Текст книги "Социализм и судьба России"

Вывод об отсутствии теории приводит к идеализации формы развития революционного процесса XIX века, к рекомендации применять его сейчас: «…зафиксируем этапы развития предпосылок создания партии ленинского типа: теоретическое учение социал-демократов; программа группы, в которой воплощается учение, и распространение теоретического учения среди молодежи, притом революционной молодежи; на этой почве возникает масса короткоживущих кружков, затем группа социал-демократов и только после этого партия» [28, 230].

Коммунистическому и рабочему движению в РФ Максимов дает очень резкую оценку: «В наше время в мировом коммунистическом движении имеются тоже два главных направления…. социал-демократическое и ортодоксально-догматическое как с примесью государственного патриотизма, так и без…». И для условий России: «По отношению к социальной обусловленности форм сознания можно говорить о мелкобуржуазности первого направления… второе направление опирается на современный «предпролетариат», являющийся продуктом разложения социалистического общества. Если говорить о политических целях, то первое направление – социал-демократическое, второе – утопически-коммунистическое. Оба эти направления ведут в тупик, поэтому не являются главными. Главное направление в коммунистическом движении еще не сформировалось, и пока для него есть только некоторые предпосылки. Одна из них – становление новой теории общественного развития… сейчас мы фактически не имеем передового общественного мнения, есть в лучшем случае мнение сражающегося коммунистического арьергарда. Начало рабочего движения в эпоху «перестройки» в своей главной тенденции было откровенно реакционным, как и положено историей для контрреволюции» [28].

Однако на самом деле дело обстоит не так мрачно: теория есть. Она только завалена обломками ревизионизма и догматизма, возникшими после контрреволюции. Нужно в основном очистить ее от этих обломков. Собственно говоря, то, что излагает школа Вазюлина, является достаточно классическим марксизмом, но хорошо и на современном материале изложенном.

Т.е. претендуя на создание новой теории, снимающей марксизм, школа Вазюлина, практически, ничего нового не создала. Почему? Вроде люди не глупые. А потому, что снимать марксизм не требуется: в виде, развитом Лениным, он хорошо объясняет основные направления развития человеческого общества и сейчас.

Раз теория есть, то и тактика коммунистов должна быть отлична от цитированной (создание кружков….). Сейчас коммунисты находятся как раз в положении, когда «в основном адекватная теоретическая база движения уже есть».

Кстати, пренебрежение теорией объясняется тем, что большинство партий интуитивно считает, что социализм – это примерно то, что было, но с некоторыми улучшениями. Поэтому заниматься теорией не имеет особого смысла. Разумеется, это тоже неверно. Это другая крайность от рекомендаций Максимова.

Глава 8
«Демократическим социализм»

Контрреволюция проходила, как известно, под лозунгом демократизации. Проект последней, Горбачевской программы КПСС соответственно назывался «К гуманному, демократическому социализму». Хотя теперь практически все левые согласны с тем, что Горбачев привел нас отнюдь не к социализму, тем не менее, значительное (если не преобладающее) влияние на развитие левого движения в РФ после контрреволюции оказывает «демократический социализм», который критиковался в гл.1. «Демократический социализм» представляет в основном то социал-демократическое направление, о котором пишет М.В. Максимов (см.7.2).

Наиболее последовательная модель «демократического социализма» принадлежит Б. Курашвили, который называет свой социализм «новым».

«Его наиболее характерные черты: отсутствие частнокапиталистической собственности, реализация большей части народной собственности в форме полномочного хозяйственного владения трудовых коллективов, поощрение коллективного и индивидуально-семейного предпринимательства, современный синтез государственного и рыночного регулирования, полномасштабный демократический режим (свободы и права человека, многопартийность, разделение властей и др.).» [29, 5]. Из этой характеристики видно, что предполагается всерьез выполнять формальную буржуазную бюрократию, что и является основным для «демократического социализма».

Выше неоднократно показывалось, что формальная буржуазная демократия сама по себе неустойчива, и может стабилизироваться только внешней силой. При капитализме – это наиболее крупные капиталисты. В своей книге «Куда идет Россия?» Курашвили предлагает свое решение проблемы устойчивости власти при социализме. Ее он видит в «социалистическом гражданском обществе». «Самоуправляемые народные, коллективные, индивидуально-семейные предприятия, охватывающие все вместе до 80 процентов занятых в экономике, элементы производственного самоуправления и на государственных предприятиях, самоуправляемые научные, учебные, социально-культурные учреждения, – все это, не загнанное в многоукладную клоаку, образует социалистическое гражданское общество. Это будет общество, готовое отстаивать свои интересы и само свое существование, имеющее собственные механизмы саморегулирования и не только независимое от государства с его хроническими бюрократическими болезнями, но и способное заставить государственный аппарат надлежащим образом служить обществу, не забывая того, что он должен обеспечивать общие и перспективные интересы общества, ради чего, а не для собственных интересов и удовольствия содержится народом. Существование социалистического гражданского общества сделает новый социализм абсолютно стабильным общественным строем, способным выдержать, а точнее – предупредить, не допустить политические выкрутасы, подобные тем, что позволили «демократическим» дурачкам и негодяям сокрушить прежний, «государственный» социализм» [29, 249].

Очень красиво написано, и можно было бы приветствовать, но… Во-первых, Курашвили рассматривает общество, уже полностью преобразованное на социалистический уклад. Как он образно пишет: «не загнанное в многоукладную клоаку». Но мы то, как раз будем вынуждены через эту «клоаку» пройти, когда гражданское общество будет не социалистическим, когда капиталистические его элементы, обладая большими деньгами, будут способны «заставить государственный аппарат надлежащим образом служить» интересам буржуазии.

Во-вторых, не объявлены явно, что же это за «механизмы саморегулирования», которые способны «заставить государственный аппарат надлежащим образом служить обществу»? Наверное, это должны быть достаточно мощные механизмы? Ленин обозначил этот механизм явно: «коммунистическая партия». Или, как автор обозначил в данной работе: классовая организация трудящихся – руководящая сила социалистического общества. Ничего другого никто не придумал. И Курашвили – тоже. Но попробуем, все же, сконструировать эти «механизмы саморегулирования» из структуры предложенного Курашвили «социалистического гражданского общества».

Как, допустим, коллективу самоуправляющегося предприятия воздействовать на государство? Наверное, весь коллектив не будет этим заниматься, а изберет какую-то делегацию. Эта делегация должна войти в связь с делегациями других коллективов, что можно сделать через съезд этих делегаций. В итоге мы получаем некий контрольный выборный орган типа парламента. С ролью руководящей силы общества. Может ли такой орган являться стабилизатором общественного строя? Выше мы ответили на это вопрос отрицательно, поскольку, обладая деньгами, буржуазия (отечественная или зарубежная) сможет вмешаться в процесс выборов и взять этот орган под контроль. Даже, если социалистические отношения уже полностью победили.

Исторический опыт показывает, что таким стабилизатором может быть только невыборный орган, состоящий из более всего понимающих классовые интересы, т. е. передовой отряд класса. В эксплутаторских обществах – это наиболее крупные эксплуататоры, наиболее остро понимающие классовый интерес, поскольку им очень много можно потерять. При социализме – это классовая организация трудящихся. Другого, увы, никто не предложил. А очень хотелось бы и автору, чтобы утопию Б. Курашвили о «социалистическом гражданском обществе», способном обеспечить стабильность социализма, можно было бы реализовать. Это было бы просто здорово. Но, к глубочайшему сожалению, это – утопия.

Курашвили считает, что переход к социализму должен осуществляться мирно по правилам формальной буржуазной демократии: «…новые коммунисты во всех случаях выступают за последовательный демократизм политического режима, включая многопартийность, свободу слова и независимость прессы…

Представляется очевидным, что рано или поздно и особенно при торжестве нового социализма осью, вокруг которой будет вращаться политическая жизнь, станет не чреватый гражданской войной выбор между социализмом и капитализмом, не межформационные прыжки, а спокойный, легко обратимый выбор между разными моделями социализма (скорее всего между «рыночным» и «нерыночным»), между разными курсами внутренней и внешней политики, между разными группами лидеров. Придет, нормальное время, когда в борьбе за власть будут реально соперничать две, максимум три социалистически ориентированные партии, и это соперничество не позволит ни одной из них расслабляться, загнивать, терять политическую дееспособность. То, что случилось с прежде славной КПСС, не должно повториться» [29, 250].

С легко обратимым выбором трудно согласиться. Переход от «рыночной» модели социализма к «нерыночной» не лёгок, для этого требуется серьёзная перестройка, чреватая большими потерями. Следует искать оптимальную модель. Также курс внутренней и внешней политики не должен меняться от смены лидера. Следует стремиться к самому полезному для страны и народа курсу.

Теперь по сути этого заявления Курашвили. Здесь опять говорится о ситуации в обществе, когда уже социализм победил. А вот как достичь этой победы, ничего не говорится, кроме обещания действовать по правилам буржуазной демократии с упованием «на свободу слова и независимость прессы». Насколько «свободно» слово и «независима» пресса граждане РФ имели полную возможность убедиться в течение всего процесса Перестройки и Ельцинских «реформ», правления Путина и Медведева. Насколько буржуазия склонна «играть» в свою демократию всерьез, граждане могли убедиться по Ельцинскому государственному перевороту в сентябре-октябре 1993 г, а также по Президентским и Думским выборам 1996, 2003, 2004, 2007, 2008, 2011, 2012 гг. Но допустим, мы как-то преодолели «многоукладную клоаку» и пришло то «нормальное время», когда остались две – три социалистически ориентированные партии, борющиеся между собой за власть. Борьба эта будет довольно жесткой, т. к. власть означает значительные преимущества в том числе и материальные для победителя (привилегии, связанные с должностями….). Подрывным элементам Запада будет легче внедряться в эту борьбу, чем в деятельность одной партии, поскольку в силу занятия междоусобной борьбой противодействие внешнему врагу, к тому же действующему скрытно, будет неизбежно притуплено. Т. е. многопартийная система Курашвили без руководящей силы представляет собой ту неустойчивую систему формальной буржуазной демократии, о которой мы говорили в главе 1.

Социализм Курашвили основан на передаче значительной части предприятий их трудовым коллективам в «полномочное хозяйственное владение». Их объединение в «социалистическое гражданское общество», описанное выше, похоже на предложение «рабочей оппозиции» на X съезде РКП(б) о передаче управления народным хозяйством «всероссийскому съезду производителей», названному Лениным анархо-синдикалистским уклоном. Только анархо-синдикалисты 1921 г. были сторонниками планового управления, а Курашвили – рыночного. Но основная суть резкой критики Ленина не касается экономических различий: «… ставка на беспартийные массы или заигрывание с ними, которое выражено в вышеприведенном тезисе, является не менее коренным отступлением от марксизма…» [1 т 43,94]. И далее объясняет, почему: «…только политическая партия рабочего класса, т. е. Коммунистическая партия, в состоянии объединить, воспитать, организовать такой авангард пролетариата и всей трудящейся массы, который один в состоянии противостоять неизбежным мелкобуржуазным колебаниям этой массы, неизбежным традициям и рецидивам профессионалистской узости или профессионалистских предрассудков среди пролетариата и руководить всей объединенной деятельностью всего пролетариата, т. е. руководить им политически, а через него руководить всеми трудящимися массами. Без этого диктатура пролетариата неосуществима.» [1 т 43, 94]… «В такой стране, как Россия, громадное преобладание мелкобуржуазной стихии… крайние обострения нужды и народных бедствий порождают особенно резкие проявления колебаний в настроениях мелкобуржуазной и полупролетарской массы. Эти колебания идут то в сторону укрепления союза этих масс с пролетариатом, то в сторону буржуазной реставрации, и весь опыт всех революций XVIII, XIX и XX веков показывает с безусловнейшей ясностью и убедительностью, что ничего иного, кроме реставрации… власти и собственности капиталистов и помещиков от этих колебаний – при условии малейшего ослабления единства, силы, влияния революционного авангарда пролетариата – получиться не может.» [1 т 43, 96].

Т.е. Ленин был против предложений рабочей оппозиции, поскольку они переводили страну к неустойчивой системе формальной буржуазной демократии и неизбежной реставрации капитализма. Курашвили, предлагая анархо-синдикалистский вариант «нового социализма», почему-то совершенно не полемизирует с Лениным. Он полемизирует только с «ортодоксальными коммунистами, коммунистами-фундаменталистами», которые идеологию «нового социализма» считают «проявлением анархо-синдикалистского уклона (не видя различий между групповой собственностью и групповым владением при народной собственности), а рынок если и признается, то как явление чуждое социализму и только используемое им». [29, 29]. Т. е. дискуссия с «ортодоксами» ведется в области экономики, а полемики с Лениным в области политики не видно. Что странно. Ведь если выводы Ленина устарели, что, как мы объясняли раньше, нисколько не порочит марксизм, как эмпирическую науку, то нужно показать, что изменения, происшедшие в стране, качественно изменили ситуацию. Попробуем пополемизировать с Лениным за Курашвили.

Действительно, страна сильно изменилась. Ленин говорит о неустойчивости мелкобуржуазных и полупролетарских масс, о крайнем обострении нужды и народных бедствий. Но ничего же этого не было в 1985: ни таких масс, ни такой нужды. Уровень жизни значительно повысился по сравнению с 1921 г. Но недовольство генерируется сравнением с другими, завистью. А эта зависть, при отсутствии политической грамотности, будет генерировать указанные Лениным колебания настроений массы при любом уровне жизни: главное, что за бугром – лучше. Все это подробно описывалось неоднократно выше. Т. е. состояние общества, как объекта для определения устойчивости, качественно не изменилось. Курашвили почему-то упорно считает, что «социалистическое гражданское общество» является генератором устойчивости. При этом он говорит о чувстве собственника, хозяина. Но в каком направлении это чувство, скорее всего, сработает?

Самоуправляющееся предприятие требует управления. «Это не проблема», – говорят анархо-синдикалисты: «коллектив нанимает администрацию и с нее спрашивает». Но все спрашивать не могут: работать ведь надо. Поэтому выбирается СТК. Так появляется новое начальство: СТК и нанятая им администрация. Чем это лучше ситуации в государственном предприятии? Новое начальство также может воровать, делить промеж себя коллективные блага. Это – минус. Но тогда его могут переизбрать. Это – плюс. Но если в нем засели опытные интриганы, то они могут расколоть коллектив по какому-либо признаку и держаться долго. Это – минус… Т. е. не надо идеализировать самоуправляющиеся коллективы. Там может быть разная обстановка, в том числе и очень тяжелая. Вспомните, хотя бы фильм Э. Рязанова «Гараж». Собственно говоря, предприятие Курашвили, представляет собой что-то похожее на первобытную общину, но с резко возросшей производительностью труда. А куда повела эта возросшая производительность первобытную общину?… Правильно: к превращению вождей в первых эксплуататоров. Так какими тенденциями будет беременно «социалистическое гражданское общество» Курашвили? Отнюдь не социалистическими, а теми же, что режимы бюрократического социализма – контрреволюционными. Бюрократия самоуправляющихся предприятий будет также мечтать стать капиталистами, как и бюрократия брежневской эпохи.

Модель «демократического социализма», предлагаемая Курашвили, не позволяет, к сожалению, создать устойчивое социалистическое общество. Т. е. «демократический социализм» Курашвили – есть разновидность утопического социализма. Это, я думаю, ясно. Но в современных условиях свершившейся реставрации капитализма в РФ, ее экономическая составляющая (передача предприятий трудовым коллективам) является полезной, как метод борьбы с капитализацией. Об этом, кстати, пишет и сам Курашвили, полемизируя с «ортодоксами»: «В целом новосоциалистическая альтернатива принимается, в лучшем случае, за чисто ситуационный маневр, позволяющий выйти из кризиса, сохранив, в условиях капитализации общества, хоть что-то от социализма» [27, 29]. Но на практике она может быть осуществлена только после создания соответствующей законодательной базы. Т. е. когда правящий режим будет готов пойти на некоторые уступки. Но на такие уступки идут, когда есть соответствующий напор масс.

Классическими представителями «демократического социализма» являются Рой Медведев и Борис Славин. Р. Медведев, как и многие другие, считает, что необходимо «существенно изменить многие из наших прежних взглядов на социализм» [30, 40]. Причиной этого пересмотра он считает успехи капитализма в XX веке: «К удивлению многих политиков, ученых и прорицателей именно западный капиталистический мир… стал в последние 50 лет ареной двух научно-технических революций. Именно здесь был достигнут более высокий уровень развития производительных сил и производительности труда. Ослабив влияние «анархии» и кризисов производства, этот «первый мир» сумел создать новую технику и технологию…. новые системы связи и информации, новые потребности и новое качество жизни, новый уровень образования и квалификации рабочих и служащих, новые формы бизнеса и культуры, т. е. фактически новое общество, о котором мало кто мог даже подумать в XIX веке» [30, 43].

На основе этого он делает вывод, что «частная инициатива и частная собственность во многих случаях является полезным, а в некотором случае и незаменимым для общества институтом. Но все, что полезно для общества не может противоречить принципам социализма. Понимание этого не превращает социалистов в либералов. Но наш новый социализм предполагает разумное сотрудничество и конкуренцию всех форм собственности. Социалистическое общество не только в начальных и переходных формах, но и в своих развитых формах должно оставаться обществом со смешанной экономикой, т. е. многоукладным» [30, 45].

В этом выводе есть некоторый смысл, поскольку он вытекает из Закона соответствия производительных сил и производственных отношений. Но только с экономической точки зрения, если не рассматривать устойчивость общества (что характерно для «демократического социализма»). Наличие частной собственности порождает стремление ее обладателей к борьбе за власть. Это надо иметь в виду при определении допустимости степени многоукладности при социализме, если мы хотим видеть социализм существующим не только на бумаге.

Рассматривая соотношение социализма и демократии, Р. Медведев утверждает: «И теория и практика демократии развивались в последние десятилетия главным образом в странах развитого капитализма». Довольно странное утверждение: если взять послевоенное время, то автор не помнит каких-либо существенных изменений в политическом устройстве развитых стран Запада. «Реальные шаги по демократизации советского общества – и государства начались лишь в 1987 – 1988 г.г. Значительные усилия в этом же направлении были предприняты в 1989 году при создании 1-ого советского парламента» [28, 49]. Медведев не хочет видеть, что демократизация была ширмой контрреволюции, для него это не важно. Для него главное, что появились ростки буржуазной демократии, формальной и лживой по Ленину, но Медведев считает ее настоящей. В этом вся беда «демократических социалистов», что они совершенно не задумываются над реализацией своих красивых мечтаний о «гуманном и демократическом» социализме, принимая троянского коня буржуазной демократии за народовластие.

Б. Славин демонстрирует, как можно быть одновременно ревизионистом и догматиком. Его взгляды в основном характеризуют его как типичного представителя демократического социализма: разделяет анархо-синдикалистские иллюзии под флагом «преодоления наемничества», выступает за использование буржуазной демократии. Как и Р. Медведев выступает в защиту частной собственности: «Частная собственность не грех, она – историческая величина.»[31,50–51] В догматизм он впадает по национальному вопросу: «Сегодня на знамени КПРФ написано: «Россия. Труд. Народовластие. Социализм». Как следует понимать эти ценности и их порядок? Думаю, как сугубо национальное понимание социализма. Но это весьма далеко отстоит от марксизма… Национальное понимание социализма никакого отношения к науке не имеет!» Очень характерная фраза, показывающая полное непонимание возможностей эмпирической науки об обществе. Включение интернационализма в число главных принципов марксизма соответствовало положению пролетариата в XIX веке. Сейчас в развитых странах Запада мы имеем, говоря словами Энгельса, «наряду с буржуазией и буржуазный рабочий класс». Этот рабочий класс, как сказал С. Кара-Мурза, уже завоевал весь мир вместе со своей буржуазией, отдающей ему долю от неоколониального грабежа. Разумеется, на интернациональные чувства такого рабочего класса трудно надеяться. Как реальность и то, что сейчас идет колонизация России Западом. Почему же коммунисты не должны видеть и реагировать на эту опасность? В угоду догматическим представлениям о роли интернационализма? Интернационализм, как и частная собственность – историческая величина.

«Фракция КПРФ в Парламенте голосует против Хасавюртовских соглашений, т. е. за войну… коммунисты выступили за продолжение чеченской войны! Сравните эту позицию с той, которая была у большевиков в первую мировую войну и поймете разницу прежних и нынешних коммунистов. Как известно, Ленин выступал за поражение своего правительства в войне» [31, 52]. Ну, раз Ленин выступал, то значит и Зюганов должен. Да, Ленин выступал за это потому, что рассчитывал на возникновение революции в результате поражения России. Тогда же все обстояло наоборот – позорный мир в Чечне, грозящий России страшной бедой распада, несущий в себе кровь и смерть миллионов, – укрепил позиции режима. То, что является непреходящим положением марксизма, так это исторический подход, оценка конкретной ситуации. А у «марксиста» Славина все просто: раз Ленин выступал за поражение в войне, то и коммунисты во все времена должны поступать так же. Ведь мир в Чечне можно было заключить на гораздо более достойных условиях, если исходить из интересов России и ее народов. Он же заключался только из интересов новобуржуазных кланов, заинтересованных в скорейшем пуске и надежном функционировании любой ценой «трубы» – нефтепровода из Азербайджана.