Текст книги "Социализм и судьба России"

«Все мы прекрасно понимаем, что просто «победить на выборах» – думских, а тем более президентских – за счет того, что россияне обычным образом придут и опустят за нас свои бюллетени в урны, не удастся. Даже если за КПРФ проголосует большинство, власть найдет способы не допустить коммунистов к управлению страной. В ход пойдут подлоги (по уже хорошо известным методикам), будут спровоцированы некие чрезвычайные обстоятельства, оттягивающие до бесконечности либо просто срывающие передачу власти. В общем, найдутся десятки способов, чтобы проигнорировать волеизъявление народа.

Поэтому делать ставку только на выборы – наивно. Победными они будут только тогда, когда, во-первых, в обществе сложится то, что в марксизме называется революционной ситуацией. А во-вторых, если партия сможет подкрепить свой победный результат давлением на власть со стороны той самой «улицы», то есть массовыми выступлениями в поддержку Компартии десятков миллионов людей. А это дело очень непростое.

Сегодня для проведения акций общенародного протеста, на торжества в честь праздников 1 мая и 7 ноября нам удается выводить на улицы порядка миллиона человек. Это большая сила. Однако для давления на власть, когда вопрос встанет о победе Компартии на выборах, этого явно недостаточно. Здесь будет необходимо выступление на порядок более мощное. Чтобы обеспечить его, и наша организационная сила должна стать на порядок выше. Но как ее поднять?

В современных условиях для этого есть два пути. Во-первых, всемерное врастание КПРФ в социальную ткань общества, в повседневную жизнь народа. Чтобы коммунисты были в курсе всех дел, касающихся жизненных интересов людей. Чтобы именно к ним шел человек со своими нуждами и бедами. Чтобы не было такой общественной организации, где бы наши товарищи не играли ведущей роли. Именно это способно создать необходимую инфраструктуру для быстрой мобилизации масс в чрезвычайных условиях. Именно такая работа позволяет коммунистам научиться взаимодействовать с людьми, организовывать их, направлять энергию масс на решение конкретных задач. Именно на базе такого врастания партии в гражданское общество, то есть в процесс низовой общественной самоорганизации, можно воспитать столь необходимый нам отряд опытных, энергичных, инициативных руководителей, не боящихся «черновой» работы с людьми в самых неблагоприятных обстоятельствах.

Второй путь – это участие в выборах и парламентская деятельность партии. Она ведь, при всей ее несомненной важности, далеко не сводится к рутинной законотворческой деятельности. Все мы прекрасно понимаем: пока партия находится в Думе в меньшинстве, любые ее законодательные инициативы будут, в конечном счете, заблокированы. А чаще – зарублены буквально на корню. Поэтому наша думская работа в создавшихся условиях связана, прежде всего, с максимально возможным использованием парламентской трибуны для обнародования наших предложений, инициатив, идей, протестных заявлений. Мы должны донести до народа свою позицию и раскрыть ему глаза на пагубность проводимого властями курса.

Вместе с тем избирательная деятельность, по самой ее сути, способна и должна приобрести многоцелевое общественно-политическое назначение.

Например, в условиях общефедеральных выборов партия создает свои избирательные штабы сверху донизу. Но кто сказал, что такого рода мощная управленческая вертикаль – с ее опытом работы в особых условиях, с отобранными и проверенными кадрами, отработанными технологиями действий, системами связи и т. д. – может быть использована только для ведения избирательной кампании? Ведь это готовая оперативная штабная структура, которая, если она отлажена, в состоянии руководить и точечными социально-политическими акциями, и глобальными общественными кампаниями. В том числе – мобилизацией миллионных масс в поддержку победившей на выборах Компартии. Иначе, кроме как через участие в выборных кампаниях, такого рода управленческую вертикаль нам не создать. Выборы и в юридическом, и в экономическом, и в политическом, и в морально-психологическом плане предоставляют наилучшую возможность для работы по отладке такого рода чрезвычайной управленческой системы.

Пойдем дальше. Под выборные кампании теми же избирательными штабами формируются команды сборщиков подписей, агитаторов, создателей агитационных материалов, выездные бригады. Люди, работающие в них, – это драгоценные кадры. Они отобраны буквально по человеку. Они прекрасно освоили ту территорию, на которой действуют. Они накопили колоссальный опыт общения с народом. И все это применимо далеко не только в одних избирательных кампаниях. Именно эти кадры призваны быть становым хребтом любых самых решительных политических выступлений партии. Только опираясь на опыт и знания таких людей, партия способна выдержать, повести за собой ту самую улицу, то есть поднять многомиллионные массы населения. Есть у нас эти кадры – и проблема борьбы за власть решаема. Нет у партии людей – и никакие серьезные акции протеста, никакое воздействие на правящий режим, пытающийся воспрепятствовать приходу коммунистов к власти, технически невозможны. Такие кадры отбираются, опять же, путем участия в выборной борьбе.

Следующий момент. В каждом регионе в начале избирательной кампании партия собирает около сотни тысяч подписей в свою поддержку. Иначе говоря, она вступает в прямой контакт с колоссальным массивом населения и напрямую опирается на его помощь в важнейшем для себя деле. Следовательно, в общенациональном масштабе выборы уже де-юре формируют почти семи-, десятимиллионный слой сознательных сторонни-Аков коммунистов. И это не только огромный потенциал для протестных действий. Это еще и колоссальный кадровый резерв. Это вторая агитационно-пропагандистская сеть партии, которая способна действовать не извне, а изнутри населения – через родственные, дружеские, служебные связи. (власть отняла у КПРФ это оружие – парламентские партии не собирают подписи – авт.)

Наконец, выборная работа заставляет наши партийные организации создавать команды специалистов: аналитиков, журналистов, социологов, психологов, пропагандистов, издателей агитационных газет и листовок, специалистов по ведению разного рода агитационных акций. Все это – стержень, вокруг которого в решающий момент только и могут кристаллизоваться те интеллектуальные силы, которые понадобятся партии в решающий час борьбы за власть. Более благоприятных условий для их создания, чем выборные кампании, в сегодняшних обстоятельствах просто не найти.

Такого рода примеры можно было бы множить и дальше, но сущность вопроса, я думаю, ясна. Выборная думская работа и социальная деятельность партии, ее борьба за улицу – вещи неразделимые. Пытаться здесь оторвать одно от другого либо пожертвовать чем-то – бессмысленно и крайне вредно. Спор насчет того, что важнее – думская или вне-думская работа, равнозначен спору относительно того, что главнее в патроне – порох или пуля.

В целом же сегодня в качестве наиболее вероятного способа прихода к власти мы видим следующий алгоритм. В стране вспыхивает очередной острый кризис – экономический, социальный либо политический. Возникает революционная ситуация. Проходят досрочные либо укладывающиеся в обычные сроки выборы, скорее – связка выборов: думских и президентских. Компартия побеждает на них в состязании с другими политическими силами. И тут же получает опору в выступлении миллионов людей, используя отработанный за время участия в социальных кампаниях и выборах механизм мобилизации и управления.

Тем самым создается своего рода критическая социально-политическая масса, используемая не только для мирной демонстрации и поддержки КПРФ, но и для оказания психологического давления на власть. Такого давления, которое способно предостеречь «верхи» от попыток фальсификации итогов голосования и соблазна вообще пренебречь его результатами.

Одновременно думская трибуна используется коммунистами как для публичной пропаганды своих идей, так и для выстраивания переговорного процесса с властью.

Все эти три составных элемента борьбы КПРФ за власть мирным путем: выборная деятельность, врастание в социальную ткань общества и использование думской трибуны – сливаются в нужный момент воедино, обеспечивая партии общественно-политическую гегемонию. А тем самым – победу» [38, 487–492].

С точки зрения автора (ибо, как сказано выше, у каждого теоретизирующего интеллигента свой марксизм), выше приведены взгляды коммуниста, оценивающего обстановку в соответствии с реальным положением вещей, как того требует марксизм. Замечания автора, сделанные по ходу изложения, не являются существенными в той обстановке в стране, которую анализирует Зюганов.

Хотя одно существенное замечание можно сделать: самое трудное из трёх элементов борьбы – врастание в социальную ткань общества – оно слабо реализуемо. Для существенного врастания у партии нет ни кадров, ни ресурсов. Однако это замечание не опровергает того, что сказал Зюганов. То, что он сказал, правильно и нужно. Просто на период от контрреволюции 1991 г. до середины 2012 г. это невозможно было реализовать.

Глава 10
Не марксисты

В главе приведены взгляды двух явных не марксистов: А.Зиновьева и Е. Прудниковой, поскольку эти взгляды по некоторым вопросам более трезвые и правильные чем у некоторых теоретиков, объявляющих себя марксистами.

Александр Александрович Зиновьев – известный в прошлом диссидент и критик советского социализма, который он называл коммунизмом. Был выслан из СССР. Получил на Западе широкую известность за работы по критическому анализу социализма. Взгляды А. Зиновьева до начала контрреволюции в СССР отражены в его книге «Коммунизм как реальность», написанной в 1980 г.

Зиновьев, по-видимому, придерживается при изучении общества так называемого «цивилизационного» подхода: «Можно выявить законы эволюции общества в рамках данного типа и общие законы такого рода в рамках любого типа. Но не существует никаких законов превращения данного типа общества в другой. Не существует не в силу каких-то эмпирических причин, а в силу определенных средств познания, без которых невозможна наука. Не существует подобно тому, как нет законов превращения мух в слонов, слонов в кроликов, кроликов и львов в удавов.» [39, 40].

Под обществом Зиновьев понимает некую совокупность людей, например, общество Российской империи, общество Британии. Ясно, что одно не может превратиться в другое, так сказать, физически. Но далее это положение он переносит на развитие одной человеческой общности, рассматривая их состояния в разные моменты времени как разные общества. Тут уже его аналогия совершенно неправомерна: «Когда, например, рухнула Российская империя, не ее месте образовалась новая человеческая общность. Но сложилась она не по неким мистическим законам перехода от одной формации к другой, более высокого уровня, а по законам складывания больших человеческих объединений в тех исторически данных условиях.» [39, 40].

Марксизм предложил движущую силу превращения – развитие производительных сил. И действие этой силы выглядит очень убедительным на больших промежутках времени. Зиновьев с этим не спорит и не опровергает, он просто этого не замечает.

А. Зиновьев критикует марксизм и считает его не наукой, а идеологией. Он отказывает марксизму в научности потому, что: «В марксистском проекте коммунистического общества не принимаются во внимание два фактора, без которых вообще немыслим научный подход к обществу: 1) неотъемлемые качества самого строительного материала общества – человека; 2) принципы организации больших масс людей в единое целое. В марксизме считается, что человек есть «совокупность производственных отношений», что стоит создать желаемые условия жизни, как люди станут воплощением добродетелей. А между тем люди сами продукт истории, и как таковые они обладают такими свойствами, которые не зависят ни от каких социальных преобразований и от которых, наоборот зависят сами возможности этих преобразований. Что касается второго фактора, то в любом большом скоплении людей, образующим целое, с необходимостью происходит образование иерархии групп и должностных лиц, что заранее превращает в идеологические фикции всякие надежды на социальное равенство» [397, 15–16].

Здесь А. Зиновьев ошибается. Например, в гидродинамике существует феноменологический (т. е. основанный на наблюдаемом явлении – феномене) подход, когда жидкости и газы рассматриваются как сплошные среды и уравнения движения, описывающие их поведение, выводятся в этом предположении без учета молекулярной структуры. Это не мешает им, однако, хорошо описывать наблюдаемые явления. В дальнейшем феноменологические уравнения движения были выведены из кинетической теории, рассматривающей газы и жидкости как совокупности молекул. Это дополнительно подтвердило верность феноменологического подхода тогда, когда молекул в рассматриваемом объеме очень много. Универсальным критерием верности любой теории является сравнение получаемых из нее выводов с практикой, а не обязательный учет всех черт моделируемого явления. Марксизм является типичной феноменологической научной теорией, основанной на том, что общество состоит из очень большого количества людей. И равнодействующая их усилий как раз и реализуется в основном через производственные отношения. Зиновьев же претендует на создание, так сказать, молекулярной теории. И тот и другой подход правомерен. Поэтому нет никаких оснований упрекать ни марксизм, ни Зиновьева в ненаучности. Можно говорить только о неполноте моделей и ограниченности применения.

Разумеется, свойства людей, «которые не зависят ни от каких социальных преобразований», существуют и их нужно использовать. И существуют «принципы организации больших масс людей в единое целое», учтенные в марксизме в Ленинском положении о роли Коммунистической партии в строительстве социализма. Т. е. второй фактор в марксизме присутствует. Здесь обвинения Зиновьева не совсем обоснованы: можно лишь говорить о недостаточном учете этого фактора.

Модель А. Зиновьева основана на введенном им понятии «коммунальности»: «Коммунальные законы суть определенные правила поведения (действия, поступков) людей по отношению друг к другу. Основу для них образуют исторически сложившееся и постоянно воспроизводящееся стремление людей и групп к самосохранению и улучшению условий своего существования в ситуации социального бытия. Примеры таких правил: меньше дать и больше взять; меньше риска и больше выгоды; меньше ответственности и больше почета; меньше зависимости от других; больше зависимости других от тебя… Коммунальным правилам поведения люди обучаются. Делают они это на собственном опыте, глядя на других, в процессе воспитания другими людьми, благодаря образованию… В большинстве случаев люди даже не отдают себе отчета в том, что проходят практику на роль коммунальных индивидов, осуществляя обычные с их точки зрения житейские поступки. И они не могут этого избежать, ибо, не обучившись коммунальным правилам, они не могут быть жизнеспособными. Хотя законы коммунальности естественны, люди предпочитают о них помалкивать и даже скрывают их.

Прогресс человечества в значительной степени происходил как процесс изобретения средств, ограничивающих и регулирующих действие этих законов, – морали, права, религии, прессы, гласности, общественного мнения, идей гуманизма и т. д. Людей веками приучали облекать свое поведение в формы, приемлемые с точки зрения этих ограничителей, и скрывать как нечто предосудительное. И не удивительно, что коммунальные правила поведения представляются им как нечто неприличное, а порой даже преступное… В законах коммунальности нет ничего бесчеловечного. Они ничуть не бесчеловечнее, чем законы содружества, взаимопомощи, уважения. Последние вполне уживаются с первыми и вполне объяснимы как нечто производное от них. А человечный или бесчеловечный тип общества сложится в той или иной стране, зависит не от самих этих законов, а от способности населения развить институты, противостоящие этим законам и ограничивающие их. Лишь в том случае, если ничего подобного в обществе нет или это развито слабо, коммунальные законы могут приобрести огромную силу и будут определять всю физиономию общества, в том числе определять характер организаций, по идее призванных ограждать людей от них. И тогда сложится особый тип общества, в котором будет процветать лицемерие, насилие, коррупция, безхозяйственность, обезличка, безответственность, халтура, хамство, лень, дезинформация, обман, серость, система служебных привилегий. Здесь утверждается искаженная оценка личности – превозносятся ничтожества, унижаются значительные личности. Наиболее нравственные граждане подвергаются гонениям, наиболее талантливые и деловые низводятся до уровня посредственности и средней бестолковости. Причем не обязательно власти делают это. Сами коллеги, друзья, сослуживцы, соседи прилагают все усилия к тому, чтобы талантливый человек не имел возможности раскрыть свою индивидуальность, а живой человек – выдвинуться. Это принимает массовый характер и охватывает все сферы жизни, и в первую очередь – творческие и управленческие. Над обществом начинает довлеть угроза превращения в казарму. Она определяет психическое состояние граждан. Воцаряется скука, тоска, постоянное ожидание худшего. Общество такого типа обречено на застой и на хроническое гниение…» [39, 64–66].

Эта длинная цитата определяет всю суть теории коммунизма, изложенной Зиновьевым в книге «Коммунизм – как реальность», написанной в 1980 г. Но то, что Зиновьев называет правилами коммунальное™, вообще говоря, принято называть законами джунглей (или внутривидовой борьбой). Название коммунальность, возможно, придумано для того, чтобы легче было коммунизм связать с законами джунглей (в книге явно чувствуется симпатия к капитализму), что Зиновьев и делает на протяжении всей книги, утверждая, что коммунизм естественно вытекает из законов коммунальности: «Коммунизм не есть нечто выдуманное злоумышленниками вопреки здравому смыслу и некоей природе человека, как полагают некоторые противники коммунизма, а как раз наоборот – он естественное явление в истории человечества, вполне отвечающее природе человека и вытекающее из этой природы. Он вырастает из стремления двуногой твари, именуемой человеком, выжить в среде из большего числа аналогичных тварей, лучше устроиться в ней, обезопасить себя и т. п. – вырастает из того, что я называю человеческой коммунальностью. Выдуманными и изобретенными являются как раз те средства защиты от коммунальности, из которых вырастает цивилизация, т. е. право, мораль, гласность, религия, гуманизм и прочие средства, в какой-то мере защищающие человека от прочих людей и от власти их объединений» [39,26].

Основным пороком коммунизма, как следует из этой цитаты, является свободное действие при нем законов коммунальности, организация всей жизни общества по законам коммунальности, тогда как цивилизации (под которой понимается, очевидно, капиталистический Запад) ставится в заслугу, что она создает приемы для обуздания коммунальности. Хотя на деле (и об этом Зиновьев стал писать позднее, после крушения социализма в СССР и странах Восточной Европы) многие приемы якобы против коммунальности, о которых он говорит (право, пресса….) используются при капитализме как раз для того, чтобы части «двуногих тварей» (господствующим классам), выжить и хорошо выжить в «среде из большего числа аналогичных тварей» (эксплуатируемых). Т. е. эти приемы якобы против коммунальности на самом деле служат исправно законам джунглей (или законам коммунальности по Зиновьеву).

«…Цивилизация вообще вытекает из сопротивления коммунальности, стремления умерить ее (коммунальности) буйство, заключить ее в определенные рамки… Цивилизация есть усилие, коммунальность есть движение по линии наименьшего сопротивления. Коммунизм – есть буйство стихийных сил природы, цивилизация – их разумное ограничение» [39, 26–27].

А коммунисты считают как раз наоборот: цивилизация (капитализм) – буйство стихийных сил, а коммунизм – их разумное ограничение. И жизнь подтверждает это: как только разрушилось организованное общество – социализм, так из всех щелей поперла «цивилизация» – капитализм. Цель коммунистов как раз в том, чтобы создать общество, где «надежды на социальное равенство» были бы реализованы, т. е. коммунизм мыслится как победа над буржуазной «коммунальностью». Приведенные выше рассуждения Зиновьева можно рассматривать как апологетику капитализма, но какой-то логики в них не видно: такая оценка Зиновьеву нравится и все.

Все основное содержание книги Зиновьева заключается в логическом доказательстве того, как из законов джунглей (коммунальности) вытекают все пороки социалистического общества в СССР. Разумеется, такой анализ полезен, и модель общества Зиновьева имеет смысл и должна занять свое место в науке об обществе. Ее недостатком является неучет производственных отношений. Если марксизм упрекают за неучет человеческого фактора (отрицательных черт «двуногой твари»), то модель Зиновьева грешит другой крайностью – полным неучетом производственных отношений. Другим недостатком является стремление Зиновьева рассматривать общество изолированно от окружающего мира и игнорирование влияния предистории. Такой подход привел его к неправильному выводу об устойчивости социалистических (коммунистических по терминологии Зиновьева) стран: «Коммунизм означает такую перестройку всей организации жизни общества, что обратный ход эволюции исключается в принципе».[39,289] Как говорится: «Его бы устами, да мед пить.» Но увы… Зиновьев не смог увидеть контрреволюционных настроений высшей бюрократии, завидовавшей значительно лучшей жизни соответствующих им по положению в производстве деятелям Запада. Не увидел, поскольку он не рассматривал производственных отношений и другие страны, т. е. в принципе лишил себя возможности увидеть. А вот Троцкий, стоявший на позициях марксизма, увидел еще в 30-х годах. Некритическое отрицание марксизма помешало Зиновьеву увидеть грозный для социализма «звонок» контрреволюций в Венгрии и Чехословакии, происшедших до написания «Коммунизма как реальности».