Текст книги "Футуризм и безумие (сборник)"

Практические результаты психиатрического врачевания. Вопрос о праве лечить вопреки желанию безумцев. Положение безумцев в психиатрических больницах и отношение их к психиатрии и к психиатрам.

В следующей главе мне ещё придётся коснуться новейших трудов по психиатрии, пока же, проследив главные этапы развития психиатрической науки, я упомяну и о практических результатах самой психиатрии в наше время.

При столкновении с действительностью несостоятельность практической психиатрии выясняется сразу. Прямое назначение психиатров – облегчать страдание безумцев – исчезает, и психиатр, незаметно для самого себя, превращается в послушное орудие нашего общества, утилизирующего помощь врача-психиатра сплошь и рядом в своих выгодах.

В угоду нашего общества, благодаря психиатрам, создавались законодательства «о безумцах и сумасшедших», в силу которых, как юродивые, так и политически неблагонадёжные, в равной степени, имеют возможность получить билет для входа в сумасшедший дом, первые – в интересах «общественной тишины и спокойствия», вторые в интересах незыблемости «существующего государственного строя».

Благодаря содействию психиатров, в интересах господствующей церкви, под категорию «безумцев и сумасшедших» подводят вождей религиозного движения и подвергают изоляции в сумасшедшем доме не только их, но и тех, кто «заболел массовым религиозным психозом».

Благодаря «учёности» некоторых психиатров и тому же законодательству «о безумцах и сумасшедших», каждая семья имеет возможность, под видом безумца, отправить в сумасшедший дом любого «своенравного» члена своей семьи. Властью отца и матери отдаются «на излечение» непокорные и распущенные дети; престарелые родственники, отягощающие семью, а также и те родственники, имуществом которых хотят воспользоваться нетерпеливые наследники; нередко такая же судьба постигает и идейных жертвователей, расплачивающихся своей свободой за попытку лишить наследства алчных родственников. В практике врачей-психиатров подобные случаи стали, к сожалению, почти повседневным явлением говорящим о том, как происходит освидетельствование умственных способностей в губернских присутствиях и при приеме в психиатрическую больницу. Я уже умалчиваю о психиатрических экспертизах, где злоупотребление нередко возникает в силу того, что познание души экспертируемого исчерпывается знанием тех психиатрических сведений, который усваивает эксперт-психиатр.

Если к практической деятельности психиатров отнести ещё писание докладов о классификациях, о законодательствах и уставах психиатрических заведений, вычисление процентного отношения заболевших к здоровым, увлечение статистикой и диаграммами, заботы о способах призрения безумцев, – то этого было бы достаточно, чтобы оправдать деятельность психиатров, если бы до меня не доносились голоса безумцев, вызывающее сомнение в целесообразности всего перечисленного, a следовательно, и сомнение в заслугах психиатров.

Не лишним будет привести мнение о психиатрии тех, для кого она создана.

Один безумец в своих записках высказывается так:

«Явные психиатры не на высоте своего призвания. С кафедры заявлено о психиатрии, как о молодой науке, не дающей точного научного определения. Тогда как психиатрия не нова, как объявляют; она исторически не раз поднималась и падала. Психиатры в ней ни что иное, как гребцы, рабочая сила, не знающая направления рулевого – где сядут на мель и где снимутся с неё, не знают, где причалить и вывесить флаг спасения, так точно не знают, где и как погибнуть. Они работают для пустой формалистики и изоляции, а результатов врачевания – никаких, если не брать во внимание самоврачующего периода времени (или физического перерождения). Психиатры дадут материал возможного статистического обследования».

Другой же безумец по поводу психиатрической терминологии справедливо замечает:

«В настоящее время, проведя в двух больницах год и четыре месяца, я нахожу и научный термин не вполне удобным, так как он легко может ввести лиц малопросвещённых, но кое-что слышавших и читавших, к материализму, к отрицанию субстанциональности души, к представлению человека только “машиной”».

Конечно, вопрос о том: имеют ли психиатры нравственное право лечить того, кто не нуждается в их лечении, никогда и не поднимался, да и к чему? Если не для безумцев, то для кого же существуют и развиваются терапевтические средства психиатрии. Для кого существуют различные физико-химические медикаменты, такие ухищрения, как механотерапия, гипнотизм, электризация и хирургия – направленные к тому, чтобы безумца превратить в нормального человека. Разве может смутить психиатров то, что обилие терапевтических средств, к сожалению, не только не облегчает страждущее человечество, но даже и не уменьшает количества заболевших нервными и душевными болезнями, число которых растёт вместе с ростом цивилизации. Психиатрия продолжает «избавлять от страданий» безумцев, не спрашивая на то их согласия и игнорируя их мистические, религиозные, сексуальные и другие настроения только на том основании, что такие явления «ненормальны».

Но неужели сумасшедший дом, этот страшный изолятор для всех отверженных, есть высшая мера человеческой справедливости и единственное место, которое способен занять безумец.

По-видимому так, если и в наше время безумцы наряду с преступниками лишаются всех прав и с удивительным равнодушием подвергаются изоляции, как вредный элемент, угрожающий общественной безопасности.

Но хуже всего то, что психиатрами совершенно не принимается во внимание, что есть категории безумцев, обладающих высшим интеллектуальным развитием и более нежным мозгом, восприимчивым к страданию в большей степени, чем мозг здоровых людей. Не принимается во внимание, что духовная жизнь безумцев имеет своё богатое содержание, свою логику чувств и мысли. Будучи послушным орудием в руках общества, психиатры даже не осознают, что потворствуют желанию нормальных людей отделаться от своих собратьев, вся вина которых, нередко, заключается в том, что они познали иной мир, ничего общего не имеющий с миром практичных и трезвомыслящих людей, уверенных, что только их «практичные» убеждения имеют патент на право существования. И надо сознаться, общество нормальных людей – жестокое общество. Лишая свободы подобных безумцев оно утешает себя мыслью, что тот, кто неудобен к совместной жизни – страдает душевной болезнью. Но это не оправдывает их, так как душевная болезнь таких безумцев есть только санкционированная психиатрами возможность избавляться от так называемых безумцев.

Насильно, обманным путем, «больного» привозят в психиатрическую лечебницу и бросают в общество тех больных, с которыми он ничем не спаян, с которыми у него нет никаких точек соприкосновения, которые чужды ему и по духу и по переживаниям.

Примите во внимание приёмы укрощения больных больничной прислугой, которая работая по 12–14 часов в сутки, доходит сама до состояния невменяемости и истязает «несознательных» безумцев с изобретательностью средневековых инквизиторов, а «сознательным» грубит и издевается над ними. Не может служить утешением и сам психиатр, в глазах которого больной читает приговор своей душе, а в довершение всего, позорная и бессмысленная кличка «сумасшедшего» – неизбежно приводит к тому, что аборигены этих заведений ненавидят и врачей и сами лечебницы, и всей душой рвутся на свободу.

Между психиатром и безумцем нет никакой связи, нет понимания, но есть непримиримая вражда, превращающая их в антиподов.

Личные мои наблюдения над находящимися в психиатрических больницах показали, что безумец относится к врачу так же, как преступник к судье.

Тот, кто помнит «Сахалин» Дорошевича, тот наверно запомнил рассказы некоторых преступников, судящихся «не в сознании», как они рассказывали Дорошевичу. Судиться «не в сознании», значит умолчать о внутренних причинах и побуждениях, заставивших их совершить преступление, и предоставить судьям пользоваться исключительно уликами, добытыми следствием.

Точно также и многие из безумцев, намеренно умалчивают о мотивах своих действий и побуждений, не находя нужным исповедоваться перед теми, кто лишил их человеческого достоинства, объявив их перед обществом и наукой – сумасшедшими.

Но надо ли говорить, что человеку нужны целители не только физических ран, но и душевных. И если медицина пользуется вниманием человечества, то желательно того же самого и для психиатрии, но не той психиатрии, роль которой сводится к простой филантропии и полицейской мере. Целители душевных ран должны переродиться, должны уничтожить антагонизм между собой и пациентом, и помимо роли врача, должны взять на себя роль посредника между здоровым и «сумасшедшим», ибо мир печали, слёз, и тех тончайших переживаний, в которых психиатры видят только «безумие» – многогранен, правдив, глубок и необходим не только безумцу, но и так называемому «нормальному человеку».

К психологическому анализу сокровенного мира безумцев я и перехожу.

Глава вторая
Психологические основы безумия

Определение предметов патологии и безумия. – Психические состояния безумия, их свойства. – Безумие низшего и высшего типов развития. – Умственная деятельность безумцев и экспериментально-психологические исследования психиатров.

Тот факт, что ни один безумец не только не сознается в своем безумии (в смысле нелепости и нецелесообразности его действий и поступков), но притом и отрицает его, как таковое, – заставляет меня дать совершенно новую оценку духовного облика самого безумца, и признать, что, так называемое безумие есть и не безумие и не болезнь.

Уже в наше время психопатологи не отрицают наличности сознания во многих формах безумия, но это не мешает им считать безумцев людьми ненормальными, у которых хотя и существует сознание, но оно какое-то особенное, известное у нас под именем патологического сознания. Можно согласиться с тем, что сознание безумцев – особенное, не похожее на сознание большинства, но попытки психопатологов дискредитировать в наших глазах не только патологическое сознание, но под именем патологического выдать и всю душевную деятельность безумцев, не могут рассчитывать на полное признание, так как имеют очень шаткие основания.

На чем, например, основано утверждение, что сон – явление нормального порядка, а сомнамбулизм, галлюцинации – патологического? Только, пожалуй, на том основании, что сон – явление обычное, общего характера, присущее всему человечеству, а все остальное – явление необычайного, частного характера, свойственное исключительно безумцам. Насколько условно решение таких вопросов, может доказать следующий пример:

Многим известно, что климатические и культурные условия якутов вызывают своеобразный психические особенности, хотя бы в виде процесса «мерячения»[123]123
  Мерячение – своеобразное психическое заболевание, в дореволюционное время широко распространенное среди некоторых народностей Восточной Сибири, главным образом якутов и бурят; им однако заболевали и русские, долго жившие в Якутской области. Болезнь характеризуется неудержимой склонностью больных к подражанию словам и действиям окружающих лиц. (эхолалия и эхопраксия) и к исполнению даваемых последними приказаний. – Примеч. ред.


[Закрыть], которое в якутской жизни – явление обычное, общее, не заставляющее якутов сомневаться в нормальности этого явления. Между тем, такое же явление «мерячения» при наших климатических и культурных условиях, если бы и возникло, то бесспорно считалось бы явлением патологическим.

Отличительным признаком, характеризующим патологию безумия, может считаться всякое анатомическое изменение мозгового организма и его функциональные расстройства. Но большинство явлений, характеризующих безумие, как известно сопровождается также и нередко одними функциональными расстройствами[124]124
  Функциональные расстройства, неизбежные при образовании, т. н., психоневрозов, при вскрытии и исследовании, не обнаруживают никаких анатомо-патологических поражений и резких уклонений от нормы со стороны внутренних органов и нервной системы. – Примеч. автора.


[Закрыть]. Принимая во внимание, что подобные функциональные расстройства могут быть и при явлениях нормального порядка, как напр., сон, состояние которого, как предполагают, вызывается истощением нервной системы и временной анемией мозга, можно также предполагать, что не только состояние сна, но и все другие психические явления вызывают незаметные функциональные изменения в нашем организме. Подобные изменения вполне естественны, следовательно, нет никаких оснований видеть во всех явлениях, сопровождающихся функциональными расстройствами нечто патологическое, в смысле болезненно – неприятного ощущения.

До сих пор нам, в точности, неизвестно, какие химические и физиологические процессы совершаются при наиболее сильных чувствованиях. Из повседневного опыта мы знаем, какое огромное влияние имеет на нашу душевную жизнь введение в организм растительных ядов даже в тех дозах, который практикуются в нашем обиходе. Всякий по личному опыту знает, какое влияние оказывают теин, кофеин, никотин, алкоголь и т. п. яды, от которых происходят психические изменения, заметные даже и не врачу. Разве не происходит от этого естественное питание мозга? И разве результаты введения этих ядов – не те же функциональные расстройства, вызывающие временную потерю или остроту памяти, воображения, преждевременный сон или бессонницу, тоску, мнительность, болтливость или беспричинное веселье и т. п.

Исходя из этих соображений, я понимаю под именем патологических явлений, такие душевные переживания, которые хотя и свойственны большинству, но тем не менее представляют собою по своей интенсивности и степени своего развития, исключение из общего правила. Таким образом, специальный вопрос о безумии, есть вопрос об исключительных психофизических условиях, в которых протекает всё содержание душевной жизни человека. С этой точки зрения можно признавать существование болезней нервов и мозга, можно признавать, что в силу этих болезней изменяется форма выражения самого сознания точно так же, как может изменяться направление течения реки от перемены ее русла. Что же касается других явлений, характеризующих безумие, выраженное не только физиологически, но и анатомически, иначе, чем у большинства (как напр. прогресс, паралич, эпилепсия, раннее слабоумие и т. п.), то и в этом случае, принципиально, я не могу отделить эти «ненормальные» явления от других «нормальных» психических явлений (имеющих, в свою очередь, свое особое физиологическое и анатомическое выражение) и не могу назвать их «ненормальными» только на том основании, что они не имеют общего характера.

Итак, исходя из сделанных мною определений предметов патологии и безумия, я прихожу к выводу, что душевное состояние безумцев, принципиально не может быть названо болезненным состоянием, но если и называется таковым, то только как исключительное по своему переживанию душевное состояние.

Такие психические состояния безумия, как, напр., аффекты, экстазы, иллюзии и галлюцинации, навязчивые идеи и фобии, бред, интенсивность эмоций, обострение или ослабление памяти, внимания и т. п. – каждое из этих состояний в отдельности еще не характеризует безумие. Но и нет такой формы безумия, где все эти состояния могли бы существовать вместе. Состояния характерные для безумия свойственны всем, но в каждом из нас они существуют в виде скрытой (потенциальной) силы, переходящей в действующую при наличности некоторых условий или, как говорят психиатры, некоторой предрасположенности.

Психические состояния безумия обладают свойством группироваться и вытекать одно из другого. В зависимости от таких группировок, образуется, более или менее, постоянная картина безумия, которая и дала возможность психиатрам построить свои классификации душевных болезней. Благодаря этим классификациям, мы узнаем о существовании разных психозов, как напр.: острых, невропатических, хронических, органических и токсических. Но различные формы таких психозов говорят лишь о всевозможных условиях, при которых группируются и протекают те или иные душевные процессы безумия. Так например психиатрам могут быть известны физические условия происхождения прогрессивного паралича, эпилепсии, алкогольного психоза и т. д., но самый источник их душевной деятельности и причина картины самого безумия – остаются неизвестными.

Содержание душевной деятельности безумцев, независимо от его физического выражения, заставляет меня прийти к выводу, что само безумие обладает признаками как низшего, так и высшего типов развития.

Отличительным признаком безумцев низшего типа можно считать врожденное недоразвитие их личности. У безумцев низшего типа замечается обратное психическое развитие (состояние реверсии), характеризующееся выпадением и утратой некоторых душевных способностей и развитием взамен их атавистических явлений, приближающих нравственную физиономию человека к его первобытному виду.

К этой категории безумцев я отношу идиотов, кретинов, врожденных тупоумных и слабоумных, врожденных нравственно-помешанных и закоренелых убийц.

Если внимательно присмотреться к нравственной физиономии таких безумцев, то не подлежит никакому сомнению, что их душевный мир мало чем отличается от душевного мира дикаря, стоящего на низкой ступени своего развития. Так, у всех перечисленных безумцев отсутствует чувство общественности. Они не обладают стыдом, чувством долга, сочувствием; о собственности имеют самые смутные представления. Преобладание чувственной стороны над духовной делает таких безумцев эгоистичными, жестокими, мстительными, неопрятными и тупыми. Этическое, моральное и религиозное сознания у них совершенно не развиты. Про идиотов и кретинов нельзя даже сказать, чтобы они обладали личностью, в смысле самосознания. Что же касается личности слабоумных и нравственно помешанных, то у них хотя и обнаруживается личность, но в очень неразвитой форме. Творческий импульс безумцам этого типа незнаком, но все они не лишены подражания, которое при некоторой выучке может заставить их быть производительными.

У безумцев высшего типа замечается эволюционное психическое развитие, характеризующееся приобретением новых, более утонченных и более совершенных, чем у других, душевных способностей. К категории безумцев высшего типа я отношу главным образом тех безумцев, которые в психиатрических классификациях слывут под именами параноиков, маньяков, меланхоликов, истериков, неврастеников и т. п. Их превосходство в интеллектуальном отношении над безумцами первой категории очевидно. У безумцев этой категории (если только они не находятся в каком-нибудь сноподобном состоянии, о котором я скажу ниже) творчество и чувство общественности развито интенсивнее, чем даже у здоровых людей, что более подробно рассматривается мною в последующих главах. Тот факт, что у безумцев иногда наряду с признаками высшего психического развития существуют признаки и низшего психического развития, доказывает, что психическая организация таких безумцев находится еще в периоде формирования, представляя собой промежуточную, пограничную ступень к высшему типу грядущего человека.

Для того, чтобы иметь более ясное представление об умственной деятельности безумцев, я упомяну о новом психологическом исследовании этой деятельности, произведенном психиатрами Бехтеревской школы.

Новый метод экспериментально-психологических исследований, разрабатываемый у нас д-ром Чижом и академиком Бехтеревым, любопытен в том отношении, что результаты подобных исследований оказались совсем неожиданными прежде всего для самих же психиатров.

Приступая к своим опытам с убеждением, что испытуемый безумец представляет собою болезненный и отрицательный в умственном отношении тип, психиатры ожидали, что и их экспериментально-психологические исследования над душевной деятельностью безумцев подтвердят психиатрические воззрения.

Число произведённых опытов еще очень незначительно, чтобы можно было сделать решающий вывод, но то, что было исследовано, говорит далеко не в пользу здоровых людей[125]125
  Для определения нормы для опытов были приглашены и здоровые люди. – Примеч. автора.


[Закрыть].

Так, например, по исследованию оказалось, что умозаключения и ассоциации у безумцев одной категории, по формам, по качеству и по скорости своего возникновения на много превосходили умозаключения и ассоциации здоровых людей[126]126
  Дю-Прель в «Философии мистики» утверждал то же самое, не прибегая к помощи таких экспериментов. «У сумасшедшего, напр. мономана, ошибочны посылки, а не процесс умозаключений», – писал Дю-Прель. – Примеч. автора.


[Закрыть]; у другой категории безумцев, исследуемые душевные процессы ничем не отличались от таких же процессов здоровых, и только безумцы третьей категории своими умозаключениями и ассоциациями заметно уклонялись от нормы[127]127
  Д-р мед. Jи. С. Павловская: Экспериментально-психологич. исследование умозаключений у душевнобольных. Д-р мед. С. Д. Владычко: Характер ассоциаций у больных с хроническ. первичным помешательством. Его-же: Внимание умств. работоспособности и свободно возникающих ассоциаций у душевнобольных. – Примеч. автора.


[Закрыть].

Психологическое исследование по методу акад. Бехтерева у большинства психиатров не встретило сочувствия, быть может, по той причине, что психиатр не в состоянии поверить в возможность умственного превосходства даже некоторых безумцев над здоровыми.

Лично я не сторонник этого нового метода, но тем не менее подводя итог всем этим экспериментально-психологическим исследованиям, произведённым учениками Бехтерева, я прихожу к выводу, что результаты этих исследований не противоречат моему убеждению в существовании безумцев низшего и высшего типов.

На основании психологических опытов учеников Бехтерева, можно только прийти к тому заключению, что духовная жизнь безумцев высшего типа (напр., параноика) протекает интенсивнее, каждый процесс в отдельности достигает больших и лучших результатов, умственная деятельность в большинстве случаев выше таковой же у психически здоровых.

Кажущаяся дисгармония душевной деятельности безумцев высшего типа может быть объяснена тем, что психофизическая организация безумцев находится еще в процессе своего биологического роста, главным образом, роста их мозгового аппарата, который находясь в состоянии новообразований (трансформации), неизбежно влечет за собою всевозможные нарушения их душевного равновесия и вполне понятные уклонения от «нормы».