Текст книги "Футуризм и безумие (сборник)"

Безумие высшего порядка и его ценность. – Ценность галлюцинаций и бреда в народном быте. – Значение безумцев высшего порядка в жизни народов. Список поэтов, художников, философов, и изобретателей, страдающих мозговыми болезнями, нервными расстройствами и сумасшествием.

Обращаюсь теперь к безумцам высшего порядка, каковыми будут галлюцинанты, меланхолики, истерики, экстатики, параноики и т. п.

Галлюцинаторное безумие высшего порядка, помимо того, что оно несло возвышенную радость переживающему его, приобретало огромную ценность и потому, что было источником поэтических и религиозных воззрений народов на бытие и природу.

Галлюцинаторный образ, зародившийся в мозгу безумца, нередко ложился в основу народной поэзии. Такие поэтические образы, как наяды, нереиды, никсы и эльфы, фавны и сатиры, а у нас в России – лешие и кикиморы, русалки и самодивы, домовые, шишиги, мары и т. п. – не существовали в действительности, но прежде чем войти в обиход народа, возникали в возбужденном мозгу галлюцинирующих безумцев.

Те же безумцы, за свою обособленную и одинокую жизнь прослывшие колдунами, жрецами, ведьмами и чернокнижниками, творили чары и символы, заговоры и заклинания, молитвословия и откровения, наветы и волшебство, способствуя силою своего безумия развитию в народе пантеистического взгляда как на «чародейство», так и на природу вообще.

Но еще большую роль сыграли в жизни народов меланхолики и религиозные параноики. Благодаря им создавалась и развивалась церковно-реформатская и религиозная жизнь народов. Из среды этих безумцев выходили основатели различных вероучений, сект, мистерий, священных городов (как, напр., в греческих колониях, где жрецы-безумцы были главными правителями, а граждане представляли собою одну храмовую жреческую гражданскую общину). Печатью такого безумия были отмечены все эти жрецы и жрицы, священные девственницы, оракулы и прорицатели, пророки и реформаторы, породившие своим безумием культ, фетишизм и фанатизм – словом все те явления, без которых не в состоянии существовать ни одна религия.

Наибольшую ценность в религиозной жизни народов представляли галлюцинации и экстазы, из которых создавались откровения и пророчества. Благодаря этим явлениям создавались пророчества библейских пророков, воспитавших еврейский народ; благодаря им, создавались божественные откровения Магомета, положившие начало Исламу, чем и были спасены миллионы мусульман от деморализации и вырождения; благодаря тем же явлениям создавались откровения Дж. Смита, Дж. Уэсли, Дж. Фокса, К. Малеванного, В. Лубкова и др. и возникали секты мормонов, методистов, квакеров, малеванцев и новоизраильтян, давших миру образчики сильных и высоконравственных характеров и указавших своим последователям смысл жизни в новом религиозном пути.

Сами меланхолики, по своей особенной душевной организации являли собою выразителей мировой скорби, не давая таким образом человечеству погибнуть в той пошлости, которую нередко несет за собою животная радость «трезвомыслящих».

В заключение коснусь самых распространенных жертв психиатрии, так называемых «хронических параноиков». Характерным признаком такой хронической паранойи психиатры считают эгоцентризм, повышенное чувство собственного достоинства, последовательность в своих действиях, слабость критики, самостоятельность мировоззрения и убежденность в правде своих слов, что заставляет психиатров видеть в этом только, типичную для паранойи, «неисправимость бреда».

Чтобы признать ценность за безумием этого рода, необходимо обрисовать параноика таким, каким он бывает на свободе, а не в психиатрической больнице. Характеристика параноика, произведенная психиатрами, верна относительно, так как параноик, находящийся под наблюдением психиатра, лишен возможности свободно проявлять себя в творчестве и в деятельности вообще, и следовательно не может быть в глазах психиатра таким, каким он бывает в действительности.

Параноик вообще представляет самое гармоничное явление в человеческой природе. Он не знает раскола, противоречий, угрызений совести и «проклятых вопросов», отравляющих существование другим. Параноик всегда убежден, что он создан для великих событий. В политике, в искусстве, в науке, в технике, он всегда – новатор. Он твердо и неисправимо убежден в своей миссии. Будучи рабом своей идеи, он никогда не сознается в своих ошибка. Он горд, настойчив, самолюбив, иногда жесток; его железную волю не сломят ни костры, ни тюрьмы, ни сумасшедшие дома. Он весь в стремлении к власти, в желании подчинить других своей идее, которая сплошь и рядом кажется нелепой.

В мировой истории успех параноика обеспечен тогда, когда его идея отвечает моменту. Он – может быстро возрасти в глазах общества, но может также стремительно и упасть.

Отсутствие успеха у параноика – это огромный козырь в руках психиатра, дающий им право держать параноика в сумасшедшем доме в том случае, если последует о том распоряжение свыше. Параноик, несмотря ни на какие неудачи, никогда не покончит самоубийством, настолько сильна у него вера в свою миссию. Параноиков, создавших себе в истории бессмертное имя – очень много. Для примера, я укажу на такие имена в политике, как Наполеон, Марат, Бисмарк, в искусстве – живописцы Мане, Сера, Чурлянис, Кубэн, в философии – M. Штирнер, Шопенгауэр, Ницше.

Я не ошибусь, если скажу, что любая академия наук завалена различными произведениями и проектами, так называемых, хронических параноиков, стремящихся к самопроявлению. Ценность безумия параноиков, несмотря даже на отрицательные черты их характера – несомненна. Их органическая потребность стоять во главе общественного движения, стремление быть выше будничных интересов и творить, или хотя бы попытка творить во имя блага будущего – бесспорно имеет свою ценность и свое оправдание их безумия.

Итак, определив – в чем заключается ценность безумия и выяснив его общественное значение, я прихожу к выводу, что если духовный рост будущего человека относится ко мне так же, как я отношусь к духовному росту первобытного дикаря, то такое отношение создалось только силою человеческого безумия. Высшее безумие ничто иное, как вехи, намечающие путь развития человеческой души. Безумие двигало человечество вперед, освещая будущее, подобно Моисееву столпу, светящему тем, кто шел в обетованную землю. Безумие вносило содержание в эмоциональную жизнь народов, будило их мысль и способствовало развитию культуры и цивилизации.

Чем больше было безумцев, тем скорее развивалось человечество. В странах, где процент безумцев был ничтожен, культура и цивилизация развивались очень медленно или же совсем не развивались, существуя в своей первобытной форме, неизбежно приводящей к вырождению, племен и даже целых народов. В этом отношении народы Европы, в которой с древних времен гнездились и развивались различные формы безумия, находились всегда в исключительном состоянии, в смысле их духовного превосходства над народами других стран.

В заключение я замечу, что величайшие идеи рождались в мозгу безумцев, a величайшие научно-философские и художественные произведения создавались теми гениями, на которых, по уверению психиатров, лежала печать безумия.

Глава четвертая
Гениальность и безумие

Мистические воззрения на гениальность. – Попытки ученых и философов дать точное определение гениальности, – Гениальность, как высшая форма человеческого совершенства в творчестве. – Гении и безумцы высшего порядка. – В чем сходство и различие между ними.

Гениальность – одно из тех психологических понятий, которое и в наше время не имеет точного определения. История гениев в сильной степени напоминает историю безумцев. В оценке как гениев, так и безумцев люди руководствуются личными симпатиями и субъективным пониманием, в результате чего получаются самые разноречивые и малообоснованные определения гениальности и безумия.

Так, например, в древние века не только на безумцев, но и на гениальных людей смотрели как на проявление божественных или сверхъестественных сил. Мистические воззрения того времени заставляли видеть в гениальном человеке присутствие особого божественного духа (Genius). В этом смысле верили в Гений Сократ и Гомер, a позднее – Кардан, Гайдн и др. Но называя того или иного человека, стяжавшего своим дарованием всемирную славу, – гением, мы к сожалению не знаем – что же такое гениальность и в чем заключается психологическая сущность Гения.

Первые попытки философов и ученых дать более точное определение гениальности не могли считаться удовлетворительными, так как научного метода, с помощью которого можно было бы отграничить обыкновенного человека от гения, a гения от безумца, не существовало. Критериями гениальности служило вообще все выдающееся в области творчества, следствием чего одна часть мыслителей признавала гениальность там, где другие видели только талант, а третьи – безумие; одни расширяли область, на которую простирается гениальность, другие суживали; одни признавали гениальность в специальностях, другие видели ее в универсальности. Кант и Шопенгауэр ограничивали гениальность областью искусств, а Мейер выводил ее и за пределы искусств, признавая гениальность в науке; Шопенгауэр отрицал гениальность в Аристотеле, но видел ее в Платоне; Флегель признавал гениальность исключительно в высших познавательных способностях человека, другие же, как Клопшток, Жан-Поль, были склонны рассматривать гениальность, как стихийное, бессознательное творчество, подобное сну или лунатизму.

Разумеется, подобные определения гениальности не точны и далеко не разрешают вопроса. Но каковы бы ни были определения гениальности и какую бы оценку не производили исследователи этого явления – несомненно, что именем гения следует назвать такого человека, который представлял бы собою высший тип духовного развития человека, проявившийся в творчестве.

Отто Вейнингер[150]150
  Вейнингер О. «Пол и характер».


[Закрыть], рассматривая гениальность как высшую форму Бытия, пытается даже указать ее отличительные признаки. По его мнению, главным признаком гениальности является универсальность гения, т. е. способность быть всесторонне знающим человеком, не изучив ничего. Гений, по мнению Вейнингера, живет в сознательной связи с миром, как с целым, и следовательно, должен обладать всеобщим сознанием и быть всесознательным микрокосмом, актуальным, в отличие от простых смертных, являющихся, таким образом, потенциальным микрокосмом.

Дав такое определение гениальности, Вейнингер отрицает гениальность у Архимеда и Лагранжа, Иоганна Мюллера и Карла фон Бэра, Ньютона и Лапласа, Конрада Шпренгеля и Кювье, Фукидида и Нибура, Фр. – Авг. Вольфа и Франца Боппа, убежденный, что взятые все вместе они недостойны зваться гением на том основании. что не обладают вышеприведенными признаками гениальности.

Но с этим утверждением нельзя согласиться. Если даже верен тот факт, что поименованные лица не обладали в действительности признаками гениальности установленными Вейнингером (универсальностью мышления, всесознательностью), то из этого не следует, что Архимед, Ньютон, Лаплас и др. – недостойны имени гения. Правда, они не были гениальны в такой степени, как Соломон, Новалис, Жан-Поль, Шеллинг, Достоевский или Толстой, жившие в сознательной связи с миром, как с целым, и сумевшие познать высший синтез жизни. Но ведь и последние не являются типами человеческого совершенства и далеко не представляют собою вполне законченных форм высшего Бытия. Гениальность таким образом, не представляет собою вполне установленное и законченное психологическое явление. Можно допустить, что гениальность, в силу своего многообразия и беспредельности, обладает различными степенями творческого проявления человеческого духа; само же творческое проявление признается людьми гениальным только при осознании ими, что то или иное творчество – исключительно, оригинально и превыше всего того, что существовало раньше.

Итак, признавая за природой гениальных людей более совершенную форму Бытия, я постараюсь определить – в каких соотношениях находятся гениальные люди и безумцы высшего порядка.

Во второй главе я уже указал на отличительные признаки безумцев высшего порядка, по которым можно судить о том, насколько психофизическая организация безумцев высшего порядка в своем биологическом росте, опередила рост других психофизических организаций, составляющих человечество в его целом. Признавая, что безумцы высшего порядка представляют собою также одну из высших форм Бытия, я, в подтверждение этого, сошлюсь еще на их сходство с гениальными людьми.

Сходство гениев с безумцами уже давно подмечено многими психопатологами. Гениальность, представляя исключительное по своему проявлению душевное состояние, подверглась детальному изучению со стороны психиатров, в основу учения которых легло все исключительное или, как говорят психиатры, все патологическое и ненормальное.

Взгляд, что гениальность есть только болезнь, своеобразное перераздражение мозга или нарушение закона динамизма, впервые высказал Моро-де-Тур, считавший гениальным почти всякий выдающийся ум. Ломброзо развил этот взгляд, и на основании автобиографии и наблюдений построил свою теорию, по которой гениальность оказалась тождественна безумию. Вслед за Ломброзо появилась плеяда психиатров, высказавшихся о гениальности в этом же роде.

В своих изысканиях психиатры добыли много ценного материала, но психологическая сущность гениальности, ее внутренняя причинность по прежнему оставалась тайной. Чтобы приблизиться к разрешению этой тайны, следовало бы произвести переоценку того, что слыло под именем безумия. К сожалению, психиатрия этого не сделала, придерживаясь условного и узкопсихиатрического решения некоторых явлений безумия. Склонные рассматривать гениальность и безумие как явления одного порядка, имеющие один и тот же источник, психиатры не остановились на психологическом анализе самого источника. Ломброзо[151]151
  Ломброзо Ч. «Гениальность и помешательство».


[Закрыть], в своем труде, мимоходом как бы приподнимает край завесы, но увлекшись своими классификациями, окончательно загораживает дорогу к решению этого вопроса.

Таким образом, не тенденция свести гениальность к безумию вызывает недоумение, а туманное и расплывчатое объяснение многообразного безумия, которое с точки зрения психиатров читателю известно. Я резюмирую данные, давшие возможность Ломброзо и другим рассматривать гениальность и безумие, как явления одного порядка.

Физиологическое отличие гения от обыкновенного человека, по Ломброзо, заключается в утонченной, доходящей до болезненности, впечатлительности гения, являющейся источником его славы и страданий. Подобная обостренная впечатлительность, при непомерной затрате умственной энергии, нарушает закон динамизма и равновесия, управляющий также и нервной системой. По этому закону, за всякой затратой энергии следует упадок её. Вследствие этого, ни один из обыкновенных людей не может проявить подобной энергии без того, чтобы жестоко не поплатиться за это. Если гений нарушает закон динамизма и равновесия, то такие явления его духа, как меланхолия, уныние, застенчивость и эгоизм лишь та же жестокая расплата за высшие умственные дарования.

Ломброзо видит большое сходство гениев не с обыкновенными людьми, а с безумцами. Такие явления, сопутствующие некоторым формам безумия, как, например седина, облысение, худоба тела, плохая мускульная и половая деятельность, бледность, увеличение фосфорно-кислых солей в моче, раздражительность, сильный жар в голове и охлаждение конечностей, болезни мозга, слабая чувствительность к холоду и голоду, все это Ломброзо нашел и у гениев.

Что же касается сходства в психологическом отношении, то и тут существует масса таких аналогий как например: невыразимо-приятное лихорадочное состояние во время творчества, сходное с маниакальным возбуждением безумцев; величайшие идеи гениев родятся также внезапно, как и необдуманные поступки безумцев; экстаз гения нередко переходит в настоящие галлюцинации – его ум, находящийся под влиянием экстаза, не воспринимает слишком простых и легких положений, не вяжущихся с его огромной энергией, в результате чего и является ограниченность мышления, что замечается и у безумцев – способность гения угадывать то, что ему не вполне известно – способность присущая и многим безумцам; новаторство, оригинальность, смелые мысли, убежденность в своих взглядах, доходящая до фанатизма, и, наконец, наклонность к беспорядочности и полному неведению практической жизни, – ничем не отделяет гения от безумца.

Таковы психиатрические данные, указывающие на сходство гениев с безумцами вообще. Если же сравнить гениев с безумцами высшего порядка, то сходство их обнаружится еще в большей степени. Такие типичные для безумцев высшего порядка черты характера, как чрезмерное стремление к самопроявлению, самобытность миросозерцания, преобладание чувства над рассудочностью и само творчество, как показатель высшего духовного развития – замечаются и у гениев. Но у гениев эти черты развиты в большей степени, и следовательно разница между гением и безумцем высшего порядка заключается лишь в степени творческого проявления их духа.

В творчестве гениев больше современности, продуманности, планомерности, больше критического отношения к своим произведениям, чего нельзя сказать про безумцев высшего порядка, у которых в большинстве случаев отсутствует самокритика, и произведение, лишенное характера современности, нередко является лишь намеком и неполным отражением предчувствий и высших настроений, переживаемых безумцами высшего порядка.

В заключение я остановлюсь на некоторых анатомических особенностях гениальных людей, укрепившие во мне мнение, что человеческий мозг, находясь в пути своего совершенствования, изменяется и в архитектурном отношении.

Тот факт, что большинство гениальных людей, как например, Данте, Макиавелли, Кант, Руссо, Кювье, Шуман, Либих и многие другие обладали неправильным анатомическим строением мозга и черепа, a некоторые из них, как Руссо, Кювье, Либих, Паскаль и др. страдали к тому же и мозговыми болезнями, свидетельствует в пользу моего мнения, а также и о том, что гениальность и безумие развиваются неравномерно, одно за счет другого.

К сожалению, нам неизвестны законы, по которым нарождается новый мозг, со всеми его химическими, физиологическими и динамическими изменениями. Несомненно только одно, что человеческий мозг, находясь в периоде «патологического» состояния, уже давно вступил в новую стадию своего развития, перерождается, и может быть образовывает новые соединения нервной клетки.

С этой точки зрения, все уклонения от нормы, нарушенное равновесие и асимметрия в психофизике гениев и безумцев могут быть объяснены, как последствия все того же мозгового перерождения, но отнюдь не вырождения, как думают те из психиатров, которые так старательно свели гениальность к безумию, не уяснив себе, что такое безумие высшего порядка, несомненно являющееся малой степенью той же гениальности. Психическая организация гениев и безумцев высшего порядка, по выражению Ницше, – мост, по которому переходит человечество от низшего типа к высшему; они соль земли и без них не существовало бы ни эволюции, ни культуры.

«Гениальные безумцы, – говорит Ломброзо, – ускоряют ход этого развития, опережают на много лет свою эпоху, каким то чутьем угадывают переходные ступени, неуловимые для обыкновенных людей, и не колеблясь, не думая о своих личных интересах, бросаются в борьбу с настоящим, выступают с горячей проповедью новых идей, хотя бы совершенно неприменимых на практике в данное время. Они уподобляются в этом случае тем насекомым, которые, перелетая с цветка на цветок, переносят цветочную пыльцу, и тем содействуют оплодотворению растений».

Так говорит популярнейший из психиатров, неизвестно для какой цели державший под замком тех безумцев, о которых он пишет свое похвальное слово.

Но – кто знает – если бы человечество, этот фабричный товар природы, по выражению Шопенгауэра, было бы меньше ослеплено своими заблуждениями, если бы оно, вместо нелепого страха перед безумцами высшего порядка, страха, благодаря которому последние расплачиваются сумасшедшим домом, – пошло бы навстречу носителям «безумных» идей, – то не стерлись ли бы окончательно грани между гениальностью и безумием высшего порядка.

Глава пятая
Творчество безумцев

Психология творчества. – Творчество в состоянии безумия и гипноза. – Намеренные и ненамеренные заимствования и подражания в произведениях безумцев. – Как совершается процесс творчества.

О психологии творчества наука и в наше время имеет смутные представления, оставляя далеко не разрешенным вопрос о таланте, о происхождении творческого импульса, об индивидуализации творчества и о тех психофизических состояниях, при которых оно происходит.

Быть может в будущем откроют законы, по которым совершаются процессы художественного творчества, пока же законы эти непознаны, все теории о творчестве не могут считаться удовлетворительными.

Что же касается вопроса о творчестве безумцев, то, надо сознаться, и здесь ничего не было сделано, если не считать общеизвестных и односторонних взглядов психиатров, рассматривающих творчество безумцев едва ли не как симптом какой-нибудь душевной болезни.

Я не задаюсь целью сказать что-нибудь новое в области психологии творчества и ограничусь лишь тем, что выскажу некоторые соображения, возникшие при моем знакомстве с творчеством безумцев.

Как известно, безумие не уничтожает умственных и творческих способностей существовавших в состоянии душевного здоровья. Так, ремесленники, художники, писатели, медики и литераторы не утрачивают своих способностей в состоянии безумия, за исключением тех случаев, когда высшая степень слабоумия, или какая-нибудь другая болезнь мозга не разрушит этих способностей. По форме выражения и по содержанию, творчество таких безумцев мало чем отличается от творчества, бывшего до безумия. Совсем другое дело когда безумие открывает сокровенные тайники человеческой души, в которых обнаруживаются скрытые до того совершенно новые способности, граничащие со способностями гениев и крупных талантов. Человек, не бравший кисти в руки, превращается в художника, не бывший до безумия музыкантом, поэтом, скульптором, начинает в безумии изобретать музыкальные инструменты, превращается в композитора, в скульптора, в поэта и т. д. То, что было лишь потенциальной способностью – безумие развивает в кинетическую, давая широкий простор творчеству, исторгнутому из темных недр души. В силу каких причин происходит подобная метаморфоза – неизвестно, но интересно отметить, что точно такая же метаморфоза происходит и в состоянии гипнотического сна. Так, Фогту удалось путем опыта доказать, что в гипнозе усиление душевных способностей значительно выше нормы у интеллигентных лиц (медиков, философов). По этому же поводу Туретт[152]152
  Жорж Альбер Эдуар Брут Жиль де ла Туретт (1857–1904) – французский невролог, чье имя стало эпонимом для синдрома Туретта, разновидности неврологического состояния.


[Закрыть] замечает:

«Мы видели в состоянии сомнамбулизма бедных, необразованных, обычно абсолютно неспособных девушек, все поведение которых совершенно менялось, как только они засыпали. Обыкновенно скучные, они в этом состоянии делались живыми, возбужденными, иногда даже богато одаренными».

Ломброзо тоже отметил тот факт, что безумие возвышает ум необразованных людей над общим уровнем и в значительной степени развивает их интеллектуальный способности. Несмотря на приведенные взгляды психологов и психиатров о душевных способностях в состоянии безумия и гипноза, их творчество считалось патологическим и следовательно, менее ценным, чем творчество душевно-здоровых. Но доказать, что творчество безумцев – патологично, a профессионалов – нормально, не удалось, да и вряд ли это может удаться, так как процессы творчества вообще не поддаются экспериментально-психологическому исследованию, и следовательно, познать психологию творчества нельзя иначе, как путем самонаблюдения и путем опроса самих творящих.

При сравнении творчества безумцев с творчеством наших патентованных талантов, приходится сознаться, что продукты творчества первых и последних – не равноценны. Но если творчество безумцев и не имело такой же цены, как творчество наших патентованных талантов, то это произошло совсем не в силу того, что творчество безумцев действительно не имело никакой цены, а просто потому, что одним их творчество совершенно не было знакомо, другим же оно было известно в освещении психиатров, взгляды которых на творчество безумцев лишили возможности дать этому творчеству настоящую цену.

Чтобы не быть пристрастным, я, прежде чем перейти к обозрению литературных и художественных произведений безумцев, нахожу нужным упомянуть и об отрицательной стороне их творчества. Такой отрицательной стороною в творчестве некоторых безумцев надо признать различные заимствования и подражания, изредка встречающиеся в их произведениях. У одной категории безумцев, чаще всего у одержимых хроническими психозами (за исключением хронических параноиков), эти заимствования и подражания делаются намеренно и вполне сознательно. Разумеется, творчество этой категории безумцев не имеет высокой цены, что многими из них и сознается.

Один из таких безумцев в письме ко мне высказался довольно откровенно о своем творчестве:

«…Я не сомневаюсь, – писал он, – что хуже пишу, чем Некрасов и Никитин… Сведения и материал наш, как Вы сами убедились, ограниченный. О своих трудах и, напр., М-ва, могу сказать одно, что вы ошибаетесь, если думаете, что это плоды чистого вдохновения, – это плоды корпения, не лучше канцелярского чиновника».

В произведениях другой категории безумцев, по преимуществу у одержимых различными острыми психозами, также изредка встречаются заимствования и подражания, но с той лишь разницей, что подобные явления происходят ненамеренно и несознательно. Так, напр., внимательно присматриваясь к художественным произведениям безумцев этой категории, я иногда замечал, что и в продуктах их вдохновенного творчества, протекающего всегда стихийно и неожиданно для самого автора, попадаются образы или идеи уже ранее использованные другими авторами. Подобное сходство в форме или в содержании какого-нибудь произведения и дает многим повод упрекать авторов в намеренном плагиате. На самом же деле то, что другим кажется бессовестным плагиатом – объясняется механизмом самого процесса творчества.

Как известно, далеко не все внешние впечатления, обогащающие наш внутренний мир, могут быть проконтролированы нашим сознанием. Процесс накопления впечатлений в большинстве случаев совершается незаметно для нашего сознания (контролирующего я). В момент внезапного, так называемого, вдохновенного творчества, автор всегда убежден, что он творит нечто новое и оригинальное, не замечая, что это новое и оригинальное есть ничто иное, как бессознательная вариация тех впечатлений, которые накопились в его душе незаметно для самого себя.

Но когда человек, повинуясь творческому импульсу создает такие вещи в которых другие узнают уже нечто существовавшее раньше, то это ещё не значит, что совершен плагиат. Давно полученное впечатление, хотя и при участии нашего сознания (напр., когда-то прочитанное стихотворение, рассказ и т. п.). но стертое нашей памятью, оживает в психической лаборатории автора, вновь чаще всего бессознательно переработанное и искаженное так же, как искажается действительность в наших сновидениях.

В произведениях маньяков, некоторых параноиков и лиц, находящихся в маниакальном состоянии, несознательные заимствования и подражания, благодаря дефектам памяти, встречаются не чаще, чем у профессионалов. В этом случае, те из авторов, которые не отдают себе отчета в своем творческом экстазе, – менее всего имеют право на упреки в плагиате.

От такого нечаянного плагиата не гарантированы и величайшие художники всех эпох. Как известно Шекспир, Мольер, Вольтер, Бальзак, Золя, Толстой не раз подвергались упрекам в таком плагиате.

Подобными рассуждениями я не имею намерения оправдать творчество безумцев сомнительного достоинства. Указывая на отрицательный стороны их творчества, я предоставляю читателю судить и о его достоинствах, по нижепомещенному материалу, состоящему из различных родов творчества безумцев. Несмотря на то, что приведенный материал не одинакового достоинства, я надеюсь, что он, тем не менее, вполне достаточно характеризует безумцев в их творчестве и бытии.