя любовь вела меня сквозь века. – Он заботливо поправил корсет под ее платьем. – Здесь не слишком туго?

– Ты заботишься о нашем будущем малыше?

– Да. Никак не могу привыкнуть к мысли, что ты будешь матерью моего ребенка. Я безумно тебя люблю.

– Об этом лучше помолчать, а то сквозь твои обтягивающие рейтузы любой распознает, насколько горяча твоя любовь.

Он засмеялся и, галантно подав ей руку, торжественно произнес:

– Вас ждет карета, моя леди.

– Он говорит истинную правду, – вмешалась в разговор Маргарет, приподнимая широкую длинную юбку. И экономка, и шофер были одеты в наряды восемнадцатого века.

Пенелопа удивленно посмотрела на нее и восторженно ахнула, когда Рэмзи распахнул двери. Перед домом, рядом с низким лимузином, стояла роскошная черная карета, запряженная четверкой вороных лошадей. Праздничное сияние огней окружало ее большую блестящую крышу, и сидящий на козлах кучер любезно приподнял шляпу, приветствуя свою очаровательную хозяйку. Лакей в великолепно расшитой ливрее вскочил на запятки, легко кивнув им. И О'Киф неторопливо свел по ступенькам оторопевшую от удивления Пенни.

– Мы проведем этот вечер в моем столетии, – шепнул он ей на ухо.

– Какая чудесная карета! – воскликнула она, проводя рукой по полированной поверхности дверцы. – Я вижу, в твоем столетии много очаровательных вещей.

Он улыбнулся и помог ей устроиться, затем, обойдя экипаж, уселся рядом.

– А как же Маргарет и Хэнк? – спросила она, оглядываясь на стоящих поблизости экономку и шофера.

– Мы поедем на машине, – ответила миссис О'Халерен, подходя к ней и передавая пару масок. – Нужен мощный автомобиль, чтобы расчищать вам дорогу.

– Вот именно, – подтвердил Хэнк, открывая дверцу машины и помогая Маргарет сесть. – А заодно это послужит нам прекрасным средством для уединения.

Рэмзи засмеялся и сделал знак трогать. Процессия выехала за ворота усадьбы.

– Как хорошо ты придумал! – восхитилась Пенелопа, откидываясь на спинку сиденья.

– Я сделал это для тебя, – отозвался О'Киф, любуясь ее стройной изящной фигурой, обтянутой голубым платьем. Казалось, она сияла каким-то таинственным волшебным светом. Он еще раз окинул ее восторженным влюбленным взглядом и только тут заметил, что она нервно теребит перчатки. – Боишься?

– Да, – созналась она. – Но я все равно должна до конца сыграть свою роль на этом вечере.

– Роль наследницы, возвращающей себе утраченные права?

– Нет, – улыбнулась Пенни. – Роль жены бравого капитана, сажающей на досуге картошку.

Он усмехнулся и признательно поцеловал ее в щеку. Карета тем временем приблизилась к усадьбе Ротмера. Когда она остановилась перед домом, Пенелопа протянула руку, чтобы открыть дверцу, но Рэмзи задержал ее. Достав из кармана золотую цепочку, на которой покачивался изящно оправленный большой темно-розовый бриллиант, он попросил Пенни надеть ее.

– Фэлон сойдет с ума, когда увидит его, – сказала она, выполняя просьбу О'Кифа.

– Тем лучше. Александр хотел, чтобы ты его носила.

– А он сам придет?

– Не думаю. Вряд ли он захочет быть гостем в своем собственном доме.

– Да, конечно, – кивнула Пенни, уныло покачав головой.

Лакей спрыгнул с запяток и распахнул дверь карсты. Рэмзи первый вышел из нее и был буквально оглушен криками восторга, раздавшимися со всех сторон. Толпа ликовала и неистовствовала, щелкали затворы фотоаппаратов, яркие вспышки света слепили глаза. Крики еще больше усилились, когда из кареты вышла Пенелопа. Приветливо улыбнувшись и махнув рукой, она поспешила к раскрытым дверям дома, который сегодня более чем когда-либо походил на старинный готический замок. Остроконечные арки над окнами, черное витое железо балконов, зубчатые шпили на крыше – все это до такой степени напоминало старые черно-белые литографии, что Пенни на мгновение представились изготовленные к бою арбалеты и тусклое железо аркебуз в каждой из узких бойниц. Густо переплетенные ветви плюща спускались к ступеням крыльца, среди них мелькали голубые, фиолетовые и красные цветы, воздух наполняло благоухание.

– Ах, Рэмзи, как красив этот дом! – воскликнула Пенелопа.

– Тебя никогда не приглашали сюда в гости?

– Меня? – удивилась она. – Ты шутишь?

– Но ведь это твой дом, – усмехнулся О'Киф. – Дом твоих предков.

Пенни представила себя Тесс, поднимающуюся по ступеням этого крыльца. Представила себе ее детей, мужа. И ей захотелось прикоснуться к этому такому далекому и такому родному прошлому.

Улыбнувшись, она оперлась на предложенную ей руку Рэмзи, и они вместе, в сопровождении Маргарет и Хэнка, переступили порог старинного дома. И вдруг Пенелопа замерла, крепко стиснув запястье О'Кифа. Он посмотрел в направлении ее взгляда и увидел обращенные на них холодные глаза Слоун Ротмер.