Текст книги "Из жизни археолога. Байки, заметки, размышления"

Незаслуженная благодарность

В середине 80-х в великой стране грянула перестройка, которую почти все встретили с энтузиазмом и надеждой. Но постепенно в экспедиции стали возникать проблемы, которых раньше не было: начались перебои с бензином для машин, запчастями для ремонта техники и продуктами. Именно тогда начался закат «золотой эры» полевой археологии в СССР. Но мы этого еще не знали и, слушая сладкоголосого молодого генсека с подозрительной меткой на лысине, считали трудности временными и с надеждой смотрели телевизор, наблюдая за происходящими переменами. Вот и в тот раз у нас заканчивался бензин, а топливо в район не завозили уже вторую неделю. В итоге я решил поехать к ближайшим соседям в Буджакскую археологическую экспедицию и занять у них хотя бы несколько ведер горючего. Через пару часов мы с водителем уже добрались до полевой бригады в Чадыр-Лунгском районе, где жили наши коллеги. Было поздно – наступала ночь, и неожиданно разразился сильнейший ливень. Ежеминутно сверкали молнии, моментально залило поля и развезло полевые дороги. В результате заночевали на месте.

Этой экспедицией руководил один из самых опытных сотрудников Академии наук Молдавии Виктор Стефанович Бейлекчи, которого коллеги уважительно называли Бей. Будучи еще школьником, я впервые попал к нему в экспедицию, где испытал всю тяжесть работы землекопа, перемешанную с желанием неизведанных открытий. Но жизнь идет, и спустя годы он оказался в Отделе, которым меня назначили руководить. Формально он стал моим подчиненным, но это нисколько не отразилось на наших отношениях, так как я всегда сохранял и сохраняю чувство особого уважения к этому скромному и честному человеку – своему первому научному наставнику.

В. С. Бейлекчи в Буджакской экспедиции

Огромная комната полевой бригады была заставлена десятками железных кроватей для механизаторов, но в тот год пустовала и производила тоскливое казенное впечатление. Почти темная, она освещалась всего лишь одной заляпанной мухами лампочкой, висящей на голом проводе под потолком. Лишь в углу при входе, где расположился начальник экспедиции, было относительно светло и уютно – кровать аккуратно заправлена, рядом находились полевые вьючники, а на письменном столе с чертежами и находками стояла настольная лампа, хорошо освещавшая этот уголок бригады. Именно здесь мы и устроились, осматривая находки за стаканом буджакского вина.

Делясь новостями, я узнал, что экспедиция заканчивает раскопки небольшого кургана, ограбленного, скорее всего, в древности. Поэтому находок обнаружили мало, и Виктор Стефанович решил не нанимать рабочих-землекопов. Будучи человеком старой закваски, он взял в руки лопату и заставил это сделать всех сотрудников экспедиции. А их было всего двое – мои друзья Сергей Агульников и Андрюша Чирков, а также местный водитель Илья Иванович. Получалось, что профессиональные археологи во главе с начальником экспедиции самостоятельно расчищали громадное центральное захоронение, глубина которого к моему приезду уже превысила три метра. Ситуация безрадостная, и особого энтузиазма у своих друзей я не отметил. Да и аскетизм археологической базы на полевой бригаде вызывал уныние.

Но, видимо, не все было так печально, как мне показалось сначала. В самый разгар нашей беседы в комнату вошли две старушки в черных платьях и таких же черных платочках, почти полностью закрывавших лица. Они поздоровались с нами, поклонившись пару раз. Одна из них внешне напоминала паломницу из фильма Бортко «Собачье сердце», которая пришла к профессору Преображенскому посмотреть «говорящую собачку». Увидев их, Бей слегка изменился в лице и обреченно отвернулся к столу.

– Илья Иванич! Можно вас? – с нескрываемым уважением обратилась «паломница» к пожилому водителю.

Тот, приосанившись, вышел из-за стола и покровительственно повел ее вглубь комнаты. На мой вопросительный взгляд Бей лишь махнул рукой, не став объяснять ситуацию. Впрочем, она и так была ясна, во всей своей красе и непосредственности. Мы продолжали беседу, а в противоположном, неосвещенном углу бригады на одной из кроватей начались возня и приглушенное сопение. Куда делась вторая «паломница», я так и не понял!

Спустя какое-то время к нам вновь присоединился «Илья Иванич». Вид у него был как у кота, съевшего банку сметаны. Его гостья замешкалась в глубине комнаты. Вскоре «паломница», все так же закутанная с ног до головы в черное, подошла к нам и, обращаясь к водителю, поклонилась:

– До свидания, Илья Иванич! Большое вам спасибо, Илья Иванич!

Затем повернулась к Бею и ко мне:

– И вам спасибо большое, Виктор Стефанич! И вам спасибо большое!

Кланяясь и благодаря всех, она покинула бригаду, растворившись в послегрозовой мгле Буджака. Я с трудом сдерживал смех.

– А нам-то за что? – только и нашел что сказать Бей, наблюдая, как закрывается дверь.

Недоумение начальника экспедиции

Такое же недоумение в голосе моего первого наставника я услышал задолго до этого эпизода. Сразу после окончания истфака МГУ получить постоянную работу не удалось, поэтому я временно устроился лаборантом в археологическую экспедицию, которой руководил Виктор Стефанович. Выезжая в экспедицию из двора Академии наук в Кишиневе, увидел, что в кузове на рюкзаках сидит миловидная девочка лет пятнадцати. Оказалось, что это дочка главного бухгалтера Академии. Мама попросила взять ее на раскопки во время школьных каникул «на перевоспитание». Она искренне надеялась, что работа в экспедиции позволит девочке избавиться от дурных привычек, полученных, видимо, в школе. В том, что они присутствуют, я убедился почти сразу. Как только машина выехала за пределы города, девочка вытащила из рюкзака бутылку «Кальвадоса» и предложила всем присутствующим ее распить.

Несмотря на нежный возраст, она не имела никаких комплексов и вела себя в лагере вполне свободно. Ни разница в возрасте, ни субординация ее особо не волновали. Поэтому я не завидовал начальнику экспедиции, которому, кроме исполнения прямых обязанностей, приходилось присматривать и за этой неуправляемой оторвой. Пикантность ситуации заключалась еще и в том, что ее мама была достаточно влиятельным человеком и финансирование экспедиции в значительной степени зависело от нее.

В один из выходных школьница уехала в Кагул – городок на юге Молдавии, возле которого велись раскопки. Обещала вернуться к восьми вечера, но появилась далеко за полночь, в кромешной тьме. За эти несколько часов Виктор Стефанович прямо извелся: пропажа ребенка на раскопках могла окончиться для него печально. К счастью, девица все же вернулась, и объявлять поиски не пришлось. В отличие от начальника, она пребывала в очень хорошем настроении. Увидев свет, зашла к нам в палатку и сообщила, что все отлично! Причину ее возбужденного состояния сразу же объяснил сильный запах алкоголя.

– Ты где пропадала? – строго спросил ее начальник.

– Гуляла в городе, в парке познакомилась с местными пацанами, с ними пошла в кино. Очень хорошие ребята! – последовал бойкий ответ.

– Ты что, выпила?

– Да, – не стала отпираться малолетка. – Мы с ребятами распили пару бутылочек вина в туалете в центральном парке.

– Иди спать! – устало отправил ее Виктор Стефанович. Она покинула палатку, и мы потушили свечу. Но в наступившей темноте долго скрипела раскладушка – перенервничавший наставник никак не мог заснуть. Наконец, повернувшись в мою сторону, неожиданно спросил:

– Как думаешь, Женя, а в каком туалете она пила вино?

– Не понял!

– Ну, в каком отделении? В мужском или в женском?

«Лучше бы я пил чай с тобой»

На третий год раскопок крупного позднескифского могильника у села Глиное в Приднестровье я арендовал дом в селе, где разместился с ближайшими сотрудниками. Студенты же предпочли остаться на тракторной бригаде, мотивируя это тем, что в любой момент имели возможность выйти на раскопки, не ожидая экспедиционного транспорта. На самом же деле им хотелось определенной независимости, и я не стал препятствовать их желанию. Мой неофициальный зам – одесский археолог Саша Субботин – переехал со мной и поселился отдельно в летней кухне.

В один из июльских дней студенты сообщили, что ожидают гостей из Тирасполя и устраивают ночные посиделки у костра. На базе находился лишь я с Субботиным. Услышав о приезде женского контингента, Саша загорелся и заявил, что пойдет вечером на бригаду. Я прекрасно понимал, что ребята решили развеяться в своем кругу, поэтому присутствие кого-либо из руководства будет там излишним.

Поделился своими соображениями с Сашей и предложил:

– А зачем тебе туда переться? Давай проведем вечер вместе – посидим, я выпью винца, ты – чай (Саша не пил), обсудим проблемы.

И услышал в ответ:

– Ну, вот еще! Что мне с тобой, СТАРИКОМ, делать? Только время терять!

Замечу, что в тот год мне было слегка за сорок, а Саше – хорошо за пятьдесят!

Он вернулся с рассветом – злой и голодный! Как и следовало ожидать, молодежь очень быстро осушила винные запасы и разбилась на пары. Саше там места не оказалось. Идти в темноте на базу не хотелось, и всю ночь он просидел в одиночестве, подбрасывая ветки в костер, чтобы не замерзнуть.

«Лучше бы я пил чай с тобой!» – честно сказал он, встретив меня утром во дворе базы. Я же тогда, увидев его помятую и недовольную физиономию, впервые понял, что хотя мы себе еще кажемся бодрыми молодцами, в глазах «племени младого» мы уже дряхлые перестарки!

Почти по Гашеку

У Ярослава Гашека, так блистательно описавшего универсальные армейские нравы, есть замечательный эпизод, когда австрийские офицеры идут в местный театр смотреть венгерскую оперетку. Первые роли там играли толстые артистки, которые пользовались бешеной популярностью в армейской среде. Дело в том, что для привлечения «господ офицеров» они танцевали канкан без панталон. Видимо, это было крайне привлекательным зрелищем после опостылевших военных будней. По утверждению автора, «галерка этого удовольствия, понятно, была лишена, но тем большее удовольствие получали сидящие в партере артиллерийские офицеры, которые, чтобы не упустить ни одной детали этого захватывающего зрелища, брали в театр артиллерийские призматические бинокли». Но поручик Лукаш взял напрокат в театре обычный бинокль и, вместо бедер увидев лишь какие-то бело-лиловые пятна, плюнул на зрелище и пошел пить в ресторан.

Спустя годы этот эпизод из похождений рядового Швейка я вспомнил, впервые попав на нудистский пляж в Коктебеле. Утром, когда любители натурального отдыха только стягивались на пляж, мимо меня, переступая через голые загорающие тела, прошли двое парней. Случайно я услышал:

– Надо забраться вон на ту горку. Оттуда будет все отлично видно!

Только тогда я обратил внимание на морские бинокли в их руках. Но зачем надо было забираться неизвестно куда, чтобы оттуда, из-за кустов, тайком наблюдать за голыми телами отдыхающих, до сих пор мне непонятно. Ведь можно было находиться «в партере»: спокойно расположиться на берегу и без каких-либо приборов любоваться на загорающих прелестниц. Логика этих парней так и осталась для меня непонятной, хотя определенные подозрения все же появились!

О роли половых признаков

Известный ленинградский журналист, получивший в экспедиции кличку Гена Питерский, на лопату не становился по причине «слабого здоровья». Целыми днями он читал книжки на базе и развлекал нас рассказами из богатой приключениями личной жизни. Запомнилось одно его вступление к очередному рассказу: «В ту экспедицию увязались со мной знакомые питерские девицы. Как на подбор, все жутко страшные. Кроме того, у них фактически отсутствовали вторичные половые признаки. Зато с первичными половыми признаками у них был полный порядок, и вскоре экспедиция загудела!»

Меткие высказывания

Один кишиневский профессор 1938 года рождения как-то с сожалением констатировал: «В моем возрасте поднимается только давление!»

Любимое изречение Била: «Он крепко поцеловал ее в губы, и она, сжав колени, раздавила ему оправу очков».

Витуся Погорелая утверждала, что в женской консультации в Одессе, которую она посещала, на стене висел устрашающий плакат: «Курящая женщина кончает раком».

На выступлении по радио одна дама очень хорошо сказала: «Многие современные женщины смотрят на мужчин исключительно как на вибратор с банкоматом!»

Вспоминая молодость и походы в соседнее село на посиделки, мой дед как-то обронил: «Ciм верст пішки за шматок кишки». В переводе означает: «Семь верст пешком за кусок кишки».

Там же, в Запорожской области, услышал и запомнил следующий анекдот:

«Украинское село. Парубок приходит домой с кавуном (арбузом, вручение которого на Украине по традиции означало отказ невесты жениху). Мать возмущена, берет непутевого сына за руку, приводит к родителям невесты и приказывает:

– Сымай штаны!

– Ну, мамка, не…

– Сымай, тебе говорят!

Парень снимает штаны. Родители смотрят:

– Ого-го!

Мать парня:

– От и я кажу, ОГО-ГО! А Галя ваша балована!»

Похвала энциклопедии

В годы так называемого застоя (сегодня мне почему-то кажется, что это лучшие годы в истории СССР!) почти в каждой квартире имелась своя домашняя библиотека. Книги в те годы были дефицитом, поэтому особенно престижно считалось иметь собрания сочинений разнокалиберных классиков или солидные тома самых разнообразных энциклопедий. Следует признать, что хозяева не всегда читали художественную литературу и тем более изучали справочную, но в обязательном порядке гордились своими книжными собраниями. Между тем, если они хотя бы раз открывали книгу, это уже приносило несомненную пользу. О другой пользе многотомных изданий однажды рассказал мне Джон.

Будучи еще студентом, он познакомился в университете с девицей, которая, кроме учебы, профессионально занималась волейболом и была очень высокого роста. К тому же ее папа оказался генералом. После непродолжительного романа она пригласила Джона к себе домой. Зайдя впервые в шикарную старинную квартиру в центре Одессы, Джон увидел дорогую антикварную мебель и множество дубовых шкафов, забитых книжными собраниями. Поскольку квартиру можно было использовать только днем, в отсутствие родителей, решили не терять времени. Когда хозяйка приняла стойку, повернувшись к гостю спиной и закрепившись руками за письменный стол в папином кабинете, Джон понял, что ему элементарно не хватает роста! Что делать?

Решение пришло мгновенно. Были открыты книжные шкафы и на пол полетели собрания сочинений. Но они оказались бесполезны, так как стопки книг моментально разваливались, когда на них залезал немаленький Джон. Ситуация кардинально изменилась, стоило ему обратить внимание на тома БСЭ («Большой советской энциклопедии»). Большие толстые книги в твердом синем переплете как нельзя лучше подходили в качестве импровизированных подставок, в прямом смысле поднимавших его шансы на успех. По признанию самого Джона, понадобилось по четыре тома с каждой стороны, чтобы он, наконец, достиг цели.

Оказалось, что энциклопедию можно использовать не только для чтения

– Надо же, – констатировала подружка, прощаясь. – Ведь папа ни разу не открыл ни один из томов, и я постоянно его ругала, что покупает бесполезные книги. Теперь признаю, что ошибалась – БСЭ действительно универсальное издание!

И, хитро улыбнувшись, закончила:

– И крайне необходимое в хозяйстве!

Циничное предложение

В молодости одесский профессор Андрей Добролюбский выделялся своей красотой. Он прекрасно об этом знал и успешно пользовался вниманием женского пола. По его же рассказам, у них в университете преподавал доцент, который также был поклонником красоты, но исключительно мужской. При этом он не особенно скрывал свою ориентацию. Положив глаз на кого-нибудь из студентов, доцент приглашал его к себе домой. Те, кто отказывался, имели большие проблемы при сдаче экзамена.

Неудивительно, что пропустить слащавого и вальяжного мальчика из профессорской семьи он не мог, поэтому Андрей получил конкретное предложение посетить доцента на дому «для консультации». Однако под различными предлогами он несколько раз уклонялся от этого визита. Наконец, после очередного отказа, доцент с чисто одесским цинизмом прямо спросил строптивого студента:

– Ну чего ты ломаешься? Тебе что, ЖАЛКО?

И получил не менее циничный ответ:

– Не жалко, но… ОЧЕНЬ НЕ ХОЧЕТСЯ!

Ответ был оценен по достоинству, и в зачетке Андрюши появилась оценка «отлично».

Предложение джентльмена

Однажды, во время работы в Оланештах, ребята привели в лесной лагерь необычного рыбака, которого встретили на Днестре. Невысокий моложавый мужчина лет сорока галантно поздоровался и с интересом осмотрел лагерь. Для полевых условий он выглядел весьма элегантно: одет в чистую рубашку, гладко выбрит и аккуратно причесан. Было понятно, что он горожанин, неизвестно как попавший в молдавскую глубинку. Догадка подтвердилась – странный рыбак оказался электриком из Москвы, отдыхавшим в одиночестве на берегах Днестра. Удивило его имя – Карло Карлович Поццони. Гость пояснил, что его покойный папа являлся итальянским коммунистом, эмигрировавшим когда-то в СССР. На предложение поработать в экспедиции сразу же согласился и без каких-либо проблем влился в наш разношерстный коллектив. Правда, всегда отличался особой аккуратностью и вежливостью. Мы также узнали, что, несмотря на солидный, по нашему мнению, возраст, Карло Карлович до сих пор холост и проживает с престарелой мамой в одной квартире в центре Москвы.

Однажды мое внимание привлек громкий смех в палатке пацанов. Оказалось, что они обсуждают галантного москвича. Один из них случайно услышал его вопрос к супруге Била, оставшейся вечером в одиночестве. Встретив ее в лесу у лагеря, Карло Карлович сделал ей учтивое предложение:

– Наташа! Не желаете ли вы вступить со мной в половую связь?

«Я не лебедь…»

Во время работы в Суворовском районе Молдавии мы обычно выезжали на море в Одесскую область. На пустынном тогда побережье у нас было свое место за песчаной косой, разделяющей Днестровский лиман и море. Благо в те годы мы в самом страшном сне не могли себе представить, что спустя два десятилетия здесь появится государственная граница и вырваться на море из «соседней страны» станет весьма проблематично.

В 1990 году, после рабочего дня, мы поехали на выходные отдохнуть в курортной зоне Каролино Бугаз. Добрались до цели уже в сумерках и решили заночевать сразу же на диком пляже, расположенном за железнодорожным мостом над лиманом. На военном грузовике ГАЗ-66, арендованном на автобазе Академии наук в Москве, мы свернули с шоссе на заросшее высокой травой поле, за которым из кабины были видны одинокие палатки у моря. Как только наш «газон» стал, медленно переваливаясь, ехать по высокой траве, буквально из-под колес начали выскакивать люди, взявшиеся здесь неизвестно откуда. Причину их появления мы быстро выяснили, когда остановились прямо в центре заросшей бурьяном территории. Там, где мы намеревались с комфортом переночевать, оказался импровизированный природный сортир под открытым небом, который активно использовался отдыхающими на побережье «дикарями». Оставаться здесь не было никакого желания, и я дал команду выехать ближе к морю на песок.

Сотрудники экспедиции на отдыхе на море. Каролино Бугаз, 1980 год

Когда машина осторожно выехала на пляж, стало совсем темно, и поднялся ветер. За песчаной дюной шумело море и раздавались весьма специфические стоны, на которые мы поначалу не обратили внимания. Из кузова повыпрыгивали сотрудники экспедиции и, разобрав тенты и спальные мешки, пошли по тропинке через дюну к прибою. Вскоре мы более четко услышали стоны прямо по курсу нашего движения. Вдруг они прекратились. Неожиданно в темноте я чуть не наткнулся на тело, лежавшее поперек тропинки. Растянувшаяся цепочкой толпа весело переступала через него и двигалась дальше. Когда подошла моя очередь, успел заметить в темноте лишь неестественно белый мужской зад, напряженно застывший над другим телом. Шедший сзади бульдозерист Витя Малер громко прокомментировал происходящее: «Раз туда, раз в песок!», и сам же громко расхохотался от своей «остроты». Но стоило нам отойти на некоторое расстояние, как из темноты под всеобщий смех вновь раздались страстные стоны. Впрочем, вскоре они прекратились.

Спустя какое-то время к нашим расстеленным на песке тентам подошла парочка. Девица в белой мужской рубашке села на свернутый спальник и тут же стрельнула у художников сигарету, а парень попросил у нас, как у старых знакомых, коробок спичек. Он был явно навеселе.

– Понимаете, Манька, – он кивнул в сторону своей безучастно курящей спутницы, – потеряла где-то трусы, а найти их никак не может.

То, что начинался шторм и дул сильный ветер, его нисколько не смущало. Как не смущала и сгустившаяся темнота, скрывавшая людей уже через пару метров. Надо было немало выпить, чтобы в такую ночь освещать спичками прибой! Но коробок мы ему все же дали. Пока он лазил по берегу в поисках потерянных трусов, девица спокойно курила в нашей компании, вызывая неподдельный интерес у юных студентов-художников. Более опытный Витя Малер игриво обратился к гостье:

– И что это за лебедь прилетела к нам на огонек? – И получил исчерпывающий и жесткий ответ:

– Я не лебедь, я ЛЕБЛЯДЬ!

Дальше развить тему ей не позволил вернувшийся спутник. Матерясь на подругу за «бесхозяйственность», он заявил, что она обойдется «без трузеров», и забрал ее из нашей компании. Парочка, сильно покачиваясь из стороны в сторону, удалилась, и в этот раз все увидели голый женский зад, игриво мелькнувший в темноте…

Утро запомнилось красиво поднимающимся из моря солнечным диском и полным штилем. Постепенно из редких палаток на берегу выползали отдыхающие и степенно шли купаться. Среди них было немало молодых пар, которые, держась за руки и втянув животы, заходили в еще прохладное утреннее море. Наверняка одна из них посетила нас по приезду. Но установить ночных визитеров в интеллигентной публике, чинно загорающей на берегу, мы так и не смогли.