Текст книги "Любовь за кадром"

Когда, после посадки и остановки двигателей, открылись наружные двери пассажиры, прихватив дорожные сумки, стали выходить из самолёта. Виноградов поднялся, расправил затёкшие плечи и, вслед за Кравцовым, направился к выходу.

Московский аэропорт встретил их холодным ветром. Сойдя с трапа, они сели в пассажирский автобус и на нём подъехали к зданию аэровокзала. Потом у ленты транспортёра, долго ждали свой багаж. Получив чемодан, Виноградов направился к выходу, прошёл контрольный пункт и здесь на него вихрем налетела Наташа. Она повисла у него на шее, обдала запахом духов, чмокнула в щёку и сразу же затараторила:

– Я всё жду и жду, а тебя всё нет и нет!

– Привет, моя девочка. Как я рад тебя видеть!

Он нежно обнял её, поцеловал и только сейчас понял как соскучился. А Наташа всё улыбалась, постреливала глазками и Виноградов, совершенно обезумевший от её близости, вдруг подумал: «Она будет только моей, никому не отдам!»

Оторвавшись на секунду от Наташи, он повернулся в поисках Кравцова.

Виктор стоял неподалеку, рядом с Татьяной. Она гладила его рукой по щеке и что-то шептала на ухо.

– Здравствуй, Таня, – бодро поздоровался Виноградов. – Можешь гордится своим ухажёром, он заранее предсказал вашу встречу.

– Это не он предсказал, а я его звонком предупредила, – Татьяна с улыбкой взглянула на Кравцова. Поэтому он был уверен в том, что я приду его встречать.

– Любимой девушке надо доверять, но сейчас мне придётся извиниться и ненадолго вас разлучить, – деловито сказал оператор.

– Виктор, найди пожалуйста Петрова, вместе с ним получи багаж, аппаратуру и плёнку. Замдиректора и студийная машина должны встречать вас на выходе, – и уже уходя, добавил:

– За отснятый материал отвечаешь головой!

Вместе с Наташей он вышел из здания аэропорта и она, взяв его под руку интригующе произнесла.

– А мы тебе маленький сюрприз приготовили.

Уже догадываясь о ком идёт речь, Виноградов издалека разглядел знакомую фигурку и когда Еленка, освободившись от опеки Лизы, с радостным визгом бросилась навстречу отцу, он подхватил её на руки, а затем крепко прижал к груди.

– Папа, мой папа вернулся, – радостно лепетала Еленка, обхватив ручонками заросшую голову отца.

Не отпуская дочь, Виноградов поцеловал сестру и после радостных объятий они, наконец-то, уселись в машину.

– Как у тебя дела, Лиза?

– Да вроде ничего, – сестра улыбнулась.

– Выглядишь хорошо, я бы даже сказал, что ты похорошела.

– Это, наверное, к твоему приезду, – Лиза поправила сбившуюся чёлку. – Дети вот с дачи вернулись, в доме веселее стало, а твоя Еленка подросла за лето на три сантиметра.

– И прибавила два килограмма, – встряла в разговор дочь.

Виноградов с радостью оглядел всю свою родную компанию и только теперь почувствовал, как он устал за эту экспедицию.

Домой они приехали в десять часов вечера. Помывшись и сытно поужинав, Александр проводил Лизу, затем уложил Еленку, а в одиннадцать он уже спал как убитый.

На следующий день, созвонившись с режиссёром Светлановым, он поехал на студию. Надо было сдать в проявку отснятый материал, проследить за его качеством, а это требовало непосредственного участия оператора. Режиссёр встретил его настороженно и всё пытался узнать как прошли съёмки, но Виноградов отговаривался тем, что язык на экран не повесишь и что результаты съёмок можно будет оценить только после проявки материала.

В лабораторию он пришёл в приподнятом настроении и стазу же направился к начальнику смены. Галина Васильевна Остроумова заполняла журнал текущей обработки плёнки и, увидев оператора, откровенно улыбнулась ему.

Они познакомились ещё в институте, когда Виноградов, студент операторского факультета, откровенно приударил за хорошенькой цветоустановщицей.

– Здравствуй, Галочка! Рад видеть тебя в полном здравии и ещё более красивой, чем прежде!

– Вечно ты с комплиментами, Саша, – добродушно ответила Остроумова стараясь скрыть под халатом свой увеличившийся живот.

Виноградов считал себя воспитанным человеком, но всё-таки не удержался и спросил: – Кого ожидаем, мальчика или девочку?

– Мальчишку хотелось бы, – вся зарделась Галина Васильевна.

– Он у тебя и будет! – уверенно пообещал Виноградов и сразу же перешёл к делу.

– Галя, я только что вернулся из экспедиции, привёз две тысячи отснятого материала и его надо проявить как можно быстрее.

– Я уже в курсе дела, – откликнулась Остроумова. – Меня обо всём предупредил твой ассистент Игорь Беляев. – Она опять поправила халат и с улыбкой добавила: – А тебя я должна порадовать: всё, что мы проявили, ОТК пропустило с оценкой отлично.

– Спасибо, Галочка, за приятное известие, – Виноградов, прощаясь, поцеловал ей руку. – Теперь я могу работать спокойно.

Он вышел из лаборатории и уверенным шагом направился в комнату съёмочной группы.

Глава десятая Монтажный период

В течении следующих дней Виноградову пришлось изрядно поволноваться, ожидая выхода из проявки материала, так как в случае брака переснять что либо уже не было никакой возможности. Он ежедневно заходил в кабинет к начальнику смены, добиваясь проявки киноплёнки вне очереди, но Галина Васильевна отговаривалась тем, что в лаборатории много работы, но она, тем не менее, делает всё возможное.

Наконец, на третий день, оператору позвонил Игорь Беляев и сказал, что сегодня из проявки выйдет весь материал. Стройная девушка в белом халате привезла на тележке восемь коробок обработанной киноплёнки. Вслед за девушкой в монтажную ворвался Виноградов.

– Ну что, уже всё проверили? – ещё с порога спросил он и вопросительно взглянул на монтажницу, молодую женщину, которую все называли Валей.

– Нет, коробки только что привезли, но вы не волнуйтесь Александр Михайлович, лаборатория сейчас работает стабильно и никакого брака быть не должно.

– Вы меня успокаиваете, Валя, но, тем не менее, я бы хотел посмотреть весь материал на экране.

Ответить монтажница не успела, так как в комнату быстро вошёл режиссёр. Светланов был в светлом, английского покроя костюме и по его упитанному, отдохнувшему лицу можно было заключить, что чувствует он себя хорошо.

– Здравствуйте, Александр Михайлович, – поздоровался режиссёр, пожав оператору руку. – Мне сказали, что лаборатория выдала весь материал.

– Да, так оно и есть, Владимир Сергеевич, вот только бы хотелось посмотреть его на экране.

– Ну, это не вопрос, – проговорил режиссёр. – Сейчас мы позвоним Свиридову и он решит эту проблему.

Он подошёл к телефону и набрал номер.

– Пётр, это ты? Светланов тебя беспокоит. Будь добр, закажи для нас просмотровый зал, – режиссёр замолчал, прислушиваясь к словам собеседника. – Я так понял, что второй зал уже заказан?

Получив утвердительный ответ, Владимир Сергеевич положил трубку.

– Свиридов заказал для нас зал в главном корпусе, но до просмотра ещё два часа и можем спокойно поработать.

Никто не посмел возразить и Валя включила монтажный стол. На маленьком экране замелькали кадры отснятых сцен: это был сольный номер Наташи её проход по набережной и сцены первых павильонных съёмок. Материал был ещё в беспорядке, здесь были перемешаны кадры, отснятые в разное время и многократно повторявшиеся в дублях, но профессиональный взгляд режиссёра выхватывал из этой массы только те кадры, которые могли пригодиться в монтаже.

После просмотра первой части материала, Светланов уверенно сказал:

– Я считаю, что у нас есть всё необходимое для работы в монтажно-тонировочном периоде. Задача теперь состоит в том, чтобы из всего этого материала выбрать лучшие дубли и смонтировать нашу картину.

Валя нетерпеливо заёрзала в кресле, тактично посматривая на часы, как бы давая понять, что настало время обеденного перерыва. Владимир Сергеевич намёк понял и предложил пойти перекусить. Обедали они, в так называемом творческом буфете, где подавали бульон с пирожками и тушённое мясо с гарниром. Буфетчица работала крайне медленно, часто забывала дать сдачу, но за неимением поблизости чего-то лучшего с этим приходилось мириться.

После обеда они направились в просмотровый зал, где у входа их поджидал второй режиссёр Пётр Свиридов. Коробки с материалом уже были доставлены в кабину киномеханика и, когда все расселись в мягких креслах, начался просмотр. На экране замелькали знакомые кадры, только теперь они смотрелись намного ярче, а цвет, который почти не различался на монтажном столе, теперь засиял во всю полноту своей выразительности.

Начался кропотливый процесс отбора дублей и на экране, раз за разом, появлялось красивое и до боли знакомое лицо Наташи. Оторвавшись от записей, Светланов повернулся к оператору и спросил:

– Какой из этих дублей вам больше нравится, Александр?

– Второй более пристойный, не берусь судить об актёрской игре, но чисто операторски, по свету и композиции этот дубль смотрится лучше.

– Такое редко случается, но я согласен с оператором, – усмехнулся режиссёр. – Мы отбираем для монтажа второй дубль.

Они работали в просмотровом зале до десяти часов вечера, а затем уставшие, но довольные разошлись по домам. На следующий день монтажная смена была назначена рано утром и Виноградов, торопясь, отвёл Еленку в детский сад, а уж затем поехал на студию. Так продолжалось изо дня в день и режиссёр с оператором проводили кропотливую работу, отбирая из тысяч метров отснятой плёнки самые лучшие сцены для монтажа фильма.

Справедливости ради надо отметить, что во время этой работы уставали не только режиссёр и оператор, но и монтажница Валя, которая сама вырезала и монтировала отобранные дубли.

Эта изнурительная работа продолжалась в течение недели и только завершив просмотр отснятого материала, они вернулись в монтажную. Валя, как всегда, работала за столом в центре, а по обеим сторонам от неё расположились режиссёр и оператор.

Виноградов с удивлением поглядывал на монтажницу, на шее которой извивались длинные ленты киноплёнки. Валя выхватывала из этой связки очередной монтажный кусок и, отчаянно стуча прессом, склеивала его в единый моток. По ходу работы режиссёр делал некоторые поправки, но в основном Валя монтировала самостоятельно и пресс в её руках стучал как автомат.

Светланов внимательно посмотрел на экран монтажного стола и негромко сказал:

– Валюшка, мне кажется, что в этой сцене нам надо вставить крупный план актрисы.

– Но, Владимир Сергеевич, – заупрямилась Валя, – ведь только десять минут назад, по вашему совету, я убрала этот план из монтажа, а теперь всю работу придётся переделывать.

– Дело в том, что монтаж – это творческая работа, все варианты которой предвидеть заранее невозможно и меня удивляет то, что такая опытная монтажница как ты, выражает своё недовольство.

Светланов расстроился, вынул из кармана сигареты и вышел в коридор.

– Ну зачем ты так с ним, Валя? – оператор тоже был не доволен тем, что прервалась работа. – Ты же видишь, что человек сегодня не в настроении, может быть у него дома какие-то неприятности, а ты ему досаждаешь.

– А чего он придирается по любому поводу? – попыталась оправдаться Валя. – Вам хорошо говорить, вы неделю снимали на Кавказе, как бы на отдыхе, а я в эти дни работала с режиссёром в монтажной и уже успела хлебнуть достаточно. У него такой ужасный характер, что надо иметь железные нервы, чтобы всё это выдержать.

Монтажница обиженно умолкла, а Виноградов извинившись, вышел в коридор. У окна, глядя на улицу, стоял Светланов и докуривал сигарету.

– Владимир Сергеевич, вы зря волнуетесь по пустякам. Валя очень ответственный работник и монтаж чувствует как никто другой.

– Да знаю я, что ты меня уговариваешь. Просто к концу дня накапливается усталость и сказывается нервное напряжение.

Тем не менее Светланов встряхнулся, поднял голову и в глазах появился привычный блеск.

– Тебя давно не было на студии, а у нас, между тем, появились новости.

– И какие же? – Виноградов явно заинтересовался.

– Ходят слухи, что директор уходит на пенсию.

– А он сам как реагирует?

– Твердохлёбов, как ты знаешь, опытный номенклатурный работник, но в данной ситуации он предпочитает отмалчиваться.

– Владимир Сергеевич, но почему вас этот вопрос волнует? – разгорячившись, оператор повысил голос. – Вместо Твердохлёбова пришлют из министерства другого чиновника и всё останется как прежде.

– Э, не скажи! Сейчас другие времена и просто так нового директора, на крупнейшую студию страны, не назначишь.

Они вернулись в монтажную и без лишних споров работали до конца смены. А между тем слухи о замене руководства росли и ширились, но никаких конкретных указаний ещё не поступило и только после того, как было объявлено о перевыборном собрании, все стали решительно обсуждать кандидатуры.

Каждый цех старался выдвинуть своего кандидата и творцы тоже не остались в стороне: в коридорах, буфете и в курилках только и разговора было, что о новом директоре. Списки кандидатов пополнялись каждый день, но реальные шансы могли иметь только те, кого выдвинет общее собрание студии.

Его решили провести в большом широкоформатном зале. Народу набралось столько, что не хватало свободных мест и многим пришлось стоять в проходе, но это никого не смущало, так как каждый стремился выступить и высказать своё мнение. Бригадир осветителей Егорыч фактами доказывал, что приборы устарели, а кабелями пользовались ещё в прошлом веке, водитель микроавтобуса Сергей жаловался на нехватку запчастей, костюмер Светлана Красавкина, краснея от всеобщего внимания, рассказала о том, что костюмы, в которых она одевает актёров, были пошиты во времена немого кино. Страсти накалялись, в зале было шумно, казалось, многие забыли, что это перевыборное собрание руководства студии.

В президиуме решительно поднялся Борис Иванович Гребенников и колокольчиком попытался навести тишину.

– Товарищи, ну так же нельзя! В зале нет директора студии, а то бы мы спросили господина Твердохлёбова, почему студия доведена до такого состояния, я бы даже сказал – до ручки! Кто хочет ещё высказаться?

Виноградов поднял руку, затем неловко протиснулся на трибуну и, дождавшись тишины, уверенно сказал:

– Друзья, ситуация на студии сложилась тяжёлая и улучшения пока не предвидится. Мы производим восемь картин в год, при плане восемнадцать. Зададимся вопросом, какие это картины, каков их уровень и по каким сценариям мы снимаем фильмы? Отвечу, уровень наших фильмов крайне низок, качество плохое, а сценарии просто ужасные. Ситуацию надо в корне менять. Сейчас, когда в стране наметился подъём, мы, работники киноискусства, просто обязаны пересмотреть всю нашу творческую и производственную программу, – Виноградов оглядел притихший зал. – И это не только слова, нам необходимо запускать в производство жизненно правдивые сценарии, смелее давать работу молодым режиссёрам и операторам, а не дожидаться пока они творчески созреют. Ведь что получается: заканчивает студент киноинститут, получает диплом режиссёра или оператора, приходит на студию и годами работает ассистентом, теряя квалификацию и творческий потенциал.

В зале одобрительно зашумели, с места поднялся Виктор Кравцов и громко крикнул:

– Правильно, специалисты с высшим образованием работают как мальчики на побегушках!

Таня испуганно дёрнула его за рукав и он, смутившись, сел, а Виноградов выдержав паузу, продолжил:

– Теперь по поводу сценариев: всем понятно, что каков сценарий, такой и будет фильм. Создаётся впечатление, что в сценарном отделе студии подбираются сюжеты, которые были актуальны давным давно, а темы, которые волнуют людей сейчас и стоят, как говорится, на повестке дня в сценариях совершенно не отражаются.

Он долго ещё говорил о назревших проблемах киностудии, о том, что не хватает качественной плёнки, о том, что у людей, долгие годы проработавших на производстве, нет квартир, о том, что цеха работают в давно не ремонтированных помещениях и что именно сейчас возникла острая необходимость в повышении заработной платы.

– Верно! – выкрикнул с места осветитель Смирнов. – В конце месяца не то что на водку, а и на еду денег не хватает!

Своё выступление Виноградов закончил словами:

– Уважаемые дамы и господа, мы все вместе работаем на нашей киностудии. Я подчёркиваю, это наша киностудия. Многие из сотрудников проработали здесь не один десяток лет. Мы создаём фильмы, лучшие из которых становятся произведениями искусства, но нашим главным достоянием является человек и его насущные заботы. Так давайте же все сорганизуемся так, чтобы жить, работать и смотреть в будущее мы могли спокойно и уверенно.

Зал встретил его выступление аплодисментами. Собрание продолжалось до самого вечера, желающих высказаться было много, но когда главный редактор Гребенников предложил назвать кандидатов на пост директора студии, в зале наступила тишина. Из неё вырвался Виктор Кравцов:

– Я предлагаю избрать директором студии оператора-постановщика Виноградова Александра Михайловича!

– Правильно! – раздались выкрики в зале. – Виноградов наш человек! Он и людей, и производство знает!

– Даёшь Виноградова!

Из зала последовало ещё несколько предложений, но кандидатами были выдвинуты только два человека: старейший режиссёр студии Синицын и оператор-постановщик Виноградов. Всё должно было решить тайное голосование. В зале долго шуршали бумажками, зачёркивая одну из фамилий, затем дежурные собирали по рядам голоса и, когда были подведены итоги, в президиуме встал Борис Иванович Гребенников.

– Дорогие друзья, по результатам тайного голосования победил, – он сделал паузу, – Виноградов Александр Михайлович.

Его слова потонули в громе аплодисментов, но Гребенников поднял руку, призывая всех к тишине.

– Товарищи, вы знаете, что ни Госкино, ни Союз кинематографистов не оказывали в ходе выборов никакого давления на коллектив студии, а напротив всемерно поддерживал. И как бы в подтверждение этого, я предоставляю слово заместителю председателя Госкино Людмиле Алексеевне Савельевой.

Стройная, средних лет женщина, торопливо поднялась на трибуну и желая сразу же захватить инициативу, громко произнесла:

– Дорогие товарищи, дамы и господа, я, как представитель Госкино, одобряю результаты выборов и обязуюсь оказывать новому директору студии всемерную поддержку.

Снова раздались аплодисменты и хотя Людмила Алексеевна продолжала говорить о планах развития студии, о новых корпусах и повышении зарплаты её уже никто толком не слушал. Виноградова стали поздравлять, кто крепко жал ему руку, кто дружески хлопал по плечу и многим бы хотелось, чтобы это был именно тот директор, который будет не только руководить студией и производством, повышать уровень и качество фильмов, но и заботиться о людях.

Ведь он является одним из них.

За собранием потекли рабочие будни. Учитывая то, что Твердохлёбов продолжал ещё выполнять функции директора, Виноградов с головой ушёл в работу над картиной. Она продолжалась изо дня в день и с утра до позднего вечера. У всех накопилась усталость, но режиссёр, оператор и монтажницы держались как могли, так каждый знал, что после первого варианта монтажа ещё предстоит большой объём работы. Отобранные дубли подклеивались один за другим в порядке номеров, снятых на хлопушках.

Когда отдельные кадры, подрезанные для плавного соединения стыков были склеены в большие трехсотметровые части, то стало ясно, что их набралось девять, что соответствовало полуторачасовому времени показа.

– Ну вот, Александр Михайлович, пришла пора вызывать актёров на озвучение эпизодов, – режиссёр казался озабоченным.

– Вы правы, Владимир Сергеевич. Я сегодня же поговорю с Васильевой и сообщу ей о начале озвучения, но я слышал, что есть трудности с заказом зала для тонировки.

– Нет, я заранее предупредил Свиридова и он клятвенно пообещал, что тон-зал и звуковики нам гарантированы.

– Владимир Сергеевич, – вмешалась Валя, – нам надо ещё разрезать материал на кольца, которые будут прогонять во время озвучения.

– Да, сегодня нам придётся поработать допоздна.

Вернувшись домой, Виноградов позвонил Наташе и рассказал ей о студийных новостях, а заодно предупредил о начале озвучения картины. Актриса обрадовалась, узнав, что снова будет работать.

– Если б ты знал, Саша, как мне надоело сидеть дома. Каждый день одно и то же, с утра заботы по дому, а вечером скучный телевизор. Тоска, да и только!

– Не переживай, красавица, с началом озвучения ты будешь занята в тонзале целый день.

– Ух, замечательно! Я должна предупредить родителей, чтоб они не волновались.

На следующий день смена не состоялась, так как несмотря на обещание второго режиссёра, зал был занят, но уже через день, монтажные кольца были готовы, актёры вызваны и творческая группа собралась в полном составе.

Войдя в тонзал, Наташа осмотрелась и он показался ей ничем не примечательным. Это был почти обычный просмотровый зал с большим экраном и рядами стульев вдоль стен. В центре зала на высокой подставке был установлен микрофон, перед ним приютился маленький пюпитр, предназначенный для текста актёрской роли. У задней стены, под окошком проектора располагались громоздкие звуковые пульты с набором разнообразных ручек и микшеров.

Когда все расселись по местам, Наташа встала к микрофону, а звукооператор Иван Спиридонов одел наушники. Светланов попросил погасить свет и в проекторе пошло первое кольцо изображения. На экране появилась сцена, которая снималась на приморском бульваре и где актриса, по сюжету, изображала горе после разлуки с любимым. Наташа попыталась произнести текст под экранное изображение, но у неё ничего не получилось. Губы актрисы на экране произносили одно, а по тексту получалось совсем другое. Звук с изображением не совпадал и был несинхронным.

– А ты не смущайся, Васильева, – попытался поддержать актрису Светланов. – Озвучание, это дело непростое и если что-то сразу не получается, то надо повторять раз за разом.

Наташа попыталась собраться, но текст упрямо не хотел накладываться на изображение. Во рту пересохло, так как в зале было душно и пыльно. Вентиляция была выключена, чтобы не мешать синхронной записи звука.

– Здесь не детский сад, а производство! – загремел вдруг режиссёр. – Идёт озвучение и актёры должны работать, а не изгаляться. Не получается творчески, попробуйте по шаблону!

В зале наступила тишина, прерываемая всхлипываниями Наташи. Виноградов попытался вмешаться.

– Владимир Сергеевич, вероятно произошла какая-то ошибка. Во время съёмки я находился недалеко от актрисы и помню, что она в той сцене произносила совсем другой текст, возможно поэтому и происходит несовпадение изображения и звука.

Светланов недоверчиво посмотрел на оператора и громко сказал:

– Вы что, нас за дураков принимаете или считаете, что все здесь больны белой горячкой?

Виноградов примирительно махнул рукой, а режиссёр подошёл к Наташе взял из её дрожащих рук сценарий и сравнил его со своим…

Что тут началось! Можно было подумать, что у Светланова истерика, так как он размахивал руками и громко кричал:

– Нет, я этого так не оставлю, я этого сценариста Красовского под суд отдам! Кто дал ему право менять утверждённый текст сценария? Возможно он думает, что мы клоуны, которые будут плясать под его дудку? Нет, он ошибается! – и с этими словами режиссёр выбежал из зала.

– Понёсся в дирекцию, – с усмешкой сказал Иван Спиридонов. – Работать мы начнём не раньше, чем через час. Желающие поесть могут сходить в кафе.

Тон-зал быстро опустел и уже в творческом буфете, пробуя горячий кофе Виноградов попытался успокоить актрису:

– Не надо по пустякам расстраиваться, дурочка. Этих режиссёров в твоей жизни будет ещё миллион и если из-за каждого слёзы лить, то их у тебя на всех не хватит.

Но Наташа никак не могла успокоиться и всё вытирала платочком мокрые глаза.

– Если он и дальше так орать на меня будет, то я этого не выдержу.

– Ну что ты, глупенькая. Мы же провели вместе большую экспедицию и всё у тебя получалось, а тут вдруг сорвалась, – Виноградов ободряюще улыбнулся. – Всё будет у тебя хорошо.

Через час, пообедав, вся творческая группа собралась в тон-зале. Последним вошёл режиссёр и выглядел он виноватым.

– Друзья мои, – неуверенно начал Светланов. – Произошла досадная ошибка и я должен извиниться перед Наташей Васильевой. Наш сценарист Семён Красовский самовольно изменил текст и дирекция не соглашается вторично корректировать сценарий. Придётся нам приспосабливаться, ведь дублируют же как-то зарубежные картины, а там русский текст не соответствует изображению.

Снова включился проектор и по экрану побежало изображение, а Наташа бодрая и уверенная в своих силах, чётко произнесла:

– Мне очень плохо, я снова одна, любимый ушёл от меня. Я не помню, какой это был по счёту любимый, к сожалению не первый. Нельзя сказать, что я распутная девица, которая любыми средствами старается заполучить мужика, нет, я просто женщина, стремящаяся создать семью. Я, как все нормальные женщины, хочу иметь мужа и детей, хочу любить и быть любимой, но создать семью всё никак не получается, мужики бегут от меня один быстрее другого и я никак не могу понять почему? – в этом месте актриса сделала небольшую паузу и, пристально вглядываясь в изображение, продолжила: – Вот я и думаю, не отказаться ли мне от этой идеи и заняться другим делом, ну например начать петь. А почему бы и нет, говорят, что раньше у меня был хороший голос…

В этот момент в проекторе закончилось кольцо плёнки и режиссёр воскликнул: – Стоп!

– Наташа, у вас всё было хорошо и замечаний у меня нет, но меня удивляет, как монтажница Валя умудрилась склеить такое большое кольцо, к тому же со столь сложным текстом. Может быть вы сами Валя попробуете озвучить этот текст?

В зале наступила напряжённая тишина, а затем послышался робкий голос монтажницы:

– Владимир Сергеевич, я даю вам слово, что больше такого не повторится все остальные кольца получились маленькие и актёрам будет их легко озвучивать.

– Ну хорошо, я полагаюсь на ваш опыт, – режиссёр сел в кресло и спросил у звукооператора: – Иван, можем мы сейчас прослушать, записанную сцену?

– Конечно, – отозвался Спиридонов и отдал короткую команду в аппаратную.

В зале зазвучал голос Наташи, такой родной и знакомый, что у Виноградова от волнения сжалось в спазме горло. Он смущённо оглянулся по сторонам проверяя не заметил ли кто его минутной слабости и только убедившись в том что все внимательно смотрят на экран, успокоился и перестал ёрзать в кресле.

– Так, замечательно! – бодро заявил режиссёр, закончив просмотр дубля. – Я считаю, что звук записан удачно и мы можем перейти к следующему кольцу.

Решающее слово по качеству записи принадлежало звукооператору и Иван Спиридонов, пожевав губами, негромко сказал:

– Запись отличная! Мне нравиться чистота звука и профессиональная техника речи, которой овладела наша актриса.

Даже в полутьме зала было заметно, как зарделась от удовольствия Наташа. Пока в аппаратной меняли кольцо изображения, актёры заучивали текст сцены. Следующим на озвучание выходил кадр, в котором снималась Наташа вместе с актёром Давыдовым. Его сейчас не было в тон-зале: то ли он где-то снимался, то ли режиссёр не захотел приглашать его на озвучание. Дублировал Давыдова молодой актёр, которого Виноградов и не разглядел ещё толком в темноте. Наташа как-то сразу нашла с партнёром общий язык и следующие кольца озвучания проходили у них легко и синхронно.

Первая смена закончилась удачно и Светланов, отметив хорошую работу звукооператоров и актёров, поспешно вышел из зала. В последнее время он старался пораньше уйти со студии и все поговаривали, что у него заболела жена. Поэтому домашние хлопоты, как-то продукты, готовка и домашние животные легли на его немолодые плечи.

– Если у Владимира Сергеевича дома проблемы, то мне по-человечески жаль его, – говорила Наташа, выходя со студии вместе с Виноградовым. – Ведь он уже пожилой человек, а мы все, стараясь доказать свою правоту, травмируем его.

Наташа всегда жалела старых и больных людей, и по возможности старалась оказать посильную помощь. Ведь недаром её мама сетовала на то, что дочь решила стать актрисой, а не врачом.

Домой они ехали в машине Виноградова и он часто отвлекался от руля, с улыбкой глядя на Наташу.

На следующий день работа в тон-зале заметно оживилась и актёры, войдя в роль, легко и непринуждённо вели озвучание. Звукооператор делал два, максимум три дубля и режиссёр, довольный качеством записи, просил перейти на следующее кольцо. Члены творческой группы довольно быстро втянулись в работу и уже через неделю было озвучено большинство эпизодов, снятых на натуре.

Отметив хорошее качество звука во время павильонных съёмок, Светланов согласился с предложением звукооператора оставить эту запись без изменений в звуковом оригинале фильма. Экономия времени от этого предложения позволила творческой группе раньше намеченного срока подготовить показ фильма художественному совету студии, который состоялся в большом зале главного корпуса. Возглавлял худсовет главный редактор объединения Борис Иванович Гребенников. Режиссёр заметно волновался, то и дело поглядывая на своих помощников, как бы ища у них поддержки. Среди присутствующих в зале, казалось меньше всех волновалась актриса Наташа Васильева. Она ослепительно улыбалась, приветливо оглядываясь по сторонам, игриво беседовала с главным редактором и казалось, что через минуту начнёт посылать всем воздушные поцелуи.

Виноградов, наблюдая за Наташей и зная как она волнуется, отдавал должное её выдержке и самообладанию, ведь от этого просмотра зависело её актерское будущее.

– Ну что ж, друзья, пора начинать, – Гребенников вынул отглаженный платок и аккуратно протёр очки. – Все как будто в сборе и даже режиссёр присутствует, – пошутил он. – Попросите механика начать просмотр.

В зале погас свет и на экране замелькали кадры нового фильма. Просмотр был промежуточным, без шумов и авторской музыки, но так как в зале собрались профессионалы, то этот маленький недостаток компенсировался их воображением. Наташа, сидевшая рядом с Виноградовым, в волнении взяла его за руку и не отпускала до конца просмотра. На экране пробегали натурные и павильонные сцены, крупные и общие планы актёров, боль и радость героев фильма и всё это завершилось триумфом любви.

После окончания просмотра в зале зажёгся свет, все с облегчением вздохнули и главный редактор, откашлявшись, сказал:

– Друзья мои, мы посмотрели новый фильм режиссёра Светланова и руководимой им творческой группы. Он произвёл на меня хорошее впечатление своим профессионализмом. Хотелось бы сейчас услышать мнение членов художественного совета.

Наступила неловкая тишина, затем резко встал один из молодых, неизвестных режиссёров и без предисловия начал: