Текст книги "Футуризм и безумие (сборник)"

Бред галлюцинантов; их память и процессы суждения. Разница между нормальным человеком и галлюцинантом. Зависимость сознания и содержания бреда от галлюцинаторных ощущений. Влияние хронических галлюцинаций на мировоззрение галлюцинанта. Значение галлюцинаций в мистических и религиозных убеждениях. Идеи галлюцинанта принципиально не могут быть названы бредовыми идеями.

Анализируя те бредовые идеи и чувствования, которые непосредственно вытекают из галлюцинаций, я прихожу к тому выводу, что идеи галлюцинанта можно назвать бредовыми идеями только в отличие от идей всякого другого человека.

Экспериментально-психологические исследования психиатров показали, что память и процессы суждения галлюцинантов ничем не отличаются от памяти и процессов суждения всякого другого человека. Галлюцинант также сознателен, как и всякий нормальный человек. Существующая же разница в психологическом отношении между нормальным человеком и галлюцинантом заключается в обострении и утонченности чувств последнего, результатом чего является новое мироощущение, и зависящее от него содержание галлюцинаторных картин.

Выражение этого нового мира галлюцинанта посредством речи или письма кажется всякому другому человеку ложным и нелепым бредом только потому, что многое из переживаемого галлюцинантом выходит за пределы жизненного опыта нормального человека. Нелепость бреда галлюцинанта объясняется еще и тем, что иногда при остроте и утонченности его чувств, сознание, оставаясь точно таким же, как и у нормального человека, стремится формулировать свои новые ощущения в форме доступной его сознанию; но, так как большинство галлюцинаторных ощущений, идей и образов, противоречит жизненному опыту галлюцинанта, то неудивительно, что сознание галлюцинанта, стремясь объяснить всё переживаемое посредством накопленных знаний, впадает в неизбежные при этом ошибки.

Ниже я привожу два примера из наблюдений психиатра[137]137
  Д-р медицины Л. С. Павловская: «Экспериментально-психологическое исследование умозаключений у душевнобольных».


[Закрыть], в которых я курсивом отметил попытки галлюцинантов объяснить посредством гипнотических и электрических сил непонятные их сознанию галлюцинаторные явления:

Первый пример. «Помощник присяжного поверенного, 31 года. Происходит из дегенеративной семьи, рос и развивался правильно, способности были хорошие, любит читать и заниматься, всегда отличался странностями, был сифилис. Заболел постепенно. При исследовании обнаружено: питание плохое, со стороны внутренних органов и нервной системы резких уклонений от нормы не обнаруживается (отмечается только дрожание век, языка, пальцев). В окружающем ориентируется, на вопросы отвечает правильно, память и логические операции не нарушены. Высказывает бредовые идеи, говорит, что его подвергают гипнозу, делают разные внушения и заставляют говорить не то, что думает, что в газетах печатают его мысли, которые он высказывал года два тому назад. Что все родные и некоторые знакомые составили против него заговор и стараются ему вредить посредством гипноза, просит отпустить его на несколько часов для выяснения “этого дела”. Слышит голоса Бога и Святого Духа. Собирается писать сочинения по богословию (“Историю религий”, “Материалы к истории русского сектантства” и “Новый катехизис”). Говорит, что один из врачей лечебницы, его также гипнотизирует особым способом; во время сеанса его не видно перед глазами, хотя он здесь находится, настроение духа угнетенное. За время пребывания в лечебнице заметно улучшение. Не высказывает бредовых идей, отрицает галлюцинации. Но по-прежнему относится подозрительно к родным и к врачам и часто расспрашивает про гипноз».

Второй пример. «Курсистка 23 лет, окончила гимназию, на курсах пробыла 3 месяца. Впервые странности появились летом 1906 года, которые скоро прошли; в 1907 г. поступила на курсы, первые два месяца занималась, в конце 3-го перестала ходить на курсы, а затем и вообще выходить из дома, говоря, что на улице её задевают, называют кокоткой, что на курсах профессора смотрели на нее вызывающе. Слышала голоса, была эротична. Временам спутанность сознания. Во время пребывания в лечебнице говорила, что ее гипнотизируют, что полиция преследует ее и близких как людей либеральных, что Государь хотел на ней жениться и требовал, чтобы она изменила своей партии, когда же она отказалась, её стали преследовать гипнотизмом и электричеством, она не знает, как именно, ей нужно хорошенько изучить гипнотизм, чтобы разобраться во всем этом. Слышит голоса и шум токов. За время пребывания в лечебнице (первый раз) поправилась, сознавала, что была больна, говорила, что было много “фантазий и галлюцинаций” и что верно только то, что она находилась, а может быть и находится, под гипнозом, и что она, в свою очередь, гипнотизирует других. Летом чувствовала себя хорошо, но часто говорила про гипноз и читала статьи о гипнозе, часто говорила родным, что за ними следят и действуют на них гипнозом. 15 августа поступила в лечебницу вторично, была возбуждена, галлюцинировала. При исследовании обнаружено: со стороны внутренних органов и нервной системы уклонений от нормы не обнаруживается. Вполне сознательна и логические операции не нарушены. Галлюцинирует, слышит голоса, видит разные фигуры, свет, чувствует как по ней проходят токи из матраца. Говорит, что ее гипнотизируют и действуют электричеством на её тело, что такие прожекторы, вызывающие свет тока в теле, находятся в окнах завода напротив лечебницы, что в лечебнице, под видом простых часов, находятся электрические, от которых идет ток в её матрац. Говорит, что ей казалось, что Государь хочет жениться на ней и за это ее должны были убить электричеством, но что это была болезненная фантазия, а на самом деле её преследуют за политические убеждения. В настоящее время спокойнее, по-прежнему говорит и расспрашивает про гипноз и про “токи”. Слышит голоса».

Замечу, что нередки случаи, когда образованные и интеллигентные галлюцинанты не только осознают, что всё переживаемое ими – галлюцинация, но и приписывают существование галлюцинаций своим нервным болезням. В таких случаях я не ошибусь, если скажу, что сам факт признания галлюцинантом болезненности своей галлюцинации является вынужденным признанием, чаще же всего подобное признание галлюцинанта является результатом внушения со стороны врача, убеждающего галлюцинанта в том, что все переживаемое им есть галлюцинаторное явление.

Сила же галлюцинаций такова, что как бы человек ни сознавал призрачность галлюцинаций, как бы критически он ни относился к ним, но в галлюцинаторные периоды он всегда, со всеми своими чувствами, аффектами, настроениями и ощущениями, будет находиться во власти этих призраков, воспринимаемых им так же, как и всякое другое реальное явление.

Из приведенных выше примеров видно, как сознание у двух интеллигентных лиц тщетно цепляется за свои знания, в надежде объяснить те таинственные явления, которые происходит с ними во время галлюцинаций. Всякие толкования галлюцинантов и их сознательные стремления разрешить свои таинственные загадки при помощи своих знаний – не могут назваться бредом, как не могут назваться бредом точно такие же толкования, какие допустит и всякий нормальный человек, столкнувшийся в своей жизни с каким-нибудь непонятным и таинственным для него явлением.

Даже такой гениальный человек как Гёте, которого большинство психиатров[138]138
  Д-р Мёбиус, пожалуй, единственный психиатр в своем этюде о Гете считает его душевнобольным. – Примеч. автора.


[Закрыть] считает за образец душевного здоровья, в тот момент, когда, возвращаясь от Фридерики[139]139
  Фридерика Элизабет Брион (1752–1813) – дочь эльзасского священника, известна благодаря короткому яркому роману с молодым Гёте.


[Закрыть] верхом в Зезенгейм, увидел собственную фигуру верхом, едущей к нему на встречу, – не только не мог побороть своих чувств, несмотря на сознание призрачности своего двойника, но не мог и не делать попыток к разрешению этого таинственного явления. Между Гёте, объясняющим свою галлюцинацию и всяким другим, пытающимся сделать то же самое – разницы нет никакой.

Следующий пример покажет, что даже сами психиатры, хорошо осведомленные о галлюцинаторном помешательстве, отрицают таковое, если оно коснётся их самих.

Врач-психиатр Л. подвергся продолжительным слуховым галлюцинациям. Живость переживаемых им галлюцинаций была настолько ярка, что Л. подчинился им так же, как и всякий другой галлюцинант. В зависимости от этих галлюцинаций, изменилось и всё его поведение, показавшееся странным его коллегам по больнице. Всякие попытки Л. дать то или иное объяснение своим галлюцинациям, которые он воспринимал как нечто реальное, воспринимались его коллегами как параноидальный бред. Когда такой «бред» стал принимать хроническую форму, психиатры решили поместить его в больницу уже не в качестве ординатора, а в качестве пациента. Уверения Л. в том, что он здоров, не дали благоприятных результатов, и Л. продолжал бы находиться в больнице «на излечении», если бы ему не удалось бежать. Через несколько месяцев после его бегства, один из товарищей Л., др Р. получил из другого города по почте от Л. письмо, в котором последний сообщал, что он поступил в N-ую психиатрическую больницу ординатором, читает лекции и пишет доклады. При письме был приложен и печатный доклад на тему: «О параноидальных состояниях каторжан на о. Сахалине» (Л. долгое время служил там врачом). Надо ли говорить об удивлении д-ра Р., убеждённого в том, что Л. страдал неизлечимой формой хронической паранойи.

Объяснить успехи Л. – ошибкой, неправильностью поставленного диагноза его болезни, д-р Р., как опытный психиатр не мог, в чем лишний раз и убедился, когда я дал ему прочесть случайно прочитанную мною в газете перепечатку из жалобной книги на станции одной из железных дорог. Эта перепечатка под названием «Оригинальная жалоба» была написана самим Л., когда он, в качестве врача, ехал на холерную эпидемию[140]140
  Газета «Русское слово» от 15 августа 1910 г.


[Закрыть].

Привожу ее целиком, так как она свидетельствует о том, что слуховые галлюцинации и до сих пор не прошли у Л.

«Прошу довести до сведения управляющего дорогой об индуктирующем влиянии своеобразных слуховых явлений, имеющих характер примешивающихся к звукам сотрясений поезда, отчитываний с подчеркиванием отдельных слов. Эти слова вызывают то или другое состояние воздуха, ведут к разнообразным ощущениям: головной боли, потребности кашля, раздражению желудка и кишечной системы и т. д., и ослабляют организм, вызывая тошноту, даже рвоту и пр., что в виду господствующей эпидемии холеры, имеет особое значение. Мной в других местах подобные явления были доведены до сведения прокурорского надзора; я считаю их искусственными, имеющими характер не только психической индукции насильственного (в виде навязчивых состояний) характера, но и создающими соматические раздражения, как выше сказано. Эти состояния из поезда переносятся на вокзал и тянутся в следующие поезда и, по имеющемуся у меня наблюдению, путем соответствующих мероприятий могут быть уничтожены. Я лично был также не без влияния этих индуктирующих состояний и безразлично к ним относиться не желаю».

Это заявление было подписано Л. полной своей фамилией с присовокуплением своего адреса.

В этом случае важно отметить, что слуховые галлюцинации, изменив мироощущение Л., не помешали ему не только вновь заняться психиатрической практикой, но и написать интересный доклад, прочитанный им в обществе ве врачей-психиатров. Лично мне удалось прочесть этот доклад и я еще более убедился, что сознание и процессы суждения галлюцинанта остаются неизменными, а сама галлюцинация не лишает его способности ориентироваться в окружающему как это и видно из приведённого примера. Попытки Л. объяснить свои галлюцинации также не могут быть названы принципиально бредом.

Хронические галлюцинации прочно вплетаются в миросозерцание человека, увеличивая количество его представлений и обогащая его внутренний мир.

Я знал одного бывшего земского врача, находящегося в психиатрической больнице более 15 лет, яркие и продолжительные галлюцинации которого привели к тому, что он также перестал чувствовать разницу между реальными миром и воображаемым. Тот мир, который открывается перед ним под влиянием галлюцинаций, не кажется ему призрачным миром, наоборот: в своем новом миропонимании он, тщательно изучая спиритическую литературу, будучи в то же время поклонником философии Платона и Шопенгауэра, сумел найти не только оправдание своим галлюцинациям, но и нашел в них цель и смысл своей жизни.

Еще большую роль играют галлюцинации в мистических и религиозных убеждениях человека, a зависящие от этих галлюцинаций идеи еще меньше имеют право на название бредовых идей. Суеверный и религиозный галлюцинант всецело подчиняется своей галлюцинации, объясняя её существование действием высших или низших сверхъестественных сил. Само существование галлюцинаций не противоречит религиозному убеждению галлюцинанта и оправдывается вполне её религиозным мировоззрением!

Как известно, источником религиозных учений народов в большинстве случаев послужили галлюцинации самих основателей этих учений. Такие явления, как пророчества, откровения, основываются исключительно на галлюцинациях. Но, по мнению самих пророков, в пророчествах принимают участие только высшие существа, Бог, Ангел, св. Дух и т. п., которые проявляют свою волю к народу через посредство избранного человека, т. е. пророка, устами которая эти высшие силы и говорят!

Наиболее распространенная форма пророчества происходит через откровение. Психологическая природа таких откровений – различна. Так напр., Моисей, Исайя, Иезекииль, Амос, Авдий, Наум, протопоп Аввакум, Сведенборг – получили свои откровения через видения (зрительные галлюцинации), которые дали им возможность видеть ряд событий с поразительной ясностью до мельчайших деталей, лёгших в основу их пророчеств. Другие же, как напр., Иеремия, Осия, Иона, Михей, Малахия и Магомет – слышали «слово Господне», которое они в точности и передавали народу.

Слуховые пророческие галлюцинации встречаются чаще, чем зрительные. Такие выражения пророков, как: «В уши мои сказал Господь», «Уста Господни говорят», «Сказал мне Господь», «Так говорит Господь», встречаются почти в каждой главе библейских пророков.

Безосновательно, как я уже заметил раньше, утверждение психиатров, что идеи галлюцинантов суть бредовые идеи. Доказать подобное, совершенно ненаучное утверждение нельзя уже потому, что оно продиктовано не столько разумом, сколько чувством самого психиатра.

Под влиянием каких факторов образуются различные бредовые идеи. Бред величия, бред меланхолический, ипохондрический, эротический и сутяжный. – Как развивается бред. – Какое основное различие между бредом и вообще способом выражать свой душевный мир посредством речи или письма. – Сравнение процессов суждения с такими же процессами душевно здоровых. Выводы.

То, что слывет в психиатрии под именем бреда величия или под именем бреда преследования, бреда эротического, ипохондрического, меланхолического и т. п. – всё это лишь номенклатура идей вообще, условно названных бредовыми идеями. Причиной возникновения таких бредовых идей является не болезнь, а повышенная эмоциональная деятельность (при наибольшей впечатлительности человека). Содержанием бреда служит вся прошлая жизнь одержимого бредом, его среда и воспитание, характер и темперамент. В картине всякого бреда отражаются, прежде всего, основные черты характера, и нередко неосуществленные в жизни желания и мечты.

Все перечисленные формы бреда отличаются своей систематичностью, непогрешимостью в логическом отношении, но полным несоответствием самих идей с действительностью. Это последнее обстоятельство объясняется тем, что бредовые идеи продиктованы не разумом, а исключительно чувством. Чувство же всегда примитивнее разума; разум знает, чувство верит; разум постигает свои ошибки, чувство не замечает их. В силу этого, чувство вызывает уверенность и категоричность в своих суждениях, не поддающихся исправимости со стороны другого лица.

Чем продолжительнее чувство, вызванное какой-нибудь идеей, тем продолжительнее и сам бред.

Идея, не вызывающая ответной реакции со стороны чувства, так же быстро исчезнет, как и появится. Идеи у безумцев, как наиболее впечатлительных, вызывают реакцию более интенсивного и продолжительного чувства, чем у здоровых – в этом и состоит все их различие.

Исходя из этих соображений, ясно, что происхождение бредовых идей, прежде всего, обусловлено действием эмоциональных факторов.

В общих чертах я позволяю себе рассмотреть – под влиянием каких эмоциональных факторов слагается та или иная форма бреда.

Так, напр., бред величия, существующий при прогрессивном параличе, мании и некоторых формах острой паранойи, обусловлен, если и не веселым, то во всяком случае, приятным самочувствием. Отличительные признаки его: возникающие под влиянием предрассудков горделиво величественные идеи, повышающие чувство собственного достоинства, при слабости самокритики.

«Бред величия, – говорит Мейнерт, – развивается вследствие того, что маниакальный больной, под влиянием охватившего его чувства счастья, делает ошибочные заключения о причинах, вызвавших это чувство. Основанием для таких заключений служат общераспространенные предрассудки. Обыкновенно считают, что человек должен быть счастлив, если находится в особенно благоприятных внешних условиях. В действительности такое мнение, по крайней мере, насколько оно касается постоянного настроения человека, неправильно. Полагают, что человек богатый, могущественный, знатный должен испытывать чувство благосостояния и счастья. Эти ошибочные ассоциации между внешними фактами и настроениями до того прочны, что влияют также и на заключения больного, страдающего болезненно повышенным настроением. Такой больной делает обратное заключение, а именно, от переживаемого им настроения заключает к внешним фактам. Испытывая чувство счастья, он ассоциирует с этим чувством известное внешнее положение; он полагает, что поводом к возникновению такого чувства должно быть богатство, власть, слава или все это вместе. Итак, на основании общераспространенная предрассудка, будто бы богатый, могущественный, знатный утопает в чувстве счастья, здесь делается заключение обратное; испытывая чувство удовольствия, больной делает заключение, что он является лицом, которому свойственно переживать это чувство».

Меланхолический бред возникает под влиянием чувства угнетения, недовольства собой, и нередко отвращения к жизни. В меланхолическом бреде отражаются исключительно основные черты характера, воспитанного в религиозном духе. Обыкновенно, под влиянием сильных потрясений, заглохшее религиозное чувство начинает вновь расти, давая, таким образом, религиозное содержание бреду. Отличительные признаки его: повышенная чуткая совесть, сознание своей греховности, вера в возмездие, самообвинение и покаяние.

Ипохондрический бред, хотя и вызывает реакцию чувства угнетения, но причины содержания самого бреда резко отличаются от причин меланхолического бреда. Религиозные настроения отсутствуют и отвращение к жизни, характерное для меланхоликов, заменяется любовью к жизни, отравленной постоянным страхом перед опасностью угрожающей жизни. При впечатлительности натуры, мнительность и сосредоточенное внимание на какой-нибудь части тела, при сильном воображении, вызывают реакцию болезненного ощущения, которое и является причиной идей мрачного характера.

В эротическом и сутяжном бреде резче всего выделяются основные черты характера одержимых таким бредом.

Неосуществимые желания и мечты, при узости сознания, находят своё осуществление в действиях эротоманов и сутяг.

Эротический бред образуется, главным образом, под влиянием половой возбудимости, наслоением представлений эротического содержания, вызывающих чрезмерную жажду половых наслаждений, доходящих иногда до извращённости.

Сутяжный бред характеризуется исканием справедливости, законности и порядка для себя лично. Нередко в эти формы бреда вплетается бред преследования, возникающий в силу подозрительности и мнительности, в эротическом бреде – на почве ревности, в сутяжном – на почве неудач.

Мнение некоторых психиатров, что возникновение бреда необоснованно и лишено действительно существующего мотива – неверно.

Первая зародившаяся идея (руководящая идея бреда), прежде, чем развиться в систематизированную картину бреда, бесспорно имела отношение к какому-нибудь действительному событию, послужившему поводом к возникновению последующего за нею бреда. Но развитие бреда начинается только с того момента, когда первая идея бреда вызвала реакцию со стороны наиболее сильного, чем всегда, чувства. Идея, таким образом, глубже внедрившись в мозг, становится и руководящей идеей в подборе ассоциаций, которые подчинены этой идее, чем и объясняется систематичность бреда.

Не зная хорошо человека, конечно, невозможно установить, какая из всех бредовых идей вызвала реакцию со стороны чувства, и следовательно, нельзя установить существования того события, которое вызвало ответное на идею чувство и послужило мотивом к дальнейшему возникновению бреда. Это обстоятельство и дало уверенность некоторым психиатрам считать бред явлением не мотивированным и ни на чем не основанным.

Ниже я провожу параллель между здоровыми и безумцами, с целью показать разницу между ними как в процессах суждения, так и в их самочувствии.

Так, например, Вестфаль, Фрейд, Штерринг и др. подметили у безумцев, главным образом, у параноиков способность проецировать свое я на окружающих в тех случаях, когда в их самочувствии или в их социальном положении, произошли какие-либо перемены. В таких случаях безумцам начинает казаться, что и отношение окружающих к ним меняется. Эта способность к проецированию своего я на окружающих и дает толчок, по мнению психиатров, к развитию, так называемого, бреда преследования, бреда отношения и др.

Точно такая же способность проецировать свое я на окружающих, свойственна почти всем в определенные периоды жизни. Приведу несколько примеров, из которых ясно станет, что бред безумца, вытекающий из способности проецировать свое я на окружающее, по существу не отличается от бреда здорового человека, вызванного той же способностью.

Помню, когда я в первый раз после форменного военного платья надел штатское, я показался себе настолько смешным и неуклюжим, что выйдя на улицу был уверен, что своим видом обращаю на себя всеобщее внимание; мне даже казалось, будто все знают, что я в первый раз надел штатское платье, и ощущение неловкости и глупого стыда портили мне настроение до тех пор, пока я не привык к своему новому наряду.

Но лучшие примеры подобного бред отношения даёт нам улица большого города. Стоит только обратить внимание, с одной стороны, на самоуверенных и величаво гордых молодых офицеров, роскошно одетых дам, господ в шубах и цилиндрах, а с другой стороны – на смущенно-неловкую походку людей в измятых шляпах и в порыжевших пальто, – и для вас ясно станет, что первые и последние обладают способностью проецировать свое я на окружающих. Стоит только всмотреться в надменно-глупые лица первых и смущенно-приниженные лица вторых, чтобы понять, что их внешний вид и душевное состояние говорит о недавно произошедших неприятных обстоятельствах в их жизни, к которым они еще не привыкли. Всем им кажется, что их вид обращает на себя всеобщее внимание, причём сознание первых возбуждено и порождает величественный идеи, далеко не отвечающие действительности; сознание вторых – угнетено, и порождает унизительные идеи. Первые преувеличивают ценность своих качеств, вторые совершенно обесценивают себя, становятся мнительными и подозрительными. Частое появление этих идей, имеющее свое обоснование, нередко переходящее в привычку, заставляет человека изменять свое мнение об отношении всего окружающего к себе.

Точно такая способность к проецированию своего я замечается среди литераторов, артистов и художников не в меньшей степени, чем у безумцев. Большинство из них преувеличивает ценность своего творчества, обаяние своей личности и степень своей популярности. Причём, у наиболее ограниченных преобладают горделивые настроения при одном воображении о той «большой» роли, какую они играют в жизни общества. Менее ограниченные – наоборот: преувеличенно страдают от своей популярности. Случайный взгляд прохожего поселяет в них уверенность, что их знают как знаменитостей, а какая-нибудь критическая заметка или аплодисмент оставляет глубокую борозду в их душе, заставляя преувеличивать свое значение в жизни общества. Попробуйте их разубедить в том, что общество, хотя и отдает должную дань их талантам, но далеко не так относится к ним, как кажется подобным знаменитостям. Убедить их в этом так же невозможно, как и безумцев, страдающих бредом величия или бредом преследования.

Но резче всего способность проецировать ложные мотивировки случайных явлений, заметна у всех суеверных людей. Фрейд даже думает, что большая доля мифологического миросозерцания, существующая и в новейших религиях есть ничто иное, как проецированная во внешний мир психология.

Не лишены этой способности проецировать свое я и некоторые господа психиатры, так тщательно классифицирующие различный формы бреда. Если они не страдают бредом величия или бредом преследования, то почти все они заражены бредом подозрительности. В каждом из смертных они подозревают какое-нибудь уклонение от нормы, неблагополучную наследственность, дегенерацию и т. п. Я редко встречал психиатра, который не нашел бы дефектов в умственных способностях не только у простого смертного, но даже и у своего коллеги, не разделяющего его точки зрения.

* * *

Проанализировав различные бредовые состояния и указав под влияниям каких факторов образуется та или иная форма бреда, я прихожу к выводу, что нормальный человек не имеет никакого права опровергать бред безумцев, ибо и суждения нормального человека, окрашенные его чувством или настроением, по существу, точно такой же бред, как и бред безумцев, образовавшейся под влиянием тех же эмоциональных факторов.

С этой точки зрения такой же бред, но более систематизированный и выраженный в форме понятной большинству, представляют собой те творения который продиктованы чувствами, но не высшим разумом законодателей, моралистов, философов и писателей. Точно таким же бредом заражено и всё человечество, ибо большинство идей, коренящихся в его сознании, основано так же, как и у безумцев, исключительно на чувствах. Такие идеи, как идея непогрешимости Папы, идея Страшного Суда и Царства Небесного, верования в колдовство, в переселение душ, в физический признак целомудрия женщины и в различные нелепые утопии, разве все это – не бред?

Но нормальный человек слишком убежден в правде своих убеждений, чтобы признать свою правду бредом и в этом отношении стереть грань между собой и безумцем. Правда, продиктованная голосом чувства, необходима человеку для его жизненных потребностей; правда же безумцев кажется нормальному человеку бредом потому, что «бред» безумца не соответствует жизненным потребностям нормального человека.

Доказывать заблуждения нормального человека – невозможно, ибо он еще более неисправим, чем какой-нибудь безумец.

Макс Штирнер был прав, когда писал[141]141
  Макс Штирнер. «Единственный и его собственность».


[Закрыть] обращаясь к нормальному человеку:

«Ты – мономан, ты помешался на одной идее, у тебя – “idee fixe”».

«Не думай, что я шучу или говорю иносказательно, если я на людей, всей душой преданных “высшему” – а так как к ним принадлежит подавляющее большинство, – то почти на всё человечество смотрю, как на буквальных сумасшедших, безумцев из сумасшедшего дома. Что обычно понимают под навязчивой идеей, под “idee fixe”? – Идею, которая завладела человеком, которой человек всецело покорился. Если какая-нибудь из этих идей покажется вам безумной, то вы запираете человека, который ей подчинился, в дом умалишенных. Но разве какой добродетель против которой цензор не пропустит ни словечка, дабы сохранить в чистоте нравственность и т. д., разве все это не навязчивые идеи, “idee fixe”? Разве вся эта глупая болтовня, напр., большинство наших газет, не бред сумасшедших, помешавшихся на идеях нравственности, законности, христианства и т. д., и находящихся, по-видимому, на свободе лишь потому, что сумасшедший дом, в котором они безумствуют, так необозримо велик.»

«Достаточно почитать ежедневные газеты, достаточно прислушаться к речам благонамеренных граждан, чтобы прийти к ужасному убеждению, что ты заперт в одной клетке с сумасшедшими. А кто скажет брату своему “безумный” подлежит “геенне огненной” (Ев. Матф., 5, 22). Я не боюсь проклятия и говорю: мои братья архи-безумцы. Между тем фактом, что какой-нибудь несчастный сумасшедший, сидящий в доме для умалишенных, одержим безумной идеей, что он “Бог Отец”, японский император, “Дух Святой” и т. д. и тем, что какой-нибудь благодушный, мирный гражданин воображает себе, что его назначение – быть добрым христианином, верующим протестантом, законопослушным членом государства, добродетельным человеком и т. далее, между этими двумя видами сумасшествия нет различия; и то и другое – также навязчивая идея. Человек, никогда не пробовавший и не дерзавший не быть добрым христианином, верующим протестантом, добродетельным человеком и т. д. скован по рукам и ногам верою, добродетелью и т. д. Подобно тому, как схоластики философствовали лишь в пределах церковной веры, как Папа Бенедикт XIV писал толстые книги, оставаясь в границах папистского суеверия, ни разу не подвергнув сомнению саму идею, как сочинители исписывают целые фолианты о государстве, не подвергнув сомнению саму идею государства, подобно тому как наши газеты переполнены через край политиканством, в безумной уверенности, что человек сотворен для того, чтобы стать Zoon politicon (общественным животным), так точно подданные прозябают в подданстве, добродетельные в добродетели, либералы в человечестве и т. д., не пробуя коснуться этих навязчивых идей скальпелем критики. Эти мыслители непоколебимы, как бред помешанного; сомневаться в них – значить святотатствовать».

* * *

В заключение этой главы, я еще раз укажу на недостаток психиатрического учения, заключающийся в том, что психиатры все свое внимание и свое наблюдение распространяют исключительно, на психологию доступных им безумцев. Что же касается мира здоровых людей, то те из психиатров, которые не проводили параллели между здоровыми и безумцами, создавали себе какие-то идеальные представления о душевной жизни здоровых; те же из психиатров, которым доступно было наблюдение и над здоровыми – впадали в другую крайность, а именно: находя симптомы болезни у здоровых, схожие с симптомами болезни у безумцев, они склонны были видеть во всем человечестве признаки вырождения.