Текст книги "М+Ж"

*

Не знаю, что меня подвигло в этот день позвонить Кате. Прямо озарение какое-то!

Глупое, нужно сказать, озарение. Хваленая немецкая телефонная связь долго отказывалась выполнять свои прямые функции. Сначала вообще ничего не было слышно. Потом короткие гудки, которые начинались после первых же цифр набора. Потом я умудрился попасть в учреждение с очень глухой или очень грубой теткой. А когда от меня можно было уже прикуривать, соединение наконец произошло.

– Алло! – закричали на другом конце провода таким родным голосом. – Это Слава? Перезвони, хорошо?

Я отключился. Какая такая Слава? Первого ее мужа как-то по-другому звали. И вообще, какая мне разница? Я просто хочу узнать, как поживает моя любимая женщина. Где она пропадала? Не скучает ли? Как там дочка?

– Привет, – сказал я, как только смог дозвониться повторно, – а Слава – это кто? Твой первый муж?

– А, это ты, – голос Кати заметно похолодел, – нет, муж у меня был Дима. Ну как ты?

– Я нормально. Ты как?

– Замечательно! Мы с подружкой и детьми в Крым ездили, там так здорово! Мы с одной компанией были…

Катя снова выходила на пик теплоты голоса. Я тоже… накалялся. Оказывается, пока я тут на немцев горбачусь, моя дорогая и любимая подцепила мальчиков-студентов и исколесила с ними все южное побережье. Они и спортсмены, и красавцы, и с детьми возились.

– Тогда понятно, – ехидно заметил я.

– Что понятно? – Катя остановилась на полуслове.

– Почему их было четверо, а вас двое. Двое детишек развлекают, а двое… вас. А потом меняются. Как оно, с молоденькими-то?

– Сергей, если ты позвонил, чтобы испортить мне настроение…

– Да нет, что ты! Я позвонил, чтобы с интересом выслушать, как ты проводишь время в компании неутомимых… студентов! Только для этого! Вот уже шесть минут – а это довольно большие деньги! – я наслаждаюсь твоим рассказом о загорелых мужских торсах и трогательной любви к чужим детям!

– Сергей…

– Что «Сергей»! У меня за это время ни одной женщины тут не было! Я вкалываю как проклятый, думаю, как ты там, а ты даже не позвонила, куда ты уехала, надолго ли! Я, между прочим, волнуюсь!

Клянусь, в ту минуту я искренне считал, что все лето я провел в волнениях о судьбе Кати и Маши.

– Знаешь, – Катя снова была холодна, как контрастный душ в точке минимума, – я тебе не жена, и мне наплевать, были у тебя женщины или нет. И волноваться за меня не стоит. А уж звонить – тем более. Это довольно большие деньги!

Отбой раздался так резко, что я не успел оставить последнее слово за собой. Я бросился перезванивать, но на сей раз меня неизбежно встречали резкие короткие гудки. После пятой попытки я вспомнил о гордости.

– Какого черта! Что она там себе возомнила?! Что я буду слушать, как она направо и налево трахалась с кем ни попадя? Да пошла она!

Я сделал несколько резких кругов по комнате. Вот теперь я жалел, что у меня нет велосипеда. А то вскочил бы в седло – и рванул наперекор дорожному движению.

От полноты чувств я припал к дивану и десяток раз отжался от него. Кажется, полегчало. Я плюхнулся в кресло.

– Ничего, – бормотал я, бессмысленно щелкая кнопками пульта, – вот она сейчас перезвонит, я тоже брать трубку не буду! Или нет, я ей скажу…

А что я ей скажу? Женщин у меня здесь действительно не было. И быть не могло. Они тут даже не считают нужным краситься. Да и какая краска скроет эти фигуры, достойные передового коровника! Чем я вообще все это время занимался? Работал… Спал… Опять работал.

Хорошо им там, в России.

**

Я взяла трубку, там что-то страшно шуршало. Понятно было только то, что звонит мужчина.

– Привет, узнала?

Я не узнала. Ничего не было слышно, но интонации показались знакомыми.

– Слав, это ты? Перезвони, не слышно ничего.

Трубку положили. Минут через десять раздался второй звонок.

– Теперь слышно?

До боли знакомый мрачный голос.

– Сергей? Ничего себе ты меня застал! Я только час как в квартиру зашла.

– И где ты была?

Вопрос был задан тоном средневекового инквизитора. Я тут же внутренне взбеленилась. Какого черта он вообще разговаривает со мной таким тоном? Он за все лето соизволил позвонить два раза, а сейчас, видите ли, ему интересно, где я была.

– На юге. В Крыму. Представляешь, мы в поезде познакомились с такими чудесными ребятами…

Я разозлилась. Если бы Сергей начал разговор нормальным тоном, я бы ему рассказала, как мы с Таней провели тихий отпуск а-ля две старые девы. Может быть, даже наврала бы, что очень скучала. Мне же не жалко сделать человеку приятное! Но раз он решил устроить допрос, то получит ответы на все свои вопросы, даже на те, которые не задавал!

Я заливалась соловьем, я рассказывала подробности, я смаковала детали. В нормальном состоянии я бы ему и половины не сказала, а тут… А нечего было меня злить!

На другом конце провода отчетливо назревала буря, мне даже показалось, что там что-то погромыхивает.

Наконец прорвало! Я узнала много интересного. Это, оказывается, я во всем виновата. Я развлекаюсь, а он проводит время исключительно волнуясь обо мне. Видимо, по его представлениям, все эти месяцы я должна была сидеть вся в черном возле телефона и ждать его звонка. У него, видите ли, там женщин не было! Я ему должна быть за это благодарна? Какое мне вообще до этого дело? Он уехал, он меня бросил, и если у него там, извините, не стоит, так это теперь не мои проблемы!

Что я и постаралась ему объяснить, максимально сдерживаясь в выражениях.

Когда я, шипя и плюясь от ярости, вылезла из ванны, в комнате разрывался мобильник. Домашний телефон я отключила после третьей попытки Сергея продолжить разговор. Звонила Таня.

– Привет. А я уже волнуюсь. Ты чего домашний телефон кидаешь? Как добрались?

– Нормально, – прорычала я.

– О! Чего ты такая злобная?

– Да позвонил только что этот придурок, все настроение испортил. Он мне, видите ли, там не изменял! Какое счастье! И сколько лет он мне там еще не будет изменять? До пенсии?

– Подожди. Сергей, что ли, звонил? А что ты ему рассказала?

– А чего он наезжает? «Где ты была?» Какое он имеет право мне вообще задавать какие-нибудь вопросы?! Нет его! Он уехал! Прошла любовь, завяли помидоры! У него теперь работа и машина, он же этого хотел! Чего он меня терзает?

– Кать, ты же говорила, что тебе уже безразлично…

– А мне безразлично! Мне все равно! Пусть спит хоть со всеми немками вместе взятыми, только бы оставил меня в покое.

– Поня-ятно… Ладно, ты завтра на работу идешь?

– Нет.

– Тогда приезжайте днем в гости. А то Наташа говорит, что без Маши спать не может. У них, говорит, уже биотоки в резонанс вошли.

– Это у них от кого? Слава биофизик или Андрей?

– Оба. Зря ты, кстати, от Славы отказалась. Была бы сейчас тихая и умиротворенная.

– Нет, вот сейчас я была бы как раз злобная и агрессивная. Потому что Слава поехал бы домой, и я бы его больше не увидела. А я уже этим сыта по горло. Я лучше одна буду, чем меня еще раз бросят.

– Ладно, не кипятись. Приезжай завтра, поговорим.

*

Утром в офисе снова была тоска, и, наверное, поэтому мне стало стыдно.

Чего я так разорался? Она, кажется, и не говорила, что спала с этим Славой. Или говорила? А если и спала, так что? Катя – женщина темпераментная…

Нахлынувшие воспоминания перевели меня из русла раскаяния в русло воспоминаний. Разлука, воздержание и безделье – вот три кита, на которых держится мужская романтика! Я довспоминался до такого восторженного состояния, что в безотчетном порыве набрал и отправил Катерине мейл следующего содержания:

Privet, Koshka!

Ne zlis’ na menja, ja horoshij. Prosto ustal. A ty takaja veselaja byla. A ja tut po 18 chasov vkalyvaju.

Kak tam Mashka?

Tseluju,

Sergej Emeljanoff,

Stoltz und Ficsher GmbH

Promotion Editor

Потом-то, когда письмо было отправлено, я перечитал его и ужаснулся. Что она там еще подумает – что я такой слабак, взял и расклеился? Что я у нее под каблуком? И подпись эта дурацкая. Я тут же выстучал новое сообщение и лихорадочно отправил его:

Izvini za pervoe pis’mo. Eto byla shutka.

S.

Перечитал.

Пригорюнился.

Второе письмо вышло просто идиотским.

Я горестно впился взглядом в окно, где, кажется, начиналась первая серьезная летняя гроза.

**

На работе меня встретили весело и радостно. На моем столе стояла табличка «Неграм вход воспрещен!». Я закричала, что это дискриминация, мне ответили, что приходить в таком цветущем виде на работу – вот это дискриминация по отношению к тем, кто тут вынужден вкалывать, когда некоторые по югам разъезжают.

Обстановку несколько смягчили трехлитровая банка портвейна и корзиночка с персиками.

– А, Катерина Иванна приехала! – заметил директор, зайдя в офис после обеда.

Честно говоря, все мы были не в очень рабочем состоянии – валялись в креслах вокруг стола и рассматривали наши южные фотки.

– Какая наглость! Вы бы для разнообразия хотя бы сделали вид, что работаете! Хоть бы компьютеры включили! Заставлю выйти в субботу!

Не то чтобы я испугалась, но поплелась включать компьютер. Хотя бы для того, чтобы получить всю почту за месяц.

Почты было много. В основном, письма-напоминалки. Типа, здравствуйте, мы издательство «Уси-Пуси», давайте с нами работать, а то уже скоро начнется сезон.

Сезон на самом деле уже вовсю начался, меньше чем через месяц дети и студенты начнут учиться, и все завертится! Как вспомню сентябрь в прошлом году, так даже страшно делается. Некогда было голову от клавиатуры поднять! Тут мне, конечно, по инерции вспомнилась и прошлогодняя сентябрьская выставка, наша с Сергеем медовая неделя… Так, стоп. Наверное, Таня права, нужно было соглашаться на Славу, а то что-то долгое воздержание выходит боком.

Я принялась яростно удалять все письма, пока не дошла до неизвестного мне немецкого адреса. Вирус? Не похоже, вложений нет.

Внутри какая-то белиберда, и я уже почти ее удалила, но вовремя сообразила, что это письмо, написанное латиницей.

«Привет, Кошка!» – перевела я и опять обозлилась.

Да какая я ему Кошка! Я ему теперь Катерина Ивановна, с большой буквы и на вы. Что ему опять от меня нужно? Что же он мне душу терзает?

Совершенно неожиданно для себя я заплакала.

– Эй, Катя, ты чего? – оказывается, кроме меня в комнате сидел Саша.

– Что он от меня хочет?

– Кто? Ладно, рассказывай давай, раз начала. Что случилось?

– Это Сергей. Я ничего не понимаю. Он уехал в Германию… А теперь звонит, ревнует, пишет… Зачем? Это же он меня бросил!

– Подожди, с чего ты взяла, что он тебя бросил?

– Но он же уехал?

– Ну и что? Он квартиру продал?

– Нет.

– Паспорт менял?

– Нет.

– Так он тебя не бросал. Просто уехал поработать.

– Как поработать? На несколько лет? А я? Как он себе это представлял? Я что, похожа на Ассоль?

– Нет, не похожа. Да никак не представлял. Он просто об этом не думал. Послушай, ему там гораздо хуже, чем тебе сейчас, он только сейчас начал соображать, что он наделал. Тоска, кругом немцы… А ты, вместо того чтобы носить по нему траур до конца жизни, с молоденькими мальчиками на юг ездишь.

– А что он хотел?

– Да ничего он не хотел. Пойми ты, он об этом просто не думал. Он думал, что он быстренько поработает пару лет и вернется. А про то, как пройдут эти годы, у него мыслей не было.

– Он что, совсем дурак?

– Нет, Кать, он совсем мужик. У него мозги по-другому работают.

– Совсем не работают…

– Но-но. Ты нас, настоящих мужчин, не оскорбляй! Мы – ваша опора.

– Ой, мамочки. И как же теперь жить-то! С такой опорой… И что мне теперь делать? Хранить ему верность?

– Ну, это как хочешь. Но не ругайся с ним, вдруг вернется… А ему там сейчас совсем плохо, я знаю, у меня брат у фрицев работал. Он через полгода такие письма домой писал, мы все рыдали. Так что поддержи человека.

И я решила написать.

Privet, privet! Ia uzhe na rabote.

Kak dela?

Kak pogoda?

U nas opiat’ dozhdi poshli.

Budet vremia, pishi.

Kat.

Отправила, а через минуту обнаружила его второе письмо.

Ах так. Шутка, значит…

Da, pohozhe, tshuvstvo umora – eto poslednee, shto ostaetsia v mozgu posle polnoi degradatsii… No i ono tebe uzhe otkazalo…

Я надеюсь, это все. О Сергее можно забыть!

*

Назавтра я был готов растерзать Германию похлеще, чем Версальский мир. Всех бы поубивал! Лощеных улыбчивых охранников, фальшиво приветливых соратников по GmbH, сволочей-сотрудников, которые отдыхали в Италии.

Словом, дай мне волю, стер бы с лица земли эту – простите за неполиткорректность – Фрицландию. Да и Чехию в придачу. Потому что в Прагу мне как раз нужно было ехать через два дня после феерической переписки с Катериной.

Впрочем, по всему выходило, что Германию с Чехией и без меня сотрут: третий день лило, как из хорошего сливного бачка в момент кульминации. Реки повздувались, словно вены наркомана. Коллеги из пражского офиса сообщали, что у них творится то же самое. В конце концов в основе всякого добра лежит чье-то худо – в день отъезда мне позвонили чехи и попросили не приезжать. Вода поднялась так высоко, что залила наш уютный пражский офис на первом этаже старинного здания. Проводку закоротило, бумаги залило, персонал распугало.

– Представляешь, – сказал я Вилли, который любовался вагнеровским пейзажем в окне, – у них в Праге машины по улицам плавают.

– Не только представляю, – ответил начальник, – но и вижу.

Я глянул вниз. Пейзаж был уже не вагнеровским, а босховским. Потоки мутной жидкости, в которых с трудом угадывались речная вода и городская грязь, волокли по мостовой мордатые немецкие автомобили.

Чертыхнувшись по-русски, я бросился к выходу.

– Ты куда? – удивился Вилли.

– Машину спасать!

– У тебя внутри что-то ценное?

– Она сама – что-то ценное!

– Обожди. Она у тебя застрахована? Так чего ради мокнуть?

Я выдохнул воздух и остался в комнате. Никак не могу привыкнуть к некоторым буржуйским заморочкам. Например, к тому, что страхование – это не просто хитрый способ обдирания граждан, но и возможность получить полную стоимость утонувшей материальной ценности.

Оказавшись на улице, я задумался о дальнейших планах. Наш офис на какое-то время перестал функционировать. Дело было не в повреждении электропитания и не в затоплении архивов. Вечером нас собрал шеф и объявил:

– Поскольку автомобили у всех сотрудников вышли из строя, а новые в такую погоду приобретать бессмысленно, все уходят в отпуск. С частичным сохранением жалованья.

Расходясь, фрицы удивленно перешептывались. Причем их поразил не сам факт отпуска (какая может быть работа, если машины не ездят!), а частичное сохранение жалованья. Я даже успел подслушать, что у Вилли жена пошла на поправку, и поэтому он такой добрый.

Я оказался самым приспособленным к тяжелым погодным условиям. Сняв туфли с носками и закатав штаны, я смело вступил в бурлящий поток. К вечеру он слегка схлынул, и в самых глубоких местах вода доходила до колен. Немцы на крыльце заволновались, но за мной не последовали. Я только усмехнулся.

За поворотом я увидел пожилую негритянку, которая брела по половодью, задрав подол выше миниюбочных стандартов.

– Бог в помощь, мать! – весело воскликнул я по-русски, и в ответ получил развитие темы матери, которым мог гордиться любой московский сантехник.

– Университет Патриса Лумумбы, – заявила дщерь свободной Африки, довольная моим замешательством, помрачнела и добавила: – Дружба народов.

Исчерпав тему, мы продолжили плавание каждый своим курсом. Настроение улучшилось.

Дождь перестал.

Я уже не удивлялся подобным совпадениям настроения и капризов погоды.

**

Обычно я новости не смотрю. Ну не то чтобы совсем не смотрю, просто смотрю их не каждый день. Забываю я про них.

Иногда вообще могу телевизор несколько дней не включать. Если бы не Маша, не включала бы неделями, но ребенок есть ребенок. То мультики, то «Фабрика звезд», то еще какая детская передача.

Короче, когда я однажды включила телевизор и увидела совершенно апокалиптическую картину, в которой автомобили бодро плавали по улицам на уровне второго этажа, то обалдела и попыталась выяснить, где это. К сожалению, попала на самый конец новостей, пришлось лихорадочно переключать каналы, чтобы узнать, что же такое случилось.

Выяснила. В основном показывали Германию и Чехию. Мелькали кадры хроники, машины были похожи на дохлых рыб, люди плавали в лодках по улицам. Но что больше всего раздражало в этих кадрах, так это совершенно довольные рожи обывателей. Если бы такое несчастье случилось где-нибудь в нашей стране, показывали бы рыдающих женщин, голодных мокрых детей, горы погибших и сакраментальные вопросы сытых начальников: «А кто мог подумать, что начнется такое?».

Немцы были спокойны. Они махали руками в камеру, со смехом выгружали мокрые вещи из квартир. Пожарные доблестно спасали кошек, застрявших на деревьях. Все были сухие, сытые и довольные.

Конечно, хорошо им веселиться, когда машина застрахована, квартира застрахована, шмотки все можно просто выбросить, а вместо них за полчаса в супермаркете купить еще лучше.

Если бы у меня машину затопило, я бы следующую только через несколько лет купила, да и то…

Ладно, все равно людей жалко: у них куча забот – ремонт, покупки, на работе небось у всех бардак. А если компьютеры затопило? Интересно, подлежит ли восстановлению мокрый винчестер… Я представила себе, что будет, если у нас в офисе пропадет вся информация на всех компьютерах. Ужас! Можно сразу закрывать фирму, не мучиться…

Кстати… Кстати… А ведь где-то там сейчас Сергей.

Как ни совестно в этом признаваться, но первой реакцией на это открытие было злорадство. Мол, так тебе и надо! Потом я слегка устыдилась и даже испугалась за него, но вовремя вспомнила клятвенные заверения диктора, что среди погибших российских граждан не обнаружено. И то хорошо!

Потом я немножко подумала, выпила чаю и вспомнила, что Сергей мне когда-то рассказывал про то, что мы погодой управляем. Бред! Хотя… А интересно было бы…

То есть получается, что если у нас все хорошо, то и погода хорошая, а если мы злимся, то сразу стихийные бедствия… Интересно…

В Египте было все супер, потом сплошные дожди, когда мы расстались, с единственным просветом на выходные, когда Сергей приехал. Да, все говорят, что весна в этом году побила все рекорды по дождям. А таких гроз, как в начале лета, просто не было много лет! Как вспомню, что творилось, когда Сергей уезжал! На следующее утро город был просто усеян обломками деревьев и всяких мелких рекламных щитов.

Ну, в Крыму все было хорошо, потому что я про него не думала… Ага…

А если сейчас в Европе такое творится, значит, Сергею там плохо. Дошло, значит, мое письмо! Так ему и надо, гаду! Будет знать, как уезжать! А с другой стороны, вдруг Саша прав, и Сергей не собирался меня бросать? Тогда понятно, почему он так разозлился, когда я уехала отдыхать… Если бы я узнала, что Сергей катается по Европе в компании с молоденькими студенточками, я думаю, что наводнением бы не обошлось!

С такими радостными мыслями я и отправилась спать.

На следующее утро, не удержавшись, первым делом включила телевизор. Вода прибывала.

– Ага! Скучает! – сказала я сама себе и сама засмеялась.

Бред! Бред воспаленного воображения!

*

Работа в Европе окончательно покалечила мою психику.

К такому неутешительному выводу я пришел к вечеру первого нерабочего дня.

Когда мне исполнилось пять, бабушка легкомысленно научила меня читать. Через неделю я уже знал все буквы. Через месяц читал по слогам. Через три – знал наизусть все детские книжки в бабушкином доме, как минимум по разу пролистал все взрослые и начал серьезно заглядываться на пособия по выращиванию огурцов и правила дорожного движения. Одной из детских книжек была «Баранкин, будь человеком!». Тогда меня очень забавляло, как два мутанта (человека-муравья) лежат под листиком и борются с желанием поработать.

Теперь Баранкиным был я. Мучительно хотелось встать и пойти куда-нибудь, сделать деловой звонок, написать отчет, наконец! Ночью я не выдержал, врубил комп и полез в Интернет. Моей целью были не порносайты и даже не любимый anekdot.ru. Морщась от стыда, я собирал материал для аналитического отчета об издательской деятельности на русскоязычном пространстве. В августе месяце! Когда издаются только учебники к новому учебному году! Все новинки приберегают к сентябрьской выставке, поэтому отчет мой состоял сплошь из анонсов.

Так я продержался три дня. Пил пиво, собирал информацию и разговаривал сам с собой.

Все это время природа вела себя соответственно – дождь лил, река пухла, гром гремел. По крыше, по подоконнику, казалось, по моей голове непрерывно и монотонно барабанило. Город превратился в пародию на Венецию. Вместо гондол плавали машины и куски какой-то крашеной жести. Фрицы бежали из домов, как из Минского котла в 1944 году. И при этом умудрялись лучезарно улыбаться.

Потом у меня кончилось пиво. И тут выяснилось, что магазины не работают. Оно и понятно: как продавцы доберутся до прилавков, если прилавки уже на глубине полутора метров?

Я сцепил зубы и решил держаться на концентратах. Их у меня было в избытке – из лени я закупался разово и надолго.

И тут отрубило электричество!

Я раньше не представлял себе, насколько современный человек беспомощен без переменного электрического тока. Невозможно ни поесть, ни умыться, ни позвонить кому-нибудь. Дом начали эвакуировать. Вернее, пришли ко мне и объяснили, что я последний дурак – и в прямом и в переносном смысле. Все уже смылись – практически в прямом смысле этого слова. Это стало последней каплей в потоке влаги, выпавшей на мою несчастную голову.

Я схватил предусмотрительно заряженный мобильник и набрал номер Вилли.

– Привет! – бодро сказал я. – Как дела?

– Отлично! – радостно завопил он.

На заднем фоне послышалось подозрительное не то журчание, не то хлюпанье.

– Как жена? – продолжал я оптимистическую комедию. – В порядке?

– В полном! Я как раз у нее (раздался характерный звук упавшего в воду большого плоского предмета), ее больницу эвакуируют!

– Отлично! Я придумал, чем мне заняться!

– О’кей! – отозвался Вилли. – А ты можешь перезвонить через одиннадцать минут? Я несу носилки. А еще лучше позвони боссу, он уже в городе.

Босс мое предложение выслушал настороженно. У него вызывало законное сомнение мое рвение. Тем более что заключалось оно в стремлении отправиться в одну из стран СНГ и выяснить, что там за пародию на «Гарри Поттера» написали местные умельцы. Как оказалось, эти книги уже попали в поле его зрения, но босс считал, что связываться с ними опасно.

– Это может быть интересно, – не сдавался я. – Правообладатели уже сообщили, что ничего против не имеют… Что? Нет, иск они подали против другой пародии… Нет, это не мои друзья, я никого там не знаю. Я готов на время командировки получать половину жалованья.

Последний аргумент возымел действие. Какая разница, где я буду получать половину оклада?

Положив трубку, я понял, что совершил непростительную оплошность – не уточнил, кто оплачивает проезд. Это означало, что оплачивать его буду я. Перезванивать не хотелось: шеф мог и передумать.

Отключив телефон, я принялся укладывать чемодан при свечах. При этом я мельком вспомнил, что знакомые в этой стране СНГ у меня как раз были. У меня там была Катя. Но она именно «была», в прошедшем времени. «После сегодняшнего свидания министров на яхте никакое сближение невозможно».

А то, что я еду в город, где Катя живет, чистой воды совпадение.

Я выглянул в окно. Там плескалась тяжелая и грязная вода.