Текст книги "Футуризм и безумие (сборник)"

Безумие и сон, их сходство и различие. – Галлюцинаторные и гипнотические сновидения и безумие низшего порядка. – Границы безумия. – Как наступает безумие и есть ли возможность осознать его наступление? – Описание этого состояния самим безумцем. – Сноподобное состояние.

Сходство некоторых форм безумия с процессами сна и со сновидениями отмечено почти всеми психиатрами.

Так, напр., содержание душевной жизни безумцев низшего типа развития, мало чем отличается от содержания тех сновидений, в которых, по мнению Шопенгауэра, Мори и Оршанского, замечаются все признаки обратного психического развития (реверсии).

С точки зрения Оршанского, в сновидениях существуют три формы обратного развития: обратное развитие по отношению к бодрствованию, выражается приобретением в течение дня различных мыслей, знаний, привычек, которые очень слабо отражаются на сновидениях и, таким образом, каждая ночь отодвигает нас назад; затем обратное развитие по отношению ко всей нашей жизни: в сновидениях часто фигурируют давно забытые встречи, детские воспоминания, старые привычки и страсти; наконец, антропологическое, обратное развитие сознания во время сна выражается в преобладании «бессознательной» сферы и рефлекторных движений, сходством сновидений с душевной деятельностью животных, а также участием в сновидениях различных инстинктов.

Добавлю, что факт существования антропологического обратного психического развития обусловливается существованием атавизма.

Существование атавизма подтверждается тем, что в сновидениях сохранились инстинкты, характерные для психологии первобытного человека. Эти инстинкты создают такие картины наших сновидений, как, напр.: пожирание трупов, убийства с целью нападений и с целью самозащиты, жестокость, половые акты, выражающиеся в насилии, кровосмешении и в других половых извращениях. Все картины подобных сновидений сопровождаются соответствующими эмоциями, а половые акты кроме того и поллюциями.

Важно отметить, что все перечисленные явления наших сновидений возникают самостоятельно, не имея вначале личного опыта, что и служит лишним доказательством участия атавизма, как в сновидениях, так и в формах безумия низшего порядка.

Итак, нравственная физиономия безумцев с резко выраженным обратным психическим развитием почти ничем не отличается от той первобытной физиономии, которая изредка напоминает нам о себе в наших сновидениях.

Что же касается других форм безумия которые я рассматриваю как промежуточные, пограничные формы психического состояния, то и у них замечается некоторое сходство с сновидениями, в особенности это сходство проглядывает там, где есть маниакальное возбуждение, галлюцинации и т. п. состояния, неизбежные при так называемой «острой паранойе», галлюцинаторном помешательстве и при некоторых формах мании величия. Как безумец слепо верит в то, что он видит и чувствует, так и мы в наших сновидениях верим всему, что нам грезится, ничуть не удивляясь тому, что порой наши грезы нелепы и чужды действительности. Когда безумец уверяет нас в том, что он – Бог, царь, что окружающие его люди – его рабы, что у него нет головы или что его тело сделано из золота, – словом, когда он уверяет нас в своих фантастических превращениях, который касаются не только его, но и всего мира, – мы ему не верим, удивляясь этому бреду.

Но сами мы, испытывая во сне точно такие же превращения, ничуть не удивляемся всему нелепому и фантастическому, что служит содержанием наших фантастических сновидений. Подобное отсутствие критицизма в период сна ничем не отличает нас от безумцев.

Иногда сила наших сновидений бывает настолько яркой, что уже проснувшись, мы все еще находимся под влиянием этих снов, которые нередко отражаются на нашем поведении во время бодрствования. Это состояние также напоминает состояние безумцев, поведение которых находится в зависимости от их галлюцинаторных представлений[128]128
  Рибо (не помню где) уже указывал на образование симпатий и антипатий под влиянием сновидений. Мой личный опыт не раз убеждал меня в этом. – Примеч. автора.


[Закрыть].

Крафт-Эбинг в своей психиатрии тоже отмечает сходство безумия со сновидениями и указывает на поразительную аналогию этих двух состояний. По его мнению, случайные впечатления, проникающие в сознание из внешнего мира как у безумца, так и у сновидца, подвергаются фантастической переработке и преувеличению только потому, что их представления и чувственные воззрения происходят вследствие внутреннего самородного возбуждения, причиной которых должно считать внутреннее раздражение (изменения в крови), следствием чего и является представление, чуждое действительности.

К сожалению, объяснение Крафт-Эбинга не разрешает задачи, так как объяснение сновидений, гипнотических состояний и безумия только с физиологической точки зрения, как я уже упоминал, дает возможность понимать лишь условия, в которых протекают эти состояния, но не их сущность. Физические условия сна, образующиеся в силу предполагаемого истощения центральной нервной системы, отравления мозга или накопления продуктов распада, не могут считаться причиной ни индивидуализации сновидений, ни их картинности.

Как на сходство сна с безумием, я укажу еще на галлюцинации, которые нередко могут быть продолжением сновидений. Так, напр., автору не раз приходилось видеть во сне какой-нибудь фантастический предмет или лицо, не исчезающие короткое время и по пробуждении. В этот момент сознание введено в заблуждение своими ощущениями и принимает на веру то, что в нашем мире не может быть. Подобные видения, являющиеся продолжением сновидений, Мори называет гипногогическими сновидениями. Сходство этих сновидений с галлюцинаторными формами безумия заставляет меня предполагать, что внутренние процессы этих душевных состояний протекают в одинаковых условиях, разница же между ними может быть только в интенсивности самих процессов.

Гипнотический сон и искусственно вызванные сновидения также напоминают состояние безумия, по преимуществу безумия низшего порядка. Все, что характерно для безумия, как например, бредовые идеи, галлюцинации, аффекты, повышенные эмоции, навязчивые идеи, амнезия, кататония, экстаз и т. п. – всё это может быть вызвано в гипнотическом состоянии. Многие психиатры даже смотрели на гипноз, как на искусственно вызванное безумие. По этому поводу д-р Л. Левенфельд[129]129
  Д-р Л. Левенфельд: «Гипнотизм, руководство к изучению гипноза и внушения». – Примеч. автора.


[Закрыть] совершенно справедливо замечает, что если гипноз рассматривать, как душевную болезнь, то с таким же правом можно рассматривать как душевную болезнь и сновидения в естественном сне, так как при сне, по его мнению, отклонение от нормального душевного состояния, свойственного бодрствованию, значительнее, чем в гипнозе.

Загипнотизированный так же, как и безумец, не лишён возможности воспринимать внешние впечатления и делать правильные умозаключения. У загипнотизированных, как и у безумцев низшего типа развития, сознание сужено, внимание рассеяно и ассоциативная деятельность ограничена в такой же степени, как и у слабоумных. Что же касается памяти, то у загипнотизированных она обыкновенно обострена, чего нельзя сказать про слабоумного, у которого сплошь и рядом замечается полнейшее забывание минувших событий. Такое состояние забывания (амнезия) можно вызвать искусственно и в гипнозе.

О сходстве гипнотических галлюцинаций с галлюцинациями безумцев я скажу в другом месте, а теперь перейду к вопросу о границах, отделяющих безумие от обычного душевного состояния.

Осознать свой переход от обычного душевного состояния к безумию так же невозможно, как невозможно осознать и переход от бодрствования ко сну.

Резко определенных границ между обычным душевным состоянием и безумием, так же как между бодрствованием и сном не существует. В этих переходах от одного душевного состояния к другому, замечаются промежуточные ступени, настолько незаметные, что не наблюдательному человеку кажется, будто сон и безумие наступают внезапно.

Но если обратить внимание на процесс наступления сна, то всякий заметит, что для того, чтобы погрузиться в состояние сна, надо пережить ряд других состояний, следующих одно за другим в известном порядке. Такими состояниями будут: усталость, апатия, зевота, сонливость, рассеянное внимание, дрёма и, наконец, сон.

Разница между наступлением сна и внезапным безумием та, что во сне израсходование психофизических сил происходит более экономно, постепенно и привычно для самого человека. Естественный сон, в данном случае, служит отдыхом, пополняя потраченную за день энергию.

В безумии израсходование душевных сил происходит в непривычных для человека условиях, создающихся в силу предрасположенности к безумию. Предрасположенность же к безумию, есть неизбежное следствие хрупкой и утончённо-впечатлительной натуры.

Чтобы перейти от обычного душевного состояния к безумию, достаточно такому человеку пережить какое-нибудь неожиданное нравственное потрясение в роде смерти близкого человека, лишения материального состояния, неожиданного оскорбления, измены любимого человека, аффекта ужаса, могущего возникнуть во время войны, революции, крушения поезда и т. п.

Всякое неожиданное и неприятное нравственное потрясение, нарушая обычное душевное равновесие, подавляет человека, не могущего в момент нравственного потрясения осознать его. В силу того, что нравственное потрясение чересчур неожиданно и велико, сознание никак не может не только дать какую-нибудь оценку этому событию, но не может и примирить себя с этим нравственным событием, которое явилось мучительным противоречием всей его жизни. Тем не менее, пытаясь в первое время всё-таки примирить себя со случившимся горем или другим потрясением, сознание человека в потугах осознать происшедшее, быстро расходует свою энергию, подавляется точно так же, как перед наступлением сна, создавая таким образом новые условия для течения угнетенной душевной деятельности. При таких условиях исчезает воля, внимание делается рассеянным, в силу апатии исчезает цель мышления, ассоциации возникают случайно – словом душевное состояние человека вступает в новую фазу развития. Подобное душевное состояние наиболее непонятно, загадочно и неожиданно для нормального человека. В таких случаях между безумцем и нормальным человеком образуется пропасть; люди перестают понимать друг друга, прерывается всякая связь между ними, исчезает чувство любви, родства, вместо этого вырастает горестное сожаление об утрате близкого человека и мистический, ничем необъяснимый, иногда панический страх перед тем, кто вчера еще был таким близким и родственным по духу и плоти, а сегодня – «сумасшедший», «помешанный», «умалишенный» и т. п.

У безумца такого типа обрывается всякая связь с прежним миром; новые ощущения, новые интересы, неумение ориентироваться во внешнем мире – всё это резко отличает его от нормального человека, который пугаясь нового облика, спешит объявить его сумасшедшим, и отправляет в психиатрическую больницу на излечение.

Вот как описывает один из таких безумцев своё, предшествовавшее безумию, состояние:

«…через несколько дней я стал замечать явственно ощутимое, всё нарастающее препятствие в ходе своей работы: я чувствовал, что мозг мой мыслит уже не с прежней огненной энергией, что черепашьими шагами плетётся, разбредаясь по сторонам моё мышление, еще недавно кипевшее в неудержимом беге по строго намеченному руслу, как стремительный поток. Я чувствовал теперь, что какая-то полупрозрачная пелена отделяет меня от мира и от моего творчества. Так настал день, в событиях которого я не в силах разобраться до сих пор. Дать разгадку происшедшего, объяснить все несообразности и неожиданности, жертвой которых я стал – я не могу. Последния ночи я провел в полудремоте, во власти быстро сменяющихся грез».

Безумие, наступающее в такой форме, точно так же как и лунатизм (сомнамбулизм) и все связанные с ним загадочные явления, можно назвать сноподобным безумием или «сном наяву». К таким сноподобным состояниям я отношу галлюцинации, экстаз, навязчивые идеи, безволие (абулия), влекущее за собой «спутанность сознания», в смысле беспорядочно и бесконтрольно самовозникающих ассоциаций[130]130
  К сноподобным формам безумия следует отнести также душевные болезни, известные в психиатрии под именами: острой паранойи аменции и других, так называемых острых психоневрозов в галлюцинаторных и маниакальных периодах. – Примеч. автора.


[Закрыть]) и т. п.

Все такие сноподобные состояния при известных условиях могут возникать и у нормальных людей; но протекая в более слабой степени, мимолетно и непостоянно, они не характеризуют безумия. Отличительным признаком безумца находящегося в сноподобном состоянии, является продолжительность и интенсивность таких состояний, результатом чего является полное перерождение нравственного облика безумца и видоизменение его мироощущения. Внутренний мир таких безумцев кажется человечеству нелепым и болезненным только потому, что оно еще слишком неглубоко проникло в тайну сна и безумия.

В следующих главах я более детально остановлюсь на психологическом анализе состояний, наиболее типичных для безумцев вообще, проводя попутно параллель между безумцем и нормальным человеком.

Природа галлюцинаций и условия их возникновения. – Галлюцинации и сновидения. – Из чего образуется содержание (картина) галлюцинаций. Теория д-ра Симона. – Гипнотические галлюцинации.

Галлюцинаторные состояния свойственны всем, и редкий человек в своей жизни не испытывал простых галлюцинаций. Чаще всего простые галлюцинации испытываются в виде искр и лучей в темноте, большей частью в момент засыпания; в общежитии простые галлюцинации известны под именем кошмарных снов, владеющих человеком в первый момент пробуждения (состояние аналогичное гипногогическим сновидениям); наконец, простые галлюцинации испытываются человеком в виде тех же кошмаров в состоянии сильного умственного утомления, когда человеку кажется, что какая-нибудь часть его тела неимоверно увеличивается, или что он уменьшается в весе, или ощущает себя вне времени и пространства и т. п.

Под галлюцинациями психологами принято понимать те субъективные образы, яркость и выпуклость которых невольно заставляет человека не только проецировать их наружу, но и приписывать им реальное существование.

В галлюцинаторном состоянии, человек не осознает обмана чувств, и в силу этого не чувствует разницы между действительностью и галлюцинацией. Принимая призрачный мир за реальный, галлюцинант всецело находится во власти своих призраков, и его отношение к галлюцинации, ничем не отличается от его отношения к жизни.

Так как в большинстве случаев, галлюцинации наступают внезапно и всегда неожиданно для самого галлюцинанта, то не удивительно, что каждая галлюцинация сопровождается какой-нибудь определенной эмоцией или аффектом. В зависимости от галлюцинаторных образов, слагающихся на глазах галлюцинанта в какую-нибудь картину, принимаемую им за реальность, – находится и само настроение галлюцинанта. Чаще всего, картины галлюцинаций сопровождаются у галлюцинантов аффектом страха, что может быть объяснено тем, что картины галлюцинаций во первых очень часто противоречат жизненному опыту галлюцинанта, а во вторых не могут быть им объяснены и, в третьих, как я сказал, появление галлюцинации всегда неожиданно и внезапно. Страх же, как известно, может быть вызван только при указанных условиях.

Пророк Исайя так описывает свое состояние в момент неожиданного и непонятная ему видения:

«Грозное видение показано мне… От этого чресла мои трясутся, муки схватили меня, как муки рождающей. Я взволнован от того, что слышу; я смущен от того, что вижу. Сердце мое трепещет; дрожь бьет меня; отрадная ночь моя превратилась в ужас для меня»[131]131
  Прор. Исаия, гл. 21, ст. 2–5.


[Закрыть].

Вопрос о происхождении галлюцинаций до сих пор еще не разрешен, и существующие как физиологические, так и психологические теории галлюцинаций не в состоянии пролить свет на ту тайну, которой окутаны галлюцинации. Многое из того, что было сделано психопатологами в вопросах о происхождении галлюцинаций – условно, гипотетично, о чем может свидетельствовать разнообразие и противоречие самих теорий о галлюцинациях. Но некоторые объективные наблюдения над галлюцинирующими дали возможность психопатологам проследить – при каких условиях возникает менее сложная галлюцинация, какими эмоциями она сопровождается и что служит источником ее содержания или её картины. Что же касается более сложных галлюцинаций, а именно тех, содержание которых выходит за пределы человеческого опыта и порождает совершенно новые ощущения, то вряд ли познание таких галлюцинаций доступно простому смертному посредством объективных наблюдений. Принимая это в соображение, я уже заранее сознаюсь в своем бессилии постигнуть сущность галлюцинаций и ограничусь только теми немногими выводами, которые я делаю на основании своих наблюдений.

Сходство галлюцинаций со сновидениями в психологическом отношении, заставляет меня рассматривать галлюцинации, как сноподобные состояния.

Умственная деятельность в период галлюцинаций мало чем отличается от такой же деятельности в сновидениях. Если обратить внимание на процессы умозаключений и ассоциаций в галлюцинаторном состоянии, то сразу бросается в глаза, что умозаключения находятся, как и в сновидениях, в зависимости от случайных ассоциаций.

Содержание галлюцинаций образуется так же, как и содержание сновидений, представляя собою непроизвольную вариацию внешних впечатлений, имеющих отношение к предмету мышления самого галлюцинанта и преломленных сквозь призму основных черт его характера. В момент галлюцинации, как и в момент какого-нибудь сновидения, наше контролирующее, критическое я находится в состоянии пассивности; оно реагирует на все галлюцинаторные раздражения, но оно бессильно прекратить или продлить галлюцинацию.

Свойство галлюцинации – принимать характер объективности, реальности и способствовать живости ощущения, объясняется с физиологической точки зрения возбудимостью мозговой коры и повышенной интенсивностью представлений, слитых с чувственным впечатлением. Не меньшую роль в придании галлюцинации характера объективности играет внимание, сосредоточенное на предмете, имеющем какое-либо отношение к галлюцинации[132]132
  С точки зрения Дарвина, Голланда и Лейкока, внимание вообще, направленное на какую-нибудь часть тела, имеет свойство задерживать тоническое сокращение мелких артерий, производить в иннервации и кровообращении возбуждение, что и способствует, по их мнению, живости ощущения и остроте органов чувств. (Дарвин: «Выражение ощущений»). – Примеч. автора.


[Закрыть].

Д-р Симон не только отождествляет галлюцинации со сновидениями, но и уничтожает всякое различие между ними. Сомнамбула, по мнению д-ра Симона, воспринимает галлюцинаторные образы от внешнего мира только такие, которые имеют непосредственное отношение к его мыслям, а затем и от внешних предметов, открываемых ему осязанием (у других галлюцинатов – зрением, обонянием, слухом), причем эти образы объективируются на местах, из которых исходят осязательные (или другие) ощущения. Восприятие у сомнамбулов, – утверждает д-р Симон, – можно определить как особое состояние сна, в котором реальные восприятия порою слуховые, обонятельные, вкусовые, но всего чаще исключительно осязательные, вызывают фантастические зрительные образы, в точности совпадающие с предметами, обусловившими реальные восприятия и, таким образом, ставят спящего в те же условия, в каких он находится в состоянии бодрствования.

Поясню это примерами:

В 1905 году мне с братом пришлось подвергнуться одиночному заключению. По прошествии 4-х месяцев, в Страстную субботу, я попросил разрешение быть у заутрени в тюремной церкви. Там я думал встретить брата, который, как мне казалось, догадается получить разрешение – быть у заутрени для того, чтобы повидаться со мною. С мыслями о возможном свидании, я лег спать и спал до тех пор, пока не вошел в камеру тюремный надзиратель и не сообщил, что пора идти в церковь. В маленькой, ярко освещенной церкви, я занял место среди уголовных арестантов, шагах в шести от входа. Ежеминутно я поглядывал на входные двери, ожидая увидеть брата. И вот, в одну из таких минут, я увидел его. Помню первое чувство взаимной радости, выразившейся в мимическом языке и улыбках. Но когда прошел первый порыв радости, я обратил внимание на место, где стоял брат. И меня удивило то обстоятельство, что брат стоял за решеткой, поставленной у входа, исключительно для арестованных женщин. Каким образом администрация тюрьмы решила поставить брата среди женщин – оставалось для меня загадкой. И продолжая видеть брата, не спускавшего с меня глаз, я пришел к наивному заключению, что благодаря молодости и студенческой форме брата, его поставили не среди серых халатов, а среди женщин. Объяснив, таким образом, его появление за решеткой, я успокоился и стал думать о том, как я пойду назад и незаметно для надзирателей пожму ему руку. Когда же через несколько минут я оглянулся, приготовляясь уходить, то заметил, что брата уже не было в церкви. Я воротился в камеру, удовлетворенный свиданием с братом.

Месяц спустя, нам с братом разрешили общие прогулки, во время которых мы имели возможность говорить. В одну из таких прогулок, я случайно упомянул про наше свидание в церкви. Каково же было мое недоумение, когда брат не без удивления заявил мне, что в церкви у Пасхальной заутрени он, несмотря на свое желание, не мог быть, так как начальник тюрьмы не пустил его. Я не верил брату и думал, что он шутит. Сомневаясь, я расспросил многих надзирателей и заключенных, бывших в этот день в церкви, и все они в один голос ответили, что брата в церкви не было. Только тогда уже для меня не было сомнений в том, что мое свидание с братом – галлюцинация. Происхождение этой галлюцинации легче всего объяснить по теории д-ра Симона.

Галлюцинаторный образ брата имел уже раньше отношение к моим мыслям о нем. В церковь я пошел только что очнувшись от сна, с двумя желаниями: окончить прерванный сон, a затем уже пойти в церковь, чтобы увидеть брата. Придя в церковь, я ищу брата; не нахожу его и оборачиваюсь к дверям, зная, что он должен придти оттуда. И вот – я вижу брата за решеткой. Он для меня – реальный факт. Удивление по поводу появления его за решеткой среди женщин объяснено и я продолжаю ясно видеть его. Тот факт, что мне хотелось спать, но я сделал усилие и напрягал свое зрение в надежде увидеть брата, говорит за то, что все центры, за исключением зрительных и осязательных, были усыплены. Галлюцинаторный образ брата был результатом бодрствующих зрительных восприятий, направленных моим сознанием к месту входа в церковь. Таким образом, я с одной стороны вижу галлюцинаторный образ брата, вызывающий у меня зрительное впечатление, с другой стороны, при помощи того же зрения, получаю реальное впечатление той самой обстановки, в какой вижу брата. Здесь галлюцинаторный образ, проецируясь во внешний мир, в точности совпадает с обстановкой его вызвавшей.

«Оба эти впечатления, – говорит д-р Симон, – одно галлюцинаторное (брат), а другое – реальное (церковь и вход), поддерживая и подкрепляя друг друга, относятся к одной и той же точке в пространстве», а потому я и был введен в заблуждение этой галлюцинацией, как кажущейся реальностью.

Если загипнотизированному дают лук и внушают ему, что он будет есть ананас, то возникающий у него галлюцинаторный образ ананаса имеет то же объяснение, а именно: лук – реальное впечатление, ананас – галлюцинаторное, таким образом они подтверждают друг друга и относятся к одной и той же точке в пространстве.

Опыты с гипнотическими галлюцинациями подтверждают, что картина галлюцинации есть ничто иное, как вариации представлений, имеющих непосредственное отношение к предмету мышления и преломленных сквозь призму основных черт характера галлюцинирующего.

Следовательно, если загипнотизировать человека и внушить ему какое-нибудь представление, совершенно чуждое загипнотизированному и не имеющее никакого отношения к предмету его мышления, то внушение не вызовет обмана чувств и галлюцинация не образуется, какие бы усилия не делал гипнотизер.

Так, например, если человеку в гипнозе дадут стакан с водой и внушат при этом, что в стакане не вода, а вино, то гипнотическая галлюцинация образуется в силу того, что у этого человека уже было представление о вине. И наоборот: нельзя внушить человеку, что перед ним находится крокодил, если человек не только не видел крокодила, но и не имел о нем никакого представления.

К сожалению, все высказанные соображения о галлюцинациях не разрешают тайны многих загадочных явлений в галлюцинациях и подобных им состояниях, как, например существование двойников, удвоенное изображение галлюцинаций в призме, предугадывание событий, дальновидение и дальнослышание, способность говорить на неизученных иностранных языках, различные экстатические состояния, влекущие за собою пророчество, высшее духовное прозрение (по Джемсу – космическое сознание) и т. п.

В факте существования всех этих явлений – невозможно сомневаться, свести же их к патологии – значит не только не разрешить вопрос, но и окончательно его затемнить.