Текст книги "М+Ж"

*

От природной катастрофы мы укрылись в машине. Катя с дочкой забились назад, вокруг грохотало, так что я даже не смог рассказать пару забавных историй про недавние московские грозы. Пришлось сидеть и молча наблюдать, как мои девочки вжимаются друг в дружку. Я бы с удовольствием поменялся местами с Машкой!

Катя, оказывается, жутко боится молнии! Как только стало немного светлее, она заявила, что отвезет меня на вокзал, а сама поедет спасаться домой. У нее был такой странный голос, что я даже не стал особенно спорить, хотя до поезда оставалось еще два с половиной часа.

Из-за чертова ливня нам даже не удалось попрощаться по-человечески. Я выскочил из машины и еле успел сигануть под козырек. Хорошо еще, что сумка у меня была наготове.

Расхаживая по неожиданно современному залу ожидания, я не уставал повторять себе, что расстались мы тепло и все прошло очень хорошо. А когда устал повторять, то удивился: а чего это я себя успокаиваю? Все ведь так хорошо прошло.

Только в мягком международном купе я понял, в чем причина беспокойства. В грозе.

Я уже начал привыкать к тому, что погода следует в кильватере наших с Катей отношений: у нас страсть – на улице жара, у нас грусть – на дворе дождь. А тут что-то нелогичное. Все так хорошо прошло – и вдруг как из ведра! Нелогично.

В конце концов я тихонько рассмеялся: надо же, придумал управление погодой! Шаманство! Нам бы еще бубны и колпаки с бубенчиками.

Главное, что все прошло хорошо.

ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

*

Первые два месяца на новом месте прошли неизвестно как. Ничего не помню. Масса разрозненной информации, а общей картины нет. Пахать приходилось так, что искры из глаз. Хорошо еще, что возили меня на машине. Я поначалу возгордился – личный водитель, все такое! И только потом понял, что иначе не выжил бы. За день приходилось перелопачивать столько, что я начинал путать вторник с июнем. О возможности поздних приходов на работу здесь и не подозревали. Уже в пять часов на улицах начиналась жизнь, а к семи она просто не давала спать. Спасаться удавалось только во время регулярных кофейных перерывов. Мне даже пришлось обзавестись здоровенной чашкой и привычкой посылать всех подальше, пока не допью свой кофе.

И язык! Мой английский оказался… как бы это сказать… Горный киргиз на Казанском вокзале обладал куда более глубокими знаниями русского, чем я – английского. О немецком уж и не говорю. Хотя именно на немецком больше всего говорить и пришлось. Через неделю я умолял непосредственного начальника заменить мне персонального водителя на персонального переводчика. Генрих хлопал меня по плечу и радостно говорил: «Fignja! Normalno!»

Он вообще знал много русских слов. Когда на корпоративном фуршете (о, где наши милые русские застолья!?) я хлопнул рюмку чего-то крепкого и не закусил, Генрих восторженно заметил: «Sud’ba cheloveka!» После чего продолжил беседу на немецком.

И в конце концов я стал ощущать, что понемногу начинаю осваивать этот шипящий язык фельдфебелей и крутой порнухи. По истечении четырех недель я не только улавливал смысл обращенной ко мне фразы, но и умело конструировал ответ из доступного мне десятка слов.

Чтобы не потерять практику общения по-русски, несколько раз звонил маме (из дому – когда я попытался воспользоваться служебным телефоном для личного разговора, мне быстро и вежливо вычли солидный кусок зарплаты). Дважды звонил Кате. Она была бодра, но все время куда-то спешила, так что толком поговорить не удавалось.

Хуже всего было по вечерам. Смотреть их телевидение невозможно, особенно с моим знанием немецкой речи. Ходить в гости к коллегам не принято. Посидеть в пивном баре можно, но не все же вечера подряд! Продолжать свои писательские эксперименты не хотелось. Выручали русские книги. Оказалось, что их здесь можно купить, хотя и в пять раз дороже. И вообще книги здесь стоили баснословные деньги. Билет на футбол обходился немногим дороже билета на международную игру на «Локомотиве», а вот литература – на порядок! Теперь я стал понимать, почему западные книгоиздатели общаются с русскими несколько свысока.

Мои работодатели довольно быстро подняли мне оклад. Хотя он все равно оказался самым низким в конторе. Но взамен мне пришлось мотаться в Прагу. И там было не легче: гора информации, дикий темп работы и книги, книги, книги…

К середине июня от одного вида глянцевой обложки меня начинало подташнивать. Теперь мои вечера стали окончательно пустыми.

**

Я старалась не скучать.

Мы с Машкой вели очень активную жизнь – ходили по гостям, по всяким тренировкам или по театрам. У нас не было ни разу свободного выходного, мы выезжали на шашлыки, ездили на дачу.

Пару раз выбирались на автобусные экскурсии по городам и весям.

Я старалась так организовать свободное время, чтобы его не было совсем. Если вечером напрыгаться во дворе (мы пристрастились играть в бадминтон), то когда приходишь домой, засыпаешь практически мгновенно и нет времени думать и вспоминать.

Как ни странно, с потерей Сергея-мужчины я смирилась довольно быстро. В конце концов, не так уж часто мы виделись. А вот Сергей-друг… С этим было сложнее.

В моменты слабости я даже думала, что, наверное, мы с Сергеем правда были двумя половинками одного целого. Сейчас у меня половинку оторвали, я смотрю на все только своими глазами, и картинка из объемной превратилась в плоскую. Иначе чем объяснить, что раньше мир вокруг был цветной и интересный, а стал серый и унылый. И спектакли неинтересные, и шашлыки невкусные.

Надеяться можно только на то, что мозг – штука умная. Он должен приспособиться видеть одним глазом, и картина скоро должна опять стать выпуклой, нужно только подождать.

Я ждала.

К концу мая совершенно неожиданно все вокруг начали собираться в отпуск. Сначала я категорически отказалась даже думать на эту тему, уж очень больно было вспоминать, сколько всего мы с Сергеем напланировали на это лето. Мы хотели съездить вместе к морю, мы хотели, чтобы я и Маша приехали к нему на пару недель, вместе попутешествовать по окрестностям Москвы, а в июне мы собирались вместе в Питер на книжную выставку и т. д. и т. п. Да по летней дороге можно хоть каждые выходные друг к другу в гости ездить!

Но совсем не думать на тему отпуска у меня не получалось. Все вокруг словно взбесились, носились по офису с какими-то цветными буклетами, размахивали паспортами с визами. Настроение было такое, что периодически казалось, что на работе шумит прибой и отчетливо пахнет тропическими фруктами.

Проблема решилась, как всегда, внезапно и довольно быстро. Мне позвонила Таня и начала жаловаться, что у ее мужа отпуск в этом году срывается и что придется сидеть в городе…

Внезапно мне в голову пришла мысль. Простая, как все гениальное.

– Тань, а поехали в отпуск вместе.

– Куда?

– Да неважно, куда захотим. Мы и дети. И больше никого.

– А мужики? А хотя зачем они нужны? О! А сумки таскать?

– Носильщика возьмем. За деньги.

– М-м-м… А остальное тоже за деньги?

– Нет. За остальное пусть нам приплачивают.

– М-м-м… Тогда поехали.

Куда ехать, мы выбрали очень быстро. Во-первых, не хотелось сильно разбрасываться деньгами, а во-вторых, куда же еще податься двум бедным престарелым тетенькам, да еще и с детьми? Мы решили, что нам нужен тихий семейный отдых. Без соблазнов. Мы решили поехать туда, где не перед кем выпендриваться, где не нужно соревноваться с красотками в бикини на пляже, где всем все равно, как ты выглядишь, потому что на пляже из мужчин – один спасатель, да и тот толстый и лысый. Зато это совершенно безопасное место, даже если вечером мы напьемся в зюзю, забудем одеться и в таком виде будем идти через весь город – никто на нас не покусится. Некому! Тут тишина и покой, тут отдыхают только беременные женщины с детьми. А если какой мужик по ошибке и заедет, то сбежит через два дня или его загрызут изголодавшиеся самки. Короче, мы решили поехать в Евпаторию.

*

Когда наступил август, я понял, что ненавижу Германию генетической ненавистью коренного русича. Эхо Ледового побоища и двух мировых войн заставляло меня колотиться от бессильной злобы. Или, если хотите, от сильной злобы. Я дошел до того, что практически всерьез воображал себя Штирлицем в логове врага, а однажды в воскресенье с утра сел перед окном (камина в моей комнате не было), хлопнул коньяку и затянул «Русское поле».

К сожалению, кроме этих двух слов текста я не помнил. В голову лезла только скабрезная переделка новосибирских друзей. Я вздохнул. В тишине, наступившей после моих вокальных упражнений, особенно отчетливо раздавался неутомимый звон бесчисленных церквушек, пардон, кирх.

– И чего звонить? – произнес я. – Все равно туда никто не ходит!

Я грустно уставился в окно. По дорогам, проторенным во времена великого переселения народов, двигались автомобили с притороченными к багажникам велосипедами. Фрицы ехали заниматься регулярным спортом. Я задумался. Под окнами стояла приобретенная в кредит «Опель-Астра», но, во-первых, я уже выпил, а во-вторых, где я в воскресенье куплю велосипед? Выходные – это святое. Даже музеи не работают, не говоря уж о спортивных и прочих магазинах.

Вспомнил о машине – и потянулся наливать вторую рюмку. Как я радовался пару месяцев назад! Мечта советского человека – персональный водитель! Оказалось, что приличная контора просто не хотела позориться перед людьми. Даже вызов такси считается признаком дурного тона в стране, наполовину состоящей из автомобилей. А уж если б я попытался ездить на общественном транспорте…

Словом, три недели назад меня вызвал шеф и без обиняков заявил, что все, большой уже. Если хочу работать и дальше, придется на машине самому ездить.

А работать дальше я не столько хотел, сколько был вынужден. То, что я принял за лихорадку первых дней «ввода в курс дела», оказалось нормальным темпом. И пока я его выдерживал. Меня даже несколько раз похвалили на планерках (здесь их называли неподходящим английским словом «брифинг»). Но радости это не прибавляло. Перспектива до конца своих дней изображать белку в издательском колесе приводила в ужас мою ленивую славянскую душу.

Я снова вспомнил вездесущих казахонемцев. Эти бедолаги в большинстве своем так и не стали местными, но уже оторвались от бывшего отечества. Так и болтались между Востоком и Западом, никому особо не нужные и не интересные.

У меня хотя бы родина есть.

Пока есть.

Я допил третью и запел:

– Там вдали, за рекой, зажигались огни…

**

Как хорошо стало жить, когда появилась цель!

Поехать в отпуск – задача в принципе несложная. Но при должном умении, а главное желании, ее решение можно растянуть даже на полтора месяца.

Мы с Таней готовились. Мы покупали вещи, мы решали, что возьмем с собой в поезд, мы думали, чем будем заниматься.

Я была настолько увлечена подготовкой, что даже Сергей, который пару раз звонил, не смог сильно выбить меня из колеи.

– Ничего, ничего, – убеждала я себя и заодно Таню, – вот сейчас отдохну, загорю, похудею. По крайней мере зрительно.

– Почему зрительно?

– Потому что загорелый живот должен казаться меньше незагорелого живота. Это закон оптики. Так вот. Короче, отдохну и сразу найду себе кого-нибудь. Сам найдется. Нужно только очень этого захотеть…

Отдых в Евпатории мы рассматривали как сеанс в хорошем салоне красоты. Мы укроемся от людских глаз на три недели, а вернемся такие похорошевшие, что нас никто не узнает. Мы совершенно серьезно обсуждали всевозможные фруктовые диеты и антицеллюлитные упражнения в воде. Короче, отдых обещал быть просто женской сказкой.

Была у нас еще одна мечта. Очень хотелось жить прямо на берегу моря. Так, чтобы утром встать, выйти из комнаты, а там море… Ни одной гостиницы с такими параметрами мы не нашли. То есть идиотизм в том, что если гостиница стоит на берегу, то ее пляж находится в другом конце набережной. После недолгих поисков решили не морочить себе голову, а приехать на место, а там разобраться. Поживем в частном секторе, еще и лучше. Детям готовить много не нужно, а сами мы будем сидеть на фруктовой диете.

Время до отпуска пролетело незаметно. Мы даже календарик сделали и на стенку повесили: «До отпуска осталось? дней». Маша сама каждый день зачеркивала очередную циферку, а потом они еще долго с Наткой по телефону обсуждали, как мало осталось времени и что скоро они будут вместе. Было похоже, что они собираются поселиться в одной комнате, а нас с Таней отселить в соседнюю. Мы не возражали.

Потом я много думала о нашем отпуске и пришла к выводу, что у кого-то, кто отдыхал в то время в Крыму, был очень мощный ангел-хранитель. Если бы все получилось так, как мы с Таней напланировали, мы бы начали дохнуть с тоски в этой Евпатории через два дня фруктовой диеты. Погода бы испортилась… А если бы я еще и по Сергею начала тосковать (а начала бы неизбежно, что еще делать на море в плохую погоду, да еще и при полном отсутствии мужиков), то я даже не могу себе представить, что бы случилось с бедным, ни в чем не повинным курортом! Но не буду забегать вперед!

В поезд мы загружались в суматохе, лихорадочно прощались с провожающими и совершенно не думали о том, что дальше. Главное, мы едем! И все будет хорошо.

Началось все с того, что Машка с Наткой куда-то пропали. То есть не совсем пропали, они периодически прибегали, брали какие-то вещи и убегали обратно. В итоге мы выяснили у них, что они «там» (неопределенный кивок головы) с кем-то познакомились, и им очень интересно, и не мешайте нам, мамы. Поскольку мы знали, что южные поезда всегда под завязку забиты детьми, мы совершенно не волновались, пусть играют.

Вечерело. Дети стали забегать все реже. Мы заинтересовались, где же они и с кем же таким интересным познакомились.

Поезд подходил к довольно большой стоянке, мы собирались подышать воздухом и отправились искать детей. Вышли в коридор и офонарели. То есть сначала просто ничего не поняли, потому что наши девицы стояли в компании четырех здоровых дядь. Мы вежливо поздоровались. При этом я подумала, что это кто-то из родителей тех детей, с кем они познакомились, а Таня – что это местный наряд милиции и наши девчонки уже что-то натворили.

Дяди как по команде повернулись к нам, и у них в глазах зажглось такое любопытство, что сразу стало понятно: Маша и Наташа провели день не зря.

– Что они вам наговорили? – хором спросили мы с Таней.

Ребята расхохотались. Они смеялись так, что у них из глаз текли слезы, хлопали друг друга по плечам, махали руками. В итоге один из них, подмигнув изрядно потупившимся девочкам, сказал:

– Ничего такого. Все практически правда. Почти…

И опять все засмеялись.

Машка и Натка надулись. Мы с Таней глупо хлопали глазами.

– Ладно, девчонки, пошли в купе, пора есть, – я нашла нейтральную тему для разговора.

– Да мы их покормили уже.

– Вы? Подождите, они что, у вас все это время просидели?

– Ну да. Вы не волнуйтесь, мы их сами не отпускали, они нас развлекали.

– Чем?

– Разговорами. Им бы книжки писать.

Мы с Таней похолодели.

Короче, делать нечего, пришлось знакомиться. Выяснилось, что это студенты-пятикурсники. Едут на юг развлечься. Наши девчонки забрели к ним в купе по ошибке практически сразу после того, как тронулся поезд. Ребята были настроены игриво и поинтересовались, сестрички ли они, а если нет, то красивые ли у них мамы. И тут началось!

Девчонки рассказали, что они сестрички. Что они родились сиамскими близнецами, а потом их разделили, и теперь их две. Что своих настоящих родителей они не знают, потому что те от них отказались еще в роддоме, а их двоих никто не хотел удочерять, потому что содержать двоих детей очень дорого. В итоге их отдали разным родителям и они много лет друг о друге не знали, а потом случайно встретились в театре, нет, в цирке, нет, просто на улице, и узнали друг друга. Как узнали? А сердцем почувствовали! И еще шрам заныл, который остался после операции по разделению. А где шрам? А он… рассосался. Мы же совсем маленькие были, когда нас разделяли. Почему об этом врачи не говорили и в газетах не писали? Потому что это была большая тайна. Их настоящие родители очень знаменитые, и никто не должен был знать, что у них родились такие близнецы… И т. д. и т. п.

Короче, это продолжалось несколько часов. А мы с Таней наивно полагали, что они в куклы играют!..

*

К пятому августа офис опустел. Только охранники да несколько таких же, как я, стажеров на испытательном сроке болтались из кабинета в кабинет. Дикий темп деятельности прервался, как пульс умершего от лихорадки больного. Я целыми днями сидел в Интернете и читал новости из России. Хмурый заместитель босса Вилли (он не рванул вместе со всеми в Италию только потому, что серьезно заболела жена) заглянул ко мне, услышал байку о поиске новых имен в русскоязычной литературе и удалился.

Чтобы совсем не выглядеть наглым лжецом, я прошвырнулся по нескольким перспективным адресам. Оказалось, что не перевелись на Руси предприимчивые писатели. Они первыми смекнули, что на шумном успехе Гарри Поттера можно сделать имя и деньги, и запустили сразу два проекта: то ли пародийных, то ли плагиаторских. Я увлекся и пошарил вокруг. Оказалось, что ловчее наших только китайцы, но те склепали откровенную подделку. Национальная традиция. Вернувшись к русским, я выяснил, что один из проектов является не совсем русским, поскольку затеяли его два Катиных земляка.

Желание работать пропало. Я вдруг представил, как было бы здорово, если бы вечером я возвращался не в пустой и в общем-то чужой дом, а к любимой супруге. И к Машке. Катя приходила бы с работы раньше (почему-то я был уверен, что на роль домохозяйки она не согласилась бы), Машка подружилась бы с кем-нибудь из соседей. Черт, я даже не знаю, есть ли у соседей дети! Если есть – подружилась бы моментально. Сейчас сидела бы за столом и рассказывала о дневных похождениях, мешая русские слова с немецкими. Я призывно, с оттяжкой вздохнул.

И призвал-таки. За моей спиной опять нарисовался Вилли. Похоже, ему было тоскливее, чем всем нам.

– Нашел что-нибудь? – поинтересовался он.

Я вкратце изложил ему ситуацию с клонами Гарри.

– Думаешь, – спросил Вилли, – стоит заняться?

– Вряд ли, – признался я, – сразу начнутся проблемы с правообладателями.

– То есть их даже в России не издадут?

– В России могут.

– Но ведь русские подписали конвенцию об авторских правах?

Я замялся. Как объяснить немцу, что одно дело Дума, которая торжественно ратифицирует закон, и совсем другое – суровая российская реальность, которая на эти законы смотрит с удивлением и снисхождением.

Наконец я нашел формулировку:

– У них можно то, чего нельзя у нас.

Вилли вдруг просветлел и потрепал меня по плечу.

«Чего это он? – подумал я, глядя вслед рубашке начальника. – Что за любовь такая неожиданная?»

И тут я сообразил – я сказал «у нас». У нас в Германии. У нас в Европе.

«Русское поле…»

**

Сначала мы с Таней были в ужасе, а потом, когда история про сестричек-близнецов перешла в космические масштабы (в последней серии они спасали мир от волков-губернаторов путем разбрызгивания золотой краски, смешанной с пеной для ванн), мы уже хохотали вместе со всеми.

Как-то незаметно мы оказались в одном купе, как-то незаметно перезнакомились. Студенты оказались просто чудесные. Милые, как раньше говорили, интеллигентные ребята. Технари, кавээнщики, спортсмены и почти красавцы. Лет десять назад влюбилась бы в любого из них практически мгновенно. Сейчас же только чувствовала, что заряжаюсь от них энергией и оптимизмом. Они просто фонтанировали. Казалось, что наши новые знакомые могут не спать совсем и при этом оставаться такими же бодрыми и веселыми. Мы хохотали до трех часов ночи, и на следующее утро первый раз за последние месяцы я проснулась в прекрасном настроении.

С утра девчонки первым делом рванули к своим друзьям, мотивируя это тем, что там еще остались конфеты, которые им вчера подарили. Как ни странно, их не выгнали, а усадили завтракать. Пришлось и нам с Таней присоединяться и опять погружаться в бесконечно извергающееся веселье. Выяснив, что мы собираемся в Евпаторию, наши новые знакомые ошарашенно замолчали.

– Вы что, с ума сошли? Там же одни старые тетки с детьми!

– Ну? А мы, по-вашему, кто?

– Вы? Ну, может, вы и старые, но тетками вас назвать язык не поворачивается.

– Ага. Мы – престарелые девушки.

– Нечего вам делать в Евпатории. Лет через десять туда поедете. С внуками. Поехали с нами на южный берег.

– Куда?

– Да мы еще не решили. В идеале бы по всему побережью покататься, да там видно будет.

– Ну, ребят, это не к нам. У нас все-таки дети. Мы уж если где осядем, то там и будем отдыхать. Сами понимаете, режим, обед, дневной сон…

– Да уж, мы вчера все видели. Это вы по режиму в два часа ночи детей спать укладывали? Знаете, такой и нам вполне подойдет! А на обед они у нас вчера банку тушенки с хлебом умолотили. Говорили, что мамы так вкусно не готовят…

С одной стороны, соблазн был велик, а с другой – мы понимали, что это чисто теоретическое предложение. Зачем им с собой женщины, и тем более дети? Этого добра они найдут в любом курортном местечке. Причем без детей.

В шесть часов вечера мы выгружались на Симферопольском вокзале. Стоило только первым людям высунуть нос из вагона, как тут же налетела толпа таксистов, носильщиков, встречающих гидов и что-то заголосила. Если бы мы были одни, нас, безусловно, подхватил и повез первый же таксист. Но поскольку наши сумки, а также наши дети шли впереди нас и мы очень боялись их потерять, то быстро проскочили всю эту толпу, шумную привокзальную площадь и остановились в стороне. Ребята свалили все вещи в кучу, усадили наших девчонок сверху и разбежались со словами:

– Сидите здесь, мы сейчас найдем машины.

Через двадцать минут к нам подкатил микроавтобус.

– Ну что, престарелые девушки, это судьба. Глупо нам четверым ехать на этой махине. Поехали с нами!

– Куда?

– Ну… допустим, в Судак. А потом разберемся.

В это время к нам подтянулись остальные. Как выяснилось, все они бегали за едой. Нашим красавицам тут же надавали персиков, кукурузы и «хеппи-милов».

– Ну что, едем?

– Да, конечно, едем, – не выдержала Натка, – что вы у них спрашиваете!

Ребята расхохотались и мгновенно покидали все вещи в машину. Мы поехали.

Честно говоря, сколько ни вспоминаю этот отпуск, до сих пор не верю, что все могло так замечательно сложиться. Что за материнские чувства сыграли у этих пятикурсников по отношению к нашим детям (или к нам?), мы так и не поняли. Зачем было молодым здоровым парням взваливать на себя заботу о женщинах и детях? Может, Фрейд и объяснил бы, а нам явно не хватило теоретической базы.

Приехав на место, эта боевая четверка мгновенно сориентировалась, перезнакомилась со всеми бабульками, и уже через два часа мы въехали в довольно милый домик. Нам с детьми отдали две комнаты, а ребята поселились в двух «сарайчиках» рядом с домом. Но главное, что во дворе была огромная беседка, увитая виноградом, где, собственно, мы и проводили все вечера.

Весело было очень.

Наших рыцарей звали Слава, Дима, Андрей и Ник (в смысле Николай).

Слава из всех был самый красивый. Высокий, широкоплечий. Девицы вешались на него гроздьями. А он больше всего любил наших девчонок. Я так думаю, что это он их в поезде разболтал, остальные потом присоединились. У него дома остались младшая сестра и племяшка, тоже семи лет. И похоже, он уже просто не мог жить без девочек этого возраста. Они часами где-то пропадали, на пляже строили из камней что-то невероятное и катались на аттракционах. А что они плели бедным девушкам!

Одна из жертв Славиного обаяния однажды на пляже поведала мне, что Машка и Натка утверждали, что Слава их папа, а мамы у них разные. А на юг приехали все вместе. А что тут такого?!

Дима был самый хозяйственный. Он терпеть не мог беспорядок и все время требовал, чтобы все придерживались расписания. С утра сообщал всем планы на день, а потом бегал и собирал людей в кучу с криками:

– Мы же договорились, что обед в два. А уже десять минут третьего!

Зато с ним наши дети никогда не оставались голодными. Он умудрялся даже следить за разнообразием питания. Если вчера на пляже ели арбуз, то сегодня непременно должна быть дыня. Или виноград. Но ни в коем случае не одно и то же, потому что в витаминах важно чередование.

Андрей был самый тихий. Он буквально с первого взгляда влюбился в Таню и весь отпуск проходил за ней как собачка, с больными глазами. Страшно смущался и каждый раз краснел, если случайно оказывался рядом с ней.

И наконец, Ник. Ураган. Смерч и торнадо. Невысокого роста, не худенький, но крепкий. Блондин с голубыми глазами. Через три дня его знали все. Если начинал петь под гитару, то через пятнадцать минут вокруг него собирался весь пляж. Если шел за пивом, то приводил с собой обратно всю очередь, если хотел девушку, то добивался своего, даже если это была девственница, которую сопровождали отец, брат и жених.

Нам с Таней иногда казалось, что нас занесло в центр тайфуна. Нам льстило всеобщее внимание. Однажды, когда ребята пошли купаться, Таня, мечтательно глядя, как они выходят из моря, сказала:

– Все-таки наши здесь самые красивые!

Они были правда наши. Только кто? Друзья? А такое бывает?

Однажды вечером все пошли на дискотеку, а дежурными по детям остались мы со Славой. То есть остался Славка, а я присоединилась случайно. У меня начались «плохие» дни, разболелись живот, голова, и я осталась дома.

Пару часов я проспала, а когда выползла, то обнаружила Славку с бутылкой вина и горой винограда.

– Ну как, тебе лучше? Я детей уложил у нас в домике. Пусть разоспятся, потом перенесу.

После того как мы, болтая, уговорили одну бутылку и приступили к другой, я решилась задать вопрос, который мучил меня с самого начала отпуска.

– Слушай, Слав, объясни мне. Зачем вы нас с собой потащили? Зачем вам такая обуза? Вы с нами носитесь, заботитесь… У вас же и так девиц вагон и тележка. Любую свистни, она и прибежит.

– Понимаешь, Катя… – Слава был необычайно серьезен, – нужно же с кем-то поговорить, после того как переспишь со всем этим вагоном! А если серьезно, то мы уже четвертый раз на юг вчетвером ездим. Скучно. А с вами не соскучишься, особенно с вашими красотками.

– Жениться тебе, Славик, нужно. И детей нарожать.

– Успею. А ты чего не замужем?

– Не сложилось.

– А что за дядя Сережа, из-за которого гроза была? Мне Маша такую историю рассказала, просто детектив. Мама злится, гром гремит…

– Уехал дядя Сережа.

– А ты?

– А я осталась.

Славик выдержал правильную паузу – в результате я рассказала ему все. Ну, почти все. Слава слушал просто идеально, где нужно – смеялся, где нужно – мрачнел. И сказал:

– Не переживай, Кать. Он вернется. Вот посмотришь. У меня друг в Германии в аспирантуре второй год учится, воет, стонет и кричит криком. Там же тоска смертная! Пойти некуда, поговорить не с кем. Бабы только за деньги.

– Это ужасно!

– Конечно, ужасно. Попробуй там с кем-нибудь познакомься! Во-первых, страшные, как лошади, во-вторых, одеваются в мешки бесформенные. И вообще, любая может в суд подать за сексуальную дискриминацию.

– Ладно, утешил.

– А я бы от тебя никуда не уехал!

– Ты бы от меня пешком сбежал…

– Кать, давай займемся любовью!

– Чего?

– А что? Наши вернутся только часа через два. Или ты кого-нибудь другого хочешь? Ты скажи, мы все с удовольствием…

– Я никого не хочу. У меня месячные.

– Жаль. Хочешь, правду скажу? Мы поспорили. Кто первый с тобой… ну… это… Тот получает бутылку портвейна.

Когда я встала и рванула в комнату, Слава потащился за мной.

– Ну вот, обиделась… Да не обижайся ты, я же хотел как лучше, я же правду сказал…

На обратном пути я чуть не сшибла его с ног.

– На!

– Что это?

– Портвейн. И я тебя умоляю, расскажи всем, что ты выиграл. Можешь с подробностями. А остальные после этого точно лезть не будут?

Короче, рассказывать об этом отпуске можно бесконечно. Из Судака мы так и не уехали, жаль было терять нашу беседку, но съездили на сумасшедшее количество экскурсий. Загорели, как негры. Девчонки наши просолились в морской воде так, что ими можно было пиво закусывать. Они стали и правда как близнецы. Как их теперь развести по разным квартирам?

Но каким бы феерическим ни был отдых, от него тоже устаешь. Хотелось домой, в ванну, хотелось посмотреть телевизор, хотелось продемонстрировать всем на работе свой загар. В общем, уезжали мы тоже с удовольствием. Билеты домой ни мы, ни ребята заранее не брали, поэтому мы натравили Ника на кассы, и через час он нам принес восемь билетов, два соседних купе. Но на обратном пути мы не буянили, все спали, даже дети. Тоже, наверное, переотдыхали.

Когда мы приехали, у вагона была бурная сцена встреч и прощаний. Машка и Натка рыдали, повиснув на Славе. Андрей чуть не плакал, глядя, как Таня целуется с мужем. Потом девчонки наперебой рассказывали всем встречающим, что это за дяди, потом все обменивались телефонами. Мы поехали к бабушке ужинать и домой добрались только часам к десяти вечера. Машка уснула мгновенно, и я разлеглась в ванне, урча от счастья.

Тут и зазвонил телефон.