Текст книги "Из жизни археолога. Байки, заметки, размышления"

Помпейские граффити о вине

Посетив столицу Франции, Владимир Высоцкий отметил:

 
Проникновенье наше по планете
Особенно заметно вдалеке:
В общественном парижском туалете
Есть надписи на русском языке!
 

Но эта «милая традиция» родилась не сегодня и имеет более чем солидный стаж. Например, при раскопках Помпей было обнаружено множество надписей – так называемых граффити, которые ярко иллюстрируют нравы и повседневную жизнь этого римского города. Мне посчастливилось посетить Помпеи в 2016 году и увидеть некоторые из них в оригинале. В I веке, как и сегодня, писали хоть и не все, но обо всем. В Помпеях можно найти надписи о любви, пьянстве, сексе, политике, соседях, знакомых, наконец, просто о жизни. А в жизни древних римлян, как и их предшественников – древних греков, большую роль играло вино. Совсем как в экспедициях ХХ века.

Античная таверна в порту Остия под Римом

Вот, например, некто Суавий, озабоченный похмельем горожанин, пишет на стене о своем самом большом желании: «Суавий вздыхает о полных чашах вина, его мучит страшная жажда». Для таких, как он, в Помпеях существовало множество питейных заведений – таверн, рекламу которых можно найти на фасадах обычных домов: «Прохожий, пройди отсюда до двенадцатой башни. Там Сиркус держит винный погребок. Загляни туда. До встречи». «Путник, вкушай хлеб в Помпеях, но пить отправляйся в Нукерию. В Нукерии пить лучше», – советует знаток или сам хозяин. А таверну Салвиуса украшала вывеска: «Все, кому хочется самообслуживания, могут отправляться пить морскую воду». Под ней находился рисунок женщины, несущей кувшин с вином и кубок.

В таверне Гедона сразу же сообщали о расценках: «У нас тебе нальют вина всего лишь за одну монету. За две монеты дадут вино поприличнее, а за четыре монеты можно получить фалернского вина». Результат достигался быстро. Там же на стене была обнаружена надпись удовлетворенного посетителя: «Сердечный привет! Мы наполнены, как бурдюки!»

Но качество наливаемого вина не всегда удовлетворяло его потребителей. Нередко, проклиная хозяина, разгневанные и нетрезвые посетители делились на стенах таверны с собутыльниками своим недовольством:

 
О хозяин, ложь твоя
Растлевает твой же ум!
Не мешая, пьешь вино сам,
Воду подаешь гостям.
 

В мастерской Потитуса тоже имеются проклятия: «Как много трюков у тебя, хозяин. Сам пьешь вино, а нам всучил подкрашенную воду». В другой же таверне гости остались довольны и даже решили увековечить свои имена: «Мы, два добрых человека, друзья навеки, посещали это место. Если вам нужны имена наши, то знайте – они Гай и Аул». Надо признать, эти пьянчужки добились своего и вошли в историю города!

Глава 4. «В СССР секса нет!»

Именно это заявила одна дама во время прямых телеэфиров между СССР и США, которые вели Владимир Познер и Фил Донахью. Прозвучавшая в период перестройки фраза стала крылатой и вызвала массу комментариев и насмешек. Оказалось, что секс в СССР все же был. С полным основанием подтверждаю: и секс, и любовь, и связанные с ними радости и трагедии в нашей великой стране имели место!

Спальник для двоих

Рассказывают, что в молодости археолог-палеолитчик Н. А. Кетрару нередко уходил в разведки в поисках стоянок древнекаменного века на севере Молдавии. Однажды супруга узнала, что почти неделю он провел в походе с молодой лаборанткой, и заволновалась:

– Коля! Но ты же взял с собой только один спальник. Вы что, вместе спали?

– Не волнуйся, – нашелся Кетрару, – у нас ничего не было, и быть не могло: мы спали валетом!

Спустя десятилетия жена случайно пришла к нему на работу и впервые увидела развернутые спальные мешки, сушившиеся на солнце. Забывший давнюю историю Николай Антонович подробно показал, как их можно использовать, и через минуту очень об этом пожалел.

Супружеский запрет

Известно, что в экспедиции археолога Эммануила Абрамовича Рикмана был оформлен художником еще молодой Михаил Греку, ставший впоследствии классиком молдавской живописи. Видимо, у него было много свободного времени, так как он взялся рисовать супругу начальника. Громогласно объявил, что рисует ее портрет. Однако бывший в то время сотрудником экспедиции Н. А. Кетрару неоднократно со смехом вспоминал, что, возвращаясь с раскопа, начальник постоянно встречал на базе закрытую дверь в свою комнату. И всегда после настойчивого стука из комнаты раздавался истошный вопль супруги: «Эмма! Не заходи, я голая!»

О сохранности раскладушек в экспедиции

По свидетельству известного украинского археолога Вячеслава Юрьевича Мурзина, однажды на собрании киевского Института археологии одна пожилая сотрудница громогласно заявила: «Почему в экспедициях постоянно ломаются раскладушки? Потому что на них спят по два человека и больше! Я, например, сплю одна, и у меня раскладушка всегда целая!»

Как трусы жизнь спасли

С Серегой Масловым мы познакомились, когда переехали из старой части Кишинева на Ботанику – в то время район бурно застраивающихся новостроек. Его семья также получила квартиру в нашем доме, и мы почти сразу подружились. Тем более когда выяснили, что являемся не только одногодками, но, как и в случае с Женей Кибликом, полными ровесниками, так как родились в один день.

Серега был вообще личностью примечательной: рослый и добродушный, совсем не дурак выпить и начисто лишенный каких-либо амбиций. Он плыл по течению жизни, не особо заморачиваясь проблемами происхождения Вселенной или загадками пирамиды Хеопса. После средней школы поступил в Кишиневский политех на самый доступный факультет ПГС (промышленное и гражданское строительство), который не пользовался в те годы популярностью. Очень сомневаюсь, что учеба дала ему какие-то теоретические знания, кроме информации о том, что башенный кран должен работать двадцать четыре часа в сутки. Об этом он однажды поведал мне в пивной, где мы пили водку и через забор разглядывали застывшие на близлежащей стройке краны.

Я не удивился, когда узнал, что за всю историю политеха он оказался единственным выпускником, умудрившимся запороть дипломную работу. Так как тратить время на выполнение чертежей ему не хотелось, он достал чей-то старый диплом и с ним отправился на защиту. Ночь перед этим бурно обмывал окончание учебы, полагая, что предстоящее испытание – простая формальность. И все бы ничего: на защите он бодро рассказывал о «проделанной работе», пока кто-то из экзаменационной комиссии не заметил чужую фамилию и иную дату под чертежами. Сергей сам удивился, что не заменил их: то ли не обратил внимания, то ли поленился исправлять такую «мелочь». Столь откровенную наглость ему простить не могли даже на либеральном факультете ПГС, и диплом зарубили. Серега уехал в Ижевск, где на год устроился прорабом на стройке и неплохо заработал. После этого он вновь был допущен к защите и на этот раз уже получил заветные корочки.

Когда мы увиделись через год, он заявил, что принес на защиту тот же самый диплом, но уже с аккуратно исправленной фамилией. Думаю, что так оно и было! Одновременно он сообщил, что возвращаться в Ижевск не собирается, и рассказал, почему:

«Понимаешь, мы строили панельную многоэтажку на окраине города. А рядом с ней, буквально вплотную, находился участок с деревянным домиком, сараями и баней. Ну я и спутался там с его хозяйкой – бабой-удмурткой лет сорока [отмечу, что ему тогда было двадцать три года! – Прим. авт.]. Не то чтобы красавица, но запала на меня крепко. Я к ней повадился в обеденный перерыв ходить, тем более что ее мужик весь день пропадал на работе. Она меня постоянно кормила, да и нередко самогоночку из буряка выставляла. Ну, а затем мы уходили в баньку. Благо она стояла в глубине двора и не просматривалась с улицы и из соседских домов. Так продолжалось несколько месяцев – уже заканчивался монтаж дома.

Но, видимо, кто-то из соседей мужу все же стукнул. Этот день я запомню на всю жизнь! Лежим, значит, мы в баньке и, как обычно, балдеем. Вдруг слышим какие-то вопли во дворе. Подруга выглянула в окошко и с ужасом сообщила, что приехал муж. Я смотрю в окно из-за ее спины и вижу, как по направлению к бане бежит здоровенный мужик с топором в руке и криками: "Убью!" Еле успели закрыть дверь на задвижку, как он начал в нее ломиться. Вначале пытался выбить, но дверь устояла, и он стал рубить ее топором. В тот момент я понял, что мне хана: окошко маленькое и уйти можно только через вход. Но крепкую дверь разносит обезумевший рогоносец, который, не задумываясь, саданет меня по башке! Когда толстые доски с треком проламывает лезвие топора и во все стороны летят щепки, понимаешь, что такое ужас! Мы инстинктивно спрятались за дверь, когда она распахнулась и в баню ввалился орущий супруг. За прикрытой дверью в полумраке он нас сразу не заметил. Зато увидел мои ситцевые трусы в цветочек, валяющиеся на скамье у парилки, бросился к ним и стал с остервенением их рубить! Этих секунд нам хватило, чтобы выскочить во двор и разбежаться в разные стороны. Естественно, догнать меня в тот момент было невозможно! Так, голым, я и прибежал на стройку. Ребята дали мне какие-то вещи и отправили с работы. А этот мудак потом искал меня везде и грозился убить. Что сделал с женой – не знаю, но удмурты – дикие люди, и от греха подальше я перешел на другую стройплощадку. Вот так, получается, трусы мне жизнь спасли!» – закончил Серега.

А я тогда подумал: действительно, если бы он успел их натянуть, то счастливого шанса могло и не случиться!

Колхозный юмор

В 1976 году я работал по договору в экспедиции новоиспеченного археолога, в прошлом директора крупной сельской школы, Василия Ивановича Гросу у села Корпач на севере Молдавии. Обедать и завтракать мы ездили на тракторную бригаду, где готовили еду для механизаторов. Однажды утром, приехав на завтрак, мы услышали громкий плач. Почти в голос рыдала одна из молодых поварих, работавших на кухне. Оказывается, она привезла продукты из колхоза. Среди них было и несколько сот яиц, но погрузили их очень небрежно, сложив в большой ящик без какой-либо упаковки. Везли на подводе по проселочной грунтовой дороге. Результат закономерен: большинство яиц побилось в пути. Сопровождавшая груз повариха громко причитала по поводу печального итога транспортировки, обвиняя работниц колхозной птицефабрики в дурости и безответственности. Услышав это, к подводе подошел бригадир и сразу же набросился на повариху:

– А ты-то сама совсем дурная? Не знаешь, как правильно грузить яйца?

– Как?

– Как-как! – передразнил ее бригадир. – Все знают, что укладывать их надо по стандарту: два яйца – писька, два яйца – писька… И так далее. Боя не будет!

– Дурак! – только и сумела отреагировать на это предложение оскорбленная молодуха.

Фантомас и Боттичелли

В моей экспедиции в украинском селе Яблона на севере Молдавии работал худой высокий парень из гаража Академии наук Молдовы. Будучи жгучим брюнетом, он налысо стригся и имел довольно зловещую физиономию уголовника, только что выпущенного из каталажки. По этой причине он сразу же получил прозвище Фантомас, с которым безмятежно проработал весь полевой сезон. Впрочем, уголовная внешность не соответствовала мирному и покладистому характеру этого молдавского парня из соседнего с Кишиневом села. Его односельчане традиционно составляли большинство коллектива автобазы молдавской Академии наук. Будучи профессиональным водителем, он украсил кабину бахромой с помпонами, а за спиной повесил вырванную из журнала «Огонек» картину Боттичелли «Рождение Венеры». По его мнению, такая кабина была красивой, а эротичная картина отражала мужские вкусы ее хозяина. Я бы посчитал его вкус изысканным, если бы не знал о случайности появления этой картины в кабине.

Но однажды машину остановили на посту ГАИ у въезда в городок Оргеев. Молодой сержант милиции с нескрываемыми сельскими корнями и соответствующим акцентом придирчиво ознакомился с правами и путевым листом Фантомаса, а затем заглянул в кабину.

– Это что? – сурово спросил он, увидев шедевр эпохи Возрождения.

– Картина, – не очень уверенно объяснил «директор кабины».

– Немедленно убери эту порнографию! – последовал ультимативный приказ.

Тут уже вмешались сотрудники экспедиции, сидевшие в кузове:

– Товарищ сержант, это же известная картина великого итальянского художника. Это репродукция из журнала «Огонек». Официально напечатана! Какие вопросы?

Но вопросов у молодого сержанта не было. Было повторение приказа:

– Немедленно снять! Еще раз у тебя эту бабу увижу, отберу права!

Фантомас репродукцию снял и всю дорогу возмущался милицейским произволом. Я был с ним согласен, и вместе с ребятами мы посмеялись над культурным уровнем районной милиции.

Казалось бы, история закончилась, но через какое-то время Фантомас стал приставать к художникам с просьбой нарисовать ему «голую бабу». Дело в том, что порнографии в СССР фактически не было, а найти похожую иллюстрацию он, видимо, не смог. Поэтому и решил этот пробел заполнить с помощью выпускников Строгановки, приехавших в экспедицию. Но занятые в основном истреблением винных запасов в селе московские ребята беззлобно посылали его по соответствующему адресу. Однако Фантомас не унимался и настолько уже всем надоел, что первым не выдержал Бил:

– Хочешь голую бабу? Хорошо, я ее нарисую!

Недолго думая, он взял белоснежный лист ватмана и за три минуты выполнил «заказ» с помощью черного фломастера. Когда он торжественно вручил «картину» водителю, все сотрудники экспедиции рухнули со смеху, а сам «заказчик» впал в легкий ступор. Описать этот шедевр крайне сложно. На ватмане без особых прикрас была изображена своеобразная «Оранта» – фигура с поднятыми вверх руками и ногами ромбом. Как и первобытные художники, Бил не обратил особого внимания на лицо, схематично изобразив лишь легкомысленные кудряшки и наметив глаза. Зато всю силу своего таланта он потратил на прорисовку половых органов героини. Судя по анатомической точности, «художник» был хорошо знаком с данной темой. В тот момент мне вспомнился эпизод из фильма «Двенадцать стульев» с Арчилом Гомиашвили в роли Остапа, когда он поднимает нарисованный плакат на палубе корабля. Нечто подобное, пожав руку и обняв, под общий хохот присутствующих и вручил Бил Фантомасу.

Тот почему-то засмущался, так как разница между Боттичелли и Билом была более чем очевидной. Подаренную «картину» он никуда не повесил, и в тот же день она бесследно исчезла. Но пользу это «творение» все же принесло: Фантомас больше никого не просил нарисовать ему вожделенную женщину!

Фривольные таблички

Будучи еще научным сотрудником АН МССР, Татьяна Щербакова как-то рассказала, что во время раскопок черняховского могильника в селе Данчены под Кишиневом начальнику экспедиции Исааку Александровичу Рафаловичу пришла в голову идея заготовить шаблоны для фотографирования захоронений. Сказано – сделано! Через пару дней работы чертежники нарисовали около 200 картонных стандартов с номерами: от «Погребение 1» до «Погребение 200» – на перспективу. Но когда начали фотографировать комплексы, оказалось, что эти таблички громоздкие и занимают на фото много места. Особенно они бросались в глаза на фотографиях небольших детских погребений. Путем эксперимента пришли к выводу, что лучше сократить слово «Погребение» до «Погр.» – «Погр. 1», «Погр. 2», «Погр. 3» и т. д. Сказано – сделано! Художники, чтобы не напрягаться, просто обрезали таблички и перерисовали номера. Ненужные же обрезки зачем-то разбросали по лагерю. Так и валялись потом в разных местах между палаток указатели: «ебение 35», «ебение 69», «ебение 148» и далее по списку. Щербакова со смехом утверждала, что они часто соответствовали действительности.

«Пан будет брать?»

В самый разгар перестройки я вместе с моим одесским другом Джоном попал в славный польский город Вроцлав. В то время рядом с ним еще находились советские части, а местные рынки были заполнены челноками из СССР, вывозившими на родину огромное количество самого разного барахла. В первый же день в центральном универмаге города мы увидели небольшую, но интригующую вывеску «Sexshop», которая вызвала неподдельный интерес. Несмотря на то что мы к тому времени разменяли уже четвертый десяток, подобные магазины на своей пуританской родине увидеть не могли и потому с энтузиазмом пошли искать это диковинное тогда заведение. Оно оказалось в небольшом помещении на самом верхнем этаже универмага и было забито множеством зевак. В основном они рассматривали выставленный ассортимент. На полках стояла специфическая продукция индустрии секса, которую предлагалось купить по немыслимым ценам. Среди многочисленных и различных размеров мужских достоинств и черных женских корсетов жутко смотрелись резиновые дамы и человеческие головы в коробках с профессионально открытыми ртами.

– Купи свечку-член в подарок начальнику! – пошутил Джон.

– Я бы с удовольствием, но не за такие же деньги!

Услышав наш диалог, одна из молодых и симпатичных продавщиц почему-то подумала, что хоть кто-то готов сделать покупку, и решила поддержать наше «намерение». Схватив с полки самый крупный член кровавого цвета, она вдруг стала объяснять Джону все прелести этого изделия. Оказалось, что его можно использовать и в качестве вагины, и продавщица с вдохновением стала объяснять Джону, как это делать. Мой друг был явно смущен, но остановить рекламный монолог не получилось. Девушка же без малейшего стеснения вставила батарейки, рассказывая потенциальному «покупателю», что это «изделие» наряду с другими достоинствами еще греется и вибрирует. Все как в реальности!

Во Вроцлаве мы впервые увидели разнообразные изделия секс-индустрии

– Не верите? – спросила она, увидев джокондовскую улыбку Джона. – Возьмите, попробуйте! – И она протянула ему включенный агрегат.

– Нет, нет, не надо! – попытался отбиться испугавшийся Джон, но безуспешно: девица все же добилась, чтобы он взял член с другого конца.

– Чувствуете вибрацию? Тепло? – вкрадчиво спросила она, на всякий случай не выпуская член из рук.

Джону ничего не оставалось, кроме как безвольно согласиться, и тут же последовал вопрос в лоб:

– Пан будет брать?

В голосе девушки звучала такая надежда, что мне не захотелось в тот момент быть на месте Джона. Он секунду помедлил, а потом, наклонившись к ней, проникновенно, но твердо ответил:

– ПАН… подумает!

Я восхитился, как достойно он вышел из ситуации, но пожалел, что в тот момент у меня не было фотоаппарата. Убежден, что снимок, на котором он и симпатичная молодая полячка, глядя в глаза друг другу, сжимают с двух концов огромный мужской член, имел бы большой успех!

От любви до ненависти

– Ты знаешь, а я сегодня Витусю в…бал по морде! – неожиданно сообщил мне Виктор – молодой художник из Кишинева, когда мы вышли из правления колхоза и под мелким дождиком потопали по грязи в направлении базы.

– Правильно сделал! – не выдержал я.

Экспедиция завершала свою работу в селе Оланешты, живописно раскинувшемся на правом берегу Днестра. Заканчивался октябрь, начались дожди, и люди устали. И физически, и морально. К этому времени одесситка Витуся (она же Эльза) всех достала. Достала необъяснимым апломбом, рассказами о своей крутизне и искренней уверенностью в своей женской неотразимости. В тот момент у нее был роман с Витей, которого она почти убедила в том, как ему повезло в жизни – ведь он встретил такую неотразимую женщину, как Витуся! К месту и не к месту она подчеркивала, что еще ни один мужчина не поднял на нее руку.

– Я даже не представляю, что будет с тем, кто меня ударит или даже дотронется пальцем! Он подпишет себе приговор! Я ему совсем не завидую! – с вызовом заявляла она всем сотрудникам экспедиции. Зачем она об этом вещала на каждом углу – непонятно! Признаюсь, после таких заявлений и бесконечных рассказов о своей красоте и многочисленных поклонниках хотелось иногда дать ей в лоб, чтобы замолчала. И не мне одному.

И вот, случилось! Я прекрасно понимал Виктора – довела! Теперь же он с некоторой опаской ждал дальнейшего развития событий. Но… Ничего не произошло, если не считать того, что он вынужден был переночевать на базе в моей комнате. Утром мой временный сосед с виноватым видом все же решил зайти в соседнюю комнату, где жил с Витусей, но после рукоприкладства не был допущен к телу. Поскольку дверь осталась приоткрытой, я невольно стал свидетелем состоявшегося за стеной диалога. Первым послышался заискивающий голос Виктора:

– Витуся, Виточка, ты уже проснулась? Дорогая, любимая, прости меня! Вчера я был не прав!

– Пошел вон! Козел!

– Ну, милая, ну извини, сама понимаешь…

– Сволочь, скотина, видеть тебя не могу!

– Виточка, я был не в себе… Ну прости меня! Это больше не повторится!.. Витуся, дорогая, милая…

– Уйди с глаз! Тварь, подонок, урод!..

– Но ты и сама виновата…

– Слышать тебя не могу! Убирайся!

– Так ты простишь меня или нет? – в голосе Виктора зазвучали стальные нотки.

– Негодяй, мерзавец! Я тебя никогда не прощу! – Витуся не сбавляла накал ненависти. И добилась обратного результата. Тон Виктора стал меняться, и вновь, но уже более твердо прозвучал вопрос:

– Так ты простишь меня или нет?

– Животное! Уйди с глаз!

– Ты, с-сука, как ты со мной разговариваешь? Ты со всеми спала, ты спала с этим, ты спала с тем. Ты мне всегда наставляла рога!

– Пошел вон, козел, не хочу с тобой говорить!

– Ты, тварь, так ты простишь меня или нет?

Витуся, видимо, поняла, что перешла границу, и замолчала.

– Так ты простишь меня, бл…дь, подстилка, курва?

– Сволочь!

В ответ на это определение из-за двери послышались характерные глухие звуки. Извинения закончились. Действительно, от любви до ненависти один шаг! Наступила суровая правда жизни…

А с Виктором так ничего и не случилось, несмотря на все угрозы Витуси. Правда, после его «извинений» она перестала распространяться на эту тему.