Текст книги "Из жизни археолога. Байки, заметки, размышления"

Ария Радамеса из выгребной ямы

С уроженцем Кишинева физиком и писателем Сергеем Белкиным я познакомился в посольстве Молдовы в Москве зимой 2017 года. Участвуя в презентации журнала русскоязычных писателей «Веси», мы выяснили, что одновременно работали в Академии наук, имеем массу общих знакомых и интересов. На прощание он подарил мне две книги, одна из которых была посвящена популярной классической музыке и содержала пластинку. А причиной ее появления послужил в том числе следующий давний случай.

Гуляя однажды по старому Кишиневу, Сергей обратил внимание на один живописный двор, виднеющийся за старыми разваленными воротами. Войдя в него, увидел в глубине туалет. Решил его посетить и, когда закрыл за собой дверь, неожиданно услышал внутри музыку. Самое поразительное, что хор «Глория» из второго действия «Аиды» звучал из… выгребной ямы. Внимательно ее осмотрев, Сергей источник музыки не обнаружил, но был настолько заинтригован, что, забыв о своей цели, стал осматривать сооружение снаружи. Вскоре заметил маленькое окошко в стене дома, возле которого прилепилась деревянная будка. Из нее совсем тихо, но доносилась та же «Аида». Только тогда стало ясно, что в доме есть туалет, из которого канализация ведет прямо в яму. В доме слушают музыку, она по канализационной трубе доносится до дворового туалета, и, по словам автора, «дерьмо начинает петь». Загадку он разгадал, но «поющий» сортир произвел столь сильное впечатление, что после этого Сергей решил написать и издать книгу о самых известных и популярных оперных ариях. Первой из них стала ария Радамеса из оперы Верди «Аида».

Ассенизатор против археологов

Проблема так называемого Траянова вала до сих пор волнует умы ученых и различного толка националистов. На юге Молдовы и в Одесской области Украины до сих пор сохранились остатки этого удивительного оборонительного сооружения, строительство которого молва приписывает римскому императору Траяну, завоевавшему Дакию. Одна из первых попыток решить проблему его принадлежности была предпринята в начале 70-х годов прошлого века археологической экспедицией Академии наук МССР. Скорее даже не экспедицией, а отрядом под руководством молодых тогда сотрудниц Наташи Гольцевой и Тани Щербаковой. Они основательно подготовились к предстоящей работе: выбрали хорошо сохранившийся участок вала близ пограничного села Вулканешты и арендовали бульдозер в ближайшей бригаде. Для надежности и подстраховки с ними поехали мужья – Вадим и Валера. Они помогли разбить палаточный лагерь рядом с валом и занялись снабжением экспедиции.

Вскоре работа закипела: бульдозер сделал поперечный разрез, разрушив шедшую по поверхности вала дорогу, и врезался в материк. Это было необходимо, чтобы получить полный профиль и установить все строительные конструкции вала. Через пару дней здесь вырыли огромный котлован, и можно было приступать к зачистке стенок, чтобы зафиксировать глубину и форму рва. Но погода изменила все планы: неожиданно начались сильные грозы, которые продолжались несколько дней. Когда дожди закончились и сотрудники лагеря выбрались из промокших палаток, они увидели, что котлован заполнен водой. Поначалу это не очень расстроило, так как оставалась надежда, что летнее солнце не только быстро приведет в порядок раскисшую одежду и экспедиционный инвентарь, но и осушит внезапно образовавшийся бассейн. Однако эти надежды не оправдались: несмотря на установившуюся жару, вода из котлована почти не уходила. Плотная глина ее практически не пропускала.

Через неделю ожидания пришли к решению – воду надо откачать. Щербакова поехала в райцентр Вулканешты и в какой-то местной организации без труда договорилась об аренде спецмашины. На следующий день рано утром она уже стояла у котлована. Молодой водитель-молдаванин вначале осмотрел «фронт работ», а затем деловито опустил в яму гофрированную трубу. Чтобы она не выскочила и не уткнулась в стенку, в теплую воду следом спустились Вадим и Валера. Они придерживали трубу в руках, в то время как водитель залез в кабину и нажал какую-то кнопку…

Траянов вал до сих пор хранит свою тайну

Ребята не сразу сообразили, что происходит. Позже Вадим рассказывал, что сразу же почувствовал вибрацию насоса и стал наблюдать за уровнем воды у стенки, надеясь увидеть ее постепенное уменьшение. Но уровень воды не падал, и тут Вадим увидел, что отстоявшаяся в котловане прозрачная дождевая вода начинает желтеть, а затем принимать подозрительно коричневый оттенок. Лишь когда в нос ударило страшное зловоние, а на поверхности начали появляться хорошо узнаваемые конкреции, добровольные помощники сообразили, что происходит что-то непонятное. Они мгновенно выскочили из воды, но было уже поздно – оба оказались покрыты фекалиями, которые постепенно увеличивали уровень «рукотворного бассейна»…

Увидев мужей во всей красе, начальницы благим матом завопили, чтобы сидевший в кабине идиот выключил насос. Но тот вместо того, чтобы просто переключить тумблер, растерялся и выскочил из машины. Увидев разъяренных женщин, он испугался еще больше и… убежал в неизвестном направлении. Как выяснилось позже, на работе он объявился только через три дня. Мало того, оказалось, что вызов к археологам совпал с его первым днем работы! Диспетчер не обратил на это внимания и почему-то выделил ему машину, под завязку заполненную содержимым. Неизвестно, предупредили его об этом или нет, но в любом случае он должен был сообразить, что выезжает с переполненной цистерной. Все еще могло обойтись, если бы на месте он включил нужную кнопку и понял, что машина заполнена. Он же сделал все наоборот и стал освобождать цистерну от содержимого прямо в раскоп. Когда же услышал вопли и ругань, не нашел ничего лучше, кроме как тупо сбежать, оставив работающий насос. В результате две тонны дерьма переместились в разрез, превратив его в смердящий бассейн. При степной жаре за +30 градусов назревала экологическая катастрофа. О том, чтобы продолжить раскопки, речи уже не шло: в тот же день лагерь предусмотрительно свернули и быстро покинули несчастливое место. Справедливости ради надо отметить, что до сих пор вопрос о культурной принадлежности Траянова вала окончательно не решен.

Когда деньги пахнут

В свое время римский император Веспасиан обложил налогом общественные туалеты в Риме. Горожане не были в восторге от очередного побора и сразу же назвали поступающие в казну деньги «мочевыми». Когда же сын императора упрекнул отца за «неприличный сбор», тот продемонстрировал ему выручку и заявил: «Деньги не пахнут!» Услышав эту историю еще на университетской скамье, я и представить себе не мог, что смогу лично убедиться в ошибочности этого заключения. Сегодня я точно знаю, что бывают случаи, когда деньги реально пахнут!

На второй день после кишиневского землетрясения 1977 года рано утром меня разбудил телефонный звонок. Звонил старый друг – Женя Киблик, мой не только полный тезка, но и полный ровесник (мы даже родились в один день одного года!). Он был известным в городе профессиональным фотографом. Женя просил срочно приехать «по очень важному делу». Я его знал еще со школьной скамьи и уже по взволнованному голосу понял, что случилось что-то чрезвычайное. Оказалось, что он тоже пострадал, причем не только физически, но и морально.

Когда я появился в маленьком частном домике в старой части Кишинева, сразу обратил внимание на поцарапанное лицо друга и расстроенный вид его жены. Женя вывел меня во двор и почему-то вполголоса стал рассказывать, что случилось накануне. После его откровений я не знал, смеяться или плакать. Дело в том, что во время землетрясения мой друг оказался в самом неподходящем, хотя и безопасном месте – дворовом сортире. К тому времени это хлипкое деревянное сооружение было в несколько раз старше своих пользователей и, как шутили хозяева, «еще помнило Пушкина». Неудивительно, что, когда земля закачалась под ногами, одна из прогнивших досок основания сломалась и кабина одним углом провалилась в яму, заблокировав дверь вместе с сидельцем. К счастью, остальная конструкция выдержала испытание стихией, но весивший под центнер хозяин самостоятельно выбраться из нее уже не мог. Прибежавшая на истошные крики жена ничем помочь не смогла, и лишь спустя час с помощью соседей удалось с трудом приподнять угол будки и выпустить измученного «затворника». В итоге эта трагикомичная история закончилась благополучно, но неожиданно получила мистическое продолжение.

Утром пришедшие в себя хозяева решили снести пострадавшую конструкцию. Заваливая ее набок, они услышали не только характерный треск ломающихся досок, но и звук лопающейся керамики. Когда с грохотом и пылью будка рухнула, края ямы осыпались, и перед изумленными супругами появился раздавленный сосуд, лежавший под углом горлышком вниз. У них на глазах он стал разваливаться по частям и медленно сползать в яму. Вместе с керамикой струей посыпались вниз желтые монеты. Их было много, но они все до единой плюхнулись и исчезли в специфическом наполнении ямы. На месте остался лишь крупный кусок от стенки сосуда как доказательство реальности увиденного…

– Женя, ты же археолог! Помоги! – обратился ко мне товарищ. – Я видел профиль с бородкой и уверен – это николаевские червонцы! Представляешь, какие это деньги? Достанешь – пятьдесят процентов твои!

Предложение было заманчивым. Оставалось лишь самое малое – достать золото. И здесь молодые супруги очень рассчитывали на мой профессионализм, почему-то решив, что разница между археологом и ассенизатором минимальна. Но, осмотрев «место размышлений» в глубине дореволюционного двора, я понял, что если здесь и лежал клад, то он опять исчез на неопределенное время. Яма была заполнена почти до краев и благоухала совсем не французской парфюмерией. Взволнованный хозяин бегал вокруг нее с двухметровой палкой и, затыкая нос, пытался определить глубину. Безуспешно. В тот момент я убедился, что даже вид золота может на какое-то время затуманить рассудок.

Чтобы охладить энтузиазм товарища, я спросил, как он планирует искать монеты: выгребать яму ведром, а потом просеивать через сито? Или вызывать спецмашину и затем вместе с профессионалами «вычислять» золото? Но тогда с ними придется делить «прибыль». Другие методы поисков мне не приходили в голову. Эти перспективы ввергли «кладоискателя» в глубокую задумчивость, а в его глазах наконец-то появилась осмысленность. Настало время поговорить по душам.

Мы прошли в дом, и я объяснил другу, что даже если мы вытащим монеты, их надо сдать государству. А за это нам достанется лишь двадцать пять процентов от общей суммы. Пытаться же сбыть золото на стороне себе дороже! Да и где гарантия, что монеты золотые? И вообще, это не тот случай, когда деньги не пахнут. Совсем наоборот. Наконец, сколько времени мы будем пахнуть весьма специфичными ароматами, если займемся подобными работами? Перспектива «благоухать» неопределенное время не вдохновила товарища, и, грустно вздохнув, он согласился, что игра не стоит свеч. Но было видно, как тяжело он расставался с радужными перспективами на ближайшее будущее. Еще тяжелее расставалась с ними супруга – со мной она попрощалась холодно. А через год они развелись. Как я узнал позже, одной из причин развода стали обвинения мужа в неспособности «достать» золото… Я же до сих пор помню запах нереализованной золотой мечты. И совсем по этой мечте не тоскую.

Путешествие в Тирасполь

В конце 70-х годов прошлого века у моих двух коллег появилось оригинальное развлечение – вылазки на лыжах за город. Подобные путешествия в бесснежной зимней Молдавии уже сами по себе представляли своеобразный экстрим, но ребят он нисколько не смущал. Судя по представляемым снимкам, они умудрялись находить в долинах снег, по которому и пытались передвигаться к различным целям.

Во время одной такой вылазки они захотели докатить до Тирасполя. Успешно добрались до Днестра, перешли его по мосту и попали в лес. Поскольку смеркалось, решили здесь же и заночевать. Разбили палатку, открыли бутылку водки, консервы и плотно поужинали. По доброй традиции и бутылку, и консервные банки, и прочий мусор выбросили у палатки. Здесь же справили большую и малую нужду и, утомленные водкой и свежим воздухом в лесной чаще, крепко заснули.

Каково же было удивление путешественников, когда утром они услышали детские крики и знакомый городской шум! Ведь они были уверены, что заночевали в глухой лесной чаще. Но, разлепив глаза и выбравшись из палатки, они с удивлением увидели, что находятся в центре Тирасполя, в городском парке. По асфальтированным дорожкам ходили мамаши с колясками, бегали дети, прогуливались редкие прохожие. Все с удивлением и молчаливым укором смотрели на странных помятых парней, выглядывавших из палатки, и следы их жизнедеятельности в самом центре второго по величине города Молдавии. Только раннее утро и быстрота реакции спасли кишиневских путешественников от совершенно лишней для них встречи с местной милицией.

Неудачная дегустация

Весельчак и балагур Валера Кожокару, краевед из Рени, любил рассказывать следующий эпизод, который произошел с ним в экспедиции С. Агульникова. В тот год ближайшим соратником и своеобразным ординарцем Сергея Михайловича был молодой парень Вова Боднарь по кличке Урюк. Традиционное крестьянское воспитание заставляло его относиться с большим пиететом к любому начальству. В данном же случае, по его мнению, начальник был еще и великим ученым, что вызывало у бесхитростного парня из украинского села Тецканы на севере Молдавии еще большее уважение. Он с готовностью выполнял любое приказание шефа, которого уважительно величал «Мыхалич», и славился уникальной способностью достать в любую погоду, днем или ночью, питье и закуску. И, главное, без денег!

По признанию самого Кожокару, получившего в экспедиции прозвище Кожаная Харя, его стал мучить геморрой. Лечил он его известным народным средством – с помощью свечей из обрезанной старой картошки. Подобный метод оказался эффективным и, по признанию самого Кожокару, помогал избавиться от боли. Однако сам факт болезни и ее лечения по известным причинам не разглашался. Об этом знал только начальник.

В один сырой августовский день небольшой состав экспедиции остался на базе. «Мыхалич» сидел за столом и возился с финансовыми отчетами, московский водитель безмятежно спал, а Кожокару, как всегда, находился на кухне, не подозревая, что очередное спасительное лечебное средство выпало из штанов. Мучаясь бездельем, Урюк задумчиво прохаживался по комнате, пока не обнаружил на половице выпавшую свечку. Неожиданная находка его явно заинтриговала: минуты три он ее визуально изучал, потом поднял к лицу, прощупал пальцами все неровности и, покрутив немного в руках, откусил примерно половину. Жуя, он подошел к «буджакскому полковнику» и, показывая огрызок картофельной «пирамидки», с удивлением спросил:

– Мыхалич, що це таке?

От увиденного Агульников изменился в лице и, шарахнувшись от верного соратника, плюясь и матюгаясь, заорал:

– Выплюнь, сука! Выплюнь! Это жопная затычка Кожаной Хари!

Поистине, рано или поздно все тайное становится явным!

Прощание по-английски

Однажды Лена Иванова рассказала мне трагикомическую, хотя и нескромную историю. Тем не менее она утверждает, что эта история действительно случилась с ее однокурсником. Несмотря на пикантность, рискну ее пересказать.

«Была любовь. Она была платонической, но стремительно развивалась. Почти каждый день влюбленные ходили в кино, на выставки или просто гуляли по Москве после лекций. Однажды они пошли на премьерный спектакль в театр, и, как обычно, он проводил ее домой. Неожиданно у знакомого подъезда получил приглашение зайти в гости. Он долго ждал этого, но только не в тот день. Еще днем он что-то съел и весь вечер чувствовал, как пучит его желудок. Однако отказаться идти в театр не рискнул, но все время чувствовал себя крайне неуютно: в антракте забегал на минуту в туалет, выпускал газы, но кардинально решить проблему так и не сумел. Поэтому, провожая подругу, он только и думал о том, чтобы поскорее расстаться и надолго засесть в ближайшем туалете. Но вдруг поступило столь желанное в другой ситуации предложение, и он не нашел ничего лучше, кроме как согласиться и зайти в гости почти в полночь.

В шикарной квартире в сталинском доме подруга усадила его на диван в гостиной, а сама исчезла в длинном коридоре, уйдя на кухню готовить кофе. Так как сдерживать себя уже не было сил, парень быстро зашел в соседнюю комнату и осторожно, чтобы не шуметь, прикрыл массивную дубовую дверь. В сплошной темноте он с облегчением выпустил газы, надеясь, что не очень мелодичные звуки не услышат на кухне. Но тут же возникла другая проблема: в комнате стало нечем дышать! Чтобы не самый изысканный запах не просочился за дверь, гость снял пиджак и стал разгонять его в сплошной темноте.

И тут произошло невероятное! В комнате вдруг вспыхнул яркий свет, и парень увидел, что находится рядом с широкой кроватью, на которой лежат и с ужасом смотрят на него… ошалевшие родители любимой! Можно лишь догадаться, какие эмоции они испытали, когда спросонья увидели в своей спальне незнакомца, разгоняющего пиджаком испорченный им же воздух!»

– И чем закончилась эта история? – поинтересовался я.

– А ничем! Мой друг молча надел пиджак и покинул квартиру. Не прощаясь, по-английски! Больше они не встречались. Любовь закончилась!..

«Мэй, саванць советичь!»

Уехав в командировку, заведующий Отделом средневековой археологии П. П. Бырня оставил своим заместителем «папу Юру» – Г. Ф. Чеботаренко. В этот период в здании Музея археологии и этнографии АН МССР на улице Гоголя, 35 не было единоличного руководителя. Залы музея и ряд кабинетов на его территории курировал директор музея В. И. Маркевич, но другая часть здания номинально принадлежала археологам Отдела этнографии и искусствоведения АН МССР. И де-факто, и де-юре она не входила в юрисдикцию музея. Это очень раздражало Всеволода Ивановича, который при любом удобном случае устраивал разборки. Обычно на эти нападки П. П. Бырня весело огрызался и беззлобно посылал директора на три известные буквы, но Георгий Феоктистович после «назначения» почувствовал свою великую ответственность. Случай проявить ее вскоре представился.

В этот момент я вместе с ребятами вышел покурить на обращенное во внутренний двор музея крыльцо и невольно стал свидетелем развернувшейся баталии. Заскочив в туалет, который находился в глубине здания, на «территории противника», В. И. Маркевич сразу же вылетел оттуда как ошпаренный с диким криком: «Кто обосрал туалет?!» От неожиданности мы опешили и не знали, как реагировать на столь экзотический вопрос. Но на этот вопль моментально выскочил из своего кабинета «папа Юра». Даже сложилось впечатление, что он специально в полной готовности ждал под дверью какой-либо пакости от Маркевича.

– В чем дело, что ты орешь? – сразу же перешел он в наступление.

– Пойди посмотри, что сделали ваши с туалетом! Наши не могли этого сделать! – последовал ответный крик.

Г. Ф. Чеботаренко моментально метнулся в мужской сортир, из которого сразу же выскочил:

– Археологи не могли это сделать! Это все ваши гости!

– Наши так не делают! Безобразие! Я буду жаловаться!

– Наши тоже!

Диалог стремительно набирал обороты:

– Нет, это все ваши сотрудники. У нас интеллигентные люди!

– Нет – ваши!

– Что вы себе позволяете?! У нас – женщины! Воспитанные! Никогда себе такого не позволят! Я буду жаловаться, я докажу! Наши так не делают! Вы хам! – И, громко хлопнув дверью, В. И. Маркевич выскочил во двор. Последнее слово и «поле битвы» явно оставались за ним. Этого «папа Юра» не мог вынести. Несколько секунд он глотал в коридоре воздух, не зная, что ответить, а потом ринулся к входной двери, рывком открыл ее и изо всех сил заорал в удаляющуюся спину директора музея:

– С-С-СУКА! – И сразу же захлопнул дверь. С довольным видом он быстро скрылся в кабинете, показав, что дальнейшая «дискуссия» бессмысленна. Последнее слово все же осталось за ним! Во дворе уже глотал воздух оскорбленный Маркевич.

Всю эту сцену наблюдал и приехавший из села учитель истории, который привез в музей древние черепки. Потрясенный услышанным, он только и сказал:

– Мэй, саванць советичь! (И это советские ученые!)

Видимо, его представления о национальной научной элите республики несколько отличались от увиденного.