Текст книги "Социализм и судьба России"

«Что храним – не ценим, а потерявши – плачем». Такова примерно реакция многих людей, пострадавших от Горбачевской Перестройки и Ельцинских «реформ». Это была довольно большая часть населения. Сравнивая еще живо стоящий в памяти период «застоя» с периодом «реформ и торжества демократии», люди говорили, что «раньше на полках магазинов было пусто, а в холодильниках – полно, а сейчас – наоборот: на полках магазинов – полно, а в холодильниках – пусто». И люди, естественно, отдавали предпочтение полным полкам холодильников, чем магазинов. К тому же наиболее пустые полки магазинов относятся к периоду завершения Перестройки, когда социалистическое хозяйство уже было основательно развалено предательским Горбачевским руководством страны. А до Перестройки полки не были такими уж пустыми, и к тому же компенсировались они достаточно полными прилавками рынков, которые снабжал частный сектор и теневая экономика, являвшаяся составной частью «реального социализма».

Еще более велика разница в обеспечении безопасности человека: в ненавистной «демократам» империи была значительно ниже преступность, и люди чувствовали себя в относительной безопасности в любой точке Союза. В 90-ые годы разборки банд с помощью автоматов стали на улицах Москвы рядовым явлением. Сотни тысяч убитых в конфликтах в разных точках Союза. «Демократы» утверждают, что зато у нас «свобода» и «демократия». Да, сейчас легализован «Самиздат»; издания до 1000 экз. любой гражданин может выпускать даже без регистрации. Но ведь всего этого не нужно 99,9 % населения. Сейчас значительно легче получить паспорт для выезда за границу, но большинство граждан теперь вынуждено даже ограничивать поездки к родственникам – нет денег для многократно вздорожавшей оплаты за проезд. Т. е. реальная свобода передвижения для большинства граждан уменьшилась. А уж о демократии после расстрела Парламента, установления Президентской диктатуры и превращения представительных органов власти в бесправные придатки диктатуры, призванные в основном обеспечить «демократические» одежды этой диктатуре, и говорить не приходится. И т. д. и т. п. почти по всем параметрам, сравнивая «застой» и «торжество рынка и демократии» рядовой гражданин все чаще отдавал предпочтение «застою», поскольку застой гораздо лучше, чем упадок, разруха, гражданская война, что является буднями «демократической» Российской федерации.

Т.е. режим «застоя» бюрократического социализма оказался на практике значительно более прогрессивным, чем режим «колониальной демократии» как характеризует современный режим в РФ известный в прошлом критик социализма в СССР («коммунизма» в его терминологии) А. Зиновьев. После победы контрреволюции он пересмотрел свои взгляды.

Вернее освободился от иллюзий относительно намерений «цивилизованного» Запада по отношению к России. Вырваться из состояния «колониальной демократии» будет очень трудно: правящая верхушка РФ наверняка находится «под колпаком» у Западных спецслужб, и теоретически возможное изменение политики руководителей России в направлении следования национальным интересам страны, скорее всего, стоило бы им головы. Поэтому Зиновьев считает режим «колониальной демократии» окончательным уделом РФ. Рассматривая в свете этой перспективы место Советского периода в Российской истории, он справедливо считает его вершиной могущества России во всех областях: военной, политической, экономической, по уровню жизни народа.

Такого же мнения придерживалось большее количество граждан бывшего СССР. И в ответ на вопрос «демократов», который они любят патетически задавать: «Вы что же хотите назад?», эти граждане отвечали: «Да, хотим.» Стараясь уменьшить тягу к прошлому, «демократы» смешивают в одну кучу весь период Советской истории, лживо связывая «брежневский период» с ГУЛАГом и пустыми прилавками, свойственными завершению Перестройки, т. е. первой фазе демократической» контрреволюции.

Итак, даже Брежневский «реальный социализм» был гораздо прогрессивнее, чем современный строй в РФ (и других странах СНГ). К тому же в результате умеренных реформ он мог быть существенно улучшен, особенно в экономической области, без проведения каких-либо кардинальных изменений. Такого рода реформы могли бы произойти, если бы в результате смены поколений в руководстве СССР к власти пришел бы не Горбачев, а Романов, бывший Первый секретарь Ленинградского обкома КПСС.

Простейший анализ, проведенный по инициативе нового лидера КПСС, показал бы, что основные недостатки в экономике связаны с ослаблением планового начала. Что означало бы возврат (вероятно не полностью, а частично) к планированию производства конкретных изделий (планированию по номенклатуре). Такой переход позволил бы снизить разрушительную мощь денежного вала.

Дальнейший анализ показал бы, что сделать страну обороноспособной против всех возможных противников в совокупности невозможно. Откуда вытекало сокращение военных расходов с постепенной плановой конверсией прежде всего для производства тех престижных товаров ширпотреба (телевизоров, видеомагнитофонов….), которые являлись основным оружием Запада в идеологической борьбе.

Упрочив свое положение в результате успешных экономических реформ, новый Руководитель страны мог бы заняться и политическими реформами. Простейшей реформой такого могла стать альтернативность выборов в Советы по уже упомянутой выше схеме, когда «из двух партократов (или рабочих или колхозников) народ получал возможность выбрать одного». При этом, естественно, подконтрольность Советов партийным организациям должна была сохраняться. Такая схема выборов по сути уже полностью эквивалентна буржуазной демократии, где деятельность выборных органов контролируется буржуазией. Альтернативность выборов позволила бы более успешно отражать наскоки буржуазной пропаганды.

Далее могло бы последовать снятие ряда ограничений по выезду за границу, легализация привилегий руководства по схеме раздела 5.1. Даже эти умеренные реформы могли бы существенно повысить уровень жизни и улучшить атмосферу в обществе.

Дальнейший этап умеренных реформ в экономической области заключался бы в проведении реформ в соответствии с п. 5.1. В этом случае мы получили бы модель, эквивалентную нэпу при Сталине (китайско-югославской модели): сохранение авторитарно-бюрократического руководства с проведением радикальных экономических реформ. Эту модель можно считать в нашей классификации третьей моделью социализма. Более прогрессивной является модель нэпа при Ленине, когда модель политического руководства является авторитарно-демократической. Это – четвертая модель. И, наконец, модель, описанная в разделе 5.1. является пятой моделью, в которой политическая система реализует максимально возможную в настоящее время классовую демократию трудящихся. Ее можно было бы назвать моделью демократического социализма, если бы это название не было основательно загажено ревизионистами.

Модели пронумерованы не по времени их появления (четвертая реализована раньше третьей, а третья – раньше первой), а по степени их совершенства, приближения к идеалу социализма. Период «военного коммунизма» не рассматривается как отдельная модель – он рассматривается как мобилизационная структура военного времени, подобная структура во время войны может быть реализована и при капитализме.

Кроме рассмотренных выше социалистических вариантов возможен был вариант и Перестройки к современному капитализму, т. е. осуществление той мечты, которая возникала в сознании советских туристов, обалдевших от изобилия на полках магазинов Запада.

Да, такой вариант был реален, несмотря на жесткие заявления большинства левых, что прогресс для России связан только с социализмом. Утверждая, что капитализм в России может быть только таким, каким мы его наблюдаем, они основываются на его криминальном происхождении. Однако характер контрреволюции определяется не этим, а тем, что ее возглавили явные предатели.

Представим себе, что Горбачев не является предателем, а просто идейным противником социализма и патриотом. Что должен был бы делать лидер, обладающий, практически, неограниченными полномочиями, по первым результатам Перестройки, на которую его соблазнил Яковлев? Очевидно, пересмотреть свои действия, прогнать Яковлева, позвать других людей. И ему было бы легко обнаружить рядом с собой страну, которая успешно внедряет капитализм, не отрекаясь при этом открыто от социализма и руководящей роли компартии, обеспечивающей устойчивость государства. Это Китай.

Попробуем прогнозировать действия Горбачева-патриота и капитализатора. Естественно, он должен был воспринять этот опыт, и поэтому не отменять 6-ю статью, а приструнить «Демплатформу», намекнув ее руководителям, что он тоже за рынок, но без развала страны. Бросаются лозунги, что главное – экономика. Вспоминается про Ленинский нэп. Под этой эгидой разрешается частное предпринимательство, но на основе своих капиталов, а не за счет приватизации. С этой целью проводится экономическая амнистия теневиков с предварительной кампанией по обоснованию этого шага. В процессе этой кампании не допускается злобное охаивание социализма, все делается для устранения его недостатков. На всю катушку эксплуатируется нэп и его результаты. Также муссируется идея рынка, как сейчас, но не в противовес, а в дополнение к плановой системе. Под влиянием успехов такой политики: увеличение количества товаров (поскольку частный сектор действует в дополнение к государственному, а не на базе его развала), повышения их качества в результате конкуренции, которая постепенно вводится и в государственный сектор, преобразуемый в систему мощных государственных корпораций – проводится идеологическое перевооружение партии.

Однопартийная система должна сохраняться до весьма высокой ступени капитализации. Промежуточным этапом перехода к буржуазной демократии было бы переименование партии (например, в «Демократическую»).

Кроме создания буржуазии через частный сектор экономики, капитализаторы должны были завоевать на свою сторону и руководство госпредприятий, передавая им часть государственной собственности. Т. е. внешне политика как бы не отличается от проводимой Ельцинским руководством и его последователями, также опирающимся на криминальную буржуазию и обуржуазивающийся директорский корпус. Разница в том, что при переходе к современному капитализму она должна осуществляться без развала экономики. Для передачи собственности можно использовать акционирование госпредприятий, при которой контрольный пакет (51 %, но без права его продажи) принадлежит государству, т. е. предприятия остаются государственными. Часть акций передается трудящимся, чтобы замаскировать передачу собственности руководству, которому, естественно, передается значительно большая доля. Попутно производится подкуп рабочей аристократии (мастеров, бригадиров, передовиков) путем передачи им большего количества акций, чем рядовым рабочим. Создаются благоприятные условия для покупки акций, продаваемых трудящимися, руководством предприятия. Так образуется второй слой буржуазии.

Наиболее опасным моментом является переход к классической буржуазной демократии, поскольку отдельные группировки буржуазии могут начать сразу борьбу за передел собственности, и в ее пылу может возникнуть эффект Горбачевской Перестройки с подчинением страны Западу. Поэтому очень важно тщательно юридически закрепить передачу собственности. По этой же причине переходный период, который бы осуществлялся под руководством ДПСС (Демократической партии Советского Союза) должен был быть достаточно длинным (не менее 10 лет), чтобы новая буржуазия приобщалась к власти через эту партию. Возможно, и переход к классической буржуазной демократии не потребовался бы: настолько понравилось бы буржуазии жить под прикрытием руководящей и направляющей силы общества, превратившейся в хорошую маскировку господства буржуазии.

Итак, путь к современному капитализму для брежневского СССР был, но путь его достижения лежал не в том направлении, в котором искали его «демократы», а в прямо противоположном. Не в уничтожении власти КПСС, а, напротив, в ее использовании для капитализации общества, поскольку для любых серьезных преобразований нужна политическая стабильность. Не в разрушении государственного сектора, а в его укреплении, поскольку только мощный госсектор мог помочь становлению полноценного отечественного капиталистического сектора.

Сравнивая вариант Социалистической и Капиталистической Перестройки, мы видим, что на первых этапах в них много общего: тот же переход к планово-рыночной экономике, похожая поддержка частной инициативы. Различия начинаются сказываться потом, в отношению к частному капиталистическому сектору: для Социалистической Перестройки – он временная мера, необходимая (возможно) для скорейшего подъема уровня жизни народа, а для Капиталистической – он основная цель всех преобразований. Сходство первых этапов экономической программы этих перестроек и является материальной основой кажущейся противоестественной право-левой оппозиции правящему режиму, экономическая политика которого основана на развале общественного народного хозяйства.

Итак, из всех возможных вариантов Перестройки реализовался самый наихудший: переход к дикому капитализму времен первоначального накопления и превращение страны в полуколонию Запада. Почему реализовался именно такой вариант?

Выше мы говорили, что революционная ситуация 2-го рода в случае ее разрешения революционным путем ведет к реставрации капитализма, поскольку именно в таком исходе заинтересована ее движущая сила – высшая бюрократия. Однако при этом высшая бюрократия, вообще говоря, не нуждается в поддержке Запада. Она хочет иметь капитализм для себя, а не для «забугорных» капиталистов. Недаром развитие капитализма вызывает, обычно, бурный всплеск национализма. Путь к современному капитализму описан в предыдущем разделе. На него больше всего похож курс китайских реформ.

Причиной реализации колониального варианта Перестройки судя по всему ходу событий является приход к власти в СССР в 1985 году агентуры Запада во главе с М.С. Горбачевым. Западным спецслужбам, по-видимому, удалось внедриться в среду высшей бюрократии, вербуя там так называемых агентов влияния. Агент влияния не шпионит и не передает на Запад секретных сведений. Предательство его состоит в том, что он является сторонником проведения страной выгодной Западу политики и пытается осуществить это на практике. При вербовке агент мог и не получать никакого материального вознаграждения. Цель вербовщика состояла в том, чтобы выявить недовольство «объекта» своим положением и мягко подтолкнуть его к выводу, что эта ситуация изменится, если режим будет проводить прозападную политику. Наличие недовольства бюрократии своим «бедственным» положением создавало благоприятную психологическую почву для такой вербовки.

Одним из таких агентов влияния и был, по всей вероятности, М.С. Горбачев. Завербован он мог быть еще во время учебы в университете. Антисоциалистические настроения среди студенчества уже были довольно распространенными в то время. Этому способствовало, вероятно, знакомство с чехословацкими студентами, среди которых был Млынарж – один из деятелей чехословацкой контрреволюции 1968 г.

При наличии достаточно большого количества агентов влияния у западных спецслужб появлялась возможность организовать продвижение их по служебной лестнице. Продвижение Горбачева по служебной лестнице было исключительно быстрым. В статье «Когда пробил час великой измены» [24] В. Легостаев пишет: «Словно невидимая рука толкала этого симпатичного, словоохотливого, нигде и ничем не проявившего себя в живых делах человека к вершине власти. Ровно через год он уже кандидат, а еще через год – член Политбюро. Таким образом, в 1980 году Горбачев превратился по возрасту в реальную альтернативу Романову как бывшему до этого самым молодым членом ПБ.» На завершающем этапе В. Легостаев отмечает ряд загадочных смертей в высшем руководстве, а далее и Генсеков Андропова и Черненко. Он подозревает о существовании группы новых «врачей – убийц» во главе с Чазовым. Большинство этих смертей расчищало дорогу Горбачеву.

Второй особенностью контрреволюции в РФ является реализация ее в виде классической бюрократической контрреволюции по Троцкому. Результат этот, по-видимому, случаен. Первоначальный план заключался в приходе к власти в результате победы на выборах «демократов», как это произошло в Прибалтике. Однако когда большинство Съезда и ВС РСФСР составили члены КПСС, которых, правда, уже трудно было считать коммунистами (достаточно вспомнить почти единодушное принятие декларации о суверенитете РСФСР), но все же это были не чистые «демократы» – тактика изменилась.

Ставка была сделана на харизматического лидера «демократов» Б.Н. Ельцина, популярность которого в народе была очень высока и все росла из-за его оппозиции к ЦК КПСС и лично к Горбачеву, уже снискавшего образ «консерватора» и «противника демократии». В качестве инструмента взятия власти был выбран пост Президента РСФСР, на который и был избран Ельцин 12 июня 1991 г. Ельцину и передал власть Горбачев в результате августовского Ельцинского путча и последующей ликвидации СССР. Придя к власти, Ельцин предпочел опереться в основном не на «демократов», а на бывшую номенклатуру. Этот процесс усилился после второго путча в 1993 г. Поэтому «демократы» сейчас с обидой говорят, что, мол, ничего не изменилось и у власти по-прежнему «коммунисты».

Почему Ельцин так сделал? Во-первых, с этими людьми Ельцин всю жизнь работал. Во-вторых, на многочисленные должности в государстве просто нельзя было найти толковых и опытных «демократов», а бестолковые и неопытные «ломали массу дров», когда иногда попадали на руководящие должности. В-третьих, бюрократия является несравненно более послушной и управляемой, чем «демократы», поскольку чувствует необходимость «отмыть свое красное прошлое».

Факт реализации бюрократической контрреволюции в РФ является, по-видимому, некоторым отклонением от «Генеральной линии» Запада. Его, конечно, более устроил бы приход к власти чисто «демократических» лидеров МДГ, например, Г.Х. Попова, предрекавшего распад СССР на 30–40 государств, т. е. развал не только Союза, но и РФ. Но тогда не получилось.

Если в большинстве республик СССР произошла бюрократическая революция, то контрреволюционные перевороты в социалистических странах Восточной Европы носили другой характер. В отличие от контрреволюций 1956, 1968 и 1981 г.г., которые возникли из-за вызревания внутренних противоречий в Венгрии, Чехословакии и Польше соответственно, эти перевороты произошли под явным давлением Горбачевского руководства СССР.

Руководители восточноевропейских стран понимали, по всей вероятности, истинные цели Горбачевской Перестройки, сходство происходящих в СССР процессов с контрреволюциями в Венгрии, Чехословакии, Польше. Перед ними встал выбор: либо противостоять контрреволюции, либо капитулировать. В первом случае им нужно было бы бороться не только на внутреннем фронте, но и на внешнем. Т. е. нужно было бы выступить с разоблачением ползучей контрреволюции в СССР, что означало бы разрыв с ним. Однако такая конфронтация была бы чревата значительными трудностями для экономик этих стран, ввиду их экономической зависимости от СССР и, прежде всего, от советской нефти. И Запад, естественно, не помог бы бунтарям, ибо он не только понимал, но и наверняка знал истинные намерения Горбачевского руководства.

Т.е. уровень жизни в странах, лидеры которых восстали против Горбачевской Перестройки, наверняка резко ухудшился бы. Сильно возросло бы диссидентское движение, поощряемое не только Западом, но и СССР. Для его подавления пришлось бы применять весьма крутые меры.

Теоретически восточноевропейские страны могли бы успешно противостоять давлению Запада и СССР, если бы они объединились в единый блок вокруг Румынии, где бы они получили нефть.

На такие действия могло бы решиться достаточно сильное и самостоятельное руководство, уверенное в необходимости социалистического развития своих стран. Но такового в странах Восточной Европы не было. Возможно у некоторых из них были сомнения в необходимости социалистического развития, вызванные революционной ситуацией 2-го рода. К тому же восточноевропейские руководители могли быть под достаточно сильным «колпаком» у КГБ. Тогда бунт мог бы стоить им головы. Так или иначе, но желающих сопротивляться не нашлось. Большинство капитулировало, начав в своих странах свои «Перестройки». Ярузельский в Польше разрешил запрещенную «Солидарность». Были организованы выборы, на которых, естественно, в соответствии с законом «избирательного маятника» победила «Солидарность». Аналогично процессы развивались в Венгрии, ГДР. Чехословацкие коммунисты попробовали организовать вялое сопротивление и доигрались до «бархатной революции», в результате которой власть взяли «местные демократы», коммунистическая партия была запрещена и ее функционерам было запрещено в течение 5 лет занимать руководящие должности (после истечения 5 лет этот «демократический» запрет был продлен).

Социалистические страны, не входившие в СЭВ и Варшавский договор, в принципе, могли удержаться. Однако в европейских соцстранах, независимых от СССР, режимы рухнули.

В Албании лидеры, пришедшие на смену Энверу Ходже, поддались общему психозу «демократизации», охватившему Восточную Европу. Результат, естественно, был тот же: избирательный маятник сработал и власть перешла к антисоциалистической оппозиции. Почему социалистические лидеры Албании поступили так? Вероятно, это также была капитуляция, но добровольная. Маленькой Албании было очень трудно: она одна противостояла и Западному и Восточному блоку. Китай также сократил свою помощь.

В Румынии режим Чаушеску также имел все шансы устоять, поскольку он уже давно находился в конфронтации с СССР. Этот режим рухнул в результате умело организованных иностранными спецслужбами провокаций (возможно, впервые не только западными, но также советскими и венгерскими) и неадекватной реакцией на них со стороны высшего руководства. Экономическое положение в Румынии было довольно тяжелое, поскольку страна только закончила выплату долгов Западу (Чаушеску понял их опасность). Плюс жесткий культ Чаушеску и отсутствие достаточного количества формальных буржуазных свобод. Естественно население было этим недовольно.

На этом фоне начались волнения венгров, живущих в Румынии. Затем состоялись беспорядки в Темишоаре с большим количеством убитых (как теперь выяснилось, была инсценировка: из моргов извлекались трупы, им наносились раны и затем эти трупы фотографировались как жертвы румынских спецслужб). В этих условиях Чаушеску вместо того, чтобы спокойно разобраться со всем, выявить и разгромить иностранную агентуру, организует в Бухаресте грандиозные митинги, которые должны были продемонстрировать всенародную поддержку. На эти митинги сгоняются все поголовно: не только сторонники, но и противники. На последнем митинге «неизвестные» снайперы огнем с высоких зданий «разогревают» и толпу и службу безопасности и митинг перерастает в восстание, приведшее к свержению режима. Т. е. Чаушеску сам организовал свое свержение.

Социалистические страны Азии и Куба устояли. Вьетнам начал рыночные реформы, но по китайскому, а не советскому образцу. Поэтому там начался экономический рост и повышение уровня жизни.

В результате сдачи власти социалистическими режимами в восточноевропейких странах к власти пришли те, кого мы называем по российской терминологии «демократами», т. е. произошли, скорее, не бюрократические контрреволюции по Троцкому, а обычные буржуазные.

Однако основная разница не в этом. Внешне характер политических и экономических реформ в восточноевропейских странах тот же, что и в РФ. Так же наблюдается падение производства и снижение уровня жизни. Но масштаб разрушений экономики, вообще говоря, меньший (особенно если учесть, что у этих стран нет своей нефти). Показателем этого является значительно меньший рост цен по равнению с «дореволюционным» уровнем. Так если в РФ к концу 1995 года индекс роста был около 8000, то наибольший рост в восточноевропейских странах (Болгария и Польша) – менее 90, в Чехии – около 10,а в Венгрии – меньше 3!

Такая колоссальная разница объясняется, по-видимому, менее компрадорской ориентацией правящих режимов, большей заботой их о национальных интересах. Показатели роста цен говорят, что в восточноевропейских странах не проводится преднамеренного уничтожения экономики как в РФ.

Большой разброс в индексе роста цен между отдельными восточноевропейскими странами также не случаен: наименьшее его значение в Венгрии связано с наиболее умеренным реформированием, начатым еще при социализме, а наибольшее значение – в Польше и Болгарии – с наибольшим «разгулом демократии» в этих странах.

Одной из причин менее колониального характера реформ в восточноевропейских странах является то, что ликвидация социализма происходила не под руководством агентов ЦРУ, как в СССР, а под руководством самих социалистических режимов или стихийно. Процессы были очень быстротечны. Демократические движения втягивали в себя много порядочных людей, мечтавших об устранении существовавших несправедливостей, повышении уровня жизни до Западных стандартов, о том, что все это даст им капитализм, но… со всеми преимуществами социализма. В этих бурных условиях Западу было труднее, чем в СССР, проталкивать к власти свою агентуру. Однако малый размер восточноевропейских стран исключает возможность их реформирования к современному капитализму. Их лидерам также приходится плясать под дудку МВФ, но делают они это вынужденно, анес лакейским рвением, как российские правители. Соответственно и результаты….

Впрочем, есть и более прозаичное объяснение лучшего положения Восточной Европы. Вадим Белоцерковский [25] пишет, что, желая создать «санитарный кордон» против России, Запад делает там мощные инвестиционные вливания: «По данным министерства финансов США за 6 последних лет инвестиции в России составили 45 долларов на человека, а в Польше -360! (ИТАР-ТАСС, 17.05.97)».