Текст книги "Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1"

Gesamtmythos: «Молодая гвардия»

Нигде преобразующие функции соцреализма не проявились полнее, чем в случае с «Молодой гвардией», которая может быть определена как идеальный миф:

– идеальный в смысле полной дереализации опыта, его замены идеальной версией пережитого во время войны, обретшей эсхатологическую завершенность;

– идеальный в смысле своей эстетической завершенности: в нем есть едва ли не все эстетические модусы – героика и трагедия, драматизм и комизм, романтическое и возвышенное, прекрасное и безобразное;

– идеальный в смысле полной медиализации и перформативности: в его создании были задействованы все виды искусства и медиавозможности – стихи и проза, драматургия и театр, кино и скульптура, опера и симфоническая музыка, музеи и меморативные ритуалы;

– идеальный в том смысле, что идеально сложились условия для его формирования и функционирования;

– идеальный в смысле по сей день непрерывного роста: за прошедшие три четверти века молодогвардейский миф вырос до огромных размеров – по сей день пополняющийся материалами интернет-сайт, посвященный «Молодой гвардии», включает сотни страниц визуального архива, содержащего тысячи фотографий, десятки фильмов, сотни книг и брошюр, сборников статей и стихотворений, отдельных статей (академических и журналистских, театральных, литературных и музыкальных рецензий), страницы десятка музеев, образцов самодеятельного творчества и т. д.;[250]250
  https://www.molodguard.ru/


[Закрыть] в память об организации назван город Ворошиловградской области Молодогвардейск; именами молодогвардейцев названы населенные пункты, совхозы, колхозы, фабрики, заводы, корабли, улицы, бессчетное количество пионерских дружин и школ;

– наконец, идеальный в том смысле, что он мог быть создан только при помощи соцреализма. Об уникальности «Молодой гвардии» в соцреалистическом пантеоне говорит то место, которое она занимает среди произведений, удостоенных Сталинских премий. Существует пять литературных сюжетов, за произведения по которым присуждено наибольшее число лауреатских званий: по четыре премии получили роман Елизара Мальцева «От всего сердца» (помимо самого романа, Сталинскую премию получили опера, оперный и драматический спектакли), повесть Бориса Горбатова «Непокоренные» (повесть, опера, оперная и драматическая постановки), пьеса Николая Вирты «Заговор обреченных» (кроме самой пьесы, фильм и два драматических спектакля). Пять премий получил «Незабываемый 1919‐й» (пьеса Всеволода Вишневского и четыре театральные постановки; шестой должна была стать Сталинская премия первой степени за одноименный фильм Михаила Чиаурели в 1953 году: он получил максимум при голосовании на пленуме Комитета по Сталинским премиям – 55 голосов, из которых 42 отдано за первую степень), но после смерти вождя Сталинские премии присуждать перестали. И только «Молодая гвардия» получила беспрецедентные семь Сталинских премий (три из которых – первой степени): роман Александра Фадеева, спектакль Николая Охлопкова в Московском театре драмы, фильм Сергея Герасимова, картина Павла Соколова-Скали «Краснодонцы», опера Юлия Мейтуса, оперный спектакль в Ленинградском малом оперном театре и симфоническая поэма «Краснодонцы» Аркадия Мазаева. Это было абсолютным рекордом[251]251
  См.: Сталинские премии: Две стороны одной медали. Новосибирск: Свиньин и сыновья, 2007. С. 771–772.


[Закрыть].

Говоря о мифологии, мы имеем в виду прежде всего идеологические конструкты. Таких мифов во время войны сложено было очень много. Но лишь немногие из них смогли сохраниться (Александр Матросов и Зоя Космодемьянская, подвиги Гастелло и Карбышева, герои-панфиловцы и, наконец, «Молодая гвардия»). Каждый из них представляет собой архив суггестивных образов, призванных влиять на восприятие войны как людьми, прошедшими через нее, так и последующими поколениями. Эта сфера переживаний, чувств и эмоций создается преимущественно посредством искусства. Если верно, что идеологии «создают целые архивы образов, помещая в них, как в капсулы, наши представления о важном, значимом и порождая тем самым циркуляцию в обществе весьма предсказуемых идей и впечатлений» (Сюзан Зонтаг)[252]252
  Sontag S. Regarding the Pain of Others. New York: Penguin, 2004. P. 85–86.


[Закрыть], то эстетическое измерение становится ключевым для понимания механизма функционирования идеологии.

После войны, когда опыт боли, насилия и потерь еще не застыл в завершенных картинах и образах, происходит сложное взаимодействие идеологического конструирования и работы памяти. Как отмечает Алейда Ассман, именно «коллективная память превращает ментальные образы в иконы, а нарративы становятся мифами, важнейшими свойствами которых являются убедительная сила и мощное аффективное воздействие»[253]253
  Ассман А. Длинная тень прошлого: Мемориальная культура и историческая политика. М.: Новое литературное обозрение, 2014. С. 38.


[Закрыть]. Речь идет об отнюдь не спонтанном процессе. В 1990‐е годы российский историк Елена Сенявская разработала классификацию методов, использовавшихся в годы войны для их создания: это «фальсификация – полная или частичная, включая подмену одного героя другим, присвоение чужих заслуг, искажение обстоятельств подвига, неверную трактовку событий; несправедливое умалчивание об одном герое или подвиге и целенаправленное возвеличивание другого с использованием всех доступных средств агитации и пропаганды; выделение одного героя из ряда других, совершивших аналогичный подвиг, неравная оценка равного подвига, персонификация подвига; создание пропагандистского клише, стереотипа героя, под который искусственно „подгонялись“ живые, реально существовавшие люди»[254]254
  Сенявская Е. Героические символы: реальность и мифология войны // Отечественная история. 1995. № 5. С. 30–44.


[Закрыть]. Обычно использовался один из этих приемов, но в случае молодогвардейского мифа – и в этом смысле он также оказался идеально полным – использованы все эти средства.

«Молодая гвардия» была одной из множества подпольных организаций, действовавших на оккупированной советской территории. Что выделяло ее из других, так это обстоятельства, благодаря которым ее деятельность стала широко известной. Информация о ней не только не замалчивалась, но, напротив, всячески распространялась и популяризировалась, тогда как обычно по возвращении советской власти деятельность подпольных организаций подвергалась длительным (иногда многолетним) проверкам и расследованиям спецорганами и выяснением, кто был кто в каждой из них, кто нес ответственность за провал (если таковой имел место) и т. д.

В случае с «Молодой гвардией» все произошло иначе: молодогвардейцы были казнены в конце января – начале февраля 1943 года, а уже 1 марта 1943 года, после освобождения Краснодона, состоялись похороны зверски убитых 49 молодых людей. Тогда же сообщения о существовании подпольной организации в Краснодоне поступили в ЦК комсомола Украины. Первый секретарь ЦК ЛКСМУ Василий Костенко сообщил об этом Хрущеву и тот распорядился: «Возьмите образец, как мы пишем И. В. Сталину, напишите текст и приложите указы о награждении». Так родился главный документ о «Молодой гвардии» – записка Хрущева на имя Сталина от 8 сентября 1943 года[255]255
  Подлинная история «Молодой гвардии» / Сост. и предисл. H. K. Петровой. M.: Вече, 2015. С. 9.


[Закрыть].

На Донбассе прошла юность Хрущева, здесь он начинал свою партийную карьеру, поэтому он был заинтересован в том, чтобы о героических подвигах молодых жителей Донбасса стало известно как можно шире. Уже 13 сентября указ о награждении был подписан в Москве, а спустя два дня опубликован в «Правде». С этого момента началось триумфальное шествие молодогвардейского мифа. «Молодая гвардия» начала превращаться в легенду. По горячим следам, после первых же сообщений о ней, появились очерки А. Гуторовича и В. Лясковского, а также очерк A. Фадеева «Бессмертие». Уже в следующем году вышла брошюра о «Молодой гвардии» Михаила Котова и Владимира Лясковского, а в 1945 году начал печататься роман Фадеева.

Однако между мартом и сентябрем 1943 года произошло еще одно событие, сыгравшее роковую роль в создании молодогвардейского мифа. После того как первичный материал о «Молодой гвардии» был собран местной комиссией 26 июня 1943 года, из Москвы прилетела комиссия ЦК ВЛКСМ в составе заместителя заведующего спецотделом ЦК A. Торицына и инструктора ЦК Н. Соколова. Главным источником информации для них стала мать Олега Кошевого Е. Н. Кошевая. В составленной ими докладной записке и была впервые подробно изложена история героических деяний молодогвардейцев, именно там утверждалось, что предателем оказался Третьякевич (потребуется 16 лет, чтобы эта ошибка была исправлена), там же был дан «полный список» членов «Молодой гвардии», который войдет в роман Фадеева. Факты оказались непроверенными, а очеркисты и сам Фадеев, написав роман, по сути, канонизировали эту ложь[256]256
  Эти архивные документы опубликованы и откомментированы в кн.: Подлинная история «Молодой гвардии». Далее ссылки на это издание в тексте с указанием страниц в скобках.


[Закрыть].

Из-за того что информация об организации стала распространяться столь быстро и широко, один из многих случаев превратился в главный символ массового героизма в советском тылу. Но это имело свою цену: сколько-нибудь серьезного расследования деятельности «Молодой гвардии» не проводилось. Поскольку организация была подпольной и почти все ее участники погибли, а оставшиеся в живых из‐за конспирации обладали только обрывочной информацией, картина происшедшего была неясна. Единственным грамотным человеком среди родителей молодогвардейцев была мать Олега Кошевого, которая, по сути, и снабдила журналистов, а затем и Фадеева, своей версией событий.

В результате ее сын Олег Кошевой приобрел статус организатора и руководителя «Молодой гвардии», каковым он не был, а настоящий создатель организации и ее комиссар Виктор Третьякевич превратился в предателя. Сама она и даже бабушка Олега Кошевого были также награждены якобы за участие в деятельности организации.

Реальная картина начала всплывать спустя несколько лет, когда завершилось следствие над полицаями, которые замучили молодогвардейцев. И она разительно отличалась от представленной в очерках и романе (а позже и в фильме): оказалось, что многие героические деяния, приписанные молодогвардейцам, осуществлены были не ими, а отступавшими советскими частями, что и самой организации как таковой не существовало. Ее в большой степени придумали сами следователи, чтобы придать поимке молодых людей, торговавших на рынке крадеными рождественскими подарками, больше веса и заработать награды и продвижение.

Все это противоречило широко растиражированной официальной версии. Миф «Молодой гвардии» был скорректирован (позже объявили, что Третьякевич не был предателем, его наградили). Кроме того, выяснилось, что никакого партийного руководства «Молодой гвардией» не осуществлялось. Не сумевших эвакуироваться и оставшихся в тылу Филиппа Лютикова и Николая Баракова вместе с группой арестовали и расстреляли еще до того, как организация молодогвардейцев была раскрыта.

Между тем обстановка, сложившаяся в Краснодоне, стала угрожающей для официальной версии событий. Потерявшие детей родители не готовы были принять вымышленную историю, которую приняла вся страна. В своем отчете в ЦК ВЛКСМ о поездке в Краснодон в декабре 1946 года редактор издательства «Молодая гвардия» А. В. Лукин писал:

Роман Фадеева «Молодая гвардия» подвергается самой беспощадной и, надо сказать, справедливой критике. Молодежь, учительская общественность и родители молодогвардейцев обвиняют Фадеева в том, что он незаслуженно выдвинул на первый план Кошевого, снизил образ Громовой и особенно Ивана Земнухова, которого весь город считает организатором, руководителем и душой «Молодой гвардии». Жители Краснодона, не стесняясь, открыто, рассказывают об этом всем приезжающим экскурсантам, делегациям и одиночкам. Они обвиняют Фадеева в том, что он ни у кого из краснодонцев, кроме Кошевой, не был. Они, в частности, утверждают, что Фадеев неверно показал и всю организацию в целом ‹…› В настоящее время между семьями молодогвардейцев идет страшная распря. Кое-кто из них дискредитирует память детей. Вину за эту распрю несут Кошевая, Борц и Виценовская. Они занимаются склокой, стараются, пользуясь своей грамотностью, знанием советских законов, занять первенствующее место, пишут клеветнические совершенно необоснованные письма на научного сотрудника областного музея Демьяненко. Они мутят всех, пользуясь неграмотностью родителей молодогвардейцев – людей скромных и честных (159–160).

Память продолжала сопротивляться «полезной истории». Потребовались немалые усилия для того, чтобы заставить родителей молодогвардейцев, открыто возмущавшихся ложью романа, следовать в русле официальной версии, из которой выпали неприглядные факты. Например, о том, что Любовь Шевцова, Виктор Третьякевич и братья Левашовы окончили Ворошиловградскую специальную диверсионную школу особого назначения НКВД Украины (177, 191) (о чем официально не сообщалось); что руководили «Молодой гвардией» Третьякевич и Земнухов, а Кошевой был принят в нее только за месяц до провала организации и никогда не был ее руководителем (191, 194); что, как установила экспертиза, на временных комсомольских билетах, которые выдавали вступавшим в комсомол молодогвардейцам, подпись Олега Кошевого (в качестве комиссара «Молодой гвардии») была подделана (313); что Кошевой и Борц первыми бежали из Краснодона после провала организации; что ни мать, ни бабушка Кошевого, в доме которых располагались немцы, по всей видимости, даже не знали о «Молодой гвардии» и что широкая осведомленность матери Кошевого, которая активно сотрудничала с немцами, является «весьма сомнительной» (194); что, как рассказывали все родители молодогвардейцев, «в первые же дни освобождения Краснодона от немцев Кошевая обходила родителей погибших и снимала своего рода „допросы“ о „Молодой гвардии“. Она даже выезжала в близлежащие поселки. Все, что ей удавалось узнать, она записывала (кстати, она почти единственная грамотная женщина среди всех родителей молодогвардейцев)» (196). О ней самой уже спустя годы вспоминал бывший второй секретарь ЦК ЛКСМУ Петр Тронько: «Мать Олега Кошевого, единственная грамотная из всех родителей молодогвардейцев, женщина ловкая и энергичная, развила бурную деятельность по возвеличиванию сына и изображала работу организации в выгодном для нее освещении» (242).

В 1991–1993 годах в Луганске работала Межрегиональная комиссия по изучению истории «Молодой гвардии». В ее отчете были, наконец, расставлены все точки над i. Так, «на основании анализа архивных документов, воспоминаний многочисленных свидетелей» признано:

– что Олег Кошевой в «Молодой гвардии» «был куда более скромной фигурой и по целому ряду объективных и субъективных причин не мог быть организатором и комиссаром комсомольско-молодежного подполья в Краснодоне. Не позволяли, прежде всего, возраст и жизненный опыт» (325);

– что «многие из авторов свидетельств и воспоминаний, хорошо знавших О. В. Кошевого, отмечают, что ему (и это естественно) были присущи личные недостатки. Их содержание и характер не позволяют рассматривать О. В. Кошевого как исключительную, выдающуюся личность, которой в сложившихся условиях, когда были более достойные, можно было доверить должность комиссара комсомольского подполья» (325);

– что «особую негативную роль сыграли в утверждении мифологизированной истории „Молодой гвардии“ одноименный роман А. А. Фадеева и книга Е. Н. Кошевой „Повесть о сыне“» (327);

– что «Елена Николаевна Кошевая, как это установлено комиссией, оказала большое влияние на работу комиссии под руководством А. В. Торицына. Именно ее показания стали основой искажений истории комсомольского подполья. Она же позднее навязала свое, весьма далекое от истины, представление о создании и деятельности и причинах гибели «Молодой гвардии» командированному в Краснодон А. А. Фадееву. Затем, после выхода в свет его романа, в собственной книге, как истину в последней инстанции Е. Н. Кошевая расписала эту историю так, что вся деятельность организации оказалась неразрывно связанной с руководящей и направляющей ролью ее сына» (327);

– что причины гибели молодогвардейцев лежали отнюдь не в предательстве, но «подлинными причинами провала и гибели организации являются: 1. Отсутствие у молодежи опыта подпольной работы и конспиративных навыков. 2. Отсутствие серьезного руководства со стороны „взрослых“. Точнее, отсутствие организованного партийного подполья как такового», а также «низкий, без учета реалий жизни, уровень подготовки Луганским обкомом КП(б) Украины партийно-комсомольского подполья, диверсионных и разведывательных групп на оккупированной врагом территории области. Чтобы скрыть истинные причины гибели молодежного подполья и обелить себя, Луганский обком, совместно с ЦК КП(б) Украины в тесном единстве с органами НКВД – МГБ, „в лучших традициях“ 1930‐х гг., разработали обширную версию гибели организации, замкнувшуюся на многочисленных предателях» (333).

Традиционно мифология «Молодой гвардии» связывается с романом Фадеева, который не только резко поднял ее статус, но и кодифицировал основные приемы репрезентации войны в послевоенную эпоху. Однако она начала складываться задолго до появления романа в 1945 году. Основной сюжет будущего романа, а затем и фильма, и театральных инсценировок, и оперы изложен в докладной записке комиссии А. Торицына. Но настоящим конспектом сюжета всех созданных позднее «Молодых гвардий» стала книга журналистов Котова и Лясковского «Сердца смелых» (М.: Молодая гвардия, 1944), которая, в свою очередь, написана по следам работы комиссии ЦК ВЛКСМ и в которой подробно изложена история «Молодой гвардии». Именно из докладной записки взяты описанные там героические эпизоды, имена и конкретные события.

Написанная «по-большевистски» – в духе «боевой партийной публицистики», казенным языком, ходульная, лишенная какой бы то ни было индивидуальности – книга Котова и Лясковского была образцом советской журналистики – очередной героической историей, о которых едва ли не ежедневно рассказывала советская печать. Этот материал не имел никаких шансов для того, чтобы превратиться в один из самых распространенных героических мифов войны, переживших советскую эпоху, без той беспрецедентной эстетической обработки – идеализации, романтизации, сублимации, героизации, – которую он прошел средствами соцреализма в появившихся позже романе, фильме, опере, симфонии, картинах, памятниках, множестве символических жестов и ритуалов. Но все это было позже. Первыми откликнулись поэты.

Уже в 1943 году сложилась обширная поэтическая мифология «Молодой гвардии», превратившая безвестный до того Краснодон во всеми узнаваемый топоним[257]257
  См.: «Молодая гвардия» в поэзии: Стихи советских и зарубежных поэтов. Донецк: Донбасс, 1974.


[Закрыть]. Она описывала те же сюжеты, что позже станут широко известны по роману и фильму («Кто там улицей крадется, / Кто в такую ночь не спит? / На ветру листовка вьется, / Биржа-каторга горит» (Сергей Островой. Песня о краснодонцах, 1943), и прибегала к тому же натурализму в описании трагической гибели молодогвардейцев («Где самый край в подтеках желтой глины / Тяжелыми сосульками обвис… / Прикладами окованными в спины / Их друг за другом сталкивают вниз. / В сырую бездну медленно и глухо / Срываются и падают тела…» (Михаил Дудин. Костер на перекрестке, 1943).

Но в написанных тогда стихотворениях и поэмах ни слова не говорилось о партийном руководстве. Напротив, в стихах, появившихся по следам первых газетных публикаций осенью 1943 года, всячески подчеркивалась самодеятельность героических сыновей и дочерей: «Это было в Краснодоне, / В грозном зареве войны, / Комсомольское подполье / Поднялось за честь страны» (Сергей Островой. Песня о краснодонцах), «Никто не видал их огня и ночлега / В угрюмых потемках немецкого тыла, / Но подвиг Ульяны, геройство Олега / Увидела Родина и осветила» (Семен Кирсанов. Слава сынам комсомола! 14 сентября 1943), «Нет! Пыткой нас не бросишь в дрожь! / Бессмертны алые знамена, / Где есть такая молодежь, / Как комсомольцы Краснодона!» (Василий Лебедев-Кумач. Комсомольцы Краснодона, 16 сентября 1943), «Кишлаки, аулы, села / Слышат славные дела: / Это – сила комсомола / Их на подвиг подняла» (Николай Асеев. Песнь о комсомоле, 29 октября 1943). Те же мотивы в «Песне о Краснодоне» Самуила Маршака (18 сентября 1943), «Слушайте, товарищи» Михаила Исаковского (1943) и др.

Уже тогда, однако, начали возвращаться прежние соцреалистические конвенции. Появляются типичные для довоенной поэзии «тема дружбы народов» («Сколько светлого, живого / В этих честных именах! / Чистый образ Кошевого / Любит дружная страна. // Комсомол Таджикистана / У Памирских вечных гор / Знает Любу и Ульяну, / Как родимых двух сестер. // Средь аджарской молодежи / Песни жаркие звучат / Про Тюленина Сережу / Как боролся храбрый брат») и восточная образность («Кто у нас отнимет солнце? / Кто у нас отнимет свет? / Походить на краснодонцев – / Выше этой чести нет!» (Павел Беспощадный. Честь юности, 1944). К концу 1940‐х годов молодогвардейская тема становится частью актуальной тогда поэзии «борьбы за мир»: «Ты хочешь песен на лугу росистом, / Ты хочешь мира, мира на земле! / Но если вновь придется нам сражаться, / Герои те, чье имя – легион, / Убийц кровавых вновь не побоятся / И встретят их, как встретил Краснодон» (Ливиу Деляну. Бессмертная молодость).

И доминирующими были откровенно религиозные мотивы. Олег Кошевой здесь походил на Спасителя: «Олег в ледяной круговерти / На пляску снежинок смотрел… / Так может только бессмертный / На свой выходить расстрел» (Геннадий Щуров. Кошевой). У многих авторов повторяются мотивы сада и скорбящей матери: «И сад, где он бродил когда-то, / Назвали именем его. / Давно на площади в районе / Воздвигли памятник ему, / И есть роман о Краснодоне – / Но мать не верит ничему. / Она не сходит с косогора, / Стоит часами у ворот, / И все ей кажется, что скоро / Из школы сын ее придет» (Михаил Матусовский. Мать). Путь героев к шахте и их мученическая гибель ассоциируются с восхождением на Голгофу: «Эти мальчики плакать уже не умели. / Те же птицы в деревьях кричали с утра, / И над шахтой стояла песчаная вьюга. / Здесь они и прошли – от стены до копра, / На последнем пути подбодряя друг друга. / Вот тропа, по которой ребята брели, / Спотыкаясь, шатаясь от каждого шага» (Михаил Матусовский. Шахта № 5). Однако физические муки бессильны перед мощью духа: «Но снисходит вдохновенье / На великие сердца, / Притупляя все мученья, / Все страданья без конца. / И тогда не чует тело / Никаких безмерных мук: / До великого предела / Напрягает волю дух. / Так они того достигли / Состояния души, / Что ни плеть, ни нож, ни иглы / Не смогли их устрашить» (Николай Асеев. Песнь о комсомоле). Их гибель – лишь пролог к бессмертию: «Их сбросят, несломленных, в яму, / В глубокий и черный провал, – / Они ж золотыми очами / Глядят на смертельный овал… // И им не померкнуть с годами, / Они сквозь все бури прошли. / Бойцы их своими руками / Под самые звезды взнесли. / Те алые крылья над нами / Под щебет детей поутру, / Как будто Олега устами, / Поют на весеннем ветру» (Владимир Сосюра. Бессмертные, 1943–1947). Удел же предателя по-библейски начертан на стене: «И полночь за полночью снова / Предателю снится во сне: / Начерчена – слово за словом – / Вся правда о нем на стене… // Предатель тюремную стену / Среди пустырей отыскал. / Изменник слова про измену, / Как приговор свой, прочитал» (Аркадий Кулешов. Баллада о правде, 1946).

Этот мученический дискурс шел еще от военной поэзии и мало соответствовал новым задачам трансформации опыта войны. По-настоящему за создание «полезной истории» взялся только Фадеев. Сразу по выходе его роман стал предметом интенсивного продвижения к читателю посредством массовых тиражей: только за первые три года он выдержал 43 издания общим тиражом около двух миллионов экземпляров[258]258
  Русская литература ХX века (1930‐е – середина 1950‐х годов): В 2 т. / Под ред. Н. Л. Лейдермана, М. Н. Липовецкого и М. А. Литовской. Т. 2. М.: Академия, 2014. С. 495.


[Закрыть]. Но еще до выхода отдельным изданием он печатался в журнале «Знамя» (1945. № 2–12), газете «Комсомольская правда» (1945: 8 апреля – 27 декабря, и 1946: 20 февраля – 1 марта), отрывки публиковались в «Литературной газете», «Советской авиации», «Пионере», «Смене», «Дружных ребятах», «Костре», «Огоньке», «Вечернем Ленинграде», «Пионерской правде»[259]259
  См.: Маркасова Е. «А вот практику мы знаем по героям Краснодона…» // Неприкосновенный запас. 2008. № 2 (58).


[Закрыть].

Частью столь настойчивого продвижения романа к читателю были усилия библиотечных работников, проводивших по нему бесконечные обсуждения, читательские конференции и диспуты (так что спустя всего год опыт этого продвижения уже начал обобщаться в специальных изданиях[260]260
  См.: Читательские конференции по роману А. Фадеева «Молодая гвардия»: Опыт библиотек ремесленных, железнодорожных училищ и школ ФЗО Москвы. М., 1947.


[Закрыть]). Буквально с печатного станка роман вошел в советский литературный канон, что было беспрецедентно (даже роману Островского «Как закалялась сталь» потребовалось для этого несколько лет). Но даже став уже в 1947 году (еще в первой своей редакции) предметом изучения в средней школе, роман Фадеева оказался в исключительном положении: он изучался в течение всех лет учебы в школе – знакомство с ним начиналось в пятом классе, продолжалось в седьмом и завершалось в десятом. Даже знакомство с творчеством Пушкина, Лермонтова и Гоголя, которое также распределялось по годам, не было связано с одним текстом – в разные годы школьники изучали разные произведения классиков. С романом Фадеева они не расставались до окончания школы. Не удивительно, что роман оброс огромной методической литературой[261]261
  См.: Касторская М. П. Роман А. Фадеева «Молодая гвардия». В помощь учащимся 8–10 классов. Л., 1957; Ее же. А. А. Фадеев в школе. М.: Учпедгиз, 1961. Выгон М. Роман А. Фадеева «Молодая гвардия» в X классе. Симферополь, 1956. О воздействии романа на школьников см.: Маркасова Е. «А вот практику мы знаем по героям Краснодона…» // Неприкосновенный запас. 2008. № 2 (58).


[Закрыть].

Как известно, первая версия романа Фадеева была подвергнута официальной критике и последующим существенным переделкам. Речь шла о том, чтобы показать «партийное руководство» молодогвардейцами. С первой публикации романа и присуждения ему Сталинской премии первой степени до его критики в печати прошло полтора года. Эта задержка объясняется, очевидно, тем, что Сталин познакомился с романом, только посмотрев фильм Сергея Герасимова, снятый в 1947 году. Роман Фадеева печатался в течение всего 1945 года, после чего был удостоен Сталинской премии. В это время Сталин был занят военными действиями на Западном фронте, участием в Потсдамской конференции, а затем – войной с Японией. В середине октября 1945 года с ним случился инсульт, после которого он почти до конца года не появлялся в Кремле, а затем находился в длительном отпуске. Очевидно, Сталинские премии за 1945 год присуждались без его участия, и романа Фадеева он либо не читал вовсе, либо знакомился отрывочно с журнальной публикацией.

Как бы то ни было, Герасимов ввел партийных руководителей в фильм, а Фадеев засел за переделку, а точнее, за расширение романа. Он заново написал семь глав и сильно переработал еще двадцать пять глав романа. В результате сделанных им дополнений количество глав выросло с пятидесяти четырех в первой редакции до шестидесяти четырех во второй. Многие главы были существенно расширены – главным образом за счет рассказа о «партийном руководстве». Тема «отцов» заняла в романе настолько важное место, что сам Фадеев шутил в разговорах с друзьями, что он «переделывает „Молодую гвардию“ на старую».

История двух редакций «Молодой гвардии» представляет собой лабораторно чистый случай переписывания военной литературы (ее стилистики, поэтики, идеологии) в послевоенную. Катерина Кларк имела все основания утверждать, что «вторая редакция являет собой замечательный по чистоте и ясности вариант исторического „божественного плана“, выраженного в понятиях мифа о большой семье»[262]262
  Кларк К. Советский роман: История как ритуал. Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 2002. С. 141.


[Закрыть], что превратило роман Фадеева «в образцовый учебник по приемам изображения положительного героя» – в нем «соцреалистический канон описания героя представлен в более или менее полном виде»[263]263
  Кларк К. Положительный герой как вербальная икона // Соцреалистический канон. С. 576–577.


[Закрыть].

В первой редакции романа связь между вождем и «сыновьями и дочерями» осуществлялась непосредственно и сугубо идеально. Вот знаменитая сцена, когда молодогвардейцы слушают речь Сталина по радио:

Тот, кто не сидел при свете коптилки в нетопленой комнатке или в блиндаже, когда не только бушует на дворе осенняя стужа, – когда человек унижен, растоптан, нищ, – кто не ловил окоченевшей рукой у потайного радио свободную волну своей родины, тот никогда не поймет, с каким чувством слушали они эту неторопливую покойную речь из самой Москвы. Все, что неосознанно жило в патриотическом чувстве этих людей, от шестнадцатилетнего мальчика до старой женщины, дочери сельского столяра, – все это возвращалось к ним теперь, облеченное в простую, прямую правду фактов, цифр, одухотворенное орлиным взором в будущее… Это они, простые люди, на долю которых выпали такие немыслимые страдания и мучения, говорили сейчас его голосом миру… Это говорила их месть устами человечнейшего из людей… Дыхание огромного мира, окружающего их маленьких городок, затоптанный в грязи сапогами вражеских солдат, мощное содрогание родной земли, биение ночной Москвы ворвались в комнату и наполнили их сердца счастьем осознания своей принадлежности к этому миру.

Но соцреалистический сюжет предполагает наличие не только вождя, но и партийных руководителей. В новой редакции романа Фадеев передал партийным органам в лице Лютикова, действующего от имени некоего «подпольного райкома», все руководящие функции, превратив «Молодую гвардию» из самодеятельной организации комсомольцев в первой версии романа в своеобразный молодежный филиал партийной организации. Лютиков требует от молодогвардейцев не предпринимать без его разрешения никаких действий. Но и сам он действует, лишь «посоветовавшись с товарищами», которые «поставлены над нами». Ясно, что над этими «старшими товарищами» из обкома стоят ЦК, Ставка и сам Сталин.

Всегда мысливший политически и функционально, Сталин полагал, что прямой связи между вождем и «сыновьями» недостаточно. В его иерархически-бюрократическом сознании между ними должны были стоять партийные функционеры («отцы»), не просто вдохновляющие и духовно поддерживающие «сынов и дочерей», но организационно руководящие и политически направляющие их. «Отец» и «сын» – Лютиков и Олег Кошевой – в финале романа практически сливаются. Оба седые, они предстают перед смертью как «народные вожаки – старый и молодой».

Требование показать партийное руководство в «Молодой гвардии» было яркой демонстрацией возврата к прежним героическим конвенциям. Ритуальность и иерархичность, отошедшие во время войны на задний план, поскольку не отвечали требованиям массовой мобилизации и сковывали индивидуальную инициативу и самодеятельность, вернулись после войны потому, что изменились функции искусства: обретшая прежнюю уверенность и стабильность власть занималась самоэкспонированием. Демонстрация власти становилась основанием ее легитимности.

Этим определяется и крайне необычная для Фадеева эстетика романа. Основной модус «Молодой гвардии» – трагический героизм. Наиболее полное развитие эта эстетика получила в статье Шиллера «О трагическом искусстве». Он писал, что в основе трагических эмоций лежат следующие условия:

Во-первых, предмет нашего сострадания должен быть родственным нам в полном смысле этого слова, а действие, которому предстоит вызывать сочувствие, должно быть нравственным, то есть свободным. Во-вторых, страдание, его источники и степени должны быть полностью сообщены нам в виде ряда связанных между собой событий, то есть, в-третьих, оно должно быть чувственно воспроизведено, не описано в повествовании, но непосредственно представлено пред нами в виде действия. Все эти условия искусство объединяет и осуществляет в трагедии[264]264
  Шиллер Ф. Статьи по эстетике // Шиллер Ф. Собр. соч. в 7 т. Т. 6. М., 1957. С. 58.


[Закрыть].

«Молодая гвардия» написана в полном соответствии с этой программой трагического искусства: молодогвардейцы показаны как воплощение нравственности и образец для подражания, весь роман – история событий, приведших их к страданиям, и, наконец, сами страдания «чувственно воспроизведены» с максимальной степенью натурализма и непосредственности.