Текст книги "М+Ж"

*

Когда-нибудь это должно было случиться. Такой талантливый, старательный и перспективный ведущий редактор на дороге не валяется. Такой (см. выше) сидит и ждет, когда ему на голову свалится предложение, от которого не отказываются.

Наверное, я не совсем такой. Потому что я сидел и мычал в телефонную трубку, вместо того чтобы подхватиться, уложить чемодан и умчаться в Германию. Потому что на другом конце провода мой старинный друг Лешка второй раз подряд объяснял мне подробности предложения:

– Они какую-то контору открывают по покупке прав на всякие там книги. Им нужен менеджер, который, во-первых, работал в этой сфере, во-вторых, шпрехает и спикает, в-третьих, толковый. Я сразу про тебя подумал. Ты же толковый?

– Типа того, – продемонстрировал я свою толковость и для убедительности добавил: – Зер гут вери мач.

– Да, произношение у тебя… Ладно, записывай телефон! И помни, я предпочитаю красное рейнское!

Я записал телефон. Положил трубку. Перечитал телефон. Уставился в монитор. Там в окне ICQ светились веселые буквы: «Мяу! – Привет! – Как дела?».

Я снова посмотрел на бумажку с заветным номером. Это был подарок фортуны. Выигрыш по лотерейному билету, который я не покупал. «Вам еще не привалила пруха? Тогда мы идем к вам!» Разом я решал все свои проблемы: с финансами, с карьерой, с перспективами роста, с проживанием в стране, напичканной алкашами и террористами…

Даже если я не задержусь у педантичных пруссаков (приходить на работу вовремя? какой кошмар!), через два года можно будет вернуться домой в совершенно ином качестве. Меня тут же наймут декоративным главредом, для того только, чтобы хвастаться перед конкурентами. И связи. И подхалимаж на выставках со стороны соотечественников, пытающихся всучить книгу доверчивым немцам. И специальный статус.

Придется, правда, повкалывать. Ну и черт с ним! Приходилось и по двадцать часов в сутки, и три года без отпуска!

Я прислушался к полости под грудиной, где, по моим наблюдениям, должна размещаться душа. Душа не пела. Наверное, не успела осознать. Душа не пела – не успела. Как обычно в моменты внутреннего раздрызга, я начал думать двустишиями. «Ну, дуреха, – обратился я к душе, – че те плохо?»

И тут мой взгляд упал на экран.

«Мяу! – краснело в окошке связи. – Ты что, ушел куда-то? Мяу!!! Ну и ладно».

Тут-то я и понял, отчего так тихо под грудиной. Душа раньше меня сообразила, что отныне все наше с Катеной общение будет протекать по каналам электросвязи. SMS, ICQ, e-mail.

«Да ладно, – буркнул я душе, – мы и так не часто видимся. Будем встречаться раз в год, в отпуске. И вообще, не порть мне праздник!»

После чего встал, вырубил «аську» и пошел скандалить с технологом. Это увлекло меня настолько, что я едва успел дозвониться до офиса моих гипотетических нанимателей и договориться.

А Кате ответил только вечером. Наврал чего-то про какую-то встречу.

**

Как нетрудно догадаться, следующий день не заладился. Гадостное чувство, которое появилось вчера перед сном, утром никуда не делось. Залезло поглубже в душу и собиралось свить там гнездо.

Я долго уговаривала себя, что ничего не произошло, что во всем виноваты гормоны в смеси с расшалившимся воображением…

Но уговоры уговорами, а сама-то я точно знала, что это не воображение, а интуиция. И что она меня еще ни разу в жизни не подводила.

Тогда я решила схитрить. Я решила, что приду на работу и не буду включать «аську». Ну заработалась – забыла. Обычно немедленно следовал звонок на мобильник или хотя бы SMS с возмущенным требованием не перекрывать каналы связи или вопросом: «Ты где? Ты не заболела?». Короче, я понадеялась, что если не замечают моего присутствия, то хотя бы отсутствие этого присутствия не останется незамеченным.

В шесть часов вечера я поняла, что это конец.

Сначала у меня была призрачная надежда, что он заболел и остался дома. Домой я ему звонила, там никого не было. Потом я надеялась, что он придет на работу после обеда, но время шло, а «после обеда» все никак не наступало. Тогда я не выдержала и позвонила в издательство. На просьбу позвать к телефону Емельянова бодрый женский голос отрапортовал, что он с утра был, но в обед уехал и сказал, что больше не появится…

Вот, собственно, и все… Мобильник был по-прежнему недоступен.

*

Всю ночь я пытался примирить себя с мыслью о предстоящем переломе в жизни. Строил блестящие перспективы, от которых резало глаза и сосало под ложечкой. Дважды вставал и читал в Нете, как у них там в Германии. И только к утру в голову пришла простая мысль – а с чего я взял, что мной заинтересуются? Английский у меня неплох, потому что половина наших книг – переводная, а вот немецкий… Я, конечно, люблю на вечеринках раз пять подряд исполнить «Августина» вперемежку с криками «партизанен! пуф-пуф!», но назвать это знанием языка трудновато. Мысль успокоила настолько, что в издательство я попал уже после обеда.

– Опаздываем? – уточнил директор, отлавливая меня у вешалки.

– Плохо себя чувствую, – ответил я, и был абсолютно искренен.

Директор прищурил левый глаз, видимо, выстроил в уме картину проведенного мной бурного вечера и покровительственно похлопал меня по плечу. Я напрягся. Терпеть не могу панибратства. Одно дело, когда я Людочку чмокну на прощание, другое – когда шеф начинает демонстрировать свою демократичность и хорошее настроение.

Причина директорского благодушия выяснилась быстро: шеф собирался свалить в неведомые дали до конца недели. Это было очень кстати – встреча с немцами была назначена на завтра на три часа.

Кое-как довыполняв свои служебные обязанности, я покинул издательство одним из первых. Дома завалился на неубранную кровать прямо с пивом – и вспомнил, что сегодня мы совсем не общались с Катей. А пообщаться было необходимо. Она быстро помогла бы разобраться и принять решение. Но, с другой стороны, как это будет выглядеть? «Здравствуй, Коша, я тебя люблю и уезжаю до конца жизни горбатиться на фрицев»? Нет, нужно посоветоваться с кем-нибудь другим.

Моя бывшая подруга Маша ответила через пять гудков. Голос ее был так томен и женственен, что я невольно приободрился.

– Привет, – начал я, – не помешал? Понимаешь, тут такое дело…

– Помешал, – прожурчала трубка, – я… в гостях.

Пауза после «я» была выдержана мастерски. Я сразу понял, что томность и женственность предназначались вовсе не мне, и даже, кажется, уловил какой-то слабый музыкальный фон.

– А, – сказал я, – ну береги себя.

– А что-то случилось?

– Нет, ерунда.

– Тогда позвони мне… завтра.

Пауза была уже просто неприличной. На месте этого мужика я бы хорошенько подумал… Хотя я отлично знал Машку. Когда она начинает блестеть глазками и облизывать губки, хорошенько подумать – это утопия.

Я еще пять минут покрутил в руках трубку, но Кате так и не позвонил. А больше советоваться было не с кем. Не с мамой же? А почему бы и нет?

От разговора осталось странное ощущение. Мама очень за меня обрадовалась и тут же принялась отговаривать от поездки за границу. На том и порешили.

**

Можно сказать, что мне было плохо. Но это значит ничего не сказать.

Я была обессилена и раздавлена. Я чувствовала себя одновременно несчастной, злой, преданной, брошенной и униженной.

Но почему?! За что?!

Что вообще случилось?

Какого черта я должна сидеть в другом городе в полном неведении? Что бы там у него в Москве ни случилось, если это касается наших отношений, я имею право знать, что происходит!

Днем на работе меня отвлекали от нехороших мыслей, вечером, пока Маша не улеглась спать, еще тоже было терпимо. А потом в квартире внезапно наступила тишина. Такая тишина, что у меня сразу заложило уши.

Как я буду без него жить?

Этот вопрос я сегодня целый день не решалась себе задать. Как?

Ведь это только кажется, что мы живем в разных городах, на самом деле каждый день мы проживаем вместе. И если взять и выкинуть Сергея из моей жизни, там образуется такая огромная дыра, что мне даже страшно в нее заглянуть, голова закружится.

*

Собеседование проводили три упитанных немца (как я потом узнал, один из них был чехом, второй – коренным рязанцем). От попыток вести разговор на немецком я вежливо уклонился, но мой английский оказался вполне конкурентоспособным.

Сначала мы побеседовали о погоде. В последние два дня она вела себя как типичный горячечный больной – то в жар, то в холод. Затем я рассказал о себе. Это было несложно – биография была вызубрена заранее. Самыми трудными оказались вопросы о личной жизни и о семье. Я был не готов к ним и от неожиданности соврал, что I have no girlfriend1. Тут начался цирк, потому что раскрыл рот немец и принялся общаться со мной на беглом американском английском. К счастью, я выпил не один литр пива с автором популярного самоучителя «Осторожно, Биг-Бен!» и смог выкрутиться из всех коварно расставленных на меня лингвистических ловушек и капканов. Когда совсем не понимал, о чем речь, то морщил лоб и задумчиво повторял последнее слово собеседника с вопросительной интонацией. Например, Children? или Ski? Это срабатывало – чех либо рязанец повторяли фразу коллеги на восточноевропейском английском, и я соображал, что к чему.

Тем не менее выходил я с четким ощущением, что собеседование провалено. Уж очень мне этого хотелось. Лень было срываться с насиженного редакторского кресла, из привычного круга. Доехав до дома, я убедил себя в том, что на сей раз обошлось. В смысле, на сей раз не повезло.

Каково же было мое изумление, когда назавтра мне позвонили и сообщили, что моя кандидатура подошла. Как удалось выяснить у Лешки, который партнерствовал с этими чехо-немцами, решающую роль сыграло отсутствие жены и girlfriend, а также наличие прав. Видимо, большую часть времени мне предстояло проводить в командировках.

Я запаниковал. Вместо того чтобы хлопотать об увольнении и выяснять у знакомых условия жизни в Германии, я нервно бродил по издательству и хватался за несколько дел одновременно. Потом сказался больным (благо директор все еще отсутствовал) и заперся в квартире. В голове было пусто, как в бюджете Республики Уганда. Я починил пылесос, сходил в магазин и вкрутил две лампочки. Только начав мыть окно на кухне, я спохватился.

– Бегство от реальности, – сказал я себе с предельной строгостью, – не есть решение проблем. Мужчины так не поступают!

К счастью, вместе с лампочками я догадался купить пива.

**

Оказывается, жить можно и без Сергея.

Очень тяжело было первые два дня. На третий либо наступило привыкание, либо сработал инстинкт самосохранения – и организм сказал, что если хочешь, страдай, но есть и спать все равно нужно.

Погода тоже перестала буянить. Последние несколько дней был бесконечный шквалистый ветер, а сейчас вроде бы наступило некоторое затишье.

И я заснула в восемь часов вечера и проспала до десяти утра следующего дня. Проснувшись, решила покормить ребенка завтраком, и мы смолотили полбатона, поджаренного с яйцом и молоком. Машка смотрела с изумлением.

– Мама, ты же будешь толстая, – неуверенно сообщил ребенок.

– Ну и что, кто теперь это оценит, – небрежно сказала я. И разрыдалась…

Выходные прошли очень деятельно. Мы с Машкой устроили в квартире генеральную уборку, пересадили все цветы и после этого устроили еще одну генеральную уборку, потому что Маша мне уж очень активно помогала.

Вечером я взяла универсальный подниматель настроения в виде бутылки водки и двух пакетов апельсинового сока, и мы пошли в гости к нашим подружкам. Машка с Наткой выросли в одном дворе, соответственно мы с ее мамой Таней за годы совместного гуляния стали почти родными.

Вместе переживали мой развод и Танин почти развод. Всех мужчин, которые нам встречались, мы тщательно анализировали и классифицировали. И сейчас в моей жизни был как раз тот момент, когда старая подруга в сочетании с бутылкой водки оказались просто необходимы. Тем более что Машка с Наткой за одну возможность переночевать вместе готовы были не трогать нас хоть двое суток подряд.

– Ну? – начала разговор Таня после второй «отвертки» (первую мы выпили молча и не чокаясь).

– Он сволочь, – я была лаконична.

– За это нужно выпить!

– Перебьется…

– Не звонил?

– Нет.

– Трубку берет?

– Нет.

– Действительно сволочь…

Мы выпили.

– Закусывать будем? – поинтересовалась Таня.

– Зачем?

– Логично. Мы выпили.

– Слушай, Тань, а чего все мужики такие гады?

– Так они же сволочи! Вот они и гады!

– Не, ну правда. Ну чего бы ему не позвонить и не сказать, так мол и так. Дорогая Катя, ты очень хороший человек…

– Ага! А ты ему в глаз!

– Так я ж не дотянусь по телефону!

– Да трус он, твой Сергей, как и все.

– Вот! – закричала я, – вот что самое обидное! Я же думала, он другой! Мне казалось, что он не как все, а он… Он сволочь!

– На, выпей и успокойся. А может, он вовсе и не собирается тебя бросать? Может, он просто заработался.

– Ага, конечно. Обессилел и не может снять трубку телефона.

– Думаешь, баба?

– Не знаю. Баба так резко не бывает.

– А может, он просто кого-то трахнул, а теперь стесняется.

– Чего стесняется?

– Не чего, а кого. Тебя.

– Так я же ничего не знаю!

– А он боится звонить. Думает, что ты по голосу все узнаешь. А он тебя огорчать не хочет. Он порядочный.

– Сволочь!

– Ну, порядочная сволочь… Ты пей давай… Кстати, детей кормить будем?

– О! А у нас дети?

– Дети! – заорала Таня, – что вы будете: макароны или… (лихорадочные поиски в шкафчике) другие макароны?

#

– Кать, я не понимаю, он что, вот так, в один день, взял и пропал?

– Угу…

– А что в тот день было?

– Написал, что встреча… Врал явно…

– А может, его уволили? И он думает, на фига он тебе теперь такой нужен, без денег.

– Правильно думает. Я звонила ему на работу. Не уволили.

– А может, его повысили. У него времени позвонить нет… Не… Это бы он сразу сообщил…

– Просто я ему надоела…

– Э! Катька, не реви! Так не бывает. Даже самым тупым мужикам нужен повод. Ну, типа завтрак не на той тарелке подала. Вот за это можно и бросить.

#

– Тань, я тут подумала… Ты права. Дело в работе. Если бы тетка, он бы с утра уже не здоровался, а с утра было все нормально. Его потом переклинило, в обед…

– А может, тетка в обед?

– У них дивана нет в офисе.

– Тогда отпадает. Значится, так. У него с работой что-то случилось. Такое, что он тебе боится сказать. Наверное, его пригласили в космонавты. Или в саперы. О! Его посылают открывать новый филиал в Мурманске!

– Или за границу…

– Так это же круто!

– Да? А я? Секс по SMS?

– Катька, я тебе давно говорю, пошли в лесбиянки…

#

– Мама, а правда мы сегодня вообще не будем спать ложиться?

– Правда!

– А зачем тогда тетя Таня нам постелила?

– Чтобы было где не спать.

– А… Понятно. Тогда мы с Наткой на ней пока полежим.

– Давайте. Главное, не засните.

* * *

– Ну что, спят?

– Мертвым сном. Позвони Сергею. Чего страдаешь?

– Уже звонила. Недоступен.

– А что ты ему скажешь, если он позвонит?

– Я его ненавижу… Пусть катится за свою границу.

*

Выходные прошли в дерганом ритме. Я то хватал чемодан и принимался набивать его вещами, то бежал в магазин за самоучителем немецкого, то включал телевизор и смотрел очень познавательную передачу о брачном периоде гиббонов.

Я составил в уме три тысячи вариантов разговора с шефом, во всех вышел победителем, но заработал сильнейшую головную боль. Уснуть удавалось только после изрядной дозы коньяка – пиво перестало оказывать свое обычное тормозящее действие и просто растворялось в наполнившей меня тревоге. К утру понедельника я был небрит, вял и угрюм.

Начинать в издательстве какое-нибудь дело я даже не пытался, тупо сидел и любовался фирменным календарем Можайского полиграфкомбината. Младшие редакторы берегли мой покой. Даже Людочка сообразила, что к телефону меня звать бессмысленно, и вдохновенно врала в трубку.

К обеду объявился хмурый директор. Я обдумывал, как бы лучше ему сообщить о том, что «между нами все кончено, давай останемся друзьями», но он сам зазвал меня в кабинет.

Тут выяснилось, что все три тысячи вариантов прощальной беседы никуда не годятся.

– Ну что, – сказал шеф, – значит, в Германию решили податься?

По странной коммуникационной причуде мы за все эти годы так и не перешли на ты.

– Я еще не знаю. Но предложение соблазнительное.

– Еще бы. Ваши немецкие друзья четыре дня назад звонили, спрашивали рекомендации. Уточняли, можете ли вы руководить творческим коллективом. Я соврал, что можете.

Я молчал. Измученный бессонницей и коньяком мозг даже не пытался что-нибудь придумать.

– Ладно, – вздохнул директор. – Два условия. Во-первых, мне нужен человек на ваше место. Во-вторых, не вздумайте зажать отвальную.

«А он не такая уж и сволочь», – поделился вымученным наблюдением мозг.

В состоянии отрешенности я вышел из кабинета, зачем-то оказался у стола секретарши и, постояв минуту, уселся прямо на него.

– А вам три раза звонили, – сообщила Людочка, которая с неподдельным интересом наблюдала за моими перемещениями, – женский голос. Очень какой-то знакомый. Женский. По-моему, межгород. Очень знакомый женский голос.

Я оторвал взор от карандаша, который неведомым образом оказался у меня в руках, попытался осознать новую информацию… и хлопнул себя по лбу, едва не выколов глаз карандашом.

Я уже почти неделю не общался с Катей.

**

– Хорошо, что я не Змей Горыныч… Если бы у меня так болело три головы…

– Ага. И краситься в три раза дольше.

– Зато одну голову можно сделать блондинкой, вторую брюнеткой, а третью… оставить как есть.

– Мамы! Мы есть хотим!

– М-м-м…

Это происходило отнюдь не ранним утром, а часов в одиннадцать, и активность детей компенсировалась нашей абсолютной неспособностью шевелиться.

Вчерашний вечер прошел не зря. Все-таки одна голова хорошо, а две, да еще с бутылкой, это сила! Я практически не сомневалась, что мы все угадали правильно, только непонятно, как это выяснить.

Сергей не брал трубку. Мы пробовали звонить со всех возможных телефонов, чтобы убедиться, что он не занес меня в «черный список». Нам упорно сообщали, что абонент недоступен.

В конце концов мне надоело мучить телефон, и мы отправились дышать свежим воздухом, а заодно и купить пива. Заслужили!

В понедельник я была почти бодра, решила, что подожду до обеда, а потом начну методично названивать ему на работу. Когда-нибудь я его все-таки застану!

Но к обеду я довольно основательно закопалась в бумажках и совершенно перестала следить за временем. Когда у меня зазвонил телефон, даже не посмотрела на определитель. Если бы посмотрела, возможно, у меня бы была хоть секунда подготовиться.

– Привет, Коша. Как дела? – спросила трубка преувеличенно бодрым голосом.

Оказывается, очень легко ненавидеть то, что не видишь и не слышишь. А ненавидеть такой родной голос невозможно. То, как я отреагировала на этот звонок, было для меня полной неожиданностью – единственное, что я сразу поняла, это то, что говорить с ним не смогу.

– Извини, я занята. Перезвони через полчаса, – с трудом выдавила я и отключилась.

Зрелище, наверное, было не для слабонервных. Слезы ливанули сразу и потоком. Руки тряслись так, что я не сразу смогла взять стакан с водой, который мне совали добрые коллеги.

– Катька, ты чего? Что случилось? Что-то с Машей? Да ответь ты!..

Мне понадобилась примерно минута, чтобы начать говорить. Голос не слушался.

– Извините. Ничего не случилось. Это так… Бабская истерика.

Быстрее всех сориентировалась Ира. Она схватила меня и уволокла из комнаты «подышать свежим воздухом» мимо совершенно ошалевших сотрудников.

Через полчаса я была в форме. Прогулка по улице плюс уверения Иры, что я «все равно красивая и быстро найду другого», сделали свое дело. У меня отросли клыки, жало наполнилось ядом, шипы торчали во все стороны – я была готова к разговору.

Телефон зазвонил через час.

– Привет… Ты свободна? – голос звучал уже не так бодро.

– Да.

– Э-э-э… Как дела?

– Нормально.

– Как Маша?

– Спасибо, ничего.

– Кать, ты обиделась?

– На что?

– Ну… Я не знаю. Хорошо, что не обиделась. Я тут… У меня тут… Короче, такое дело… Мне предложили работу. Такой шанс нельзя упускать, понимаешь, я не мог отказаться!

– Понимаю.

– Кать, я буду звонить. И писать. Катя, ты ко мне в гости приедешь?

– Куда?

– В Германию. Я надеюсь, я пару лет всего там поработаю, а потом вернусь.

– А! Значит, все-таки за границу, не в Мурманск…

– Что?

– А, ничего. Это я о своем.

– Катя, скажи что-нибудь!

– Что?

– Ну, как ты к этому относишься?

– Это был шанс, который упускать нельзя. Ты не мог отказаться.

– Я уезжаю через две недели.

– Хорошо.

– Я год не приеду.

– Хорошо.