Текст книги "Из жизни археолога. Байки, заметки, размышления"

Внезапная задумчивость

Однажды в Тирасполе меня вместе с начальником республиканского управления культуры А. И. Криминским пригласили проехать с министром культуры Приднестровья к бастиону Святого Владимира. В этом единственном укреплении, сохранившемся от когда-то огромной Суворовской крепости, находился пороховой погреб, в котором планировалось создать музей. Здесь в начале нулевых я проводил раскопки, поэтому требовалась археологическая консультация. На черной министерской «Волге» мы приехали к бастиону, и я рассказал о проведенных исследованиях и перспективах консервации этого уникального памятника. После этого А. И. Криминский предложил осмотреть и памятник А. В. Суворову, с которым возникли проблемы. Через несколько минут мы уже оказались в центре города и подошли к самому знаменитому и динамичному городскому монументу. На центральной площади застыл в порыве русский генералиссимус, внезапно остановивший на скаку коня.

Начальник управления начал рассказывать об осадке постамента и опасности его развала. Мы стояли у подножия конной скульптуры и смотрели на основателя Тирасполя снизу вверх. Внезапно я обратил внимание, что министр, точнее министерша, симпатичная женщина бальзаковского возраста, не слушает своего подчиненного, а что-то внимательно рассматривает наверху. Подойдя к ней сзади, я незаметно проследил за ее взглядом. Увидев причину ее интереса, даже слегка смутился и постарался, чтобы она не заметила моего маневра. Впрочем, это было напрасно – «министерша» явно была поглощена увиденным, внимательно рассматривая… «достоинства» коня.

Памятник А. В. Суворову – самый знаменитый монумент в Тирасполе

Я сразу вспомнил не менее знаменитый памятник Григорию Ивановичу Котовскому, до сих украшающий Кишинев. Будучи еще школьником, я случайно услышал диалог двух дородных теток-украинок. Их почему-то заинтересовал не харизматичный всадник – герой Гражданской войны и любимец женщин, а его красавец-конь, вылепленный в лучших традициях реализма:

– Ганна, а Ганна, дивысь яки яйця у цього коня! – И обе бабы застыли в немом восхищении от мастерства скульпторов, блестяще передавших все детали благородного животного.

Поэтому мне уже было с чем сравнивать, и я мог компетентно отметить, что тираспольский конь изображен более схематично и без излишней натуралистичности. Его стилизованное «достоинство» крепилось к животу и не привлекало излишнего внимания, хотя и выделялось длиной и мощью. Но главное было не в этом. Самое интересное, что на нем краской или мелом было выведено популярное русское слово из трех букв. Видимо, для того чтобы определение этого органа ни у кого не вызывало сомнения! Конечно, у нас много придурков, но все же не каждый из них додумается до такого. К тому же возникал главный вопрос: как эту надпись удалось нанести? Ведь чтобы добраться до цели, надо было или влезть на огромную скульптуру, или подогнать к ней какую-нибудь «подставку».

Не вызывало сомнений, что надпись или сама конская гордость навели «министершу» на какие-то личные размышления или воспоминания. Она настолько выпала из реальности, что это заметил даже докладчик. Он быстро свернул свой рассказ и только этим сумел вывести «министершу» из глубоких раздумий. О чем она думала в тот момент, можно лишь догадываться. Но эта встреча запомнилась не только обсуждением насущных городских проблем, но и знакомством с неформальным народным творчеством. Она также показала, что даже самым большим начальникам ничто человеческое не чуждо.

«Ирония судьбы» по-молдавски

Летом 1985 года я исследовал группу курганов у села Петрешты, находящегося у реки Прут, практически на границе с Румынией. По договоренности с руководством колхоза удалось устроить базу на тракторной бригаде. Она располагалась в одноэтажном каменном здании на окраине села, откуда было удобно добираться к месту раскопок. С другой стороны, она находилась достаточно далеко от села, чтобы местное хулиганье не беспокоило лишний раз сотрудников экспедиции. Но полностью избежать контактов с чужими любителями «зеленого змия» все же не удалось.

Ранним утром в один из августовских дней ко мне в комнату ввалились два местных жителя. Они были сильно возбуждены и сразу же перешли на крик:

– Что вы творите? Изнасиловали! Мою жену изнасиловали! Это был ваш парень, он работает в экспедиции!

Из этого крика я мало что понял, однако в комнате явственно запахло не только винным перегаром, но и уголовщиной! Только этого мне не хватало, и я попытался прояснить ситуацию:

– Кто ее насиловал и когда? У нас все сотрудники на месте!

И получил очередную порцию невнятного и уже отчетливо нетрезвого крика:

– У меня дома! Я уже спал, а тут он влез в окно! Мэй, он стал меня хватать за цицки! А потом полез целоваться!

Я совсем запутался:

– А при чем здесь ваша жена? Она где была?

– Как где? На ночном дежурстве! Она сортировала табак!

– Так кого же он изнасиловал? Вас?

– Нет, он хотел жену!

Ситуация еще больше запутывалась, но становилась менее драматичной. Когда пьяненькие и возбужденные визитеры слегка успокоились, удалось выяснить, что этой ночью к одному из них влез неизвестный парень и разбудил хозяина. Что произошло дальше, было не очень понятно, поэтому я пошел искать виновника происшествия. В соседней комнате уже все проснулись, лишь Алексей из Тирасполя продолжал спать на раскладушке в неестественной позе расстрелянного парижского коммунара. Над его ложем витал странный запах опавшей листвы. Как и следовало ожидать, именно он оказался участником ночного ЧП. Впрочем, тут же разбуженный Леша и не отрицал этот факт. С трудом припоминая, он рассказал собственную версию событий.

Оказывается, прошлым вечером он выпил банку вина с друзьями, но захотелось еще. Так как было уже слишком поздно, найти выпивку не получилось, и он выпил дорогой и редкий в те годы французский дезодорант, который нашел у своего друга. Дезодорант распространял запах кленовых листьев, поэтому стало понятно, откуда появилось изысканное осеннее «амбре» на бригаде. После этого он полностью потерял ориентацию: решив, что находится в Кишиневе, он направился подружке, которая снимала комнату в многоэтажке. Только забравшись в чужой дом, он сообразил, что ошибся, и вернулся на базу.

Непонятно, как можно было перепутать этот сельский дом с городской многоэтажкой?

Постепенно картина прояснялась, и удалось объективно восстановить события. В тот вечер, воспользовавшись отсутствием жены, хозяин дома хорошо выпил и уснул в одиночестве в семейной спальне. Неожиданно ночью он увидел входящего в спальню незнакомца, который попытался забраться к нему под одеяло, а потом задал ему странный вопрос:

– Ты кто?

Самое поразительное, что, пребывая в добродушном настроении, хозяин совсем не удивился визиту и объяснил «гостю» его истинное местоположение. Мало того, после этого разъяснения они вместе, уже через дверь, вышли из дома, а затем даже покурили и мирно побеседовали на пороге. К счастью, оба были настроены миролюбиво и разошлись без претензий друг к другу. Зато претензии оказались у жены хозяина! Вернувшись утром и застав своего благоверного в фазе активного лечения, она закатила скандал. В качестве оправдания тот рассказал о ночном визитере, чем только еще более разжег страсти. Остервеневшая баба кинулась в правление колхоза и заявила, что только чудо спасло ее от надругательства маньяка-археолога. А муж, чтобы как-то оправдаться перед ней, приперся со своим собутыльником к нам на базу с разборками. И понеслось…

Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы загасить разгорающийся скандал. Благо председатель сельсовета и участковый хорошо знали скандальную парочку и посмеялись над нелепым происшествием. Правда, оставалась опасность, что супруги все же накатают заявление в милицию. После объяснений с руководством села я вызвал «героя-любовника» и задал главный вопрос:

– Послушай, Леша! Как можно было перепутать Кишинев с этой Бугаевкой, а многоэтажку с сельским домом?

– Как-как! Во-первых, моя подружка живет на первом этаже, и я лазил к ней через окно. А под окном стояла газовая плита, на которую я спускался из форточки. Здесь также был первый этаж, форточка и плита под окном, а справа из кухни находилась спальня, куда я тихо пробирался. Какие вопросы? Все совпало!

– Но там же лежал мужик с голой грудью!

– Правильно, но у моей подруги первый номер, так что никакой разницы.

– Логично…

То, что в данном случае его любовница оказалась с волосатой грудью и усами, совсем не смутило экспедиционного Ромео! Когда же я увидел потенциальную «жертву», худую и злобную бабу лет пятидесяти, понял, почему она стала виновницей этого скандала. Наверное, она очень пожалела, что в ту ночь не оказалась дома и упустила волшебный шанс разделить ложе не с опостылевшим алкоголиком-импотентом, а с молодым красавцем из города. Она явно не собиралась униматься, и Алексей на всякий случай покинул экспедицию. Я принял его решение с пониманием, так как дальнейшее развитие скандала из-за отсутствия главного виновника потеряло всякий смысл.

Законная гордость

После экспедиции в Бурсученах экспедиционная повариха Катька устроилась работать на макаронную фабрику в Кишиневе. Узнал я об этом случайно, когда встретил в городе ее мужа и он похвастал, что теперь обеспечен макаронами на годы вперед. Оказалось, что на этом производстве все работницы традиционно подворовывали. Учитывая, что личного досмотра на фабрике не было, они выносили понемногу готовой продукции в лифчиках.

– А моя Катька ежедневно приносит больше всех! – с гордостью рассказывал довольный супруг. – Она прячет в лифчике две пачки макарон, и ее ни разу не остановили на проходной!

Гордиться было чем! Еще в экспедиции Катька получила из дома письмо от матери, которое, прочитав, бездумно выбросила в кузове машины. Естественно, местные пацаны, ездившие ежедневно на раскопки, его тут же подобрали и ознакомились с содержимым. Пришлось его отобрать, когда услышал громкое ржание после зачитанной фразы: «А еще, Катенька, высылаю тебе трусы и лифчик 8-го размера. Правда, боюсь, что лифчик будет маловат!» Мама была совершенно права!

Юношеские комплексы, или Лирика XXI века

2014 год. Октябрь. Очередное годовое заседание Союза писателей России. После отчета правления и его обсуждения развернулась дискуссия о творчестве. Говорили много и обо всем: о литературе, любви к России и Украине, проблемах современной политики и так далее. Но, проехав по купающейся в огнях ночной Москве, я привез домой лишь «философские» стихи Бориса Руденко. Вот их провидческий, хоть и упаднический юношеский вариант, еще недавно запрещенный цензурой (привожу в авторской редакции):

 
Я родился с маленьким х…м,
Он годился лишь для поцелуев,
Целовать мне его не хотели —
Так до пенсии дни пролетели.
А теперь, на закате пути —
И губами его не найти!
 

Но, оказывается, не все так печально в жизни постсоветского российского писателя. Когда на одном из творческих семинаров ему указали на пессимистические настроения подобного творчества, автор тут же учел критические замечания и сразу же накатал подкорректированный текст:

 
Я родился с маленьким членом.
Мне досталось лишь петь вдохновенно
И сонеты слагать о любви.
А вот если б с большим я родился,
То, наверно, давно бы женился
И насрал на сонеты свои!
 

Вот вам лирика XXI века!

«Модернизированная» классика

Почти все выпускники советской школы навсегда запомнили классические строки «солнца русской поэзии», которые декламировали в начальных классах:

 
Буря мглою небо кроет,
Вихри снежные крутя,
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя!
 

Но в ХХ веке переработали и этот шедевр. Как-то в экспедиции Серега Агульников с чувством продекламировал модернизированного классика:

 
Я лежу с чужой женою,
Цыцки ейныя вертя!
То, как зверь, она завоет,
То заплачет, как дитя!
 

Пошлость, конечно, несусветная, но нельзя не отметить яркую образность этих строк!

Помпейские граффити о любви

В этом древнеримском городе о своих амурных победах сообщалось повсеместно. Стены Помпеи сохранили сотни откровенных надписей и картинок. Особым изяществом они не отличались и в основном констатировали лишь сам факт и место события: «Антиох тусовался здесь со своей подругой Сисерой», «Я трахнул буфетчицу», «Я залетела от Атемитуса», «Филерос – евнух!» и так далее. Иногда любовные игры принимали такой размах, что появлялись призывы умерить пыл: «Теофилус, не предавайся оральному сексу с девочками прямо напротив городской стены, словно кобель». На колонне во дворике одной из таверн содержится призыв: «Реститута, сними тунику, пожалуйста, и покажи свои прелести». Возможно, после этого и появилась следующая надпись: «Кладиус заставляет девушек стонать».

Помпеи. Надпись на доме: «Здесь живет Фелисия»

В одном из домов есть вопрос-утверждение матери: «Мой сильный сын, сколько женщин побывало в твоей постели?» Трудно сказать, чего в нем больше – интереса или гордости. Но гораздо чаще встречаются гордые заявления о своей сексуальной мощи самих мужчин. Например: «Здесь был солдат седьмого легиона. В эту ночь он удовлетворил шесть женщин, но и этого мало для такого жеребца». Показательно при этом, что своего имени он предусмотрительно не написал! Наибольшее число хвастливых сообщений осталось на стенах лупанариев (публичных домов), которых было немало в городе. Среди них можно найти не только фривольные картинки, но и полезную для горожан информацию с именами прелестниц и их личными прейскурантами. Опустим многочисленные надписи об однополой любви, так как на стенах гораздо больше признаний в любви к женщинам. В этом отношении показательна надпись в атриуме у дома Ара Максима: «Если кто-то не верит в Венеру, ему стоит просто взглянуть на мою подругу». А жена некоего Капрасия Примуса написала: «Я не согласилась бы продать своего мужа даже за все золото мира!» Ему можно лишь позавидовать.

Ну, а в доме Цецилия Юкундуса написали на стене: «Пусть процветает тот, кто любит. Пусть гибнет тот, кто не познал любви. Пусть дважды гибнет тот, кто запрещал любить». Сильно и одновременно красиво сказано! Полностью поддерживаю это высказывание!

Глава 5. Пикантная тема

Эта тема не только пикантная, но и, с молчаливого согласия нашего общества, почти запретная. Лишь изредка и, как правило, косвенно она появляется в литературе. Вот, например, как с присущим ему юмором С. Довлатов описал свое появление на овощной базе в Ленинграде: «Представитель месткома сказал: „Есть можете сколько угодно“. Мой однокурсник Лебедев поинтересовался: „А выносить?“. Нам пояснили: „Выносить можно лишь то, что уже съедено“». А ведь уровень развития любой цивилизации можно безошибочно определить по состоянию туалетов. Да и значительная часть жизни любого человека проходит в сортире. По самым скромным подсчетам, каждый из нас не менее полугода (а кто-то и годы!) своей жизни сидит на унитазе или просто на корточках. И эта закрытая сторона нашей жизни содержит немало познавательного, смешного и фривольного.

Незаслуженное прозвище

Мое детство прошло в старом Кишиневе, и я благодарен судьбе, что испытал дворовую дружбу и застал двухвековой южнорусский быт, исчезнувший сегодня почти повсеместно. В нашем квартале на улице Вознесенской сложилась дружная компания из моих ровесников разной национальности, не ходивших тогда еще в школу. Мы каждый день встречались и проводили время во дворах друг у друга или гуляя в окрестностях. В те годы в этой части города отсутствовала канализация, но в каждом дворе имелось соответствующее деревянное или каменное сооружение, которое посещали местные жители. Как правило, эти шедевры народной архитектуры находились на задворках в глубине дворовой территории, но отличались почти одинаковым состоянием. Степень их «заполненности» нередко доходила до критического уровня. Туалетный вопрос постоянно обсуждался и критиковался нашими родителями, но очень редко решался городскими властями.

Наша дружная компания с улицы Вознесенской (автор второй слева)

Поэтому приезд специализированной машины в соседний двор, где мы периодически собирались, вызвал в нашей компании ажиотаж. Старенький ГАЗ-51 с цистерной с трудом въехал в узкие деревянные ворота и проследовал в противоположную часть двора – к деревянному сооружению на две кабины. Приехавшие молодые веселые ребята с прибаутками вытащили гофрированную трубу и погрузили ее в переполненную яму. При этом запели переделанную под данный момент песню с профессиональным уклоном. Запомнились лишь две строчки под известную и популярную в те годы мелодию:

 
В тихом городе вдвоем
Мы с тобой говно сосем…
 

Эти нехитрые слова вызвали смех, и мы с удовольствием стали подпевать, наблюдая за спорой работой «говновозников». Взрослые же единодушно прокомментировали происходящее: «Наконец-то!..» Всем казалось, что столь редкая и экзотическая в нашем районе операция хоть на какое-то время сделает более комфортной жизнь местных обитателей.

Увы, как выяснилось, общая радость была преждевременной. Выезжая, переполненная машина неожиданно провалилась задними колесами в яму прямо в центре двора. Озадаченные ассенизаторы быстро узнали, что на этом месте находился старый сортир, который при переносе на новое место был просто закрыт досками и засыпан слоем земли. Естественно, перегнившее дерево не выдержало веса заполненной машины. Водитель с напарником безуспешно буксовали, пытаясь выбраться из ямы, а затем куда-то исчезли. Мы потеряли интерес к происходящему и перебрались играть в другой двор. До наступления темноты машина оставалась на месте.

Следующим утром целый квартал на Вознесенской проснулся от сильного зловония. Ворота соседнего двора были открыты настежь, но машины там уже не было. Зато прямо в его центре зияла открытая и до краев заполненная яма. Видимо, отчаявшись вытащить перегруженную машину, ее водитель с напарником под покровом ночи выкачали содержимое в старую яму и только тогда сумели выбраться из западни. А на память о неудавшейся операции оставили жителям Вознесенской «ароматный» подарок. Не буду повторять русско-еврейские проклятия и соответствующие шуточки, звучавшие несколько дней в этом районе Кишинева, пока коммунальные службы не исправили ситуацию. Но ребята из соседнего квартала какое-то время незаслуженно называли нашу компанию «говновозниками».

Лес решает все проблемы

Десятилетиями полевую практику для студентов первого курса истфака Кишиневского госуниверситета проводили на средневековом поселении у села Ханска Кутузовского (ныне Яловенского) района Молдавии. Каждый год сюда приезжали десятки студентов, которые месяц принимали участие в раскопках. Через эту учебную практику прошли сотни, если не тысячи студентов. И в начале работ всегда наблюдалась одна и та же картина. После приезда и устройства в палатках бывшие уже первокурсники обращались с одним и тем же вопросом к руководителям экспедиции Ивану Георгиевичу Хынку и Ивану Тимофеевичу Никулицэ:

– А где здесь туалет?

И в течение многих лет получали стандартный ответ:

– А зачем вам туалет? Вокруг же лес!

Интеллигенты в первом поколении, они долго не могли понять, какой был смысл тратить время, силы и средства на строительство сортира в лесном массиве. Ветераны исследований утверждают, что первый деревянный туалет появился в лагере лишь спустя двадцать лет после начала раскопок. Поэтому неудивительно, что все эти годы гулять вокруг лагеря было небезопасно. Зато сегодня здесь растет особо густой лес!

Недоумение израильского коммуниста

Моя замечательная преподавательница Дора Яковлевна Фельдман имела родственников в Америке и Израиле, периодически ездила к ним и поэтому довольно хорошо знала три языка. Именно у нее я брал уроки английского после первой неудачной попытки поступить в МГУ, схлопотав по этому предмету «трояк». Она жила одна и обычно после занятий угощала меня чаем с конфетами, рассказывая о жизни за «железным занавесом». Не исключаю, что возможность постоянно посещать родственников в капстранах у нее имелась благодаря родному брату, который был членом компартии Израиля и часто приезжал в СССР. По рассказам Доры Яковлевны, он был идейным коммунистом и искренне восхищался «страной победившего социализма». Но одного он не мог понять и постоянно задавал один и тот же вопрос своей сестре:

– Ну почему у вас нет нормальных туалетов? Неужели так сложно навести в них порядок? Хотя бы в аэропортах и на вокзалах. Ведь это лицо вашей страны!

Ответа или хотя бы мало-мальски разумного объяснения этого феномена он так и не получил. Видимо, власти предержащие с партбилетами в кармане этот вопрос просто игнорировали ради высокой цели построения коммунизма. В этом отношении они ничем не отличались от молдавской интеллигенции в первом поколении.